Читать книгу Расцвет Рагнарёка - Влад Волков - Страница 2

В чёрном замке лорда Кроненгарда завершалась подготовка к ответственной миссии по поиску оружия старших богов. Требовалось отправиться в Мимир, в некую горную крепость-святилище под названием Седая Твердыня, где хранилась одна из ваджр – двусторонний скипетр, сочетавший в себе элементы трезубца и булавы, но с огромной разрушительной силой, что сосредоточена в реликвии.

За длинным столом матушка Мокошь сидела напротив Гора, в то время как остальные боги-хранители размещались от них по обе стороны на стульях изысканного гарнитура из красного дерева с пунцовой бархатной обивкой и подушечками даже в прямых остроконечных спинках.

Сам некромант Бальтазар и его чародей Ильдар стояли позади богини с веретеном, принимая периодически участие в обсуждении. Ожидали, когда пани Софра определит, кому двигаться в Мимир и ему или им, если пойдут несколько, в дорогу соберут всё самое необходимое из запасов замка. Оставалось узнать их решение, когда команда вновь поднимется сюда.

За столом в это время ожесточённо спорили Мокошь и Мара о том, когда следует богам вступать в разгоравшиеся конфликты. Одна принимала позицию исключительно Вольных Городов, другая же настаивала, что все в равной степени достойны жить или хотя бы получить шанс на выживание.

– В чём суть защищать нынешние территории, если они постоянно менялись? – не понимала Мара, богиня зимы и смерти, представлявшая собой внешне гибрид женщины и сухих ветвей дерева, расходящегося шипами, наростами и рогами, средь которых полыхало бледно-синее пламя.

– В том, чтобы сохранить целостность мира. Многим племенам нынче даже некуда бежать… – нагнувшись вперёд, строгим тоном отвечала ей матушка Мокошь, пассами рук вращая перед собой над столом золотистое веретено.

– Так потому им надо забрать новые земли. Ты не слышишь, как топает Бегемот, создавая разломы и землетрясения? Как Иблис растапливает снежные шапки, устраивая наводнения? Как Цербер сжигает поля… Да эти твои разрозненные племена вскоре вымрут от голода, если ты не начнёшь думать! – с гулким эхом воскликнула Мара.

– Я попросила бы без оскорблений, – хмурилась Мокошь. – Ты считаешь, что всё знаешь, но на деле можешь нанести вреда больше, чем Локи, если станешь действовать столь необдуманно.

– Это меня ты пытаешься обвинить в импульсивности? – неторопливо жестикулируя худощавыми руками с огромными серповидными когтями, холодным тоном произнесла богиня зимы.

– Дамы! Дамы! – вежливо, но всё же довольно властным голосом призывал их к порядку Гор, сидящий во главе стола в самом красивом кресле с обилием драгоценностей в декоре. – Сохраняйте благоразумие, помните о манерах, – покосился он недобрым взором своих выразительных очей на зеленокожего трёхрогого Фудзина, вальяжно со скуки качавшегося на стуле вдали по левую сторону.

Когда-то кресло, на котором, как на троне, нынче восседал Гор, изготовили специально для лорда Мортимера, которому принадлежал этот замок. Затем чаще всего на нём сидел Бальтазар, ныне стоящий у полупрозрачных дверей выхода на балкон подле своего помощника-чародея. А ныне в кресле располагался бог неба, гармонии и баланса, чьё тело было как у атлетичного человека, а пернатая голова напоминала соколиную.

– Скажи же, в чём я не права, – повернулась к нему матушка Мокошь.

– Мы здесь ради одной цели – не дать миру погибнуть. У каждого из нас свой взгляд на то, как должен выглядеть идеальный Иггдрасиль, но жить в нём не нам с вами, а смертным народам! – напомнил Гор. – Наша задача: поддерживать жизненные циклы. Потоки воздуха, времена года, течение рек… Чем более отрешённо мы взираем на судьбу народов, тем более здравомыслящим получается наш подход и менее затуманенным взгляд. Отбросьте всё личное, все симпатии, антипатии, речь не о том, кто завоет больше кусок суши себе. Пусть это решают сами жители меж собой. Главное – не дать миру погибнуть. Права и Мокошь, что нужно сохранить саму жизнь и целостность, все народы. И Мара, что, если не остановить Зверей Хаоса, то Левиафан, Бегемот и Иблис уничтожат мир. Поэтому мы и посылаем наших друзей за ваджрой в Мимир.

– Я бы предпочла владеть Брахмастрой, а не ваджрами, – сурово заявила Мара.

– Уж ты-то да! – закинул зеленокожий демоноподобный Фудзин ноги на стол. – Каждый хотел бы Брахмстрой владеть. Могу посоветовать одного губозакатывательное заклинаньице. Иногда протрезветь хорошо помогает.

– Сказал непросыхающий пьяница с дырявым мешком, – хмыкнула Мара.

– Между прочим, Ладушка уже давно заплатками всё заштопала, – хмыкнул тот и отвернулся с обиженным видом.

– Ага! – гордо улыбалась маленькая девочка в цветочном венке поверх длинных светлых волос и сияющей брошкой в форме лебедя на своём белом платье с синей вышивкой красивых узоров.

– А я бы предпочёл мир во всём мире, – прогнусавил Кама, внешне напоминавший каппу – антропоморфную помесь лягушки с жабой, имеющий клюв, панцирь, выбритую макушку и идущий от неё прямой жёсткий ворс чёрного цвета, ровно подстриженный, как выразились бы крестьяне, «под горшок».

– Да, сегодня пришли довольно печальные новости от Славы и Ниды, – произнесла матушка Мокошь всем собравшимся. – Кажется, Локи устроил охоту на тех, кто не примкнул к нему, дабы те вдруг не примкнули к нам, когда всё начнётся.

– Как только молва распространится, можно будет снова подать сигнал, дабы оставшиеся подумали над своим нейтралитетом, – проговорил бог с головой сокола. – Мы – хранители этого мира. Что с ним станет без нас? Что с нами станет без него?

– Вот племянничка на философию потянуло, – посмеивался Тот, постукивая своим длинным клювом. – Ай да вопросы! Я подумаю над этим завтра. Сейчас куда важнее отправить отряд в Мимир.

– Долго ж они собираются, – покосилась богиня зимы на боковую дверь в ожидании отряда путешественников.

– Надо было меня посылать с ними. Я б с собой припасов взял… целый мешок! Ха-ха! – отшучивался Фудзин, показывая свой улов ветров в холщовой ткани.

– Мешок пустоты… Как и в твоей голове вечно, – проскрежетала тихим шёпотом Мара.

– Вот и они, – улыбнулась темнокожая Ошун в высоком голубом хепреше с золотыми дисками декора.

– Думаю, мы готовы, – первой вошла невысокая атаманша тёмных эльфов с сине-фиолетовой кожей, недлинными чёрными волосами и яркой красной прядью среди них, идущей прямиком к чёлке.

За ней появились и все остальные, столпившись с рюкзаками и сумками, среди которых восьмёрками петлял любопытный барсук, всё обнюхивая, то и дело возвращаясь к подруге-хозяйке. А потом зверёк снова что-нибудь чуял и бежать изучать походные мешки.

– Радость великая переполняет меня с каждою нашей встречей, – поприветствовал их Асклепий, пузатый монах с внешности щура, в бурой рясе, – но горечь взвилась на языке от скорого расставания.

– Определились, кто отважится выдвинуться за ваджрой? – плавно повернул к вошедшим Гор свою голову.

– Мы с Дианой пойдём, – шагнула вперёд Кьяра, юная аристократка крепкого телосложения с миндалевидной формой глаз.

– А я?! – возмутился Вирбий, молодой полуэльф с жемчужными волосами, тёмными у корней, но светлеющими к кончикам.

– Под «мы» я и тебя имела в виду, – фыркнула леди фон Блитц, закатив глаза. – От тебя разве ж отвяжешься… Дрянной мальчишка!

– Ди, ты точно хочешь лезть в холодные горы Мимира? – Вир перевёл взор зелёных глаз на младшую сестру.

