Читать книгу ПОД СТЯГОМ НИКЛОТА. Историко-приключенческий роман - Владимир Андрианов - Страница 2

Ранним июньским утром 1147 года в любе́кскую гавань медленно входил караван судов новгородского торгового гостя1 Степана Дормидонтовича Ша́лого. Двадцать лодей, словно утки тяжело переваливаясь с борта на борт, весело бороздили тёмно-зелёние воды Тра́вы². Резвый шело́нник³ громко хлопал парусами, гнал упругую волну, осыпая разноцветной водяной пылью затейливо выгнутые носы лодей.

– Глянь-кось, басота́⁴ какая! – сын Шалого Кирилл, теребя отца за локоть, указывал пальцем вперёд, на город. Там, в косых лучах восходящего солнца, влажно блестели крытые черепицей, тёсом, а то и просто соломой, крыши домов и острые шпили кирх⁵. Узкие прямые улочки серебряными змейками разбегались во все стороны и снова сбегались, образуя затейливо сплетённую сеть городских кварталов. Отстроенный на месте Бу́ку – бывшей крепости ободритского⁶ князя Кру́то и неподалёку от сожжённой не-давно полабанской⁷ Лю́бицы⁸, город богател за счёт обиль-ной торговли. Чего только не встретишь на любе́кском торгу! Имбирь, перец и корицу из Персии; оливки из Греции; перлы⁹, кору́нды¹⁰, смара́гды¹¹, вени́сы¹² из Индии; тонкие фландрские сукна; све́йское¹³ железо и медь; соль и вина из Франции; серебро из Чехии; мёд, сало, воск, лён и пеньку, а также мечи и боевые топоры из Господина Великого Новгорода. Являясь средоточием торговли на побережье Варяжского¹⁴ моря, Любе́к имел свои фактории в Бе́ргене, Брю́гге, Ло́ндоне и Но́вгороде…

Не первый год ходит в Лю́бку¹⁵ удалой купец Шалый. И всякий раз возвращается с прибы́тком¹⁶. А всё потому, что торгует самым ходовым товаром – ру́хлядью¹⁷, житом¹⁸ и бранной кузнью¹⁹. Вот и на этот раз трюмы лодей заполнены доверху: заботлитво укрытые промасленным рядно́м²⁰, лежат в кожаных мешках вороха собольих, бобровых, куньих и гороностаевых мехов; в сосновых короба́х – обильно смазанные бараньим салом (чтобы ржа не поела) – кольчуги и шлемы, секиры и наконечники для протаза́-нов²¹, су́лиц²² и, особо ценившиеся у немцев, мечи була́т-ные и связки больших замков хитрой новгородской работы.

Три седми́цы²³ прошло с тех пор, как покинул Шалый свой терем на Данславле-улице. Шли вниз по Волхову, затем – через Ладожское озеро, реку Неву и далее – уже по морю Варя́жкому. Преодолевая штормы, каждый миг рискуя подвергнуться нападению морских та́тей²⁴, вёл купец караван. И вот, наконец, он у цели…

* * *

…Несмотря на ранний час на пристани уже вовсю кипела работа: меж больших и малых судов юрко сновали чёлны перевозчиков и рыбаков, деловито скрипели во́роты и жеравцы²⁵, извлекая из объёмистых трюмов бочки и тюки заморского товара. На сотни голосов шумела пёстрая разноязычная толпа. Грузчики, матросы, купцы, мы́тники²⁶, стражники что-то оживлённо сообщали друг другу, куда-то спешили и ударяли по рукам, помогая себе при этом вы-разительными же́стами и острым словцом. Были здесь свеи²⁷, даны²⁸ и ляхи²⁹, варяжские³⁰, персидские и иные гости.

Уплатив лоде́йное³¹ и ве́счее³², Степан Дормидонтович велел приказчику Про́кше Ло́мову везти товар на скла́ды Русского Торгового Двора. Сам же, с сыном, погрузив на телегу несколько бочек и тюков, двинул на улицу Святого Якова, где жил старинный приятель Шалого, золотых дел мастер Ханс Хо́рнер. Уже выезжая из ворот по́рта, чуть было не задавили какого-то мужика в грязной поско́нине³³. Тот, обернувшись, обвёл гостей мутным взором и, качаясь, направился в сторону трактира «У старого Перевоза».

