Читать книгу Паломник. Том 1 - Виталий Литвин - Страница 3

Отряд легата Бертрана, оставив Косту на попечение проводника, ушёл далеко вперёд, и настичь их удалось только к вечеру на окраине небольшого города. Орион не желал переходить на галоп, чему Коста был только рад, в седле он по-прежнему чувствовал себя неуверенно и предпочёл бы двигаться пешком, но наставника мнение ученика не интересовало.

Зная повадки своего коня, Арон отнёсся к этому с пониманием, а Коста был занят мыслями о побоище в лесу. Перед глазами то и дело всплывали кровавые подробности и лицо главаря в момент смерти. После убийства Коста уже не знал, кто он теперь, монах или воин и пришёл к выводу, что ни тот и ни другой.

Монахом он никогда не был и теперь уже им не станет, а воин из него никудышный, даже наставник признавал это. В первый же день своего пребывания вне стен обители, он нарушил одну из главных христианских заповедей. Теперь спасти его душу от Гиены Огненной могло только покаяние. Он надеялся, что в Святой земле сможет обрести его и искупить свой грех, иначе, зачем всё это? Всю дорогу до поселения он продолжал молиться и почти не обращал внимания на происходящее вокруг.

Если бы он пригляделся, то заметил многочисленные убранные поля, покинутые крестьянские жилища и отпечатки сотен ног и копыт, ведущие к городу. Помимо приближающейся зимы, этому было и другое объяснение. Вряд ли Коста заметил и это, поскольку никогда прежде не бывал в этих местах. Если монахи только догадывались о назревающих событиях, то горожане уже испытали на себе последствия Клермонского призыва[14] Главы Святого Престола. Последний месяц город переживал нашествие крестьян со всей округи.

Уже на подъезде к городу, навстречу попалась небольшая группа всадников во главе с городским стражником. Обменявшись приветствием с Ароном, стражник посоветовал торопиться, чтобы успеть до темноты. В ответ наставник только поблагодарил и проводил его взглядом. По мере приближения к городу шум нарастал, пока не превратился в непрерывный поток звуков многолюдной толпы.

Пересекая каменный мост и въездные ворота города, Коста пребывал в замешательстве. Такого скопления людей он никогда прежде не видел. На небольшой площади вблизи ворот и прилегающих улицах их были тысячи. Повсеместно горели факелы и костры, распространяя скудный свет и тепло. Тут и там вокруг жаровен, собирались группы людей, но основная часть была поглощена проповедью.

 —…От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан, опустошил их мечом, грабежами, огнём, самих же погубил постыдным умерщвлением, а церкви Божьи либо срыл до основания, либо приспособил для своих обрядов…[15]

Слова проповеди разносились далеко над площадью, и только приблизившись, Коста смог разглядеть говорившего. На возвышении стоял монах-аскет, босиком на камнях, покрытых изморосью, в грубой шерстяной рясе, с посохом в виде креста. Несмотря на присутствие духовенства, его и не думали перебивать, мало того, присутствующие сановники склонили головы и сохраняли почтительную дистанцию.

–…Ибо папа, пастырь наш говорит: «Каждый пусть отвергнет себя и возьмёт на себя крест Христов». Deus lo volt![16] Да будет так! – закончил он проповедь.

На секунду повисло молчание, и раздался многоголосый клич: «Того хочет Бог!», который отразился эхом от городских стен.

В возникшей толчее проповеднику подвели осла и помогли оседлать его. Сопровождаемый духовенством и толпой почитателей, он покинул площадь. Даже восседая верхом, он казался тщедушным, но измождённым не выглядел. В каждом его жесте сквозила уверенность и величие от осознания возложенной на него миссии.

Оживлённо переговариваясь, толпа пришла в движение, расходясь по своим делам. Со всех сторон слышалось: «Того хочет Бог!» и «Да будет так». Вскоре на площади остались только небольшие группы вооружённых людей, сбившиеся вокруг костров.

