Читать книгу Расцвет Рагнарёка - Влад Волков - Страница 5

Лорд Бальтазар Кроненгард взирал из окна замка, стоявшего посреди красно-чёрной Преисподней, на веселящихся демонов. Даже через закрытые окна было слышно громкую музыку дворфа-барда Коркоснека, вокруг которого плясали всякие бесы, почти синхронно двигаясь в каких-то неистовых ритуальных танцах, подпевая: «Это грех!», «Это грех!». Словно свой новый гимн искушения.

– Я вспоминаю свою жизнь, что я прожил с таким стыдом, – напевал журчащим, с лёгонькой хрипотцой мощным голосом гном, – Ведь виноват был я кругом… Во всём!

– Хей-хей! – перебирали ногами и рукоплескали ему черти, создавая барабанный ритм от постукивания перепончатых лап, копыт и ладоней друг о друга.

– Что бы я не делал, чего бы не желал… О чём бы не мечтал… Всё это… – наращивал бой по струнам своего ситара толстыми пальцами дворф под поддерживающий его хор голосов местных бесов: – Это… Это… Это… Это грех! – Принимались ещё взбалмошней резвиться на концерте демоны, подпевая и подхватывая: – Это грех!

– Привёл, милорд, – в дверях комнаты Бальтазара объявился смуглый чародей в бурой накидке, с посохом из красного дерева и сверкающим рубином, охваченным спиралевидными рогами.

С ним была Анфиса, которую тёмный лорд и повелел к нему привести. Пленнице с недовольным, насупившимся личиком ничего здесь не нравилось. Во-первых, бесы чаще всего притаскивали в замок именно мясо, которое она не ела.

Ильдару, не без помощи всегда готовой услужить Лады, приходилось активнее заставлять чертей выращивать овощи. Благо те тоже любили хорошо поработать, вот только в подземелье без солнечного света урожай всё равно получался небольшим. Зато поспевали теплолюбивые культуры, которые в родном Яротруске сам Ильдар-чародей встречал нечасто. Благо хоть сыром её угощал, хоть какая-то маленькая радость была тут для пленницы.

Во-вторых, Анфису удручало всё окружение. Лорд-некромант и его сподручные, гостящие боги, некоторые из которых едва походили на людей. Вид из окон на бурлящие озёра, растрескавшуюся землю и реки лавы с огненными гейзерами девочке казался чудовищным. Сам горячий воздух воспринимался каким-то дымным, отравленным и неприятным. Хотелось домой, в Империю, не важно, в какой сезон, – сейчас там должна быть поздняя осень или начало зимы. А сколько она ещё пробудет здесь, для пленницы оставалось совсем не понятным.

– Что-то черти совсем расшалились, – хмуро отметил своим низким баритоном лорд Бальтазар.

– Так ведь веселятся, гуляют, хорошо поработали. Насос смастерили, теперь из горячих источников в замок поступает вода. Мутновата, конечно, ещё фильтры из угля с ними сделаем, – мечтательно пояснял густым, мягким и в то же время немного трескучим тембром смуглый чародей.

– Мы сейчас прогуляемся, – повернувшись, сверкнул некромант фиалковым взором на Анфису. – А потом будет ужин. Надеюсь, Догман с его пассией успеют вернуться.

– Как раз баклажаны тушёные будут, Лукреция любит их, – проговорил Ильдар.

– Вестей так и нет? – поинтересовался у него чернокнижник.

– Чертей отправлял на разведку, говорят: стоит гарнизон, что снести вы просили. Не продвинулась инфернальная армия.

– Лучше б за сыром их отправлял, – пробубнила Анфиса себе под нос.

– Церковники и белые маги всех разгромили, мне думается, – предположил ильдар. – Так что если Сетт и Лукреция до сих пор не вернулись… – замолчал чародей, не желая представлять самое страшное.

– Вероятно, в плену, – слегка обнадёжил его лорд-некромант.

Он был прав: далеко от их подземной обители, средь джунглей Лонгшира егерь Догман – демонолог, мужчина за тридцать довольно крепкого телосложения с топорщащимися щетинистыми бакенбардами – и демонесса-суккуб Лукреция с розоватой кожей и вздыбленной короткой стрижкой огненных волос были наполовину вмурованы в стену. Будто застряли в узеньком лазе сквозь оную: лишь торс торчал внутрь комнаты, а ноги болтались в соседней или же в каком-нибудь коридоре.

Каменная кладка сдавливала талию. Так обычно ванары пытали своих заключённых. Хлестали по заду или щекотали пятки, прижигали кожу, в общем, допрашивали с пристрастием. Пленники так и выглядели – избитыми, измотанными, явно обезвоженными и, вероятно, голодными.

