Читать книгу Destroyed. Падшие ангелы - Виолетта Роман - Страница 9

Он был огромным, словно скала нерушимая. Раза в два больше Хищника. Мужчина стоял в дверях комнаты, заполонив собой буквально весь проем. Из-под насупленных бровей на меня смотрели два черных, как ночь, глаза. Пронизывали насквозь, раздевали. Его взгляд был отвратителен, пронизан похотью, предвкушением. Этот взгляд заставлял меня сжиматься от страха.

– Г-де Д-дэн? – испуганно уставившись на незваного гостя, медленно отступаю назад.

– Дениска отдыхает, – произносит мужчина нараспев хриплым, прокуренным голосом, заставляя стыть в моих венах кровь. – Я тебя еще вчера заприметил, – остановившись на полпути, окидывает меня омерзительно-плотоядным взглядом.

– Хищник! – выпаливаю испуганно. – Он меня сюда привез! Сказал никому больше не приближаться!

– Да? А я вот не слышал, – слегка склонив голову вбок, улыбается этот урод. – Зато видел, как он тебя в комнату вчера на плече тащил.

– Хищник по два раза баб не пользует. Анька не позволит им такой роскоши. А ты, милая, такая сладкая. Поверь, я лучше, старше, опытнее… Тебе понравится, деточка, – подойдя ко мне, дотрагивается указательным пальцем до яремной ямки, ведет дорожку вниз, к груди, оттягивая книзу ворот футболки. А мне от охватившего ужаса кричать хочется во все горло. Только страх сковал ледяными оковами. Ни звука не выходит из груди. Смотрю в глаза его дикие, и даже вздохнуть не могу. Только слезы градом по щекам.

Понимаю, что на этот раз чуда не произойдет. Он ведь не остановится. Не пощадит, как Руслан. От Дэна, и правда, помощи никакой… О чем ты только думала, дурочка? Что Хищник – Бог для них? Раз сказал, значит, все беспрекословно подчинятся?

От его мерзких прикосновений тошнота душит. Я борюсь из последних сил. Отбиваюсь, что есть мочи, от цепких рук омерзительного типа, дышащего мне в лицо перегаром, пытающегося поймать мои губы, поцеловать.

– Давай, крошка, сопротивляйся! Это так заводит, – ржет во всю глотку, скручивая мои руки. Только я не слышу его. В голове – пустота, и столько силы во мне откуда-то. Упираясь ладонями в его грудь, толкаю так сильно, что мужчина, не ожидавший отпора, отлетает от меня на пару шагов. Я пытаюсь сбежать. Я должна добраться до двери, во что бы то ни стало. Только он все равно быстрее меня. Голову пронизывает острая боль, и меня рывком откидывает назад. Я падаю на пол, под ноги обидчику, в то время как он крепко сжимает в руках мои волосы.

– Отпусти! – крик получается таким истошным, таким громким. Из глаз – целые водопады слез. А этот урод, словно издеваясь, рвет мои волосы.

– Мне надоело все это, – тянет меня волоком к кровати.

– Не смей трогать меня, урод, – что есть мочи колочу его руками. Только для него мои удары – словно комариные укусы. Грубо схватив меня в охапку, он бросает меня на постель. А когда я чувствую на себе тяжесть его тела, словно с ума схожу. С неистовой силой вонзаю ногти в его лицо. Насильник рычит. Сбросив мои руки, прижимает их к матрацу.

– Ах, ты ж, сука! Изуродую, падла, – яростно кричит он, разрывая футболку Руслана на мелкие кусочки.

Я же извиваюсь, стараясь вцепиться зубами в его руку, да во что угодно, лишь бы дотянуться, лишь бы причинить этой сволочи боль, насколько могу. В меня будто зверь бешеный вселился, так и рвется наружу, готов голыми руками, ногтями, зубами этой мрази глотку перегрызть.

Его лицо напряжено. Он изо всех сил сдерживает мое сопротивление. Я так сильно сжимаю свои ноги, что мышцы начинает сводить болезненными судорогами. Понимаю, что это мой последний рубеж защиты. Только мужчина с легкостью преодолевает его. Грубо раздвигает мои ноги своими коленями, устраиваясь между ними. Сжимая одной рукой мои запястья, другой тянется куда-то книзу.

