Читать книгу Распутица - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 4

Вот и опять наступил сентябрь. С начала месяца зачастили нудные, продолжительные дожди. На аллее Атаманской росли клёны и каштаны, на которых с каждым днём багровели и желтели листья; кругом становилось всё холодней и скучней. Юлия вела из детсада Женю и несла на руках Варю, которая устала идти своими ножками. Сын вместе с другими детьми бегал по газону и подбирал жёлто-багряные клиновые листья. Женя собрал из самых лучших большой букет, а потом разделил на два: один отдал сестрёнке, а второй с чувством гордости вручил маме. Юля так была польщена вниманием сына, что не удержалась от похвалы. Мальчик смущённо улыбнулся, посмотрел на детей, которые подбирали каштаны и сказал, что тоже хочет. Юля позволила, но чтобы недолго. Варя тоже высказала желание побегать по газону среди палой жёлто-багряной листвы, Юлия поставила дочь на мокрый от недавно прошедшего дождя асфальт и Варя не столь уверенно побежала к брату.

По аллее шли прохожие; Юлия, стоя от них в сторонке, любовалась своими детьми и не спешила поторопить сына, хотя очень хотелось, чтобы быстрее идти домой. Но Женя с таким пылким увлечением стал собирать каштаны, что ей ничего не оставалось, как только набраться терпения. Они падали с глухим ударом на газон и с треском на сырой асфальт и мгновенно выскакивали из лопнувшего зелёного панциря и раскатывались тёмно-коричневыми блестящими голышами, как шары по сукну бильярдного стола Женя так увлёкся их сбором, что она не решалась прервать его удовольствие.

Обычно дорогой она обдумывала письмо к старшему сыну и потом почти без запинок писала ему о своей с детьми жизни, что иногда им бывает скучно только из-за того, что им очень не хватает его, Павлика. Вот и сейчас Юлия пыталась мысленно сложить ему очередное послание, но на душе было неспокойно оттого, что вот уже уходят тёплые дни, а она опять не смогла съездить к нему, поскольку не собрала денег на дальнюю дорогу…

Однако эти однообразные каждодневные прогулки от детсада и яслей ей порой надоедали. Вот если бы был хороший муж, он бы это делал иногда вместо ней. Дома её также ожидал скучный вечер за домашними делами: стирка, ужин, чтение детям книжек, а потом сон. И каждый день одно и то же, даже в кино по выходным не ходила, так как не с кем и не на кого было оставлять детей.

В середине сентября Светка и Игорь пригласили её в ресторан якобы отпраздновать чей-то из них день рождения.

– Хватит тебе, тётка, киснуть, – бедово заговорила племянница, – посидим в ресторане, хорошо отдохнём, а то меня уже однообразный быт заел до невозможности.

– А куда я детей дену? – удивилась Юлия, польщённая этим приглашением, ведь до сих пор, когда Светка куда-либо звала её, ей казалось, что она это делала исключительно из вежливости (чем, правда, племянница не очень блистала). И она, Юлия, не хотела нарушать их семейный суверенитет, да и зачем быть лишней?

– Мать моя посидит или твоя хозяйка, – подсказала та. – Я своего гаврика уже привела к ней.

– Может, она дежурит! Моя бабуля больная лежит, – пояснила Юлия.

– Маманя сегодня дома, ты уже забыла к ней дорожку. Она сама мне предложила тебя развеять, а то нам жалко на тебя смотреть, красота твоя вянет в этой дыре…

– Вот как? Красиво, красиво, ничего не скажешь.

Они вышли вместе, Юлия отвела детей к сестре. Светка поехала домой, так как с Игорем они жили в микрорайоне Черёмушки, где года четыре назад открылся ресторан «Новостроевск». Пока Юлия мыла голову, пока сушила феном волосы, прошло больше часа. Она надела самое лучшее платье из сиреневого трикотина, сделала причёску, уложив на затылке волосы в локоны, надушила их. Затем надела светло-синий плащ, белые на толстом каблуке туфли, взяла такого же цвета кожаную сумочку на длинном ремешке. И почувствовала себя вполне светской дамой. Юлии ещё не было тридцати лет, но временами ей казалось, что жизненный опыт значительно перевешивал её возраст, а по правде говоря, в жизни она видела мало хорошего, но сейчас этим не хотела огорчаться, так как для неё только всё начиналось…