Было слышно визгливых ванаров, что объявились по ту сторону, позади, ожидая дальнейших приказаний да следя, чтобы схваченная парочка не сбежала. В комнате перед ними тоже по краям стояли вооружённые копьями и дубинами люди-обезьяны. А прямо перед пленниками находился их лидер в багряно-золотистых шароварах в полоску, красной жилетке и такого же цвета феске на голове с чёрной бархатной кисточкой.

– Опять обезьяны… – первым пришёл в себя Сетт, оглядывая темноватое пространство вокруг заплывшими от побоев глазами.

– Все имперцы – обезьяны, – пробубнила, не открывая глаз и жмурясь, демонесса, простирая перепончатые крылья по эту сторону стены.

– Да не, это всё те же, рыжие, – покусывал растрескавшиеся губы егерь Догман.

В голове всё гудело, комната перед глазами плыла, искажалась, вид стражников-ванаров сливался в чудищ с кучей рук и обезьяньих голов, а потом расходился на их отдельно стоящие фигуры. Сильно болел левый висок. Именно туда пришёлся удар дубины, от которого Сетт потерял сознание.

– Так-так-так. Уже очнулись? В этот раз как-то быстро, – хмыкнул лидер ванаров. – Что ж, надеюсь, теперь вы будете более сговорчивыми.

– Чёрта с два, – пробурчал Сетт, подняв на ванара свои жёлтые глаза.

– Чертей ваших уже разложили в пыль, – напомнил тот. – Остался только ты и странная дамочка, которую ты зачем-то закрыл собой от церковных лучей.

– Закрыл? – кое-как истерзанная Лукреция повернулась на Сетта.

– Да не закрывал я… – проворчал демонолог. – Ничего подобного! Даже близко! Так, мимо пробегал. И вообще, как потом оправдываться, если все сдохнут? Ты и будешь потом за весь провал шишки на себя принимать.

– Шишек мне и тут хватает, твоя была идея ждать темноты и полуночи, – огрызнулась суккуба. – За это время имперцы хорошо подготовились.

– У-у-ха! Забавные же вы. Но я за вас, пленников, щедро заплатил людской страже, – напоминал главный ванар. – И я добьюсь от вас информации, чтобы средства народа Сунь не были растрачены даром.

– Я тебе, дурья пустая башка, уже сколько раз повторял, что не мы открываем порталы в подземный мир! Ты глухой или тупой? Или всё сразу? По-моему, вот как раз последнее, – прорычал Сетт, за что получил по лицу удар золотистым посохом.

– Хамства и оскорблений к своей персоне я не потерплю, – высокомерно звучал глава людей-обезьян.

– Но он прав! – вступилась Лукреция, скрипя зубами. – Порталы открываем не мы. Ты хочешь знать, где некромант? Он не здесь, не на поверхности. Сам знаешь, что его замок исчез с холма! Он перенёс его.

– И вы покажете мне туда дорогу, – наклонился к ней лидер ванаров.

– Этот доходяга скорее сдохнет под пытками, – кивнула демонесса на Сетта.

– Сама-то! – нахмурился тот и от боли задействованных мышц лица скривился сильнее.

– Со мной чего только не вытворяли всякие садисты, дело привычное. И в пище я не нуждаюсь, в отличие от смертного человека, – отметила та.

– Ваши демоны уничтожены, – напомнил рыжий ванар. – Помощи ждать не откуда. Показывайте дорогу к своему некроманту. Наш отважный герой Хануман пленил вражеских генералов, долго пытал их нещадно с целью заполучения информации…

– Да ему чихать, сколько демонов ты уничтожил. Он на тебя пошлёт и нежить, и армии орков, – хмыкнул Сетт. – И тебя самого пошлёт к чёртовой матери, будь ты трижды сожран бесами! Думаешь, ваши пытки дадут плоды? Да некромант твой только порадуется, если ты убьёшь меня здесь. Ха! Нашёл, кого в плен забирать, рыжий выродок.

– Орков? Так у него союз с Урдом, как интересно. У-у-ха! Пожалуй, стоит их навестить, – ухмыльнулся главарь ванаров. – Ценная информация. Пожалуй, я убью тебя последним.

– Вечно ты язык за зубами держать не умеешь, бесхвостый! – процедила Лукреция Сетту, оскалившись, и задёргалась так, словно пыталась ткнуть его своим лбом.

– Змея-змея! – вбежал, расталкивая остальных, со стороны лишённого всякой двери прохода в комнату ещё один ванар с кольцами серег в ушах и наплечниках из панцирей черепахи. – У водопада, где дети играют. Ребятня прибежала, кричат, что змею в воде видели. Женщины в ужасе. Сказали, срочно звать Ханумана!