– Ну… А если гномы не отдадут ваджру? – сделала та жалостливое личико, выстроив бровки домиком. – Кому-то придётся ловко выкрасть её из святилища крепости, – раскраснелась девочка с длинными жемчужными волосами, глядя в пол.

Плутовка из Стеллантора уже не раз проделывала нечто подобное с переменным успехом. Если требовалось что-то откуда-то тихо стащить, то девушка в обтягивающем чёрном наряде, с фиалковым взором и длинными перламутровыми волосами, зачёсанными на прямой пробор, могла предложить свои услуги и навыки.

У ног её вертелся барсук, которому тоже надели на спину небольшой рюкзачок, продев ремешки через лапы. С учётом, как ловко он мог карабкаться по стенам, столбам и древесным стволам, эту тёмную кожаную сумочку застегнули особо крепко и тщательно, дабы ничего не вывалилось. Зверёк ткнулся носом Диане в левую ногу, словно подбадривал: мол, я с тобой.

– Идём тогда вместе, мы со всем справимся, – взял Вир чёрной бронированной перчаткой сестру за руку. – Буду тебя защищать.

– Это я буду тебя защищать, кексик. Не дрейфь, не пропадём, – положила Диане свою ладонь на плечо и Кьяра с другой стороны.

– А можно я как-то сама? – прикусила Ди нижнюю губу, от неловкости опустив взор.

– У-ук, – раздался голос её четвероногого спутника.

– Ну, или, типа, с тобой, да. – Было видно, сколь не по себе ей от их опеки.

– Варенья взяли? – развернулась к ним маленькая девочка из-за стола.

– Да взяли, конечно, – кивнула Ханна, юная фоморка в очках и с белыми волосами, косой чёлкой короткой стрижки так и норовящими прикрыть один глаз.

– А печенье? – не унималась Ладушка.

– И печенья набрали, – заверяла Ядвига.

– И сушёные сливы? – интересовалась малышка.

– И сухофруктов разных, да, – заверила атаманша.

– А лакрицу? – продолжала спрашивать девчушка.

– Лада, еда состоит не только из сладостей, – чуть наклонилась в её сторону Мокошь.

– Как это так?! – опешила девочка и вернулась обратно за стол.

– Им с собой надо морсы и чай взять, сыр, мясо в дорогу, котелок, куда можно сушёной курицы и моркови бросить, бульон заварить. С картошкой аккуратнее, когда подморозится – становится сладкой.

– О! Сладкой! – обрадовалась и заумилялась Лада.

– Сладость тогда хороша, когда она на десерт после основных блюд идёт, когда есть контраст, – гнусавил Кама, глядя на девочку-богиню.

– После медовой карамельки кисленькое яблочко – тоже контраст, – не соглашалась та.

– В Таскарии так вообще сладкий картофель растёт, батат называется, – по ту сторону стола наклонилась к ней темнокожая богиня рек.

– Ошун права, из него дарки очень много всего готовят, приправляя разными пряностями, – дополнила её сестра-альбинос.

– Пусть будет судьба благосклонна к вам, посылаю лучи удачи! – проговорил Тот Софре и её команде. – Что вот бывает сладким и горьким, желанным, но не всегда достижимым? Первая «П», – задал он загадку.

– Кофе с сахаром, – пробубнил Фудзин.

– На «П»?! – возмутилась Ядвига.

– Победа, – ответил сам бог мудрости. – Возвращайтесь с победой к нам, когда достанете ваджры. Да благословлён будет ваш путь.

– Фудзин, ты хотел… Хватит грызть когти! – возмутилась матушка Мокошь поведением зеленокожего бога ветров за столом.

– Да не грызу я! Что я, как себя вести не обучен, что ли? Я меж зубов куски куропаток вычищаю, – оправдывался тот. – Нечего было пережаривать так, мясо жёсткое, а должно таять во рту.

– Демоны, конечно, любят, когда огня побольше… – оправдывался Ильдар-чародей, стоя от стола поодаль.

– Мерзость какая, никаких манер, – причитала покровительница ремесёл и рукоделия. – Ты ж хотел с ними? А проводник в Мимир пригодился бы, чтобы не заплутали и не замёрзли.

– А вот здесь я с тобой согласна, – кивнула Мара и наклонилась к темнокожей Ошун по правую сторону от себя – Отличная возможность его выпроводить.

Голос её шелестел шорохом жухлой листвы на лёгком ветру. Копыта козьих ног постукивали по ковру, устланному на каменной мраморной кладке, а над самой макушкой полыхало бледно-синее холодное пламя, словно костёр мёртвых душ. Собеседница с ней явно была согласна, но даже не повернулась, не желала привлекать слишком много внимания.

– Вам нужно вернуться прежде, чем Локи спровоцирует схлестнуться все армии, – строгим тоном велела матушка Мокошь.

– Помнишь, ты в детстве жуков стравливал на бои? – ткнула Вирбия Ди локотком.

– Нашла, что вспомнить. Мы ж совсем глупыми и маленькими тогда были, – недовольно прошептал тот.

– Мне было их так жалко, а ты устраивал бои насекомых, кто кого сожрёт или забодает, – вздохнула Диана, пускаясь в воспоминания.

– И мне пришлось прекратить, чтобы ты не плакала, – напомнил ей брат.

– Я потом всегда этим пользовалась… чуть что – глаза на мокром месте. Прости, что была ужасной сестрой, – опустила полуэльфийка глаза.

– Ох, Диана-Диана, нашла время для исповеди, конечно. Что ты вообще? Ни на кого бы тебя не променял, никакой другой сестры мне не надо, – обнял её Вир за плечо.

– Вечно попадала в неприятности, а ты выручал, – прильнула к нему Ди.

– Хуже, если б было наоборот, – тихо посмеялся тот.

– Что? Было бы стыдно, что девчонка тебя выручает? Да ещё и младшая сестра? – улыбнулась и Диана.

– Я готова возглавить поход, – вызвалась панночка-атаманша с красной прядью средь поблёскивающей короткой стрижки чёрных волос. – То, что с нами будет бог, – это здорово. Но и чародей не помешает, – поглядела она на пузатого Брома.

Гном-маг в сине-серой мантии вовсю уплетал провиант, который, вроде как, сложили с собой в дорогу. Сладкие сухари так и крошились на его недлинную широкую бороду, а взгляд удивлённых тёмно-синих глаз выдавал, что отправляться вместе с ними из замка этот мужчина определённо не планировал.

– А нэ фоду! – замотал он головой, сдавливая сухари могучими челюстями, решив, что никуда не пойдёт.

– Прожуй сначала, потом разговаривай, – хмыкнула ему другая тёмная эльфийка, повыше и поатлетичнее атаманши, с белым хвостом густых прядей на голове и луком за спиной. – В общем, раз ты не против и не отказываешься, то вопрос решён. Маг-бочонок идёт с нами. Тем более он из нордов, а те нынче в Мимире большинство населения составляют.

– Ну и фолофь зе ты, матам жиафиха! – спешно прожёвывал тот сухари с гневным видом.

Ядвига являлась командиршей отряда лучников, пока Софра не потащила её с собою в дорогу. А та взяла с собой дочь – умелицу-рукодельницу Ханну, арбалетчицу стрелкового полка – девушку невысокую, худощавую, с округлой стрижкой из светленьких волос и носящую плотно держащиеся очки.

– Такой толпой собрались? – удивился Фудзин, встав с места, ковыляя на полусогнутых в коленях ногах. – И меня ещё к ним?!

Его крупные когти то и дело цеплялись за ворс ковра. На ногах они были чёрного цвета, а вот на пальцах рук росли белые. Бугристая плотная кожа его напоминала покров не то жаб, не то гоблинов, но он весьма превосходил их в росте. Лицом был больше похож на орка с приплюснутым носом-пятаком, но слишком худощавого телосложения.

– Интересненькое дело, целый отряд, прям группа лазутчиков, – покачала головой женщина-альбинос Емайя, внешне выглядящая очень похожей на Ошун, за исключением цвета кожи. – В Мимире повсюду снега, вам нужны будут плащи из шкур йети и белых медведей, чтобы пройти незамеченными, да и то едва ли получится.