Слышу звук расстёгивающейся ширинки, и паника вконец охватывает меня. Парализованная ужасом, только и могу, что беззвучно рыдать, наблюдая за действиями насильника. А когда, вконец потеряв всякую надежду на спасение, зажмурившись, замираю в ожидании его вторжения, слышатся громкие удары в дверь.

– Руслан! – его имя само собой вылетает из моего пересохшего рта. Я уверена, что это он за дверью. Не знаю, почему, чувствую. И осознание того, что он здесь, рядом, вбрасывает в мой обессиленный организм новый всплеск адреналина. Я, словно змея, извиваюсь в хватке рук насильника, стараюсь нанести ему хоть какой-нибудь вред. Только бы потянуть время. Только бы дождаться Хищника.

– Угомонись уже, тварь, – рычит эта сволочь, взбешенный тем, что ему могут помешать. Одна его рука сжимается на моем горле, в то время как второй он разрывает мои трусики.

– Помогите! – хриплю из последних сил. Воздуха не хватает, перед глазами – пелена красная. Внезапно насильника будто что-то поднимает в воздух, отрывает от меня, и он летит в стену. Громкий шлепок, и мужчина сползает кулем вниз. Вижу промелькнувшее лицо Хищника над собой, одна секунда, кажется, видение.

Приподнимаюсь на постели, дрожа, и сквозь пелену слез вижу, как Руслан избивает амбала, остервенело нанося тому сокрушительные удары. Он страшен в этот момент, и я зажмуриваюсь, хотя только что желала проклятому насильнику еще худшей участи.Хищник хватает осоловевшего от ударов мужчину за шкирку и вытаскивает за собой в коридор. Бросает на меня взгляд. Еще более дикий, еще более зловещий, чем у моего обидчика. Зверь. Настоящий. Страшный. Опасный.

А я, сидя посередине кровати, испуганная и растерянная, чувствую ее приближение…

До боли знакомые симптомы не предвещают ничего хорошего. Странно, почему только сейчас? Когда опасность миновала, она подбирается ко мне. Паническая атака. Сердце мечется в груди. До боли быстро, до ужаса. Кажется, вот-вот, и остановится. Внутри меня жуткий страшный холод, такой лютый, что я не чувствую ни рук, ни ног. И память возвращает меня в события пятилетней давности. В самый страшный момент моей жизни. Когда взрослые мужские руки так же, как сейчас руки этого мужчины, трогали меня там, где им вздумается. Были грубы и напористы. Когда он шептал мне на ухо мерзости, обдавая перегаром. Ломая напрочь мою детскую психику. А потом следует картина еще страшней этой. Мама вся в крови. Лежит на старом ковре на полу зала. Я вою, прижимаю к себе ее голову, целую ее ледяной лоб. Заглядываю в ее безжизненные глаза. Мокрая. От чего же я вся мокрая? Я кричу, умоляю ее не оставлять меня. Умоляю быть сильной, плачу так сильно, так много, что становлюсь полностью мокрой. Только вот слезы мои отчего-то красные и отдают запахом металла.

Нет, я не выдержу ни секунды наедине с ними. Эти воспоминания – самое жуткое чудовище, выпущенное из клетки, спрятанной в глубинах моего сознания. И я боюсь грядущего страха больше, чем насильника, который только что едва не завершил начатое.

Этот страх подстёгивает меня. Все тело словно замирает. Наступает тишина. Внутри меня. Будто кто-то выключил все до единой эмоции, повернув переключатель громкости на ноль. Оглядываюсь по сторонам. Зрение настолько четкое, до рези в глазах. Комната абсолютно пуста, со стороны коридора слышатся мужские голоса, вперемешку со звериным ревом. Хищник. Это он исходит яростью.

Вскакиваю с кровати. Футболка, отданная мне вчера Русланом – сплошные лохмотья. Прижимаю разодранную ткань к груди, пытаясь хоть немного прикрыться. С грохочущим сердцем приближаюсь к дверному проему. Межкомнатная дверь представляет собой жалкое зрелище – висит на одной петле, вот-вот, и оборвется. Прислонившись к стене, пытаюсь вслушаться в разговор.