– Да я что вам тут, по каждой мелочи разбираться должен? – обернулся глава ванаров к вбежавшему. – У вас оружие есть, крюком её выловили бы…

– Так змея же! – подпрыгнул тот, а в панике другие стражники тоже начали переглядываться и заголосили: – Змея! Змея! Змея!

– У меня других дел, по-вашему, что ли, нет? Только что из Мимира вернулся, а вы меня опять в горы к снегам посылаете, – всплеснул Хануман руками.

– Славься! Славься! – хором скандировали люди-обезьяны – Ук-ук-ук-укун!

– Приглядывайте за этими, сейчас поднимусь к горному озеру змей ловить. А вы закажите у Анкаши побольше противоядия на всякий случай, – сказал он, направляясь прочь и оставляя охрану у пленников.

– Эй, безрогий, силы остались ещё? – тихо поинтересовалась у Сетта Лукреция. – Надеюсь, ты выспался.

– Издеваешься? Да я как бык, меня какими-то пощёчинами не вымотаешь, – хорохорился тот.

– Ага, два пинка – и в отрубе. Пока ждала, что в себя придёшь, сама уснула. Проснулась потом от твоего медвежьего ворчания, – закатила демонесса глаза.

– Ну, так с добрым утром, красавица, – саркастично воскликнул ей Сетт.

– До кнута дотянуться способен? – поинтересовалась она.

– Может быть, ты видишь, их тут сколько? Одного за шею я притяну… – ворчал егерь Догман.

– Да тихо ты. Спросишь вопрос на «да»-«нет», он всю историю своей жизни перескажет, а потом ещё переспросит, какой был вопрос. Говорливый демонолог… – прервала его демонесса.

– Так работа такая, заговаривать демонов, – хмыкнул тот.

– Хануману вон ты не особо зубы заговорил, мог бы что-то придумать, – подметила Лукреция.

– Выгораживать Бальтазара? Да он мне кто? Сват? Брат? Отец? То, что я сейчас с ним по одну сторону, не значит, что я его не ненавижу. Это вынужденная мера объединиться. Потому что Дамиан его провоцирует уничтожить Империю. Встречала святошу, который хочет войны? – повернул Сетт голову к собеседнице.

– Кого я только не встречала, – ответила ему та. – Раз дотянешься до кнута, заставь светиться, опустив на пол, и просто вращай. Не надо никого хватать, хлестать и притягивать.

– Я тебе идиот, что ли, волчок из кнута изображать? Крутить-вертеть… – оскалился Сетт.

– Похоже, что идиот. Головой иногда надо не только есть и брагу лакать, но и думать. Говорят, полезное занятие. Ты же слышал, как они змей боятся? А тут будет вертеться-вращаться светящаяся верёвка. Они сразу запаникуют и разбегутся, – полушёпотом пояснила свой план суккуба.

– Не то чтобы я прям уж соглашался… Идея такая себе, но попробовать можно, – хмыкнул егерь Догман.

– Тогда просто ждём. Начнёшь, когда я скажу, – властно повелела Лукреция.

– Чего ждём-то, умная? У моря погоды? – прорычал Сетт, не понимая, почему уже не начать действовать.

– Умная, да! Тебя ждём, бестолочь! У кого зелье от превращений на поясе? Вот пропустишь вместо глоточка срок свой и превратишься в вервольфа. Тогда и посмотрим, каковы эти ванары, – тихо объяснила суккуба шипящим недовольным тоном. – Надо ж не только их распугать, но и раскидать, чтобы отсюда выбраться.

– Они ж не виноваты в том, что я чудищем стану, – скривил губы демонолог, засомневавшись в таком плане.

– О! О! Жалеть их собрался?! – закатила глаза Лукреция. – Себя пожалеть не думал хоть раз, альтруист заросший? Лучше б побриться надумал… Отрастил колючек, как дикобраз… Это всё, между прочим, обычная защитная реакция. Когда недотрога и одиночка не любит прикосновений к себе и контактов, он отращивает вот такие баки.

– А мне и не надо, чтобы меня трогали, – проворчал Сетт.

– Женщины у тебя ласковой не было, несчастный человек, – вздохнула, цокнув языком, демонесса.

– Ты больно счастливая?! Суккуб, спящий со всеми подряд, перемешивающий рода людей, а то и не только людей! – недовольно восклицал егерь Догман.

– О, ты бы предпочёл эльфиечку? – удлинила она свои уши. – Или полу-эльфа? Постарше, помоложе? Невинную дурочку или властную госпожу? Ты только скажи…

– Ты лучше заткнись! Ненавижу тебя! Всех вообще ненавижу! Некромант этот проклятый, эти заговоры богов, эти церковники с их Творцом. Теперь ещё обезьяны какие-то! Может, этот ваш Локи прав? Пусть все нафиг сдохнут, надоели! Все чего-то вечно хотят, да когда ж вы все успокоитесь?! – рычал Сетт.