– Нам ведь не нужна внезапность, – со строгим тоном в голосе сверкнула на неё своими алыми глазами атаманша тёмных эльфов. – Сначала мы попробуем уговорить жрецов отдать нам оружие с миром. В конце концов, мы именно ради мира и собрались им воспользоваться. Ядвига и Ханна прикроют нас, как стрелки. На пару с гномом. А в ближнем бою мне вполне составят компанию Чёрный Барон Вирбий с парными саблями, Кьяра фон Блитц с её эспадоном и Диана Лафо с морозными клинками. По-моему, наш отряд очень даже хорош. Именно такую группу я сама из станицы и послала бы раздобыть артефакт. Вместо себя бы отправила, к примеру, Айрис, Вислу или Амору. Ну, может, Зору, если б была жива. Редко встретишь человека с такой отдачей делу.

– С такой ненавистью к имперцам, – поправил её Вир.

– Посмотрим, что из такой затеи получится, – покачал Фудзин головой. – Лада-Лада-Ладушка, – подскочил он к богине в виде маленькой светловласой девочки в бело-голубом платье с вышивкой в виде яблок и лебедей. – Нам с собой нужно выдать что-нибудь горячительного, – намекал он на какую-нибудь бражку в дорожку.

– Есть выдать горячительного! – звонко ответила та, подняв с пола корзину с цветами, уложив её к себе на колени и перебирая стебельки, пытаясь пробраться ко дну плетёнки.

– Да не «есть», а пить как раз! – воскликнул бог ветров, в одной руке сжимая крупный холщовый мешок.

– Вот, – передала она ему креплёного и сладкого монастырского вина, а тот сразу залпом, проглотив выдранную зубами из горлышка пробку, осушил бутыль.

– Эй! Ты ж сказал: с собой! – возмутилась его поведением пани Софра.

– Да, но она ж не сказала, что у неё одна-единственная бутылка! – протёр тот локтём алые губы и заулыбался.

– Хе-хе, дело говорит, дай-ка мне тоже! Сухари запить! Сухо в горле! – потирал Бром ладошками.

– Вот прохвост, – фыркнула Кьяра фон Блитц подруге, косясь на Фудзина.

– И не говори, хуже Уршида, – качала головой Диана, тихо бормоча и глядя на всё это.

– Про чей хвост? У Ярошика есть бобровый! – показывала Лада, поднимая зверька. – Лопаточкой!

Она передала зеленокожему богу ещё несколько бутылок вина, которые тот благоразумно разместил на поясе своей повязки из леопардовой пятнистой шкуры. Остальные перепроверили ремешки и застёжки своих рюкзаков, фляги с водой и даже монеты на всякий случай.

– Та-та-та-та хей! Та-та-та-та хей! – в зал, бренча на ситаре энергичную мелодию, вошёл, отплясывая в рыжей походной курточке с бахромой, дворф Коркоснек, а за ним, держась друг за друга, целая вереница бесов.

Гном, едва не теряя шляпу, тряся своими усами, заплетёнными в косы, пританцовывал из стороны в сторону, а инфернальные существа с уродливыми мордашками, недоразвитыми перепончатыми крылышками и маленькими рожками на слегка вытянутых черепах повторяли за ним и веселились.

– Дьявольское лимбо! Дьявольское лимбо! – восклицал Коркоснек, а с ним и вереница бесов. – Хей-хо, братва, есть чё пожра… Расплетись мои дредлоки и косички в бороде! Боги северных равнин! Это ж Мокошь! – округлил ошарашенный гном свои синие глаза, перестав играть, чуть не выронил ситар и помчался прочь со всех ног, расталкивая чертей. – Вот ещё не хватало!

– Чего это с ним? – удивлённо, глядя барду-дворфу вслед, произнёс Ильдар.

– До монастыря на юге Лонгшира моей обителью был Страгенхолм. Как раз та область, где проживают дворфы, – пояснила матушка Мокошь. – Была их наставницей, учила молоть зерно, выращивать травы…

– Чем ж вы им там так насолили, что он, даже с демонами сдружившись, от вас убегает, как от чудища лютого?! – не понимал смуглый волшебник с выразительным золотисто-карим взором и курчавой бородкой.

– Заставляла их работать, – пояснила богиня ремёсел и рукоделия с лёгкой усмешкой. – Помню, работал на кухне у меня дворф один молодой, непоседливый, при нём посуда вечно заляпанная была. Оказалось, он каждую вазу и рюмку тёр в надежде джинна высвободить, сказочный дуралей. Я ему тогда сказала, что тереть-то вообще надо пол. Да к тому же шваброй. Ещё никогда мой мрамор с тех пор так не блестел всюду, – довольно улыбалась пожилая дама, прикрыв глаза и пустившись в воспоминания.

– Ясно с ним всё, – пробубнил Бальтазар. – А почему пёс Догман со своей голубкой Лукрецией всё не вернулись с последней вылазки демонов?

– Церковники империи опять разгромили всё войско. Волнуюсь за них, милорд, – проговорил Ильдар.

– За церковников? – удивился, повернув к нему голову, некромант.

– За Сетта с Лукрецией! Как бы в плен не попали, и где ж нам потом их искать-то? – волновался смуглый бородач.

– Лорд Кроненгард, – перевела матушка Мокошь свой взгляд на высокого некроманта в косом кожаном мундире с обилием украшений в виде металлических черепов. – Я так понимаю, вы компанию в Мимир составить не захотели?

– Останусь в замке, – нехотя пророкотал тот.

– Учтите, – перевела Мокошь свой взор на Диану и её окружение. – Фудзин может вас проводить, но не сможет коснуться ваджры. Боги не могут трогать это оружие. Однако напомню, что Локи способен нагрянуть и сам. Он полубог, а потому ему дозволено больше. Как и ваша пленница, – вернула она взор на чернокнижника.

– Эта рыжая тварь – полубог?! – изумился лорд Кроненгард.

– Дочь Немезиды. Вся в мать, вы не находите? Упёртая, твердолобая, несгибаемая, не способная поменять мнение даже при наличии весомых аргументов с другой стороны. Всегда всё сделает по-своему. Богиня возмездия и её дитя. Яблочко от яблони. Знаете, лорд, я бы лучше предпочла общество полоумного Локи, чем общество Немезиды. Более неприятную и своенравную собеседницу ещё поискать. Даже Гера, и то не настолько стервозная, – ответила Мокошь.

– А Баст вот с ней общий язык находит, – подметил вслух Тот.

– Ох уж этот её язык, вечно так облизывается, словно сожрать норовит! – встрепенулся Гор так, что перья на голове взъерошились. – Хорошо, её нет сейчас с нами.

– Полубог… Ясно всё… – вздохнул Бальтазар.

– Иначе б её тело не смогло впитать в себя артефакт. Бог содержит в себе только собственную сущность. Я не могу использовать Лук Артемиды или Копьё Вотана, надеть на себя Шлем Бури или Кольцо Бальдира. Это против моего естества. Мы несовместимы. Реликвия содержит в себе суть и вектор силы другого божества, чуждого моей природе. Надеюсь, вы меня поняли. А вот полубог может куда больше. И способен немало вытерпеть. Анфиса – наполовину человек, Локи – наполовину ётун. С ними нужно держать ухо востро, – предупредила матушка Мокошь. – И учтите, что ваша пленница не в курсе о своём происхождении. Так что взвесьте всё хорошенько, если надумаете сообщить. Последствия могут быть непредсказуемы.

Анфису держали в особой комнате замка с решётками на окнах и дверцей без внутренней ручки. Дабы не бросать её совсем уж в темницу подземелья, смуглый чародей Ильдар, жалея девочку, позаботился обустроить ей такие покои, из которых нельзя было бы выйти.

Та, правда, лишь внешне казалась юной девчонкой, на деле же просто не могла взрослеть и стареть из-за Часов Хроноса, которые спасли её от верной гибели. Будущий… а теперь уже бывший наставник тогда вживил их ей прямо в запястья, будучи подвержен панике и не зная, что делать. Энергия часов попала в руку и распределилась по девичьему организму, сливаясь с её естеством.