– Все остальные – в подвал! У нас разговор серьезный, – звучит напряженный голос Хищника, и следом за сказанным раздается топот ног. Зажмуриваюсь, закусывая до боли ладонь. Чтобы не спасовать, не передумать. Знаю, что если побег не удастся, мне конец. Вряд ли разозленный Хищник сжалится над жертвой.

Мысли словно пулеметная очередь. Выстреливают часто и метко.

Они уйдут в подвал, Дэн на улице, я должна попытаться сбежать. Сейчас самый подходящий для этого момент. Лишь бы Хищник не надумал зайти ко мне в комнату. Минут через пять волнительного ожидания, наконец-то в доме воцаряется тишина. Осторожно выглядываю из своего укрытия. Коридор пуст. Мелкими перебежками направляюсь в сторону лестницы. Наклонившись через парапет, оглядываю помещение гостиной. Убедившись в том, что комната абсолютно пуста, спускаюсь вниз. Преодолев гостиную, попадаю в коридор, ведущий напрямую к выходу. Вот она – свобода. Так близка, всего в нескольких шагах от меня. Но только когда моя рука уже тянется к заветной ручке двери, за спиной раздается гневный голос:

– Стоять!

Замираю. Сердце в груди грохочет. Да так сильно и громко, что меня буквально подкидывает на месте. Медленно поворачиваю голову и встречаю на себе ненавистный взгляд женских глаз.

– Куда-то собралась, мышка? – спрашивает Аня, только вот я не слышу ее. Все мое внимание сосредоточено на черном дуле пистолета, направленном точно в мою грудь.

– Отпусти меня, п-пожалуйста, – слезы текут по щекам, слова получаются скомканными. Меня охватывает паника.

– На тебе, что, его футболка? – слегка склонив голову набок, спрашивает она.

– Аня, ты ведь понимаешь, что я здесь против воли… Он не нужен мне. Отпусти, и больше ты обо мне никогда не услышишь, – слезы катятся ручьем, приходится то и дело смахивать их с глаз.

Аня молчит. Окидывает меня надменным взглядом. В ее глазах столько незаслуженной ревности и злости по отношению ко мне… Мне кажется, все это время я даже не дышу. Когда с ее губ слетает тихий ответ, я не сразу понимаю суть того, что она сказала.

– Я тебя не видела. Если поймают, и сдашь меня, я пристрелю тебя, поняла? – шипит Аня, разозленная тем, что все это время я стою, словно статуя неживая.

– Чего ждешь, проваливай, – опустив дуло пистолета, приближается ко мне и, открыв дверь, выталкивает меня наружу. И только очутившись на крыльце дома, я прихожу в себя.

Говорят, в состоянии шока человек способен совершить невероятное. Когда-то я слышала, что одна женщина, спасая своего ребенка, подняла в одиночку машину, под которой вследствие ДТП было зажато ее чадо. А еще, под самыми нашими окнами как-то сбили девочку-подростка. Так вот та, вскочив на ноги после столкновения, помчалась со всех ног в сторону дома. Я знала ее, знала, где она живет. Пробежала девчонка около двух километров, а дома не смогла с дивана встать: оказалось, что у нее закрытый перелом голени.

Что-то подобное происходило сейчас со мной. После столкновения с Аней и нескольких минут, проведенных с нацеленным на меня дулом пистолета, честно говоря, я уже успела проститься с жизнью. Отчего-то была уверена, кто-кто, а она не пощадит – пристрелит, и глазом не моргнет.

И вот когда за моей спиной захлопнулась дверь, а глаза ослепил солнечный свет, во мне будто что-то переключилось. Сорвавшись с места, я пулей метнулась к выходу.

Не знаю, откуда во мне взялось столько силы. Ничего не помню из своего побега. Помню только, что в голове одна лишь мысль была: бежать. Как можно быстрее, как можно дальше.

Я не разбирала пути перед собой. Мчалась со всех ног, куда глаза глядят. Было так страшно, что я даже не чувствовала боли от осколков стекла, сухих колючих веток и другого мусора, больно врезающегося в голые ступни моих ног.

Страх заполонил мой разум, лишив способности рассуждать. Мне постоянно казалось, что они сзади. Преследуют меня. Еще чуть-чуть – и догонят. Вот-вот – и сзади на меня опустится тяжесть мужского тела, придавит к земле, расплющив под своим весом. И все! Вот тогда будет действительно все! Изнасилуют, изобьют, убьют. Эти жуткие перспективы в моей голове подстегивали, не давали ни на миг остановиться.