– Ха-ха-ха, злоба, стыд, сколько всего, хоть поем, наконец, эмоций! – обрадовалась Лукреция, ноздрями шумно вдыхая окружающий воздух и подпитываясь энергией, высвобожденной демонологом.

– И вовсе никакого стыда! – возмущался тот. – Я такой, какой есть. Нечего тут мне скромничать или краснеть. Это у тебя кожа красная, морда красная, будто только что из бани или пьяная вдрызг, ядрён батон и бизон в закусон, а то и всё вместе.

Тем временем в подземелье Преисподней от чёрного замка некромант в кожаном косом мундире, с чёрным клинком на поясе и тёмно-фиолетовым плащом двигался в направлении радужного моста вместе с Анфисой, которой велел идти с ним. Пленница была, в отличие от чернокнижника, безоружной, глядела вокруг себя, а не вперёд, подмечая красноватые склоны холма среди мутных, тёмных и лавовых рек, бурлящих грязевых луж и не то багряных растений, не то торчащих из земли каких-то отростков животных, что периодически шевелились.

Позади гремела музыка – на ситаре бренчал Коркоснек, воспеваемый бесами. Анфиса пыталась придумать, как ей сбежать, но вокруг всё казалось столь опасным и враждебным, что она даже не представляла, куда спрятаться. Демоны подыгрывали дворфу с длинными толстыми дредлоками на голове и ситаром в руках на тамтамах из кожи и жилистых струнах, словно целый ансамбль. Пленница, глядя на инструменты из костей. лишь ужасалась и морщилась, старалась отвернуться, а жуткие картины вновь так и всплывали в памяти.

– Черти любят танцевать, – надрывно голосил гном, – босяком на битом стекле! И плавать в лаве, и с головой нырять, и бродить по тонкому льду…

– В своём прекрасном аду! – вместе с ним подпевали и отлынивающие от работы мелкие бесы с копытцами и крохотными, не способными поднять сгорбленную тушку в полёт крылышками.

На четырёх лапах, если не более, шастали средь растрескавшейся земли уродливые твари, прозванные адскими гончими. На собак они едва походили, разве что на таких, с которых содрали кожу. Бугристые, зубастые, иногда не всегда вообще можно было разобрать детали вытянутой морды, иногда всего с единственным глазом по центру. Позади некоторых голов, словно грива, вздымались наслаивающиеся рёбра, как будто существо шагало, вывернувшись вверх животом. У иных пасть раскрывалась «бутоном» во все стороны, а у каких-то была вертикальной, захлопывающейся с двух сторон.

Всё это девчонке казалось страшным и мерзким. Даже в кошмарных снах она не могла представить местных обитателей. Вытянутые шеи, ассиметричные туши, ползающие, бегающие, ковыляющие – всевозможные невообразимые уродцы, напоминавшие и зверей, и растения, и насекомых, и абсурдные карикатуры на зверолюдей, и даже мало на что похожие вообще.

Трёхногие сгорбленные и мускулистые демоны со спиральным рогом по центру, существа с горизонтальным гребнем-короной на голове, сгибавшимся в своих суставах на манер пальцев. Неморгающие глаза с перепончатыми крыльями, иной раз твари, у которых даже не было понятно, где зад, а где перед. Просто нагромождение копыт с мясистым шерстяным телом и ворохом взвивающихся шипов-отростков. Кто с чертами крокодила или минотавра, словно, подобно Лукреции, их преобразовали из душ погибших жителей поверхности, переродив в качестве инфернальных тварей.

Даже Бифрёст, радужный мост, Анфисе казался каким-то зловещим. Краски его составляющих – блоков из разных металлов, камней и самоцветов, казались какими-то тусклыми в скудном освещении грота Преисподней. У кристаллов не было множества граней, способных поигрывать отражением бликов света, хотя вспышек огня, внезапных искр и сверкающей магмой жёлтых, рыжих и красных оттенков здесь хватало.

– Куда мы идём хоть? – нарушила Анфиса первой молчание.

– Скоро узнаешь, – не торопился ей отвечать некромант.

– Я думала, радужный мост соединяет землю и небо… Так было в сказках, – хмыкнула девочка.

– Не стал бы я всем сказкам доверять, особенно написанным в Империи, – проворчал лорд Бальтазар, шагая сбоку от неё почти вплотную, едва не касаясь руки, готовый в любой момент схватить или же резко отправить заклятье в спину беглянке, едва та надумает куда-либо податься.

