Читать книгу Наследники Мишки Квакина. Том III - Влад Костромин - Страница 16

К нам в гости приехала бабушка Евдокия Архиповна, мать отца. Бабушка Дуня была травницей и лечила людей. На следующий день нарвала в саду разные травы и начала показывать нам, объясняя какая для чего нужна.

– А эта зачем? – Пашка прилежно конспектировал в синюю книжечку, шантажом добытую у Лариски – двоюродной сестры. – А эта? А отравить какой можно?

– Паша, а тебе зачем? – удивилась бабушка.

– Как зачем? Чтобы не отравиться, когда есть буду. А то вон Голубка наша подохла, и я могу.

– Голубка?

– Это корова наша, – объяснил я. – Померла она весной.

– Так ты не ешь незнакомую траву.

– А вдруг мне случайно попадет?

– Он раз чуть волчьи ягоды не съел, – снова объяснил я. – Теперь боится.

– Я думал – это черника, – надулся Пашка.

Он однажды чуть не польстился на крупные черные, с сизым налетом, ягоды, росшие в защитной лесопосадке.

– Индюк тоже думал, да во щи попал, – сказала подкравшаяся по своему обыкновению мать. – Зря вы им, Евдокия Архиповна, все это рассказываете. Не в коня корм.

– Почему зря, Валь? Учение всегда детям на пользу. Я вот как упустила Витьку, так и вырос дураком. Даром что два высших образования, а все вставит два пальца в рот да свистит.

– Да, с Витькой вы мне сильно подкузьмили, – мать поджала губы.

– Чем же, невестушка? – хитро прищурилась бабушка.

– Такой с виду весь положительный: не пил, в драки не лез, у агронома помощник, а оно воно как оказалось.

– Как?

– Лодырь он комлевой!

– Есть такое, – вздохнула бабушка, – уж сколько его батя порол, а все без толку. Соломину забесплатно не подымет.

– И эти спиногрызы все в него: только жрать им подавай, а картошку полоть палкой не загонишь!

– Валь, нельзя так с детьми. Чай не объедят вас, а под старость и хлебца подкинут.

– От них и стакан воды не дождешься, не то, что хлебца.

– Пошли, Егоровна, поговорим, – бабушка увела мать в дом.

– Я тут подумал, – Пашка поправил на переносице очки, – надо перимент провести…

– Чего?.. – вытаращился я.

– Перимент, как по телевизору показывали…

– Эксперимент? – дошло до меня.

– Ну, да.

– Какой? – с Пашкой надо было держать ухо востро.

Он был слегка не в себе – человек кургузенький и запуганный, но при этом весьма себе на уме и хитёр, как сорок тысяч енотов.

– Зачем тебе это? – спросил я, зная каверзный характер брата.

– Ну… – глаза заметались за толстыми стеклами очков.

– Не юли!

– Я Максиманихе отомщу! – оглянувшись, не подслушивает ли кто, выпалил брат.

– За что?

– Помнишь, как она обзывалась, когда мы у Лукьяновича скворечники украли?

– Обзывалась и черт с ней.

– Она меня Израилем Хендсом дразнит!

– Ты что, решил ее отравить?

– А что она?

– Паш, людей нельзя травить за то, что они дразнятся. Меня вон рыжим дразнят, я же никого не травлю.

– Ты Кыляю нос сломал! – заявил Пашка.

– Это один раз было. Но я же не травил его.

– Я не буду травить ее, я хочу курей отравить.

– Куры чем виноваты?

– Она их выбросит, а мы заберем и съедим!

Насчет кражи харчей Пашка был не дурак – весь в отца пошел.

– Глупая затея.

– Ничего не глупая! Это кперимент такой.

– Эксперимент, опыт значит?

– Да.

– И чем думаешь травить?

Пашка был весь в мать: если что вобьет себе в голову, то колом не выбьешь.

– Удобрениями нельзя, – важно начал рассуждать он, – а то сами помрем. Надо травой.

– Какой?

– Куриной слепотой, – глаза блеснули. – Они ослепнут, она их убьет и выбросит!

– Что замышляете, бакланы? – над забором, словно голова жирафа, выросла голова отца.

– Почему мы бакланы? – обиделся Пашка.

– Бакланы это гуси такие, морские, – растолковал отец. – Наглые, ленивые и рыбой пахнут. Один в один вы, ха-ха-ха.

Мы переглянулись.

– Ну что скучаете? – отсмеявшись, спросил он и закурил «Приму».

– Травы изучаем, – ответил я.

– Какие еще травы?

– Бабушка Дуня травы показывала.

– Архиповна дурному не научит, слушайте ее, – отец метко плюнул Пашке на левый носок, – учитесь, а то станете инженерами помойных ям и половых тряпок. Но учтите, вы должны изучать траву не в тенечке возле дома, а на прополке огорода. Запомните, – назидательно воздел указательный палец, – не бог, а труд создал человека! Понятно, сорокопуты?