Благодаря артефакту она смогла возвращаться назад во времени и путешествовать в чужие сны с возможностью нанести через них вполне настоящий вред. Так она и охотилась на предателей-язычников, будучи преданной императору и Пресвятой Церкви, где когда-то нунцием служил её отец, ныне ставший послом.

Едва закончилось заседание, а компания эльфов и гном-маг в сопровождении Фудзина отправились в Седую Твердыню, как Бальтазар сразу же нагрянул в комнату к своей пленнице. Здесь преобладали синий и белый оттенки с плавными узорами позолоты, расходящейся или вьющейся средь декора стен, иногда с утолщениями на концах, кистями, гроздьями или фигурами цветочных нераскрытых бутонов.

Кровать была весьма просторной для одной такой девочки, за стеклянными дверьми шкафа меж окон лежали марионетки, ящики настольных игр и рулетки. А у столика с зеркалами красовались в стакане-подставке расчёски, щипцы, ножницы… И многое из предметов комнаты Анфиса могла бы использовать как оружие. Катары с её запястий отобрали, а вот керамическую маску демонической лисицы кицунэ оставили – та, как и прежде, сейчас болталась у девчонки на поясе.

А ещё на столике у окна стояла шкатулка из волнистого сапфирина, в которой находились синеватые пилюли. Ядвига, как спец в подобных вещах, приготовила их для Анфисы из запасов лорда Мортимера, которому когда-то принадлежал данный замок. Вещества, входящие в состав трав, позволяли не видеть сны. Так что Бальтазар велел Анфисе принимать по одной, обезопасив себя и всех остальных от коварства пленницы.

Помимо увечий, что та могла нанести во сне, она могла через них ещё и сбежать. По крайней мере, именно так она и оказалась в плену – другой некромант – Мельхиор Шорье – случайно поменялся с ней местами. Вытянул её вместо себя во время транса. А сам очнулся в её постели. Допустить подобного лорд Кроненгард не мог. На Анфису у него были большие планы, а теперь и вовсе всё резко поменялось, с учётом полученной от Мокоши информации.

– И тогда шлем чёрного рыцаря покатился по ступенькам и рухнул в непроглядную чёрную бездну! – рассказывала Анфиса в этот момент гостящей у неё Кассандре какую-то историю. – Император рванул вперёд. Мечи их заскрежетали, так что искры озаряли старые ступени лестницы, обвивающей мрачную башню. Чёрному рыцарю было некуда отступать, силы света со стороны императора разили его, заставляя взбираться всё выше и выше, пятиться по ступенькам. «Теперь я тебе отомщу!» – словно гордый лев, прорычал император, – с натужным кряхтением в голосе изображала девчонка эдакий мужской насыщенный тембр, зачем-то ещё и жестикулируя ведущей левой рукой, хотя гостья видеть её движения и не могла. – «Всё кончено! Ты ответишь за то, что убил моего отца!»… А! – перепугавшись, рыжая девчонка подскочила к окну, едва вошёл Бальтазар.

Она всегда боялась его приходов. Взгляд этих сиреневых глаз будто пронизывал её, изучая не внешность, не наряд, а внутреннюю энергетику, чакры и ауру, все жизненные потоки и вихри, что были в её организме. Иной раз казалось, что некромант и мысли прочитать способен.

– «Нет», – ответил ему чёрный рыцарь, взглянув в глаза императору, – «я и есть твой отец!», – заявил девчонкам лорд Кроненгард, застав их за этим рассказом.

– Да ладно! – аж сползла на пол с кровати ошарашенная Кассандра, повернув голову с чёрными, застланными тьмой глазами, на вошедшего мужчину. – Это правда? Ничего себе!

– Нет! – заверещала протестующая Анфиса. – Фи! Совсем нет! Всё было не так! Совсем не так! Он увидел могущество света и добровольно рухнул в бездну, признав поражение.

– Одно другому не мешает, – пожал плечами ухмыльнувшийся некромант. – Ну-ка, ты пока сходи поиграй с Ладушкой. Она как раз освободилась. За зверем её приглядывайте, пока он мне поперёк замка плотин не понастроил, – коснулся он плеча Кассандры. – А мы тут со сказочницей побеседуем.

Слепая малышка кивнула, ощупывая пространство тонкой бузинной палочкой, которую ей вместе сделали Лада и Мокошь, отправив как-то демонолога Сетта Догмана наружу за прутом с осеннего куста. В Преисподней-то таких растений не сыщешь.

Палочка помогала Кассандре лучше ориентироваться в пространстве, хотя за время пребывания в замке она уже частично его изучила вполне неплохо. Подружилась с Анфисой и любила наведываться сюда, слушая сказки про императора и не только про него. А иногда просто общаться о чём-нибудь с дочкой посла, скрашивая одиночество пленнице. Та же, оставшись сейчас без поддержки подруги, так и жалась спиной к окну, едва не усаживаясь на подоконник.

– Да не бойся ты, не съем я тебя. Всяко не орк, – хмыкнул некромант, скривив губы. – Говорят, внутри тебя артефакт.

– Говорят, вы пожираете детей, высасываете жизнь из подвластных деревень и обращаете всех вокруг в мертвецов. Надо ли верить всему, что там говорят? – с суровым видом исподлобья уставилась на него зеленоглазая девчонка с рассечённой левой бровью.

– Давай-ка лучше помедитируем, – очертил в воздухе круг чернокнижник, и тот засверкал на полу сиреневыми узорами меж двух мерцающих и переливающихся линий.

Мужчина зашагнул с дальнего края и уселся, скрестив ноги, жестом руки подозвав Анфису, чтобы та присоединилась. Она не желала, но противиться смысла не было. Она безоружна, замок торчит посреди Преисподней, деваться некуда, а кругом ещё черти да прочие приспешники этого чёрного колдуна. Пришлось подчиниться и нехотя зайти внутрь круга, усевшись напротив.

Она предпочла бы сражаться, но не была уверена в своих силах. Считала, что унизительно выполнять всё, что тот хочет и требует, от презрения к себе становилось только хуже. А тело пронизывала настоящая дрожь. Анфиса никогда не боялась его во снах. Девчонка легко расправлялась с такими, с приспешниками языческих культов, магами-изменниками, преступниками, но попав в чёрный замок, как будто бы потеряла веру в себя. Её что-то начало угнетать, тревожить, пугать. Ведь каждое появление некроманта было для неё чем-то неведомым, всегда становилось неясно, что от него ожидать.

– На совете решили, что из тебя надо вытянуть часы и вернуть к жизни Хроноса. Его сил может хватить на то, чтобы проигранную битву разыграть дважды, – проговорил Бальтазар, изучая ауру девочки.

– Чтобы проиграть её вновь? Глупая затея. Как и всё, что вы тут делаете, – недобрым тоном проговорила та.

– Прикрой глаза и расслабься. В противном случае будет только хуже, – предупредил Бальтазар.

– Звучит так, словно собрался меня изнасиловать, – фыркнула Анфиса.

Некромант слегка шлёпнул её по щеке, чтобы замолчала и перестала говорить глупости. Та лишь схватилась за покрасневшее место на коже и оскалилась. Но этого Бальтазар не видел. Он сам прикрыл взор, полыхая сиреневой пламенной аурой, как волной, нахлынувшей на всё тело пленницы, пронизывая её энергию в поисках артефакта.

Наконец он протянул руку к её левому запястью, вытягивая оттуда и концентрируя рядом золотистую энергию по крупицам. Анфиса обнаружила себя почти парализованной. Сидячая поза, ровная спина, руки в стороны – всё это объято чем-то подвижным, холодным, будто сильные ветра обдували её встречными потоками, не позволяя пошевелиться.

Она ощущала, как силы её покидают. Этот артефакт был не просто частицей, а словно большей частью её естества. Будто оставалось где-то треть от её той, какой она привыкла быть это последнее десятилетие с этой штуковиной внутри себя. Брови хмурились, губы дрогнули в напряжении.

– Нет… – попыталась она закричать, но сдавленное будто железной хваткой горло издало только жалобный стон. – Это вам не поможет… – попыталась она проговорить.