С моста, в принципе, деваться уже было некуда. Он был не слишком широким, но и не узким. И вёл в темноту. Становилось страшнее и страшнее. Вокруг сгущался мрак. Пространство внизу и по сторонам обретало очертания бескрайней бездны. Был слышен стук девичьего сердца под постукивание её обуви о плотно сдавленные друг к другу оправами блоки камней под ногами.

– Так куда мы? Что там? – снова поинтересовалась Анфиса.

– Жертвенник с вертелом, я ж ем детей, забыла? Так пишут в твоей Империи. Нельзя ж их разочаровывать и не оправдывать ожиданий, – усмехнулся некромант.

– Не смешно! – насупилась девочка. – Ну, правда?

– Что? Уже не веришь сама, что я такой, как описывают? – покосился на неё Бальтазар.

– Я и не таких отлавливала, – фыркнула та.

– О, нет. Таких ещё не видала, – гордо ухмыльнулся лорд Кроненгард.

– Все вы такие, каждый маг думает, что он особенный, что всесильный. А когда я смотрю им в глаза, вонзая катары меж рёбер или прям в горло, когда они понимают, что всё, это конец, сразу становятся другими во взгляде. Паника, страх смерти… Такие же, как самые обычные люди. Ты очень зря мнишь себя выше других, – заявила Анфиса.

– Я никому и нигде не говорил, что я выше других, – подметил Бальтазар. – У меня вообще средний рост, между прочим. Знаю хана орков одного, так тот и вправду повыше всех своих будет. Громадный такой! И звать почти как сушёный абрикос у таскарцев.

– С орками водишься, – кивнула как бы себе самой Анфиса. – Фи!

– Думаешь урвать информации? Заметь, если я не беспокоюсь, что ты кому-то что-то расскажешь, значит, в моих планах нет пункта тебя живой отпускать, – заулыбался, оскалив зубы, лорд Кроненгард.

У Анфисы снова внутри всё похолодело. Даже ноги становились ватными и не слушались. От волнения зашкаливал пульс, болели виски, широко раздувались ноздри. Она сама на себя была не похожа. Опасалась, а вдруг и вправду он сейчас попросту принесёт её в жертву и на этом вся её жизнь закончится.

– Мой папочка – доверенный посол императора… – забормотала она.

– Да расслабься. Плевал я на то, что ты кому-то расскажешь про союз с орками, – заверил её Бальтазар. – Почти пришли.

Девчонка ощутила лишь, что мост, по которому они шли, сейчас после изгиба пошёл под пологим наклоном вниз. Они явно спускались, близились к его завершению. Там было что-то похожее на ещё один грот, но в тусклом свете деталей различить было нельзя.

– Хеймдалль, ты тут? Зажги нам огня, страж, – попросил Бальтазар.

Нечто косматое и большое, поблёскивающее мускулатурой, промелькнуло во мгле. А потом в подвешенных на цепях металлических дисках вспыхнули благовония. Огоньки заотражались в бликах своего окружения, вдали силуэтами рогов-полукругов виднелось некое подобие врат, но Анфиса замерла и снизу вверх глядела на девятирукое существо с багровым цветом кожи, как будто покрытой слоем масла.

Позади раскачивался мощный хвост, ноги заканчивались копытами, скрытыми густым ворсом щёток, а голова сочетала в себе что-то демона, кабана, быка и волка. Что-то звериное, вытянутое, абсолютно дикое да с толстенными жёлтыми зубами, крайний ряд которых виднелся по краям жуткой пасти.

– Все приходят, когда им что-нибудь нужно, – промычал страж моста. – И никто не придёт просто так, навестить.

– Попрошу Ильдара, он вечно сочувствием к обездоленным проникается. Принесёт тебе какие-нибудь гостинцы, – проворчал Бальтазар.

Почти в каждой руке у Хеймдалля было оружие – где клинок, где топор, где булава, где кистень. Лишь две из них были свободны. Взгляд чудовища Анфисе почему-то показался скучающим и печальным. Монстр не собирался кидаться на неё, чтобы растерзать. По крайней мере, пока. Он отошёл в сторону, а позади, на дороге к вратам, оказался омут, который обойти можно было лишь по краям, по особым тропам.

Но некромант повёл её не туда, а притянул прямо к краю этого странного озера. Девчонке казалось, что внутри этой выемки неизвестной глубины совсем не вода. Это не походило ни на чёрную жижу, реки которой текли там и тут, ни на мутные горные потоки, ни на застывающую лаву. Это вообще не походило на жидкость. Скорее на какой-то сгусток переливающейся и подрагивающей чёрной материи.

Даже её густоту на глаз определить было невозможно. Она казалась эфемерной, как дым, будто её даже коснуться нельзя, но не походила и на него. Анфиса испугалась, что её сейчас просто сбросят туда. Не будет ни жертвоприношений, ни ритуалов, ни кровавой резни и связываний под запретные тексты тёмных молитв. А просто этот колодец мрака, который сам по себе уже походил на глотку неведомого чудовища.