Не знаю, как мне это удалось, как я смогла убежать. Как смогла преодолеть такое огромное расстояние? Очнулась я уже в полицейской машине, везущей меня к дому. На меня была накинута чужая мужская куртка. Видимо, один из сотрудников правопорядка пожертвовал своей одеждой, чтобы хоть как-то компенсировать мое жалкое одеяние.

После мне рассказали, что я сама прибежала в отделение полиции. Зашла на первый этаж и стала рыдать, умоляя о помощи.

Полицейские пытались добиться от меня показаний, хоть какой-то информации. Только вот кроме имени своего приемного отца и адреса их квартиры я ничего выдавить из себя так и не смогла.

Едва машина полицейских подъехала к подъезду дома Евы и Кая, дверца машины открылась, и меня буквально вытянули наружу сильные мужские руки.

Он никогда еще не показывал мне своих чувств. Были наставления, укоры, советы, но всегда присутствовала холодная сдержанность. А сейчас он впервые так вел себя. Держал меня на руках, словно маленького ребенка. Прижимал меня к себе так крепко, что аж ребра заболели.

– Николай Германович, мы так и не смогли от нее и слова услышать вразумительного. Нам нужно как-то узнать у нее подробности произошедшего, – выйдя из машины, обращается к Каю полицейский.

– Какие показания? Разве не видите, ребенок в шоке. Ей в себя нужно прийти, – бросает он раздраженно, усмиряя офицеров пренебрежительным взглядом.

– Но для поимки похитителей нам нужна информация. По горячим следам проще будет их найти, чем спустя время, – не отстает упрямый полицейский.

– Пройдемте в квартиру. Я подпишу все, что нужно, поговорим наедине,– рычит Кай и, не дожидаясь ответа, развернувшись, направляется вместе со мной к подъезду.

Наверное, я все еще не верила в происходящее. В свое удавшееся спасение. В то, что Руслан, со всей своей бандой отморозков, остался далеко позади. Даже будучи тесно прижатой к груди Кая, я все равно была в каком-то оцепенении. А вот когда мы переступили порог квартиры, и я почувствовала запах родного дома, меня затрясло. Слезы хлынули из глаз ручьями. Беззвучно и неумолимо. Меня трясло, будто в лихорадке. Кай, заметив мою панику, только крепче прижал к себе, ускорив шаг.

Зайдя в мою комнату, уселся на кровать вместе со мной на руках. Я плакала. Навзрыд. До тошноты, до удушья. До невыносимой пульсации в висках. Вместе с горькими слезами из меня выходил весь ужас пережитого. Кай терпеливо держал меня на руках, молча гладил по спине, покачивая словно маленького ребенка.

– Тише, девочка, все хорошо, – его тихий, уверенный голос успокаивал меня, постепенно сводя истерику на нет. Вдоволь наплакавшись, я притихла, находясь в уютном коконе его рук.

– Заходи, – говорит Кай, смотря куда-то в сторону. Оторвав от его груди лицо, вижу стоящую в дверях Еву. Заплаканную, испуганную, обнимающую руками живот. А когда ее глаза встречаются с моими, меня словно ударом молнии поражает осознание действительности.

Я вижу в глубине ее печальных глаз столько всего… и это слишком, чересчур для меня. В них столько любви, столько боли, столько страха. За меня. Мне так больно. Щемит в груди, до зуда, до скрежета. Какой же я была дурочкой все это время! Замыкалась, жила в своем горе, считала себя одинокой, не понятой никем. А ведь все это время у меня была настоящая семья. Эти люди, хоть и не родные мне по крови, смогли стать ближе таковых.

– Крис! – бросается она к нам. Я соскакиваю с колен Кая, несусь навстречу ей. Падаю в ее объятия. Хочется прижать ее к себе сильно-сильно, так, как только что сжимал меня в объятиях Кай. Вот только не могу. Боюсь навредить своему братику.

– Девочка моя, живая, – сквозь рыдания вырывается у Евы. А я только и могу, что в ответ кивнуть.