– Кто это был, наставник? – спросил Коста, стараясь не повышать голоса.

– Брат во Христе, Пётр, по прозвищу Пустынник[17], – Арон ответил шёпотом.

– Откуда он знает, чего хочет Бог? – вопрос прозвучал наивно и немного громче, чем рассчитывал юноша.

– Замолчи, пока беду не накликал, – Арон резко повернулся к ученику, выражая недовольство, – потом поговорим.

Коста и сам уже заметил, что на них стали оглядываться. Возможно, его слова стали причиной этому, а может быть и сам вид монаха, восседающего верхом на коне. Вооружённые кто во что горазд, крестьяне смотрели на Косту с вызовом, но столкнувшись со взглядом Арона, поспешно отводили глаза.

Арон сохранял невозмутимый вид и повернул коня на одну из прилегающих к торговой площади улиц. Судя по всему, он уже бывал здесь и знал, куда направляется. Небольшая группа, похожая по виду на встреченных днём разбойников, увязалась за ними. Коста стал озираться, ожидая нападения со спины, но Арон успокоил его:

– В городе они не опасны, перестань оглядываться и следи за своими вещами. Чем больше ты показываешь свой страх, тем больше рискуешь стать добычей. Усвоил?

– Я не боюсь их, – соврал Коста, воспоминания о происшествии до сих пор преследовали его.

– Тогда перестань оглядываться, – добавил немного подумав: – Опасаться всё-таки стоит, но не следует показывать этого.

Спокойный голос и уверенный вид наставника подействовали, видимо, не только на Косту, сомнительные попутчики свернули в один из проулков, хотя вряд ли они могли расслышать, что именно он говорит. Арон между тем продолжил:

– Избегай встречи с ними за пределами города, а если встретишь, не жди, когда нападут, ударь первым. Надеюсь, ты их запомнил?

– Да, наставник.

– Тогда расскажи мне про них, – Арон внимательно посмотрел на ученика. – Кто из них главный?

– Откуда мне знать? – Коста растерялся.

– А говоришь, запомнил, – Арон усмехнулся. – Тот, что со шрамом и топором. Заметил, как он подавал знаки остальным?

– Нет, наставник.

– Ты должен замечать всё вокруг и знать, откуда может исходить опасность. Сейчас в городе много пришлых, стража не справляется. Убийцу всегда выдают глаза, а взгляд многое может рассказать о намерениях. Поверь мне, иногда косой взгляд говорит больше тысячи слов, – после паузы добавил: – Кажется, мы на месте.

Коста и сам уже догадался, увидев перед постоялым двором привязанных лошадей. Наёмник из отряда Бертрана со скучающим видом прохаживался вдоль коновязи. Завидев монахов, окинул их презрительным взглядом и что-то проговорил себе под нос.

– Привяжи коней и жди меня, я скоро, – Арон спешился и вручил ученику поводья, после чего скрылся за углом почерневшего от копоти здания.

В ожидании наставника, Коста ослабил подпруги, уроки не прошли даром, но проверять подковы не рискнул. Памятуя о наставлениях Арона, стал осматриваться по сторонам. Улицы ничем не отличались от разбитой дороги, ведущей в город, неказистые деревянные дома, кое-где покосившиеся от времени, редкие каменные постройки. На улицу местами падал отсвет костров и факелов, но большая её часть тонула в непроглядной темноте.

Опасность могла таиться повсюду, в тёмных проулках и под стенами любого из домов, оставалось полагаться на слух и надеяться, что присутствие одного из воинов отрезвит любого из лихих людей. Воображение разыгралось, рука против воли потянулась к кинжалу.

– Эй, кастрат, поди сюда, – грубый голос заставил Косту вздрогнуть и оглянуться.

Как ни странно, просьба исходила от того самого воина. Он стоял в нескольких метрах и ухмылялся, сложив руки на рукояти меча.

– Оглох?