– Почему мы сорокопуты? – не понял Пашка. – Были же бакланы?

– Потому, что путаете все хуже сорок, ха-ха-ха, – отец щелчком послал в меня окурок.

Я уклонился.

– Реакция есть – дети будут, – одобрил отец и ушел в дом, напевая:

– Горбатый агроном, как будто мелкий гном,

горбатый агроном не важен и не виден.

– Чуть не засек, – облегченно вздохнул Пашка. – Нельзя так близко возле забора стоять.

– Угу.

– Пошли, отойдем.

Мы вышли в сад.

– Где вы собираетесь куриную слепоту рвать? На озеро соваться нельзя, мать убьет, если узнает.

– В саду возле болота есть.

В саду, со стороны клуба, было болото, тянувшееся вдоль защитной лесопосадки. Не сказать, чтобы очень большое, но с вкусным камышом и огромными сине-прозрачными стрекозами, дрожащими словно от тока. Однажды я там чуть не утонул12.

– Хорошо, – кивнул я. – А подбрасывать как?

После того, как мы украли у нее жерди из плетня и глиняные горшки13, а Пашка с Шуриком привязанную во дворе курицу14, Максиманиха не только сгородила новый забор и обзавелась собакой, но и взяла на постой учительницу.

– Как в прошлый раз.

– А собака?

– А что собака?

– Лаять будет.

– Собаки все время лают, – брат призадумался. – Если ее отравить?..

– Ты с ума сошел?! Собака-то в чем виновата?

– Чего она лает?

– Наши тоже лают. Работа у собак такая – лаять. Собаку травить не дам.

– Ладно, – Пашка почесал затылок.

Из-за яблонь вынырнул Шурик Моргуненок:

– Привет, чего не играете?

– Здравствуй, Саша, – солидно сказал Пашка. – У нас дело, мы план думаем.

– Какой? – брови Моргуненка удивленно взлетели.

– Мы должны отомстить Максиманихе!

– Зачем? – удивился Шурик.

– Она над нами смеется!

– Над нами все смеются…

– Они за это ответят!!! Мы…

– Хватит, – прервал я, – вы уже всю деревню решили отравить?

– Кого травить? – левый глаз Шурика задергался.

– Всех! – зловеще сказал Пашка.

Шурик кивнул:

– Правильно! Так с этой ведьмой и надо! Она два раза нашу корову в обед раньше мамки выдоила.

– Давайте корову украдем, – предложил Пашка.

– Паша, ты точно рехнулся! – я понял, что надо брать дело в свои руки, иначе будет хуже.

– Корову не надо, – поддержал Моргуненок, – за корову милиция приедет…

– Тогда не будем, – голос Пашки сел. Брат с детства боялся милиции, – только курей.

Взяв из сарая мешок, юные мстители пошли на болото. Вернулись через час: мокрые, грязные и довольные.

– Ночью накидаем, – подмигнул мне Пашка. – Будет знать!

– Только замок глиной не мажь, – устало сказал я, – иначе сразу на вас подумают.

– Что я, дурак, что ли? – Пашка надулся как клоп. – Не понимаю? Я давно уже глиной не мажу.

– Не делали бы вы этого… – без особой надежды сказал я.

– А что, она смеется, а мы терпеть должны?!

– Ладно, не ори, мать услышит.

Когда стемнело сорванцы пыхтя поволокли мешок к дому Максиманихи, оставляя за собой след из неистового собачьего лая, тянущегося по улице.

– Придурки, – сказал я и полез на крышу.

Время шло, в пруду возле дома главного инженера громко квакали лягушки, собаки стали затихать, а потом и вовсе замолкли. Светили звезды, зудели комары, клонило в сон. Вдруг раздался какой-то звон, потом крики. Хором грянули собаки. Вскоре по всей деревне несся оглашенный лай. Стали зажигаться окна, кое-где хлопали двери: встревоженные люди выходили посмотреть, не пожар ли.

Открылась и наша дверь. Мать, зевая, спустилась с крыльца.

– Байкал, чего лаешь, спина трехрогая?! – накинулась на кобеля. – Заткнись, сукин сын! – подобрала кусок гравия и швырнула в Байкала.

Обиженно взвизгнув, пес спрятался в конуру.

– Где этих паразитов носит? – мать задумчиво посмотрела на небо. – Вроде дождя завтра не будет, – снова зевнула, перекрестила рот и ушла в дом.

В саду послышался топот и хруст. Во двор вломились две невысоких тени. При зыбком желтом свете фонаря на столбе я узнал Пашку и Шурика. Тяжело дыша, упали на пеньки вокруг кострища. Я спустился с крыши и подошел.