– А я и не сказал, что собираюсь возвращать Хроноса, – зловеще пророкотал Бальтазар. – Я сказал, что так хотят боги совета. Я дал им замок для заседаний, но не собираюсь им подчиняться, – открыв свои густо-фиолетовые глаза, глядел некромант на то, как песчинки света формируют фигуру песочных часов прямо в воздухе между ним и Анфисой. – У меня на всё это совершенно другие планы.

Фигура сверкающих часов становилась всё более плотной, практически обретала жёсткость, твёрдость, становилась материальной. В хрустальной колбе с радужными переливами осыпались золотые песчинки, пока те всё переворачивались и переворачивались снова и снова.

– Гляди, как всё начиналось, – произнёс Бальтазар, и Анфиса открыла глаза.

В сиянии песочных часов пред ними предстал сам Иггдрасиль, время на котором словно шло вспять, к доисторическим временам, когда не было ни на земле ни под землёй ни единого монумента, ни народов, ни цивилизаций. Сверкающая разными оттенками модель мира то увеличивалась, как бы приближая отдельные элементы, то отдалялась, показывая более цельную картину.

И Анфиса узрела зарождение мира. Как с чудовищным великаном, парящим в космосе, с каким-то неистовым и странным монстром столкнулся огромный камень-астероид, покрытый мхом, зеленью и содержащий в своём ядре глыбу льда. Девочка даже не сразу поняла, что космическим гигантом является легендарный Имир: обычно для упрощения понимания мироздания его представляли как великана. Однако это существо не имело ничего общего с антропоморфным гигантом с привычным количеством рук и ног.

Вытекшее сердце расколовшегося Имира стало солнцем. А останки после случившейся трагедии завертелись и закружились вокруг него, словно в вальсе, постепенно срастаясь, сжимаясь от силы вращения в единый плотный ком, в котором смешалось всё: ставшая камнем и почвой плоть чудища, мельчайшие лишайники, грибки, паразиты, расплавленные от жара солнца металлы…

Плоть Имира весьма отличалась от останков ныне живущих зверей, мёртвые ткани его стали почвой и глиной, кости – горами и скалами, а сосуды сдавленных щупалец – полостями пещер и подземных тоннелей. Первейшие дикие элементы, чьи частицы находили своё отражение в материальном естестве, но принадлежали более тонкому слою – энергетическому эфиру.

Именно его потоки и заставляли течь магму внутри, а реки – снаружи, заставляли двигаться земную кору, а небесные тела – вращаться. Необузданный хаос постепенно упорядочивался среди бушующих катаклизмов. Огромные «мировые змеи» – паразиты, некогда жившие и копошившиеся внутри тела Имира, – способные выдержать натиск первобытных стихий и всю дикость окружающей действительности, казалось, были единственными обитателями образовавшейся планеты.

Формировалась астральная оболочка каждого объекта, а дикие инстинкты создавали мысленный слой, из которого все потомки мировых змеев, детей Йига, разбросанных по вселенной и попавших в том числе когда-то на плоть космического чудовища Имира, могли черпать знания об окружающем. Именно он содержал в себе то, как надо охотиться, как ползать, прятаться в норы и рыть их, как отличать ядовитую жижу от той, которой можно утолять жажду. Все первичные инстинкты и сформировали ментальный план мира.

Серные пары, дым вулканов, горячая лава, кипящие океаны, бесконечные землетрясения – среди всего этого разворачивалась настоящая война между чешуйчатыми титанами: Уроборосом, Йормунгандом, Апофисом, Офионом, многоглавым Шешой, крылатым и пернатым Кецалькоатлем, небесным радужным Унгуром, водяным Левиафаном и многими другими. Именно они породили драконов, вишапов, виверн, змей и ящеров.

Древние чудища сквозь пространство и время посещали формирующийся Иггдрасиль, не то будто приходя попрощаться с Имиром, оплакивая его кончину, не то, наоборот, слетаясь на его труп, как стервятники. Шаб-Ниггурат породила рогатых и копытных созданий, Дагон – рыб, Бокруг – земноводных, Атлач-Нача – паукообразных и далее, далее, далее. Отродья Хаоса разделили меж собой весь мир. Но они были чем-то большим, нежели просто жуткие твари, путешествующие меж планет по черноте космоса.

Всё это были порождения неделимого Азатота, чьим проявлением явились небесные сияния. Творца всего сущего, причины, по которой закручиваются галактики и мчатся сквозь пространства метеориты, создавая всё новые и новые миры от столкновений. И чем больше скапливалось хаоса, тем сильнее всё упорядочивалось – появлялись закономерности, принципы, циркуляция энергии. Иггдрасиль принимал постепенно свой нынешний вид.

Высшие чудовища перешли на иной план реальности, существуя вне упорядоченного материального мира. Куда-то в свой звёздный хаос, в бездну, откуда молчаливо наблюдают с ночных небес. Они – сами законы этого мироздания. День и ночь, прорастание и увядание, таяние и оледенение. Боги для богов, периодически порождающие всё новых и новых чудовищ. Те, кто сплетали мир, кто и позволил сжаться останкам Имира до состояния Иггдрасиля.

Энергетические сгустки, летавшие над миром, стали духами-хранителями – теми, кого теперь, как знала Анфиса, именуют Старыми Богами, чья суть была лишь поддерживать закономерности мироздания. Хранители света, камня, плодородия, песчаных бурь… У них ещё не было ни имён, ни формы. Их носили потоки упорядоченного хаоса, частью которого они всегда были, есть и будут. Эти боги сочетали в себе сразу и астральный план – дух, и ментальный – осознание свого предназначения, роли и покровительства, и, конечно же, эфирный – энергетический.

А под ними уже вовсю резвились стада антилоп, стаи волков, полчища крабов, косяки рыб… Какие-то божества уподоблялись им. Принимали форму оленя, вепря, змея, дракона, потому что мир не стоял на месте. Духи-хранители на своём тонком плане бытия будто бы проходили в каком-то смысле собственное развитие, как параллельно кипела и жизнь на земле. Божества смерти стали походить на костлявые останки, божества света – сиять, имитируя солнце, а боги природы – нестись табунами, оставляя после себя поросли зелени и распускающиеся цветы.

Первыми, почуяв жизнь и смерть, заявились астральные огни – ангелы. Они нашли настоящий райский сад в Иггдрасиле. Обретая плоть, как бы падая на землю, они обращались демонами. Шаб-Ниггурат их преобразовывала, давая новую жизнь. Всю их энергию света она впитывала в себя и облекала в чудовищные формы с обилием глаз, рогов и конечностей. И самые развитые из них, не ушедшие в подземелья Преисподней, а оставшиеся на поверхности, развивались, осваивали почву, изобретали орудия, возводили пирамиды. Так называемые «гоги» стали первой цивилизацией Иггдрасиля.

Менее успешные творения же гнили внизу, слипались меж собой, растворялись, преобразовывались, пожирали друг друга. Появилось немалое многообразие демонов: асуры, яогуаи, ракшасы, ёкаи, а также их повелители. Подземные пустоты полого мира заселялись самыми разными инфернальными существами.

А потом на летающих «кораблях» колонизаторов явились элдеры – предки эльфов, далёкая высокоразвитая раса, принесшая в мир образцы своих деревьев и животных с кораблей «Эдем» и «Мидгард», как назвали свои первые поселения в разных уголках планеты. Они делились на собственные народы и расы, живущие в полном равенстве, чьи потомки позже стали альвами, фоморами, белгами, немедами и гойделами.

Элдерам не нужен был Иггдрасиль, только его ресурсы – подземные озера ртути, радиоактивные металлы и прочие богатства, полезные для их нужд. Добывать всё это для них было опасно, потому они принялись выводить себе «гомункулов» – слуг, скорее, даже рабов. Сперва великанов и гигантов, но не всё добыть удавалось за счёт существ такого размера. Вскоре потребовалась, можно сказать, «ювелирная» работа в узких тоннелях с разными самородками.