– Нет, господин, – Коста сделал пару шагов, но ближе подойти не решился, ощущая исходящую от него угрозу, – я не кастрат, а слуга Господа.

Воин только усмехнулся. Деланно равнодушный вид и жёсткий взгляд бородатого вояки вдвое старше самого Косты, не внушал доверия. Даже с такого расстояния от него разило перегаром.

– Чего встал, подойди, не обижу, – он недобро оскалился.

Коста сделал ещё шаг и решил больше не испытывать судьбу:

– Мой наставник скоро вернётся, я не могу оставлять коней без присмотра.

– Вот и хорошо, – обрадовался тот, – заодно и за нашими присмотришь, я скоро вернусь.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал прочь, пошатываясь на ходу из стороны в сторону. Коста даже не успел испугаться тому, что остался один, а вскоре появился Арон:

– Пошли, нам выделили место в конюшне, – подошёл и стал отвязывать своего коня. Видя, что ученик не торопится, нахмурился: – Надо повторять дважды?

– Я не могу, наставник, – возразил Коста и поспешил объяснить: – Меня попросили присмотреть за лошадьми.

– И ты согласился?

– Моего согласия не спрашивали.

– И кто же?

– Он не назвался. Один из людей господина.

– Будь здесь.

Арон с решительным видом отправился в сторону входа в таверну. Спустя короткое время появился в сопровождении воина, оставившего лошадей. Воин, подойдя к писарю, сплюнул на землю и намеревался что-то сказать, но посмотрел на его наставника и осекся. Арон с безразличным видом отвязал коня и приказал ученику следовать за ним. Вместо слов благодарности, Коста расслышал шёпот вояки вслед:

– Щенок, ты ещё пожалеешь…

Никому, кроме Косты они адресованы быть не могли, но юноша, по привычке пропустил оскорбление мимо ушей.

– Не позволяй никому помыкать собой. Можешь всегда сослаться на меня. Легат Бертран и десятник Пьер – исключение, остальные, такие же наёмники, как и мы. Даже господин твоего господина тебе не господин, ты понял меня?

– Я не решился перечить.

– Значит, испугался, но об этом мы уже говорили.

– Не думал, что это относится и к своим, – Коста предпринял попытку оправдаться, но сделал только хуже, Арон проговорил с досадой:

– Это касается всех, свои они только в бою. Любой из них может ударить в спину, позарившись на трофеи или приревновав к заслугам. Запомни, пока не заставишь себя уважать, каждый встречный будет пытаться убить тебя и раздеть, бросив тело на поживу воронью.

Последние слова наставника заставили Косту задуматься о том, где он оказался по воле отца Симона. Вряд ли настоятель не знал, что ожидает послушника за стенами обители, но помнил также и его напутствие. Пожалуй, ему повезло, что в сопровождении оказался брат Арон, а не один из других братьев во Христе. Размышляя над этим, он механически выполнял все указания наставника, стараясь ничего не упустить.

В конюшне оказалось сыро, но тепло. Арон придирчиво осмотрел помещение и выбрал самый чистый угол ближе к выходу и приказал натаскать соломы. Распрягая коня, Коста снял перемётную сумку. Она оказалась тяжёлой, решил, что показалось с усталости. Сняв седло и обтерев Ориона сухой соломой, определил его в денник. Под присмотром Арона, осмотрел подковы, накормил и напоил обоих коней. Арон отлучился, чтобы принести ужин, а у Косты выдалась свободная минута.

Коста решил проверить припасы и наткнулся на плотный свёрток из овчины. Сначала подумал, что Арон по ошибке оставил свои вещи, но вскоре убедился в обратном. Откуда у монаха, пусть и воина могло быть столько золота и серебра? Вспомнив, как главарь рылся в седельных сумках Ориона, Коста нашёл объяснение неожиданной находке и оказался перед выбором. С учётом доли в трофеях, о казне главаря надо было сообщить легату, но и конюшню покидать нельзя, оставалось дожидаться возвращения наставника.