– Ишь, с зара́нья готов! – улыбнулся Кирилл и стегнул лошадей.

* * *

Ханс Хорнер отложил шти́хель³⁴. Перед ним на крытом синим сукном столе возвышался золотой кубок, усыпанный драгоценными каменьями. Словно капельки росы сверкали на нём крупные диама́нты³⁵, охватывая ободком нижнюю часть кубка. Чуть выше, расположенные в виде цветков, красными, зелёными искрами вспыхивали рубины и изумруды. Пространство между ними занимали сцены охоты. Вот олень, пригнув к земле голову с острыми вет-вистыми рогами, мчится на всадника, занёсшего копьё; вот вы́жли³⁶ обложили вставшего на задние ноги медведя и яростно облаивают его. Все фигуры как живые…

Ханс невольно залюбовался своей работой. Настоящий кунстштю́к³⁷! Такую вещь не стыдно поднести самому королю. Недаром Ханс Хорнер считается в Любе́ке лучшим мастером цеха золотых дел. Жаль, но завтра кубок придётся вручить заказчику – графу Голшти́нскому А́дольфу II.

И непременно в срок: граф не терпит проволочек и не любит долго ждать. В прошлом году, когда задержали на один день колье́ для его жены, учинил скандал. Так что лучше от греха подальше, как говорится: «С господами вишен не ешь – косточками забросают!»…

Ханс вздохнул. Всякий раз почему-то грустно расставаться со своими работами. Сколько фантазии, сил и времени вложено в каждую. И всё для того, чтобы не увидеть их больше никогда. Приятно, что твой труд приносит людям радость. Но всё же, отдавая им изделие, Ханс как бы отрывал частицу самого себя. А ведь этот кубок, пожалуй, лучшее, что он создал за последние семь лет. «Да, быстро мчатся годы… Вот и дочка Сабина подросла. Красавицей стала. В мать. Те же, как утреннее море глаза, те же светло-русые с нежным отливом волосы, гибкий стан, улыбка.

Всё то же. Только ещё краси́вее. В самой поре девка-ягодка. Давно ли ребёнком на руках носил? И вот теперь, поди ж ты, невеста. Видела бы её покойница Анна! Как бы порадовалась доченьке!.. Конечно, красота Сабины не осталась незамеченной. Видные женихи просили её руки. Средь них и мастер янтарного цеха О́тто Шля́йхер. Человек почтен-ный и богатый. Имеет большую мастерскую, дюжину учеников и подмастерьев. У него всегда много заказов и деньги рекой текут в сундуки. Сабина была бы за ним как за каменной стеной. Но не погляну́лся ей Отто. Пришлось отказать ему, как, впрочем, и другим женихам, сославшись на чрезмерную молодость невесты – шла Сабине в ту пору четырнадцатая весна. Как-то теперь сложится её судьба?..».

…Размышления Ханса неожиданно прервал громкий скрип открывающихся ворот. Хорнер выглянул в окно – во двор въезжал небольшой воз, на котором сидели давнишний приятель Степан Ша́лый а рядом – молодой человек, лицом весьма похожий на него. Был он лет восемнаца-ти-двадцати, рослый, крепко сбитый. Смуглое от загара лицо с ярко-синими глазами обрамляла шапка тёмно-русых волос. «Сын!» – радостно догадался Ханс.

Дав гостям умыться и переодеться с дороги, Ханс пригласил их отобедать. Стол, накрытый белоснежной кружевной скатертью тонкого голландского полотна, был украшен розами в расписных стеклянных вазах. Вкруг них, в тонких фарфоровых тарелках, лежали закуски: икра белорыбицы с лимонным соком, копчёная и ветряная³⁸ осетри-на, стерлядь и сёмга, привезённые Шалым из Новгорода. Также местные блюда: приготовленная по-све́йски³⁹ (под луком и уксусом с перцем) сельдь, медвежий и свиной окорока; аппетитно дымилось жаркое – индейка, каплуны, гусь в яблоках с гречневой кашей; кровяные, жареные и копчёные колбасы; варёная телятина с тушёной капустой и маслинами; заливные языки; салат зелёный, помидоры, ре-дис и огурцы.