– Что случилось?

– Там у нее это! – отозвался Шурик. – А мы это! А оно это! – развел руками.

– Что случилось? – повторил я.

– Мы во двор, – отдышавшись, объяснил Пашка, – залезли, стали траву раскидывать, а тут собака!

– Укусила?

– Нет, не успела. Шурик ее дрыном!

– Убил собаку?!

– Нет, по спине, – виновато сказал Шурик, – не убил.

– Мы стали убегать, а там какие-то железки на заборе, зазвенели, мы побежали, а собаки лают. Дед Бутуй с ружьем выскочил! Еле убежали. Но хорошо: завтра курей выпустит, а тут!

– Мешок где? – спросил я.

– Какой мешок? – не понял Шурик.

– В котором вы траву несли.

– Там где-то бросили… Паш, ты чего? – Моргуненок посмотрел на Пашку, в ужасе прижавшего руку ко рту.

– Вы? Бросили? Мешок? – медленно спросил я, чувствуя, как леденеет в животе.

– Ну, да… А что?

– А то, что Егоровна все наши мешки подписала!

– Зачем?

– Чтобы никто не украл…

– Их кто-нибудь ворует?

– Наш батя…

– Завтра мешок найдут, – дошло до Шурика, – и поймут, что это вы?..

– И мамка нас убьет, – прошептал Пашка.

– Вы же про меня не скажете? – Шурик вскочил с пенька и начал метаться в темноте. – Не скажете?

– Я пыток боюсь, – заплакал Пашка. – Я скажу…

– Друг называется, – Моргуненок тоже заплакал.

– Теперь плачьте, не плачьте, а поздно, – сплюнул я. – Еще и мне из-за вас влетит.

– А если сказать, что у вас мешок украли? – всхлипывая, предложил Шурик.

– Кто ворует пустые мешки? – я безнадежно махнул рукой.

– Что же делать? – убито спросил Шурик.

– Я откуда знаю? – я сел на пенек, пропахший отцовским табаком.

– Если сходить и забрать?

– В темноте? Вы помните, где его бросили?

– Я нет.

– А я в темноте вижу плохо, – сказал Пашка.

– Вот видите? – я покачал головой. – Толку искать? Только собак опять переполошим всех. И так уже полдеревни перебудили. Шурик, иди домой, а мы пойдем спать.

Ночь я проворочался на продавленном пропахшем отцом диване. Утром, услышав, что мать пошла доить корову, тихо встал и выскользнул из дома. Ежась от утренней прохлады побежал через росистый сад к перекрестку. Оскальзываясь на мокрой траве, выбрался на асфальт, свернув в посадку, обогнул улицу Жарика. По гороховому полю вдоль околицы добрался до дома Максиманихи. На заборе висели пустые консервные банки. В них ночью и влетели Пашка с Шуриком. Натоптали они в горохе как мамонты. Пригнувшись, чтобы не торчать, как пугало у всех на виду, начал распутывать следы. Раздался шорох. Я поднял взгляд. По полю ползал всклокоченный бледный Моргуненок.

– Не нашел? – с надеждой спросил он, глядя покрасневшими глазами.

– Нет. А ты давно тут?

– Всю ночь ищу…

– И не нашел, – сам себе сказал я.

– Нет, – видно было, что Шурик с трудом сдерживает слезы. – Что теперь делать?

– Может во дворе?

– Я заглядывал, там только трава рассыпана.

– Ладно, пошли отсюда. Вдруг в лесу валяется?

Мы пошли по следам, но никакого мешка не нашли.

– Как вы бежали по саду?

– А я помню? – Шурик пожал плечами. – Темно же было. Бежали к вашему дому как-то.

– Давай искать.

Ходили по высокой траве, окончательно вымокнув в росе. Когда люди начали сгонять коров и овец к перекрестку, пришлось упасть в траву и прятаться. Ничего не найдя, пошли к дому.

– Влад, где тебя черти носят? – выглянула с крыльца мать. – Завтрак остыл давно. Здравствуй, Александр.

– Здравствуйте, Валентина Егоровна.

– Позавтракаешь с нами? – приветливо улыбнулась мать.

– Спасибо, я не хочу, – Шурик вздрогнул, вспомнив рассказ Пашки, как на нем проверяли съедобность грибов15.

– Напрасно, но нет, так нет. Влад, домой!

– Я тебя тут подожду, – Шурик уселся на пенек возле кострища.

– Хорошо.

Завтрак состоял как всегда из бахвальства папаши и нравоучений матери. Я сидел как на иголках: чудилось, что сейчас прозвенит звонок, и разъяренная Максиманиха будет размахивать нашим мешком, визгливым голосом вспоминая историю с ощипанной курицей. Обошлось – звонок молчал. Родители ушли на работу, мы вышли во двор. Шурик спал сидя.