Озираясь по сторонам, Коста убрал свёрток в суму, радуясь, что поблизости никого не оказалось. Неизвестно как отнеслись бы к этому остальные, найди он клад при свидетелях. Убрав сумку в дальний угол, присыпал её соломой и сел сверху. В таком положении его и застал Арон, вернувшись в конюшню после длительного отсутствия.

– Коста, ты чего забился в угол? Подойди сюда, я ужин принёс.

– Спасибо, наставник, я поужинал.

– Хорошо, тогда убери припасы, в дороге пригодятся, – он протянул миску с отварными овощами и мясом, приложил к этому полушку хлеба и добрый кусок сыра.

– Спасибо, наставник, мне надо рассказать вам…

– Нет, Коста, сначала ты выслушаешь меня, пока мы одни, – Арон дал понять, что возражений не потерпит. – Кто дал тебе право прилюдно ставить под сомнение слова Пустынника? – он понизил голос до шёпота, но от этого его слова не утратили вес. Обвинение в ереси – страшный сон любого послушника.

– Я не делал этого, – от волнения у Косты дрогнул голос.

– «Откуда он знает, чего хочет Бог?» – процитировал Арон, подражая интонации ученика. – Что ты знаешь о Петре Пустыннике?

– Ничего, – Коста понуро опустил голову.

– В том-то и дело. Он не просто странствующий монах и аскет. Многие считают его святым, сам Спаситель является к нему в видениях и наставляет. К нему прислушиваются цари и императоры, а глава Святого Престола считает его поводырём. Он почитаем и знатью, и простолюдинами, я спрашиваю, кто ты такой, чтобы сомневаться в его словах?

– Я не знал…

– Плохо, когда язык опережает мысли, этого достаточно, чтобы закончить свою жизнь на виселице, если не на костре. Ты это понимаешь? Любой, кто тебя услышал, мог бы передать тебя стражникам и получить награду. Пообещай мне, что впредь будешь осмотрительнее.

– Обещаю, наставник, но я не понимаю, что происходит. О каком походе все говорят?

– Так же как и я, ты слышал проповедь и видел, как собираются люди, – Арон укоризненно покачал головой. – Я считал тебя умнее.

– Я не могу понять, как можно призывать к войне? Убийство – тяжкий грех…

– Только что ты пообещал мне и опять за своё, – Арон не скрывал разочарования. – Понтифик – наместник Бога на земле. Ему решать, что угодно Богу, а что нет, как ты смеешь сомневаться? Христиане на Востоке страдают, наш долг защитить их. Не далее как сегодня, ты сам убил, защищаясь, и никто не назвал тебя отступником. Участие в священном походе – наш долг.

– Так значит, мы для этого отправились в путь?

– У нас другая миссия, но тебе об этом знать не положено, всё узнаешь в своё время. «Ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему»[18]. Пообещай мне, что больше ни с кем не станешь обсуждать это и будешь держать свой рот на замке.

– Обещаю, наставник.

– Помни об однажды данном слове, иначе оно потеряет цену, а вслед за этим ты скатишься в бездну.

– Я понял, наставник, мне надо рассказать…

– Погоди, не перебивай, лучше возьми это, – Арон взял ладонь Косты и ссыпал в неё несколько денариев[19], – Я продал трофеи, деньги разделил пополам. Жаль не успел продать сведения о месте стычки в лесу, нас опередили. Помнишь отряд, который попался навстречу? – Коста кивнул, – наверняка они спешили туда. Там много чего оставалось, можно было бы набить кошель, в дороге деньги лишними не бывают.

– Я думаю что… – Коста в третий раз собирался рассказать наставнику о находке, но не успел.

В конюшню ввалилась группа воинов из отряда Бертрана в изрядном подпитии. Бросив пару презрительных замечаний в адрес монахов, они расположились в дальнем углу конюшни. Наёмники оказались не единственными постояльцами, вскоре все свободные места были заняты разномастными группами. В одиночку никто не решился бы оставаться здесь на ночлег.