– Видишь, Бинхен, какие гости дорогие к нам пожалова-ли! – обратился к дочери Ханс, – уважь, сердечко, принеси нам старого рейнского!

Сабина встала из-за стола и легко выпорхнула из комнаты. Кирилл, очарованный красотой девушки, долгим взором проводил её до двери, в которой она исчезла.

Длинное шёлковое василькового цвета платье, с завязками на небольшом разрезе от ворота до груди, с золотым поясом на талии, подчёркивали изящные линии её фигуры. Волосы, струившиеся на плечи, были схвачены на лбу серебряным обручем. От всей фигурки девушки веяло неповторимой свежестью молодости и чистотой. У Кирилла сладко заныло сердце…

Сабина быстро вернулась, неся большой серебряный кувшин с рейнвейном.

– Налей нам, доченька, выпьем из твоих рук! Попотчуй гостей, подложи им горячего!

Сабина налила золотистого вина в чаши и поставила их перед отцом и гостями. И́скоса поглядывала глазами-озер-цами на Кирилла.

– Выпьем за дружбу нашу и Новгород! – произнёс здравицу Хорнер.

Кирилл поднёс чашу к губам, почувствовав на ней тепло Сабининых рук. Сделав глоток-другой ароматного вина, неприметно залюбовался девушкой. Сабина сидела напротив раскрасневшаяся, перебирая пальцами коралловое ожерелье.

– Доброе вино, – сказал Степан Шалый. – Не хуже мёда новгородского. Налей-ка, дочка, ещё. Пусть теперь Кирилл скажет, за что пить будем.

Сабина подошла и взяла у Кирилла чашу, слегка коснувшись кончиками пальцев его руки. Вздрогнув, юноша едва не опрокинул чашу, и не заметил, когда Сабина поставила её перед ним вновь наполненную.

– Выпьем за встречу нашу, которой мы так долго ждали! – сказал Кирилл и глянул на Сабину.

Она смотрела на него с улыбкой. Но, встретившись с Кириллом взглядом, смущённо отвела взор…

По́дали третью перемену блюд. На столе появилось печенье трёх сортов, ше́ффенские пряники, миндаль, лесные и грецкие орехи, жареные каштаны, кизил, финики, корица в палочках и анис, топлёное молоко, сливки и венец всего дыня – свежая и в меду.

После обеда вышли в сад, расположенный позади дома Хорнера. На небольшом участке земли, обрамлённом живой изгородью из персидских⁴⁰ кустов, жасмина и лип, росли яблони и груши, черешни и вишни. Меж ними пестрели клумбы цветов – розы, тюльпаны, георгины и нарциссы.

Дальше протянулись аккуратно ухоженные кусты крыжовника и смородины. Несколько поодаль – грядки с дынями.

– О, я вижу, Ханс, ты не только золотых дел мастер, но и садовод отменный! Как растишь ты сии плоды? – спросил Шалый старший, глядя на лежащие на земле созревающие дыни.

– Не я это, а дочь моя Сабина. Всё здесь возделано её руками. Поведай, Би́нхен, гостям!

– Особого секрета тут нет. Нужны только желание да терпение. Забот, правда, много. Сначала мочим семя в подслащённом молоке, или в настое дождевой воды с овечьим помётом, либо конским навозом. Перед посадкой землю снять на два локтя. Дальше застелить яму навозом и покрыть её землёй. Сделал борозды в пол-ло́ктя глубиной – сади семена. Сверху всё покрой рамами слюдяными. По-том только солнце давай. И урожай будет отменным.

– А ещё саженцы дерев и кустов, – добавил Хорнер, – чтоб быстрее росли, корни их перед посадкой надо погрузить на ночь в ведро с водою, где раствори две ложки мёду.

– Дивно вельми́⁴¹, произнёс Степан, – вернёмся в Новугород – непременно попробуем.

– Отчего не попробовать, – улыбнулся Ханс…

* * *

Степан и Кирилл воротились на гостиный двор поздно вечером. Солнце уже село, Выпала роса. Из соседних пере-улков пахну́ло крапи́вой, лебедой и полынью. Наскоро умывшись, легли спать. Назавтра предстоял трудный день: с утра начинался рыночный торг.