В такой чудесный вечер, наполненный осенними запахами увядающей природы и городской жизнью, Юлия решила ехать на такси – остановила по счастливой случайности на Атаманской улице, где только что загорались электрические фонари с ртутным наполнением сверкающего света, отчего кругом становилось светло как днём. Чёрный от сырости асфальт поблескивал как-то печально; ярко горели витрины магазинов, хорошо освещая тротуар. Когда Юлия села в салон, таксист с повышенным интересом посмотрел на пассажирку в зеркальце, висевшее под самой крышей машины.

– Мне на улицу Народную, к семейному общежитию, – чётко произнесла молодая женщина.

– Очень хорошо, поехали туда! – непринуждённо ответил водитель, желая завязать разговор с ослепительно красивой пассажиркой. – Вы в гости или там живёте?

– А это моё дело, а ваше – молча вести машину…

– Много езжу, а таких красавиц в нашем городе ещё не видел, – он повернулся к ней, в его серых глазах сосредоточилась единственная мысль: «Ну как, я тебя убедил? Ведь я лучше, чем ты думаешь, со мной тебе будет не скучно…».

– Кто вам поверит? Я советую внимательно смотреть на дорогу, – сказала она, не принимая, однако, его искреннего желания поговорить с молодой женщиной, отчего даже слегка поморщилась, так как понимала то, к чему он склонялся в своих тайных нечистоплотных помыслах

– А что, говорю честно:, если все мои коллеги узреют такую красотку, как вы, так сразу обалдеют! – продолжал таксист приподнято, явно желая понравиться и на что-то дурашливо намекая.

Юлия смотрела в окно, пожалев, что поддержала не в меру разговорчивого таксиста. На его полноватом лице появилось ехидное выражение, нос слегка приподнят кверху и вместе с тем как-то странно чуть-чуть приплюснут. На улице за фонарями чернели дома, деревья и мелькали яркие огни витрин магазинов, машин. Суетливо шли прохожие. Ей стало вдруг жутко оттого, что она оставила детей и вот куда-то ехала в такси. А где-то в Сибири сын Павлик с бабушкой или дедушкой делает уроки, а может, просто играет и сейчас не думает о ней, так как с каждым днём всё больше отвыкает от своей матери, а потом совсем забудет. От одной этой мысли Юлии стало как-то не по себе. И опять с новой силой испытала старую обиду на свекровь за то, что отняла сына и сделала всё, чтобы он как можно скореё выбросил её из головы. Хотя для этого не было никаких оснований, ведь она сильно его любит, больше всёх на свете. И оставила у свекрови не ради неё самой, а чтобы сыну было там хорошо, чтобы он не терпел всёх тех лишений, которые она испытывала вместе со своими младшими детьми, ютясь на квартире, пользуясь чужой мебелью, не имея своего угла. Но, быть может, Павлик страдает там без матери, и эти лишения сильнеё тех, которые свалились на неё и его брата и сестру…

Пока она так думала, такси выскочило на широкий проспект Бакланова, где мимо бульвара мчались гуськом автомобили. Там, на западе, ещё догорала полоска заката, навевая какую-то грусть; и в этом ало-багряном отблеске зари Юлии виделась какая-то смутная надежда на то, что её личная жизнь с разводом вовсе не закончилась, что ей наконец должно повезти, она обязательно встретит того, кто будет её любить. Хотя в это не очень-то верилось, ведь как-никак у неё двое детей, да и Павлик живёт на стороне. Но вопреки всему она его уже воспринимала как отрезанный ломоть. Ведь Павлуша с ней не живёт, наверное, судьбе было так угодно распорядиться. «Бога забыли, потому кругом у людей всё плохо ладится», – вспомнились слова хозяйки Марии Никитичны, когда услышала её печальную исповедь. Но она же не грешила, чтобы Бог её так жестоко наказал, забрав мужа. А ведь он был самый лучший, а вот погиб. За какие же это грехи?