Тогда инженеры элдеров вывели низкорослых гномов в большом их многообразии, затем скрещивали свои гоминидные разработки с животными, создав фералов – зверолюдей: кентавров, минотавров, ванаров, псоглавцев, фелинов и других. Следом – создали орков. Всё это сопровождалось экспериментами в виде различных химер: василиски, гиппогрифы, козероги и прочие существа, скрещенные из набора земной фауны.

И наконец колонизаторы вывели человечество: людей светлых, смуглых, щуров, темнокожих, краснокожих и многих других. Как в серых гномах есть частичка предков фоморов, так и в смуглых таскарцах течёт кровь предков гойделов и тёмных эльфов. Возможно, именно потому они неплохо ладят. Ведь это таскарцы однажды наняли жителей Арьеллы для противостояния богам.

Боги же за это время выстроили свои отношения, «пантеоны» иерархий, поделили мировые зоны для гармоничного управления миром. С появлением ремёсел, ещё во времена гогов, отделялись от первых богов их частицы – дочери и сыновья, становящиеся покровителями кузнецов, рыбаков, каменщиков. Появлялось искусство: живопись, музыка, резьба по дереву. Зарождались игры и ритуалы. И всему этому были нужны свои хранители-покровители, свои боги. Уже новое поколение, а следом и ещё более молодое.

И все они за многие тысячелетия находили себе обличье. Кто-то, глядя на людей-ибисов, вселялся в их мудрого жреца и объединялся с ним, сделав частью себя, сделав богом, способным обретать плоть и вновь растворяться из материальной реальности на астральный план бытия, расщепляя и собирая тело по своему желанию. Кто-то, глядя на фелинов, людей-кошек, выбирал уже их жрецов, например, так обрёл внешность Хушэнь с внешностью человека-тигра или женщина-кошка Баст. Смуглые, светлые, многорукие, как великаны, покрытые шерстью, как зверолюди… Но у хранителей ещё тогда не было этих имён. Их им раздали уже те, кто прозвал богов на своих языках. Чаще всего ныне уже забытых, утерянных, почти стёртых. А сами хранители приняли их, постепенно привыкнув к своим эпитетам, и использовали уже для общения меж собой.

Жрецы сами буквально молили избрать их в качестве сосуда-вместилища. Так бесплотные духи смогли отведать вина, вкусить мяса, хлеба, фруктов… Молодое поколение богов уже принимали облик новых развивающихся народов, чаще всего людей, как, например, Арес, выбравший отважного генерала Марсия, или Морриган, избравшая своим вместилищем тёмную чародейку и сестру одного из королей – Фату Моргану. Боги, обретя внешность, переняли всё, что имели народы: пиры, мастерство, одеяния… Но также и их пороки: зависть, ревность, алчность… Некогда хладнокровные, чуждые мирскому пониманию, они становились всё больше похожими на тех, кто жил на земле. Изменяли, предавали, спорили, заводили дружбу и сеяли вражду.

Анфиса видела упадок элдеров, когда их детища восставали против них. Гномы поднимали мятежи и уходили в далёкие горы, фералы устраивали восстания, даже орки, которых Анфиса считала абсолютно безмозглыми дикарями, умудрились дать отпор высокотехнологичной расе, заручившись поддержкой богов и мелких духов, вызвавших разные катаклизмы. Песчаные бури, землетрясения, наводнения, сметавшие поселения, размывавшие почву и обрушавшие стены.

Шаманы осваивали колдовство, вырезая тотемы тех, кому поклонялись, и проводя различные церемонии. Появлялось жречество, чем лишённые религий и техник единства с природой элдеры не владели. Это позволило рабам в новых объединениях и бунтах выступить ещё более опасным соперником.

Несмотря на все ухищрения хозяев по их содержанию, новые выведенные расы находили лазейки: деревянный таран против колючих прочных заборов, объятых высоким напряжением, ответные грозовые разряды от духов небес по металлической броне угнетателей. Войны снова объяли весь Иггдрасиль.

Но существа, сошедшие с небес, были всего лишь колонизаторами. Добытчиками, а не военными генералами с опытом ведения боя. При них и оружия было не много, ведь прежде, видимо, такие восстания в иных мирах не случались. Либо же именно обитатели данных кораблей о таких случаях были не в курсе.

Боевые технологии, что были у них при себе, периодически могли покарать рабов, подавить отдельные вспышки восстаний и даже массово уничтожить бунтовщиков. Но от этого легче не становилось. Некому было восстановить истраченные боеприпасы. Горели внутренние конфликты, уменьшение количества рабочих вело к уменьшению добычи полезных земных богатств, а высокотехнологичное оружие требовало долгой перезарядки. Вот только средств на обновление уже не имелось.

Да и питаться нужно было всем слоям общества. Голод и недовольства в обществе вынуждали действовать в угоду самым низменным и примитивным нуждам. Эпоха знаний без должного количества ресурсов и энергии на её шедевры, стремительно деградировала в нечто простое и примитивное.

Потерпев поражения раз за разом, элдеры разучились пользоваться технологиями. Не было больше ресурсов на их поддержание, ведь те никто не добывал. Раскол в обществе и борьба за власть лишь усугубляла положение. Заряды истощились, запасы металлов шли на ковку примитивных орудий труда, без которых никак, а многие города, лаборатории и космические корабли оказались уничтожены войнами, обратившись в руины. Нередко из строя выходили генераторы, теряли стабильность различные устройства, взрываясь и уничтожая всё вокруг. Не было больше ни топлива, ни электричества, никаких запасов энергии. Развитое существование кануло в прошлое, став его пережитком, преобразовываясь лишь в мифы, легенды и сказания.

Их истинные знания обесценились, а нехватка ресурсов сказалась на обратном прогрессе. Куда важнее стало возделывать почву мотыгой, чтобы не умереть с голоду, нежели возводить вышки с антеннами. Не хватало ресурсов на поддержку привычной жизни. Негде было толком и взять металл на починку, ведь важнее были плуги и косы, а также стрелы для охоты, мечи для сражений с разными тварями. Нечем стало обслуживать механизмы и изобретательные боевые машины. Так не стало летающих кораблей, волн связи и механизмов. Война и разруха отбросила их самих в первобытное состояние.

Даже сама численность колонизаторов сократилась из-за огромных потерь в проигранных войнах. Деградировавшие элдеры раскололись на пять племён со своими лидерами. И эльфы, их потомки, бесконечно враждовали меж собой, тоже разбредясь подальше по Иггдрасилю после многочисленных кровопролитных стычек.

А победители, вырвавшись из-под гнёта рабства, бежали навстречу свободе, осваивая другие земли, селясь подальше от прежних хозяев. Их никто никогда не обучал знаниям о сложных технологиях, о подобном те никогда не ведали и не слышали, ведь выращивались исключительно для тяжёлого труда: рудники, пахоты, рытье каналов. Вот на новой земле они и занялись, чем умели, осваивая ремёсла, живя обособлено и независимо.

Расколовшиеся от взрывов и лучей на звёздную пыль кристаллы, на основе которых работали космические технологии, незримым облаком расползлись по воздуху всего Иггдрасиля. И оседая в организмах при вдыхании, могли вызвать у рождённых детей чародейский дар, способности к магии как побочный эффект своего естества. Разные народы использовали его по-своему – ритуальное начертание, сверкающие руны, обращение к стихиям, прорицания, некромантия…

Частицы кристаллов из иных миров позволяли всё большему числу постичь основы мира нынешнего, понять принципы эфира, астрала, ментала, проникнуть в суть вещей, порождать огонь с иного плана реальности, сгущать тучи. Технологии элдеров частично трансформировались в навыки чародеев по всему Иггдрасилю. Таков был новый шаг в развитии цивилизаций.

Но даже развитые племена вновь начали враждовать между собой из-за нехватки ресурсов. Крупный улов у альвов, не пожелавших делиться с фоморами, дабы самим хватило рыбы, вызывал набеги от обидчивых тёмных эльфов. Как и успешная добыча фоморами металла для изготовления оружия и доспехов провоцировала вторжение альвов, желающих ограбить соседей. И так раз за разом, приручая пегасов, гиппогрифов, лошадей, одомашнивая скот, сталкиваясь снова и снова племя на племя под могучими предводителями. Ссорились меж собой племена гномов, вступали в конфликты поселения орков: бурых, жёлтых, зелёных, серых… Бесконечно враждовали народы эльфов, казалось, не зная ни устали, ни отдыха, ни пощады.