Но, подведя её к краю, некромант не столкнул девчонку в мутный переливающийся омут. Он снял клинок с пояса и очертил незаконченный круг, так, чтобы его концы упирались в край берега. Бальтазар начал громким рокочущим голосом читать некое воззвание. Там было что-то про ключ и врата, про междумирье посреди измерений, порядок и хаос, но смысл всего сказанного Анфисе был не понятен.

Снизу замерцали яркие огоньки, напоминавшие космические туманности и блеск далёких звёзд. А потом взору предстало нечто бесформенное, протяжённое, с кучей отростков. Где-то потолще, где-то потоньше. Было не понятно даже, одно это существо или их там несколько. Было похоже на водоросли, на гнездо, на какие-то прожилки и сочленения, кладку икры, стебли причудливых гигантских растений или грибницу.

И целиком всё это месиво состояло из пузырей, больше напоминавших глазные яблоки с сосудами и прожилками, с торчащими нервами, реющими в космической бездне на манер маленьких шевелящихся щупалец. Наросты напоминали водоросли и полипы. Иные шары походили не то на округлую раковину, не то на закрытое веко со складками. Где-то даже виднелись торчащие зубы или целая зияющая пасть, как у червя, невиданной глубины, устланной хаотично разбросанными острыми крючьями со всех сторон.

Одно из глаз существа под просьбы некроманта приблизилось с той стороны, став практически с омут размером. Нечто чудовищное будто бы вглядывалось из своей пустоты в этот мир. Вертикальный вытянутый зрачок засиял, засверкал, начал почти слепить сначала жёлтовато-белыми, потом даже радужными переливами, формируя эдакий золотистый портал из чистого света.

– Самаэль! – воззвал Бальтазар прямо туда, и голос его был подхвачен эхом, но не таким, которое снуёт вглубь по пещере, а как в горах, когда кричишь с выступа скалы во все стороны.

Анфиса увидела, как из портала света появляется худощавое чёрное создание с крыльями, каждое перо в которых обладало подвижным глазом. Ей стало дико не по себе, когда все они сдвинулись и синхронно уставились на неё. Сам же вышагивающий костлявый господин глаз не имел. Они будто бы заросли по обе стороны переносицы, а верхняя часть черепа представляла собой что-то веерообразное, уплощённое, с плавной дугой макушки.

Пальцы у существа были весьма с длинными заострёнными ногтями. Наряд его походил на мантию или на рясу, но какую-то древнюю и непривычную. В ней было что-то схожее и с гиматием, и с кашаей на одно плечо. И меньше всего девочка была готова поверить, что перед ней возник ангел. Но он представился именно так.

– Самаэль Аваоф, Яд Творца, Архангел Смерти, – с шипеньем и скрежетом произнёс призванный вестник.

– Ты хотел сделку. Ну или твой тот дружбан или братец, не помню. Вы хотели артефакты местных богов. Так в этой девочке есть Часы Хроноса. Их нужно вытащить из её, – проговорил Бальтазар.

– Что? Нет! – возмутилась Анфиса, но некромант схватил её сзади, не позволяя никуда отступить. – Фи! Как вы смеете! Прекратите!

Она и готова была бы ринуться куда угодно, даже направо, где в темноте стоит то чудовище со множеством вооружённых рук, но от взора тысячи глаз многокрылого Самаэля её вдруг будто парализовало. Анфиса даже не понимала, дышит ли она ещё. Не могла пошевелиться и отвернуться. А существо склонилось над ней своей слепой головой, двинув корпусом вправо и влево, глазами с крыльев осматривая её энергетическое поле.

С зеленоватой аура её вдруг стала золотистой. И крупицы эти стягивались из всего её облика в сторону левого запястья, собираясь там в форму песочных часов. Ангел буквально вытягивал их энергию из тела девочки, концентрируя ту и собирая, чтобы придать артефакту его естественную форму.

Анфиса поняла, что это конец. Не будет больше ни возможности отматывать время, спасая себя, ни погружаться в чужие сны. Вся её нынешняя жизнь резко изменится, если не сказать потеряет всякий смысл. Она не видела себя бойцом с катарами в реальной жизни, не особо мечтала быть некромантом на побегушках, хоть и делала всё что могла по упокоению кладбищ, когда нуждались в её услугах.

Часы были собраны, они сверкали металлическим каркасом, переливались радужным блеском хрустальной колбы, а золотой песок внутри колыхался и пересыпался с каждым их движением, пока они парили в воздухе рядом с девичьим запястьем. Анфиса не понимала даже, выглядит ли она сейчас как всегда или покинувшие её тело часы вернули ей должный облик – девушки чуть за двадцать, а совсем не двенадцатилетней девчонки, застрявшей в неизменчивом юном теле.