Юлия не могла во всём этом разобраться и считала, что виновата вовсе не она, а бывшая свекровь сама накаркала беду. Если бы любила её, свою невестку, то ничего бы, возможно, и не случилось…

Такси с проспекта свернуло в переулок, который выводил на Народную. Когда машина остановилась, Юлия расплатилась с таксистом и быстро вышла, словно боялась, что он её не выпустит и она очутится в западне. Такси резко сорвалось с места и умчалось в ночную даль улицы, как-то злобно и суетливо шелестя шинами по сырому асфальту. Юлия пошла к подъезду семейного пятиэтажного общежития. Светка жила на третьем этаже; эту квартиру они получили год назад.

Игорь был чуть выше жены, с модной стрижкой, сзади волосы доходили до плеч, тогда как спереди – коротко подстрижены, и от этого светлое лицо казалось слегка вытянутым, не знавшим солнечного загара, – высокий лоб, светло-голубые глаза, прямой нос. Светка перед трельяжем вдевала в уши золотые серёжки; на ней превосходно сидели плотно облегавшие бёдра широкие чёрные брюки-колокола и розовая из атласного шёлка блузка, нежно облегала её крепкий бюст. Длинные светло-золотистого оттенка волосы, утончённое лицо с большими серо-зелёными глазами, тонкий нос с горбинкой – все эти черты выдавали в ней красавицу, которой не чуждо зазнаваться. Сейчас она сильно напоминала Семёна, только брови у неё не как у отца надвинуты на глаза, а подняты и как-то разлетались к вискам, веки подведены тушью и тенями. От неё пахло редкими дорогими духами.

– Ну вот и всё! А теперь можно и на бал! – воскликнула она. – Потрясающая у меня тётка – как картинка, девочка на выданье, талия осиная. Игорёк, только не тебе на неё пялиться… – шутливо отвернула она от неё голову мужа.

– Думаешь, буду у тебя разрешения спрашивать? – засмеялся тот.

– Ещё как будешь! А вот я тебе по шее вмажу!

– Что ты меня смущаешь? – засмеялась Юлия. – Ехала на такси, водитель приставал, будто женщин век не видел, – весело проговорила она.

– Ну погнали, разбазарилась! – серьёзно бросил Игорь. – Стол там давно накрыт и ждёт нас.

– А у кого же день рождения? – спросила Юлия и трогательно, с лёгким, нежным кокетством засмеялась.

– Да у племянницы твоей. Она Весы, а я Скорпион. Разве мы подходим друг другу?

– На что ты намекаешь? Только собрались в ресторан, видишь, как он залопотал? – она погрозила ему кулаком. – Моя тётка, между прочим, Скорпион, правда, Юля?

Игорь достал пачку «Мальборо» и неспешно закурил.

– Совсем неумно, – заметила Юлия. – Я в знаки зодиака не верю.

…От общежития до ресторана всего идти минут десять. Гостиница «Новостроевск» была видна даже из окна комнаты. Почти по всей окружности площадь освещалась ртутными фонарями, отчего кругом было светло почти как днём. На автобусной остановке собралась большая толпа. Должно быть, в кинотеатре «Космос» закончился кинофильм, и потому на улице царило оживление. Проехал, мерно позванивая, трамвай; без конца сновали легковые автомобили, редко проскакивали грузовики и пассажирские автобусы.

При входе в вестибюль стоял швейцар; на нём была форменная фуражка с кокардой, по бокам широких тёмно-синих брюк нашиты жёлтые лампасы. У всех входящих он проверял пригласительные билеты. В городе это был единственный ресторан, куда пропускали по заранее выкупленным билетам. Поэтому каждому желающему попасть сюда было не так-то просто.

Игорь достал билеты по знакомству и теперь чувствовал себя перед женой и свояченицей значительной личностью. Он был в короткой кожаной куртке, в уже изрядно потёртых джинсах и вельветовом батнике. В гардеробе ресторана молодой мужчина поухаживал за своими спутницами, и вскоре втроём прошли в зал и тотчас попали под взоры разновозрастной публики. Особенно на них смотрели мужчины, а женщины лишь в тех случаях, когда замечали, что их кавалеры созерцали Юлию с таким интересом, будто перед ними появилась широко известная актриса. Но она лишь про себя улыбалась и старалась держаться, как ей казалось, с достоинством и непринуждённо, будто была здесь уже неоднократно и привыкла к такому повышенному к себе вниманию мужчин, а также их подруг. Хотя на самом деле это ей удавалось с трудом, всё здесь молодой женщине было в новинку и донельзя её беспокоило, что становилась центром притяжения противоположного пола и в такие моменты стыдливо опускала глаза.