Вновь прибывшие окидывали помещение подозрительными взглядами и выбирали безопасное, по своему разумению, место. Подогретые возлияниями воины, сначала отпускали замечания в адрес новеньких, но спустя короткое время из дальнего угла доносился лишь дружный храп.

Конюшня погрузилась в тишину, нарушаемую изредка фырканьем лошадей. Запах перегара и множества немытых тел перебивал запах самой конюшни, а аромат прелой соломы будоражил память Косты воспоминаниями из далёкого детства. Уложив для верности суму под голову и накрывшись дорожным плащом, Коста провалился в тревожный сон.

***

Багровое зарево приближалось. В отсветах пламени искрилась белоснежная шерсть волка, заставляя жмуриться от нестерпимого света. Встав на задние лапы, он стал превращаться в человека, пока не принял облик главаря разбойников. По горлу, всё ещё покрытому белой шерстью, полоснул красный росчерк. Фонтан крови хлынул из открытой раны, окрашивая песок в чёрный цвет. Вожак зарычал и повалился на землю. Сразу же по бокам возникли стены огня, которые стали смыкаться.

В панике, Коста побежал вперёд, пока не заметил ещё одну стену огня, загораживающую единственный путь к спасению. Огненно-рыжий конь возник ниоткуда и пробил эту стену. Коста на ходу вскочил на него верхом и уносился прочь, пока стены огня окончательно не сомкнулись позади. Оглянувшись, Коста увидел, что никакого огня нет. Только курган, со сверкающей, как солнце, вершиной. Развернув коня, Коста с опаской направился к его подножию. По мере приближения проступали всё новые детали и подробности, от которых в жилах стыла кровь.

Высокий курган был сложен из останков воинов. Кости, черепа, остатки снаряжения и оружия были в его основании, а на вершине искрилась груда золота – несметные сокровища всего мира. И как бы ни старался Коста приблизиться к нему, курган только увеличивался в размерах, но по-прежнему оставался недосягаем.

Орион вздрогнул всем телом и перешёл на рысь, спину всадника обдало жаром. Оглянувшись, Коста увидел, как приближается ещё одна стена огня. В этот раз уже было не успеть. Орион нёсся быстрее ветра, наперегонки со смертью. Спина юноши уже горела, как и грива коня. Сквозь нестерпимую волну боли и ужас, стала робко пробиваться холодная рассудительность.

Орион – не рыжей, а вороной масти, Коста никогда не ездил галопом и тем более не смог бы оседлать коня на ходу. Лошади боятся огня не меньше людей, да и курганов таких не бывает, как и стен огня от земли до небес. А значит, это сон, всего лишь сон.

Земля ушла из-под копыт скакуна и ухнула вниз, огненным факелом всадник вместе с конём повалился с обрыва и закричал.

[14] Речь папы Римского Урбана II на Клермонском соборе 26 ноября 1095 года с призывом отправиться на Восток и освободить Иерусалим от владычества мусульман, с обещанием отпущения грехов, освобождения от церковных долгов и повинностей. 

[15] Из речи папы Римского Урбана II на Клермонском соборе.

 * Источник «Иерусалимская история» (ок.1100г.) Роберт Реймсский, или Роберт Монах (фр. Robert le Moine, 1055-1122) – французский историк, настоятель бенедиктинского аббатства Сен-Реми.

[16] Deus lo volt! – (лат.) Бог того хочет! или Того хочет Бог!

[17] Пётр Амьенский – (ист.) (лат. Petrus Ambianensis, 1050-1115), он же Пётр Пустынник, Пётр Отшельник, – аскет, которому приписывалась организация первого Крестового похода.

[18] Евангелие от Матфея (3:3)

[19] Денарий (фр. – денье) – так называли почти все серебряные монеты, которые чеканились в Средние века в Европе. Определяющим при взаимных расчётах был вес монеты. Двеннадцать серебряных денье (денариев) составляли один золотой солид (безант).