– Пойду, провожу полицейских, – поднимается с кровати Кай, направляясь к дверям. Когда он проходит мимо, не размыкая объятий с Евой, я хватаю его за ткань рукава рубашки.

– Спасибо, – заглядываю в его глаза, с ужасом для себя отмечаю, насколько плохо он выглядит. Лицо бледное, осунувшееся, под глазами синяки, а во взгляде лихорадочный блеск.

– Я его из-под земли достану, обещаю, Кристин. Ты только не бойся ничего, хорошо? – эти тихие слова, сказанные с каменной твердостью, уверенностью, вселяют в меня столько силы и надежды на лучшее… Сквозь пелену слез киваю в ответ, тронутая до глубины души его заботой и желанием защищать меня от всех напастей.

Как только дверь спальни закрывается, оставляя нас с Евой наедине, мы усаживаемся с ней на постель.

Я прижимаюсь к ней, а она не выпускает меня из объятий. Все гладит по голове, зацеловывая мои волосы. Точно так же, как делает всегда с Алисой и Аришей, желая унять их плач или боль. Всегда удивлялась, глядя на эту картину. Никак не могла понять, как простые объятия могут справиться с болезнью лучше лекарства? И только теперь, испытав на себе, поняла… Отпускает. Рядом с ней потихоньку, но неотвратимо отдаляются от меня паника, страх. Дышать становится легче, и больше не трясет от страха.

Мы молчим. Ева ни одного вопроса не задает. Спасибо ей за это. Потому что я бы ничего не смогла ей ответить. Хочется поскорее забыть обо всем, как о страшном сне.

Из-за двери слышатся приглушенные мужские голоса. Но даже так, не разбирая слов, я могу с точностью определить, какой из голосов принадлежит Каю. Как всегда доминирующий, жесткий, не признающий компромиссов. Кай, защищающий свою территорию, своих женщин – зрелище не для слабонервных. Как бы ни были напористы полицейские, он не подпустит к нам никого.

– Где малышки? – мой ломаный, хриплый голос нарушает тишину, воцарившуюся между нами.

– Уложила недавно, – шепчет Ева. – Всю ночь не спали вместе с нами, словно чувствовали, что что-то не в порядке.

– Как ты? Как малыш? – отстраняюсь от Евы, смотря на ее живот.

– Все в порядке, милая. Не волнуйся. Теперь все в порядке, – улыбается она, проводя по моему лицу рукой. По-матерински нежно, с любовью. А мне кажется, что после сегодняшней ночи она лет на десять постарела. Такая измученная, изможденная. И все из-за моей неосмотрительности, доверчивости. Если бы тогда я не повелась на привлекательную внешность Хищника, не высматривала его весь вечер, словно зачарованная, может, ничего бы и не произошло. Держалась бы возле Кая и Евы, оставаясь в безопасности.

– Я пойду в душ, хорошо? – стараюсь держаться, не показывать ей своих слез, которые уже душат, не давая вздохнуть полной грудью. Ей ведь нервничать совершенно нельзя.

– Хорошо, милая. Ты мне скажи только, – не договорив, замолкает. Бросает на меня неуверенный взгляд. – Тебе больно не сделали?

– Нет, – ни секунды не медля, отвечаю я. Понимаю, о чем она. – Мне, можно сказать, крупно повезло. Никто меня не обидел, – встаю с кровати, запахивая посильнее на себе полы куртки, чтобы, не дай Бог, Ева не увидела мое жалкое одеяние.

– Хорошо, – с облегчением вздыхает она. – Иди, купайся, я пока тебе приготовлю твои любимые макароны с сыром.

– Спасибо, – выдавив из себя улыбку, выхожу из комнаты.

В ванной, не теряя ни секунды, сбрасываю с себя одежду и залезаю в душ. Долго стою под обжигающе горячими струями воды, желая смыть с себя всю мерзость сегодняшнего и вчерашнего дней. Блокирую мысли, лезущие в голову. Пытаюсь закрыться от эмоций, одолевающих меня. Знаю, что, если дам слабину, еще больше расстрою Еву и Кая. Я просто не имею права на проявление слабости. Хватит. Настрадалась уже на всю жизнь вперед. Пора становиться сильной.