Но тут костлявая рука Самаэля потянулась совсем не к часам, а к её горлу. Вот теперь стало уже по-настоящему страшно. Подобного ужаса, будучи парализованной, она не испытывала даже в детстве, когда её в плен схватила банда упырей, пытая и мучая на глазах у отца. Наверное, только часы и не дали ей тогда умереть окончательно, а теперь они были вне её тела…

Теперь смерть, аспектом которой и был тёмный ангел, могла быть истинной, единственной и вечной. Раз и навсегда. Её кладбищенское дуновение так и ощущалось в лицо каким-то тихим, но отнюдь не умиротворяющим порывом. Вечность близилась. Холодная обречённость заставляла остолбенеть и застыть после волны пробежавшей дрожи. Ангел тьмы приближался уродливой опасной фигурой, как тщетность бытия, как неизбежность гибели.

А умирать ей совсем не хотелось. Вспомнилось детство, приключения, общение с самим императором, самые разные случаи. Вся жизнь калейдоскопом воспоминаний пронеслась перед глазами, а по щекам прокатились блестящие в лучах портала слезинки.

И тут она ощутила нечто холодное, практически злобное, сконцентрированное и пульсирующее возле горла. Но не пальцы Самаэля. Это было лезвие чёрного клинка Бальтазара, которое не касалось её, но которое сжал своими пальцами ангел смерти.

Некромант почему-то не позволил ему коснуться девчонки. Рукоять и лезвия засверкали сиреневыми символами, словно свет бил откуда-то изнутри, прорываясь наружу. Поверхность покрылась трещинами, но осыпался лишь тончайший верхний слой, отчего клинок стал лишь более блестящим.

– Я просил вынуть только часы, – строго произнёс Бальтазар.

– Её надо убить, – проскрежетал Самаэль. – Она – полубог. Запретное дитя, запретная связь, недопустимое существо. Каждый бог, – шипел ангел, шевеля тонкими губами на лице, больше похожим снизу на обтянутый кожей череп, – хранитель лишь своей ведомой области мироздания, того, чьим аспектом является. Он не может носить чужие артефакты, быть их вместилищем, сочетать элементы. Бог есть закон. А полубог – его нарушение. Полубог может всё. Он не скован законами мироздания, он не обязан вписываться в принципы циркуляции. Он – дефект, недопустимая болезнь, ошибка природы. То, чего никогда не должно случаться. Она – дочь Немезиды. Но в ней не её артефакт… – сжал он ещё крепче лезвие меча Бальтазара.

Анфиса стремилась что-нибудь возразить, воскликнуть, что это немыслимо. Что отец никогда бы не стал иметь дела с какой-нибудь языческой богиней. Что она, с её способностями до «соединения» с часами, уж точно не тянула на полубога, умея всего-ничего. Но губы не слушались, сердце готово было взорваться, неморгающие и парализованные, как и всё её тело, глаза могли лишь ронять слезы. Страх в груди переплетался с волнами… с целым вихрем возмущения от услышанного, словно её оклеветали, приняли за другую, да ещё унизили и оскорбили.

– Видимо, придётся часам побыть в ней ещё немного. Пока я не раздобуду кнут или плеть… что там у этой дамочки, – сильнее отвёл клинком руку Самаэля прочь от горла девочки некромант, и сверкающие часы, распадаясь на яркие частицы, снова впитались Анфисе в запястье.

– Уводишь ту, чьё существование противоречит всем принципам мира? – произнёс Самаэль, отчего даже глаза на перьях как-то слегка вздрогнули кверху, будто бы от удивления.

– Как же я без неё-то добуду артефакт Немезиды? Уж лучше принесу сразу несколько, – пояснил некромант. – Жизнь человека коротка, надо все возможности использовать по максимуму. Тебе не понять.

– Мне легко понять тебя. Того, кто хочет вернуть похищенную невесту. Ты пойдёшь на любые риски, на любые жертвы, я видел таких множество, множество раз… – ухмыльнулся Самаэль. – Но мне никогда не понять таких, как она. – Вмиг исчезла с его слепого лица та самая улыбка. – Такие ошибки природы надо смывать кровью.

– И вам её будет достаточно, – отступил на шаг вместе с девочкой Бальтазар. – Уж поверьте.

– Мы верим тебе, – вновь изобразил эдакое подобие ухмылки архангел смерти. – Но не думай, что спасение полубога Габриэль зачтёт как благой поступок. Твоя душа всё так же черна. А нам нужно то, что внутри… – глядел с перьев на Бальтазара и едва не облизывался Самаэль, как на лакомый кусочек. – Колоссальное количество порабощённых должны быть освобождены. Лишь тогда мы насытимся и отступим.