Продолжались войны, велись великие миграции и переселения. Элдеры потеряли большую часть территорий. Эльфийские племена сходились в бою и расходились по разным уголкам, чтобы восстановить силы и выживать. Не хватало ресурсов и пропитания. Численность народов уменьшалась. Некоторых, как людей-ибисов, и вовсе стало всего-ничего. Гоги перебрались в самые жуткие условия пустыни Нид, где больше никто не хотел жить. И то туда вскоре уползли наги, ещё больше стесняя в возможностях демонический народ.

Да и люди расселились так, чтобы дайконцы держались подальше от таскарцев. И чем более обособленной и замкнутой была жизнь племён и народов, тем обособленнее становилась их культура. Гномы севера больше почитали Вотана, Бальдира, Тюра… в одних уголках Таскарии почитались Ра, Гор, Осирис, в других – Ошун, Энгай, Апедемак, а где-то – Вишну, Шива, Индра, Ганеша.

Духи-хранители не были всемогущи, но народы тех мест, где они обитали, обожествляли их власть всё сильнее и сильнее. Приносили жертвы, в которых эти самые боги совсем не нуждались. Зато через эти культы подпитывался хаос. И он распространял всё больше энергии разрушения по всему Иггдрасилю.

Божества злились, горевали, иногда их проявления могли счесть за знак, за благодать, за принятие жертвы. Народы занимались самообманом, самовнушением. Зарезал жрец козлёнка – что толку? Какой прок богам с его смерти, с его крови, с его мяса, с самого ритуала? Никого из них это даже не волновало. Боги лишь гневались, посылая на бессердечных жрецов всё новые беды, а смертным народам всё новые испытания.

Их просили, просили, просили, требовали, убивали своих, предавались под веянием хаоса всё более тёмным и жутким обрядам. Всё больше безумия, крови и каннибализма. Терпению богов постепенно приходил конец, а народы не желали слушать даже своих пророков. Попытки же заявиться в мир людей и призвать их к благоразумию, утверждая, что богам все эти подношения и жестокость не нужны, приводили к непониманию и гневу фанатиков, как и их преданных паств, с призывом казнить такого еретика на месте. Такое обращение и хуление вызывало ещё больше гнева у духов-хранителей.

Засухи, смерчи, рой саранчи… К примеру, Сет, когда-то телохранитель Ра, посланный им карать извергов, столь преуспел в этой работе, что из генерала жестокого воинства получил «повышение» до божества зла, найдя свою стезю в нанесении вреда людям и всем остальным. От него страдали наги, фелины, шеду, ванары…

Народы не понимали причин гнева богов. Жрецы трактовали это как требование новых жертв. Круг замкнулся. Становилось всё хуже и хуже, пока людям не подсказали, как поднять мятеж. За время своей «цивилизации», своего «развития», духи-хранители обзавелись различными атрибутами: веретено Мокоши, рогатый шлем Бури, трезубец Посейдона и прочее-прочее. Полубог-шут Локи придумал, как заточить богов в артефакты. Сообщил знакомым великанам, а один из них рассказал людям.

Так люди стали доминирующей расой в Иггдрасиле, подговорив остальные народы свергнуть богов. Их жрецы света контактировали с ангелами, от которых узнали о Творце. Только представляли его по-своему. Похожим на себя, мудрым старцем, взирающим с небес и создавшим весь мир по своему видению. Им было невдомёк, что всё вокруг – результат творения хаоса. Настоящее чудо, обратившее бушующую стихию в упорядоченные циклы смены дня и ночи, времён года, жизни и смерти.

Разгневанные боги воевали с народами, исчезали в артефактах, уходили в изгнание, в небытие, никак не противоборствуя религии света. Культ Творца быстро заполнил пустоты необходимой веры, когда были побеждены старые боги. Потому что народы не могли полагаться лишь на себя, им всегда нужен был кто-то свыше. У эльфов это были их предводители, а вот вера людей на одном лишь императоре не удержалась. Он был для них смертным, никак не богом, слишком равным всем остальным. Идея вечного и неделимого Творца, воспетого ангелами, быстро прижилась в их сердцах.

А люди даже в структуре своей имели некое доминирующее свойство. Вероятно, то был некий дефект или побочная реакция на что-либо. Но союз эльфа и человека порождал полуэльфа, человека и орка – полуорка, союз с гномом – полуросликов, подобное не происходило между браками любых иных рас. Эльфы и гномы не могли зачать меж собой «эльфогномов», как не могли и минотавры с псоглавцами сотворить каких-либо смежных гибридов. Содержащейся в их крови информации на это попросту не хватало, нужно было нечто особое, чем обладали био-инженеры давно исчезнувших, деградировавших в племена эльфов, элдеров. А их наука и знания оказались утеряны.

Люди как бы вытесняли всех остальных, делая всё больше и больше похожими на себя с каждым поколением. Полуэльфы от последующих связей с людьми становились всё человечнее: острота ушей, пропорции тела и анатомия у детей и внуков была уже практически людская. Кровь иных предков вытеснялась, часто не оставляя даже намёка на причастность к родству кого бы то ни было.

Сверкающая модель Иггдрасиля перед взором Бальтазара и Анфисы приняла нынешний вид. По крайней мере, таким мир рисовали на карте, никто из них двоих не мог забраться или подняться так высоко, чтобы убедиться в точном сходстве увиденного рельефа. Но народы его разбрелись именно так: светлые эльфы – в Лонгшир, тёмные – в Арьеллу, Империя Гростерн раскололась во время восстания движения Сопротивления, архипелаг Игг стал пристанищем для многочисленных фералов: острова псоглавцев, фелинов и многих других. Фафнир стал пристанищем для чешуйчатых гибридов: ласертов – людоящеров, серпентов – человекозмеев, драконидов и их собратьев. Только те были уверены, что произошли от драконов, рождённых великими змиями.

– Любопытно… – проговорил некромант, когда видение начало тускнеть, а Песочные Часы Хроноса, засверкав, вернулись Анфисе в запястье. – Всегда полагал, что духи-хранители из эфира. А оно вон как… Сама-то поняла что-нибудь?

– Что все эти старые боги – монстры, – хмыкнула девочка. – Как бы ни выглядели. Лишь издеваются и не помогают.

– Есть в нас с тобой нечто общее… – произнёс мужчина.

– Ничего общего! Фи! Вы вон приютили у себя сброд чудовищ! Одна, как паук, с тысячей рук, другие с клювами… – кривила губки Анфиса.

– Это ты ещё своего «Творца» не видела, – усмехнулся лорд-чернокнижник.

– Творец сияет для всех, прогоняет тьму! – нахмурилась Анфиса. – Видел же, как расползлись из реальности всякие жуткие твари, рождающие демонов. Затаились от света в укромные уголки.

– Глупышка, не видящая в свете ангелов призму сияния Азатота, – вздохнул некромант. – Даже не поняла, чьи именно они «вестники». И к чему стремятся. И почему большинство из них «пало» на землю, предпочтя обрести плоть, нежели метаться бесплотными духами. Твой «творец» выращивает миры и жизнь на них, чтобы потом поглотить! Заселяет их ангелами, обращающимися в демонов, чтобы подготовить всё к его пришествию! Вся наша планета – это ферма и скотобойня в одном лице! Почему ты видишь одну сторону монеты и не понимаешь, что у неё есть другая? Что Творец твой в равной степени ответственен и за цветы, и за нежить, за бабочек и за волков, за день и ночь в равной доле!

– Тот, кто сотворил красоту природы и человечество, не может быть чудовищем и уродцем! – заявила девчонка.

– Да? Скажи это какому-нибудь однорукому гончару или одноглазому скульптору, – оскалился Бальтазар.

– Так, значит, наружное уродство не показатель? К чему тогда все эти сгустки щупалец? – напористо интересовалась Анфиса. – Мало ли кто скрывается за северным сиянием. – Бог страшен для его врагов, как страшен и его гнев!