Выйдя из душа, закутываюсь в махровый халат. Мягкая теплая ткань дарит ощущение комфорта. В этом доме всегда так. Кругом царит атмосфера любви и нежности, я вообще ни разу не слышала, чтобы Кай с Евой о чем-нибудь ругались. Как бы ни был грозен и суров этот мужчина, на его женщину его брутальность не распространяется.

Прежде, чем выйти из комнаты, бросаю мимолетный взгляд на брошенную кучу одежды посередине комнаты. Что-то из увиденного там не дает мне покоя… не позволяет уйти просто так…

***

Идя по коридору, слышу приглушенные голоса, доносящиеся со стороны кухни.

– Кай, прошу тебя, не нужно сейчас донимать ее расспросами. Мне не меньше тебя хочется узнать обо всем, но она такое пережила… дай ей отойти, – в голосе Евы столько неподдельного сострадания, столько нежности щемящей, что мне снова не по себе становится. Не привыкла я к такому вниманию.

– Ева, думаешь, мне доставляет удовольствие мучить ее? Только вот полицейские правы. По горячим следам преступников найти будет проще, – парирует Кай. Он настроен более чем решительно, понимаю, что от разговора мне не отвертеться, вот только смогу ли я сейчас рассказать им обо всем? При одной мысли, что придется все вспомнить, тошнота к горлу подкатывает. Нет. Не сейчас. Чуть позже. Резко меняю маршрут, сворачивая по коридору. Быстрым шагом приближаюсь к двери комнаты, где мне точно станет легче.

Подойдя к двери, приоткрываю ее. Стараюсь действовать как можно тише, чтобы не разбудить малышек. Вот только никто и не думал спать. Две разбойницы заняты игрой. Переговариваются хитрюги шепотом, дабы не быть никем услышанными. Повернув головки на звук открывающейся двери и увидев меня в проеме, девочки подскакивают с мест и со всех ног несутся в мою сторону.

– Клис!! – восклицает Алиса, успев первой добежать до меня и запрыгнуть на шею.

– Клистина! – смеется Ариша, запрыгивая сверху Алисы, после чего мы, весело смеясь, дружно валимся на пол.

Следующие несколько минут щекочу малышек, наслаждаюсь их заливистым смехом. Зацеловываю их пушистые головки, пухлые щечки. Вдыхаю их аромат. Аромат безмятежного безграничного счастья. Эти девочки для меня – самая сладкая в мире сладость.

– Кристина! – внезапно за спиной раздается голос Кая. Передышка оказалась до обидного короткой. Поднимаю на него взгляд, вижу, что мужчина настроен серьезно, поэтому трусливо оттягиваю момент, продолжая ворковать с ангелочками.

– Девочки, поиграйте сами. Кристина скоро подойдет к вам, – не выдерживая долгого ожидания, говорит Кай.

– Ну, па-ап, мы так соскучились по тете, можно, мы поиграем с ней в гелоев в масках? – протестует Алиса.

– Клис, ты будешь Геко, – подает мне фигурку человечка Ариша. Героя их любимого с Алисой мультфильма. – Алиса будет Ает, а я буду Кэт-боем, – радостно восклицает Ариша.

– Котеночек мой, – целую ее в щечку. – Давай, я с твоим папой поговорю, и вернусь. Тогда и поиграем. Поднимаюсь с пола и направляюсь в сторону ожидающего меня Кая.

– Только сколее, Клис! – кричит Алиса мне вслед.

***

– Кристин, нам все равно придется поговорить об этом, – произносит Кай тихим голосом. Я вижу, что ему тяжело просить меня об этом. Он винит себя во всем случившемся. А мне так хочется их успокоить. Хочется, чтобы уже поскорее мы оставили все это в прошлом и продолжили жить дальше. Ничего ведь не поменялось за эту ночь? Разве нельзя ее просто вычеркнуть из памяти? Стереть подчистую? Чтобы и намека на ее существование не было.

– Девочка моя, – присаживается ко мне Ева, приобнимая за плечи, – мы с тобой. Если ты не хочешь о чем-то говорить, не нужно. Нам просто необходимо знать, не нужна ли тебе помощь…

– И кто это сделал, – рычит Кай, а Ева одаривает его хмурым взглядом.