А ведь действительно, даже без хорошей причёски, её природной красоте можно было позавидовать, к тому же на ней превосходно сидело платье из сиреневого трикотина с короткими рукавами, которое подчёркивало выпукло-упругие груди и все линии пленительно гибкой фигуры, что на неё нельзя было не заглядеться. Так что молодая женщина, совершенно гармоничного сложения, невольно приковывала к себе внимание искушённой публики; на миг это вызывало у неё гордость за себя. Но от сознания того, что её необычная яркая внешность кого-то из женщин могла раздражать и настраивать их против неё, это Юлию очень огорчало. К тому же иногда она слышала в кафе замечание посторонних мужчин, что она смотрит диковатым взглядом, какой был свойствен, наверное, только первобытным женщинам, у которых мужчина чужого племени вызывал страх или ужас. Однако, чтобы её успокоить, некоторые называли такой взгляд главным её достоинством. Но пока никто не намекал на её восточное происхождение, о чём она, впрочем, редко думала.

Юлия полагала, что Игорь прихвастнул, когда говорил, будто в ресторане к их приходу всё уже подготовлено. Но действительно, к их приходу стол был тщательно сервирован. Столешница была застлана чистой белоснежной скатертью, расставлены рюмки, фужеры, тарелочки, на которых салфетки скручены в изящную фигуру; разложены попарно вилки и ножи. Для начала трапезы поставлены в основном холодные закуски и в графинчиках минеральная вода, водка и бутылка шампанского.

За соседними столиками уже сидели молодые мужчины и женщины или парами девушки и парни, за некоторыми – одни девушки, за другими рассаживались то парами, то одинокие мужчины и женщины. И так по всему залу, и всё нарядные, модные. В центре зала была отведена площадка для танцев, вокруг которой на незначительном возвышении за невысоким ограждением были расставлены под белоснежными скатертями квадратные столики вокруг всей овальной окружности танцевальной площадки, куда со всех сторон с балюстрады сбегали деревянные лесенки в несколько ступенек. Над площадкой возвышалась эстрада, где стояли музыкальные инструменты, но самих музыкантов пока ещё не было. За эстрадой на галерке под балконом под белыми скатертями также стояли столики. При входе из вестибюля в ресторан, с правой стороны, наверх вела широкая лестница в бар; он располагался на просторном балконе, который частично нависал над залом ресторана; его потолки были достаточно высокие, а окна тянулись от пола почти до самого потолка. Следующая стена была совершенно глухая, по ней в романтическом стиле растекалось цветное панно, создававшеё располагающеё к приятному отдыху настроение. К тому же панно рождало поэтические ассоциации – этакое вечное тяготение к любви и красоте. На живописному пейзаже изображены женщина и мужчина; их беззаботные счастливые взоры обращены друг к другу; а в некотором отдалении от влюбленной парочки, на лужайке, паслись белые в тёмных яблоках кони. Юлия как раз и рассматривала это дивное панно, словно ничего чудесней этого в своей нелёгкой жизни не видела, хотя она была уже знакома с настенной росписью в соборе, куда заходила вскоре после приезда из Сибири, так как ночью в поезде во сне она увидела покойного мужа, который стоял на высоком большом холме. В руках он держал меч, а на голове был металлический шлем русского витязя. И тут он вдруг исчез, и возник совершенно незнакомый мужчина в фуражке и погонах. Его форму она хорошо не успела разглядеть, но вполне ясно услышала слова: «Вот я тебя и нашёл». Юлия проснулась со странным ощущением холодка. Под боком спал сын Женя, и она ещё тесней легла к нему, трепетно прижала его к себе…

Этот сон почему-то долго не выходил из головы; она пересказала его Валентине, и та посоветовала поставить в соборе свечку за упокой мужа и за здравие сыновей, дочери и себя.