– А к чему упрёки в клювах и количестве рук в таком случае? – парировал Бальтазар. – Неистовая бестия в панцире раковины с торчащим рогом и ворохом отростков, желающая обратить порядок обратно в хаос, вот кто скрывается за красотой небесных переливов!

– Тьма – это враг добра, изнанка жизни. Мы идём к свету, мы придумали свечи, уличные фонари, масляные лампы! Мы в Империи отвергаем тьму! Ночью практически никто не работает, – напоминала девчонка.

– Да потому что организму нужен отдых. Человеческий глаз не приспособлен под ночное время. Пахота, пряжа, охота… Это всё проще для людей при дневном свете! – объяснял некромант.

– Значит, Творец так создал нас детьми света! Нам чужда Тьма, правильно! Творец создал всё. Создал богов, они должны чтить его, они – его аспекты! Слуги, которые поддерживают смену времён года, прорастание пшеницы, орошение почвы, движение ветров! – заявляла пленница. – Элдеры вот в Творца не верили, и к чему это их привело? Кто их защитил от упадка, от войн и поражений в них? Эта участь всех эльфов-безбожников коснётся! Я видела, что их Дану, Немед и все прочие – это полководцы армий, правители, «короли». Пустышки. А Творец и его ангелы охраняют Империю от всяких бед. Он защитит, – показала она свой крест.

– Вот именно! Расходящиеся от центра щупальца во все концы! Никогда не думала, что этот самый крест символизирует?! – прикрикнул на неё рассерженный некромант. – Мокошь права. Упёртое твердолобое создание. Что вдолбила себе в голову, в то и веришь. Хватит на сегодня видений, – поднялся он, и сиреневый круг с обилием начерченных колдовских символов вмиг погас. – Не люблю, когда такие фанатики не желают даже думать и складывать два плюс два. Лучше б математике поучилась вместо чтения своих книжек-баек о похождениях императора …

– Это в чём же права Мокошь? – насупилась девочка, ожидая какую-нибудь язвительную характеристику в свой адрес.

– Узнаешь, когда время придёт, – не оборачиваясь, бросил ей Бальтазар, снаружи в коридоре вновь обнаружив Кассандру.

– Всему своё время… – вздохнула Анфиса, припоминая слова своего наставника Маркуса, усевшись на край кровати с задумчивым видом.

В голове не укладывалось, что у неё может быть нечто общее с этим чудовищным тёмным лордом. Все эти его слова. Она, конечно, тоже некромантии обучалась, но именно, чтобы бороться с такими. Чтобы понимать все принципы тёмной магии и поднятия нежити.

А теперь выясняется, что магия – всего лишь какая-то пыль космических кристаллов, а жители мира сами провоцировали богов на кары и бедствия. Было ощущение, что её хотят подчинить, загипнотизировать, сломить веру. Будто это какое-то искушение, которое нужно преодолеть. Потому от своих убеждений девочка не отступала. Её хотят запугать и запутать. Внешность творца искажается от восприятия. Это некромант видит его чудовищем, а на деле… Это что-то мягкое, сверкающее, тёплое, дарующее жизнь, словно солнце.

Она помнила и другие слова своего учителя, о том, что нет ничего важнее поддержки своего народа и родины. Стало быть, что бы ни происходило, нельзя предавать Империю. Маркуса, отца, императора, Пресвятую Церковь, бабулю, народные обычаи и традиции. Её учили иной картине мира, потому принимать на веру увиденное она явно не собиралась.

– Иди, слушай дальше истории про всемогущего императора и не забывай, что это всё имперские небылицы, присваивающие ему чужие подвиги, – раздался из коридора голос некроманта, а в комнату сбежала Кассандра.

– Вообще всё это – ты сам придумал и создал чародейством, чтобы мне голову задурить. Фи! Это всё – какое-то искушение, пыль в глаза, – бубнила себе под нос Анфиса, убеждая саму себя.

– Эй, а как ты дверь изнутри открываешь? – заглянул вдруг к девчонкам вновь Бальтазар, обращаясь явно к Кассандре.

– Постукиваю палочкой, и меня выпускает Ильдар, – ответила слепая черноглазая малышка.

– Вот старику делать нечего, – покачал головой удивлённый лорд Кроненгард и закрыл девчонок в комнате, прикрыв дверь. – Свой ребёнок без отца растёт, он со слепышкой здесь нянчится. Совсем мы тут перед концом света умом тронулись. С кем поведёшься…

– Милорд? – появился и сам чародей у деревянных перил лестницы вниз.

– Лёгок на помине. Приглядывай за ними, особенно за рыжей бестией. Спать не давай. Заглядывай бесцеремонно в комнату периодически да подслушивай, о чём болтают меж собой две эти подружки, – скривился некромант, недоверчиво покосившись назад, на дверь в комнату Анфисы.

– Им ведь ничего не угрожает здесь? И в ваших этих исследованиях. Они всё же невинные дети, – забеспокоился Ильдар.

– Невинные? Кто сказал тебе, что детвора бывает невинной? Они лгут, бьют стёкла, насмехаются над юродивыми, подшучивают друг над другом, придумывают прозвища, им дай только волю над кем-нибудь посмеяться. Дети злые, жестокие, не задумывающиеся о последствиях. Ломают ветки, обрывают листву и цветки, подкладывают кнопки, подвешивают вёдра, бросают лягушек в костёр, хватают бабочек, отрывают ножки кузнечикам, стравливают жуков, а потом давят и победителей, и проигравших в боях насекомых. Жгут муравейники, разоряя целые колонии. Невинные дети, старик?! Они – истинные чудовища! В чём безгрешность того, кто всё время проказничает, не слушается, получает по заднице, свято клянётся больше не повторять, но потом снова и снова продолжает? Мальчишки подглядывают на речке за купающимися девчонками. Они обманывают, убегают без спроса, лезут, куда запрещено, воруют сливы в соседних садах и монеты из карманов родителей, берут без спросу печенье с верхней полки, прикасаются к еде, когда им не дозволяли. Будто сам никогда не был ребёнком! – всплеснул в гневе Бальтазар руками.

– Я кузнечикам лапки не отрывал, – призадумался смуглый волшебник.

– Но сладости со стола воровал, небось, жучков мимо проползавших со злости топтал и за девчонками в бане подглядывал, – хмыкнул на это чернокнижник, свернув не на лестницу, а двинувшись вдаль по прямой.

– Пойду лучше сыру девочкам принесу, – произнёс чародей. – Пленница ваша прям большая любительница оказалась. Сколько сортов в замке есть в закромах, так она чуть ли не на запах рассказывает, что из каких краёв да каким способом делается, сколько вызревает… Есть вот эксперты по винам, знаю, сомелье называются. Был проездом в Яротруске один такой, выпили и разговорились. А вот как эксперты по сыру зовутся – не ведаю.

– Эксперт по сыру? – чуть обернулся на него некромант. – Сырсперт, – с кривой усмешкой хмыкнул он, неспешно шагая вдаль.

– Сыр спёрт – это когда Коркоснек мимо кухни проходит, – проворчал уже сам Ильдар. – Вечно тащит всё, что плохо лежит. А что лежит хорошо, он сперва кладёт плохо, а потом тырит. Пройдоха бородатый! Что б его черти унесли… Так ведь и унесли, вон, видали, как чествуют? На руках носят, на странных инструментах подыгрывают, преклоняются, считают за своего прям. Нарадоваться барду в их краях не могут. От работы отлынивают! А с кухни то баночка с вареньем исчезнет, то пирожков не досчитаемся пары штук. А потом он по коридору идёт такой важный и всё пожёвывает… Не понимаю, милорд, зачем приютили вы этого лодыря-дармоеда. Всё бы ему петь да плясать, чертей от огородов моих отвлекать…

– Плут на то и плут, ещё пригодится, – хмыкнул Бальтазар, задумчиво двигаясь дальше.

Он ещё долго в неспешном пути по коридору в мыслях «переваривал» показанное сегодня Часами Хроноса в мерцающих видениях. И всё же у него с Анфисой точно имелось кое-что общее. Вопреки увиденному и новым мыслям, отступать от своих намеченных планов он тоже не собирался.