– Нет, все в порядке, – набрав полную грудь воздуха, стараюсь, чтобы голос был твердым, уверенным, – на вечере ко мне подошел парень, лет 25. Он… приставил к моему боку пистолет и велел следовать за ним. У меня не было ни единого шанса дать вам знать… – подняв глаза, вижу, как напряжено тело Кая. Он весь – словно струна натянутая. Лицо каменное, а во взгляде столько злости, что даже Руслан по сравнению с ним – пай-мальчик.

Я рассказываю им о времени пребывания в доме с бандой Руслана. Упускаю только особо неудобные и волнительные моменты… Не хочу давать лишний повод к волнению и злости. Кай и так еле в руках себя держит, а у беременной Евы глаза на мокром месте.

– Он назвал себя как-то, твой похититель? Для чего он это сделал? – спрашивает Ева, как только я заканчиваю свой рассказ.

– Его все называют Хищник… я так поняла, он главарь банды. Сказал, чтобы за похищение я поблагодарила своего отца, – поднимаю глаза на Кая, вижу, что лицо мужчины сосредоточено, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую полоску. Рассуждает, пытается вспомнить, кто из его многочисленных врагов мог покуситься на его семью. – Я так поняла, он тебя ненавидит, и хочет отомстить за что-то, – пожимаю плечами, не отводя от него взгляда.

– Хищник… – повторяет Ева, задумчиво глядя в окно. – Я не знаю никого с таким прозвищем, – переводит удивленно-взволнованный взгляд на Кая.

– Руслан, – слетает с моих губ прежде, чем я понимаю, что назвала его имя. Кай и Ева, словно по команде, одновременно переводят на меня удивленные взгляды.

– Руслан? – переспрашивает Ева, приближаясь ко мне.

– Да, его так зовут, – зажмуриваюсь, пытаюсь унять дрожь в руках. Даже при одном звучании ненавистного мне имени накрывает паникой. Перед глазами, словно призрак – его образ. Темный, будто безлунная ночь, взгляд мужчины, проникающий в самые потаенные глубины моей души. И снова накрывает лавиной незнакомых эмоций, пугающе сильных, противоречивых. Распахнув глаза, делаю глубокий вдох. Пытаюсь успокоиться. Поднимаю взгляд. В первые секунды даже замираю от шока. Вижу, как буквально на глазах темнеет лицо Кая, а на лбу мужчины проступает испарина. Он неотрывно смотрит на Еву, а она – на него. И кажется мне, что они знают намного больше меня.

***

Весь оставшийся вечер я провожу вместе с малышками. Стараюсь не думать ни о чем. Абстрагируюсь. Рядом с сестренками это получается лучше всего.

Ева словно замыкается в себе после нашего разговора. Прячется в кухне, прикрываясь готовкой ужина. Кай, конечно же, не дома. Уверена, спустил всех собак в поисках моего обидчика.

Искупав девочек, укладываю их в кровать. Но маленькие шалуньи никак не хотят отпускать меня без сказки на ночь. Я с огромным удовольствием, когда гощу у Евы с Каем, рассказываю им истории, которые знаю наизусть с самого детства. Сказки, что читала мне моя мама перед сном. Малюткам очень нравятся мои истории. В них добро – сильное и прекрасное, а зло – мелочное, алчное и жалкое. Вот только сегодня, как ни стараюсь, не могу выдавить из себя хорошей истории. Ловлю себя на мысли: я с упоением описываю завораживающе-притягательную внешность главного злодея моих сказочных грез.

Перед сном захожу в кухню. Ева сидит, повернувшись к окну, нервно перебирает пальцами по корпусу телефона.

– Все в порядке? – спрашиваю ее, подходя поближе. Она украдкой вытирает слезы с глаз, улыбается, поворачиваясь ко мне.

– Все в порядке, милая. Может, ты все-таки поешь?

– Нет, спасибо. Я не голодна, – пожимаю плечами, посылая ей виноватую улыбку.

– Хорошо, милая, – она встаёт со стула, придерживая живот. – Я приготовила тебе лекарство. Ничего серьезного, просто успокоительное на травках. Я пью его иногда, – протягивает мне стакан, наполовину заполненный янтарного цвета жидкостью.

