Читать книгу Новые Глаговки - Владимир Авдошин - Страница 6

Зорькин, Нинин дед, – московский типограф – до революции купил в этой деревне два дома на свои кровные, заработанные, чтобы на старости лет было куда отойти от дел. Но революция и коллективизация пришли к нему в дом и сказали: «Так. Если не хочешь на Беломорканал, тогда один дом освобождай! В него мы бедноту, голытьбу деревенскую заселим – Боговых»

– Не отдам, – сказал дед, – это моё, законное.

– Теперь другие законы. Законы братства людей. И всех людей по списку будем расселять принудительно. А несогласных – по всей строгости революционного закона.

Дед так и опешил. Работал-работал – и на тебе! Не моё! Но всё-таки, к счастью, удержался. Удар его не хватил, чего побаивались в семье, и, перетаскивая вещи в один дом, говорили: «Слава Богу, хоть не умер».

А вот в Великую Отечественную семье повезло меньше: именно в их дом попала бомба при нашем наступлении. Дом сгорел, как свечка. Семья спаслась потому, что отходила от немцев в лес в землянках жить. А когда немцев отогнали, поднимать избу было некому. Так четыре года и ждали, пока отец Нины (сын деда) не вернется с войны. Спешно в зиму рубили лес на избу, и старший брат Нины надорвался, переработал. Приехал с температурой и слег, а пенициллина тогда еще не было, так что в ночь и умер от воспаления. Не хочется о таком ужасе даже и вспоминать. А потом уже в новом дому родилась она, тетя Нина. И выросла здесь же, и вышла замуж тут же, и родила двух девочек и воспитала трех внуков: две девочки, Лена и Настя, и один мальчик Миша. Подняв их, она очень захотела третьего своего материнства, а это, как известно, – быть прабабушкой. Считала, что крестьянке негоже быть одной, ведь земля каждый год рожает – и крестьянской женщине нельзя простаивать. Ну, понятно, что не сама она будет рожать, сама будет только растить. Решив так, она не знала, как подступиться и всё гадала, кто вперед ей принесет дитя – Настя или Миша? Настя учится в юридическом институте, а Миша – старшеклассник. И никто из них особо в родители не торопится. Не те времена, не нашенские, когда вышел замуж – почти сразу и родитель. И начала она думать, что ей делать. Муж и родня – все уходят на работу, на ней хозяйство, огород, но для крестьянки этого мало. Еще нужны малые дети, чтобы своими голосами, нуждами и даже капризами говорили ей: «Ты в центре и в полноте жизни, а не где-то там сбоку и на пенсии». И не морально это, и одиноко. Непорядок для крестьянки. Что ей газеты, телевизоры, компьютеры и радио?! Ей ребеночка подавай! Да вот незадача – где его взять? И тут она вспомнила про детские заклички, которыми сами они уже не пользовались в деревне, но о которых она слышала от матери. На Пасху – катание яиц с горки. Зачем только – она забыла, а вот что в апреле пекли жаворонков, чтобы ими привлечь птиц, то есть привлечь весну – помнила. Смотрите, смотрите, сколько у нас птиц сидит! Летите скорее к нам!

«А что если и мне привлечь какую-нибудь девочку к себе? – вдруг подумала она. – Это же богоугодное дело. И мне интерес будет. Может, она привлечет мне ребеночка?

Смотрите, смотрите, какая девочка! И как ей здесь хорошо! Летите скорей сюда, мои правнуки, не задерживайтесь в пути!

И такая девочка здесь появилась. Еще одна пенсионная семья вернулась в деревню: бабушка и дедушка, а при них внучка. Понятно, что родителям далековато приезжать в нашу деревню – 74 километра от Москвы. Понятно, что бабушка всё ещё работает и мотается туда-сюда, а с внучкой – урывками. И там, в городе, всё уделай, и тут дедушку обихаживать надо. Хорошо, если я буду привечать это милое создание, угощать и разговаривать с ним, и в дом пускать, и по огороду ходить, объясняя, что где растет. Для того, чтобы добрым делом чужому ребенку поторопить своих правнуков. Я ведь в это пятилетие еще смогу их поднять, а вот позже, чувствую, будет трудно».