– Это я помню. Ангелы не нарушают своих уговоров. Так что я принял к сведению ваши условия, – проговорил ему лорд Кроненгард.

– Спасение грядёт… Избавление от боли, от всех страданий… Творец уже ждёт. Цикл этого мира подходит к концу… – проскрежетал Самаэль и развернулся, уходя в сияющий портал. – Как ты понимаешь, мне бы этого не хотелось. Зачем архангел смерти, если некому будет умирать? Разрушь… артефакты… Уничтожь старых богов… Мир гораздо беспомощнее, когда все слепо чествуют единого владыку. Так больше власти у нас.

– Один вопрос тогда, – полюбопытствовал Бальтазар без всякой учтивости. – Зачем Габриэлю такие сделки?

– С мира, поглощённого Творцом, урожай душ соберёшь один раз. А договорившись с такими, как ты, – цикл за циклом, когда кто-нибудь вновь приблизит Его появление, можно отсрочить приход. И раз за разом пополнять небесный чертог, – ответила фигура в чёрном. – Но всё должно достаться нам, а не чертогам Хель или Мортис.

В скором времени силуэт его скрылся, оставалось лишь яркое, но мягкое сияние вертикального узкого портала, становящегося всё тусклее и тусклее. Гигантский глаз отпрянул от поверхности омута куда-то вглубь, а вскоре погасло и изображение неведомого существа, напоминавшего не то какие-то составные стебли, не то оотеку кладки насекомых, не то колонию загадочных организмов, сросшихся в нечто удивительное и ни на что не похожее.

Омут снова стал чёрным, непроглядным, состоящим не то из жидкости, не то из какой-то вообще неведомой субстанции. Затухали огни прогоревших благовоний, так что всё окружение медленно погружалось в темноту. Анфису отпустил паралич, но она смогла только вытереть слёзы.

Слишком много потрясений свалилось на её разум. Тело дрожало, мысль о том, что она чудом осталась в живых, доминировала даже над всем услышанным о своей матери. В это совсем не хотелось верить, рассудок боролся с попыткой понять и осознать, что она – дочь Немезиды. Девчонка отнюдь не чувствовала себя полубогом, а скорее даже наоборот – жалкой, раздавленной и беспомощной.

По крайней мере, становилось понятно, почему отец периодически произносил это имя. Однако же Анфиса всё равно не могла поверить, что возможен союз нунция при архиепископе, которым в прошлом был Альберт, и языческой богини, да ещё из того, что знала о ней девочка, довольно скверной и своенравной.

– Можем идти, – улыбаясь в тусклом свете догоравших огней своему отражению в преобразившемся лезвии меча, произнёс Бальтазар. – Благодарю, страж, – обратился он к Хеймдаллю. – С меня причитается.

На подкашивающихся ногах Анфиса направилась следом за зашагавшим некромантом. Ей совсем не хотелось оставаться здесь в темноте и одной. Точнее – с тем чудищем, отчего становилось ещё более не по себе. Преодолевая страх, отгоняя дурные мысли, пытаясь списать всё произошедшее на то, что в Аду кругом одни демоны и всё это – лишь искушение её несгибаемой воли, она постепенно приходила в себя.

Половину пути они прошагали молча. Лишь когда из тёмной части моста вновь вышли в освещаемое огнями пространство, где из земли по разные стороны били «гейзеры» пламени, у сводов по краям концентрировались огоньки в опадающие трескучие искры, а возле трещин с реками лавы копошились различные бесы, девочка, глядя на своё отражение в блоках моста, увидев, что не изменилась, оставшись прежней, перевела взор на довольного некроманта.

Его эта ухмылочка весьма её раздражала. Всем своим нутром она была его противницей, ненавидела и презирала. Не могла видеть его таким, желая, чтобы он наконец был побеждён, а Империя вернула себе территории Вольных Городов, близ границ которых он обосновался.

– Думаешь, я поверила тому чудищу? Я должна правда подумать, что это такой ангел? – проговорила Анфиса.

– Мне наплевать, – улыбался некромант.

– Чего счастливый такой? Часы всё ещё при мне. Ничего не вышло, всё впустую. Зря только старался и мотался туда-сюда, – хмыкнула девочка, задрав нос, дабы чернокнижнику было обидно.

– Ошибаешься, – ответил ей Бальтазар, демонстрируя меч. – Ты просто ничего не понимаешь. Всё затевалось лишь с целью, чтобы Самаэль коснулся клинка, вложив свои силы, но не смог разрушить его, ибо это – не божественный артефакт. Теперь это вещь, способная силой архангела смерти уничтожать реликвии богов. Больше не Арбедарк. Отныне этот меч зовётся Лакримарум – Слеза Самаэля.