Без единого слова принимаю его, осушаю до дна. Больше всего на свете мечтаю упасть и забыться спасительным сном. Хотя понимаю, что, оставшись наедине в темной комнате, буду метаться по кровати без единого намека на сон, одолеваемая неприятными воспоминаниями.

Дойдя до своей комнаты, залезаю в кровать, накрываясь с головой покрывалом. На удивление, в голове непривычно тихо, спокойно. Мысли, словно в тягучем киселе, представляют собой незаконченные бессвязные образы. Что-то абстрактное.

Только вот одно не дает покоя. Долго не могу понять, что именно. А когда наконец-то дохожу своим заторможенным от лекарств умом до истины, подскакиваю на месте от удивления.

Я чувствую его. Я дышу им. Он везде: вокруг меня, внутри. Я, словно поролоновая губка, впитала его в себя, и сейчас он сочится из каждой моей поры.

Его запах.

Ни душ, ни Евино успокоительное не в силах справиться с мощью влияния на меня этого аромата. Вслед за пониманием на меня, словно из прорвавшейся плотины, нахлынули чувства. Странные, пугающие, незнакомые, развратные… Я будто чувствую прикосновения его рук. Наш поцелуй… отобранный у меня, но такой, после которого прежним уже не будешь. И темнота в глубине его глаз, пугающе непроходимая, пропитанная обжигающей ненавистью.

Вскочив с постели, отодвигаю дверцу шкафа. Присев на корточки, протягиваю руки к самой стенке шкафа, в самый дальний угол. Из-под вороха белья достаю маленький комочек ткани. Приподнимаю и расправляю его. Смотрю, словно завороженная, на футболку с разорванным воротом, хранящую его запах… Дурманящий, грешный. Запах из моих самых потаенных эротических грез. Грез, в которых даже самой себе стыдно признаться.

***

Ночь прошла на удивление спокойно. Уснуть получилось не сразу, конечно, но когда, наконец-таки, долгожданное забытье накрыло меня, стало хорошо. Разбудили меня звонкие голоса малышек, доносящиеся из коридора. Поднявшись с постели, я накинула на плечи халат и направилась к выходу, желая поскорее увидеть моих крошек.

Я застала их в кухне. Сразу всех. Так удивительно было видеть эту семью в полном составе. Вечно занятый Кай постоянно пропадает на работе. Девчонки уже пошли в садик, где завели кучу новых друзей. И только мы с Евой – одинокие постояльцы квартиры. А здесь вся семья за столом. Завтракают ароматными блинчиками с чаем.

– Кристиночка, доброе утро! – заметив меня в дверях, восклицает Ева, вытирая испачканные сметаной щечки Ариши.

– Доброе, – улыбаюсь, проходя вглубь комнаты.

– Садись за стол, я блинчиков напекла, – слишком уж бодро и весело произносит Ева. Мечется по комнате. То за тарелкой побежит, то к плите метнется. Складывается впечатление, будто она делает это специально. Не хочет встречаться со мной даже взглядом.

– Ева, сядь на место. Кристина, у нас для тебя новость, – подтверждает мои догадки Кай. Ева, услышав грозный голос мужа, кивает и, понурив голову, подходит к детским стульчикам, за которыми вовсю уплетают завтрак малышки.

– Кристина, – Кай отставляет подальше от себя пустую кружку из-под кофе, поднимает на меня взгляд. И в глубине его карих глаз я читаю свой приговор. Сердце замирает от страха в ожидании его слов.

– Мы приняли с Евой обоюдное решение: на лето ты уезжаешь к бабушке. Я приставлю к тебе охрану. Пока здесь не решится вопрос безопасности, ты побудешь там.

– Хорошо, – киваю, с удивлением смотря на них. Не могу понять, почему все такие нахмуренные. Я и так, честно говоря, собиралась на каникулах у бабушки пожить.

– А когда я уезжаю?

– Сегодня. Через полтора часа за тобой приедет машина, – произносит Кай. А я смотрю на него растерянно.

– Но… могу я хотя бы пару дней с девочками провести… Я так скучаю по ним, мы ведь три месяца не виделись, – едва ли не плачу от обиды.

– Нет. Уезжаешь сегодня. Все решено, – произносит он тоном, не терпящим возражений. Поднимается из-за стола и, ни с кем не попрощавшись, выходит из комнаты, что совсем не похоже на него.