Читать книгу Hannibal ad Portas – 2. Возвращения будущего не предвидится - Владимир Буров - Страница 4

И рванувшая с со своего барного стула Лари, упала, зацепившись чем-то уже, оказывается, привязанным Малышкой, к этому стулу.

Веня бывший поблизости не только упал с высокого, железного, красного барного стула, но его даже вырвало. Ибо хвост, длинный, как у обезьяны хвост, слегка облезлый местами, и, наоборот, пушащийся, как пакля в других местах, вызвал в нем именно такое чувство:

– Очень большого страха! – Эта трахнет – уши зашевелятся. Да так, что при случае, можно вообще:

– Улететь с ней хоть в ее логово, – еще огнедышащее после сотворения мира, как будто это было только вчера. Или даже сегодня будет вечером.

И вышло, что злоба Лари немного приземлилась, она только мяукнула:

– Ты! – сегодня будешь со мной.

И отвязав – так за пару-тройку минут – свой хвост, надела его на шевельнувшуюся жену Лота, как Лариска назвала Веню, пролаяв ей:

– Иди, и не оглядывайся, а то этот хвост последует за тобой даже дальше, чем ты думаешь, более того: – Срать, сука, будешь ходить на поводке!

– Спасибо, леди, что вы дали мне, наконец, имя, а то я была в этом мире только, как найденная, неизвестно чья, вещь. А теперь я:

– Жена Лот-та.

– Почти Лолита, если разделить тебя на две-две с половиной, три части.

Даже Герм, повнимательнее присмотревшись – Лолиту не увидел.

Лариска посмотрела на часы и сказала:

– Начался штурм.

– Вы уверены? – спросила примирительно Жена Лота.

– Я не знаю, кто здесь, что думает, но если это не Троянский Конь без яиц, то я не самая красивая леди на этом корабле, – сказала Малышка на Миллион.

Она так и стояла на середине зала, и только чашка кофе, пахнущего именно кофе, плавала в ее руке, качаясь в такт волнам. Именно так подумал Герм, удивляясь, что сам он кофе не пьет. И по одной простой причине:

– Где ты взяла кофе?

– В ящике.

– Их здесь много.

– Ближе к левому борту, и под нижней полкой. Вспомни, если ты Вова, куда прятал излишки и левый товар в виде шоколада перед ревизией.

– Я тебе этого не рассказывал. – Но все же поискал и нашел кофе, но не успел даже его зарядить в кофеварку, как Малышка упала, не успев, кажется, допить кофе.

Она и сама не поняла, и даже сказала, вставая вся мокрая:

– Как и не жила. – И добавила: – В том смысле, что, как и не пила, а оно было между прочим, с коньяком.

Герм решил, что Малышка никуда и не уходила отсюда, а только сделала вид, что пришла с заднего хода. Неужели столько лет она играла здесь одна сама с собой?!

Было ясно, что ударила Малышку бывшая зав производством, Лариса, а не Ириска, чтобы не путать, так как Ириска – это была самая ходовая и захапистая официантка, по ползала, бывало, и не очень редко, обслуживала одна.

Лариски нигде не было, но зная ее пристрастие и близкую связь с компанией И Гро, можно предположить, что исподтишка ударила Малышку, и ушла – как исчезла – в банкетный зал, залитый водой. И до такой степени, что Малышка сказала:

– Зовите ее Русалкой, ползающей по дну, но только до тех пор, пока я ее не убила. – И добавила:

– Ты не обижайся, Вова, но я здесь много лет жила одна, поэтому – пожалуйста – не претендуй на роль капитана, окей?

– Он не против, – сказала Малина, и добавила: – И знаешь почему?

– Почему?

– Капитан – это тот, кто может, а другие – нет. Он, – замахала лапами на Вову, – понимает, что мы в подводной лодке, и, следовательно, выхода отсюда нет.

– Спасибо, – сказала Малышка, – всем спасибо, и более того, спасибо, что я, к счастью, этого не понимаю.

Герм сказал:

– Ты должна доказать своё право капитана в бою.

– Охотно, я понимаю, что ты имеешь в виду прохиндейку Виру.

– Виру? Не знал, что ее так зовут. Хотя, кажется, что-то такое припоминаю.

– Она не выйдет, – сказала Жена Лота, а сам изменщик коварный, заставивший ее повернуться к себе задом, а к избушке, наоборот, передом, добавил:

– За рога выведут.

– У нее есть рога? Этого не может быть, потому что не может быть никогда, так как столько рогов ни на чьей голове не уместиться – если, разумеется, иметь в виду, что рога дают за победу не обманутым мужьям, а наоборот:

– Их собирает сама обманщица.

– Я ее вытащу за ее облезлый хвост, – дала прямой ответ Малышка. И набрав в легкие побольше воздуху, устремила свой шаг в длинных брюках на босу ногу к глубине водоема – того болота, где обитала Вира.

Она уперлась одной ногой в стену, а лапами – точнее – лапками вцепилась в ручку, как будто это была жена Адама, и ни за что не хотела отпускать его одного на неизвестно пригодную ли для жилья, Землю.

И дверь приоткрылась. Малышка без боязни проперла в щель маленькую ножку, что не только Лариска – Пушкин и то выбежал ей навстречу!

– Это не Пушкин, – сказал Веня.

– Кто, ты думаешь?

– Это я.

– Этого не может быть – ты сидишь здесь, за стойкой бара.

– Нет, нет, точно я.

– Ну, ладно, как скажешь, – слегка улыбнулась Маркиза. – К тому же: у тебя деньги есть?

– Сколько?

– От стольника и до более высоких сумм.

– Сумм?

– Тебя смущает это провинциальное слово?

– Только если немного. Ну, это не та сумка, куда предлагают что-нибудь сунуть, чтобы никогда не высунуть?

– Именно та. Тебе жаль денег?

– Да.

– Почему? Именно для меня жаль?

– Нет, нет, конечно, вообще всегда очень жаль.

– Ты такой неласково-жадный?

– Да. И знаешь почему?

– У тебя их никогда нет! Впрочем, я это очень даже знала. Так что не надейся, без подзатыльника не обойдешься. Иди и найди!

– Но где, мэм?! – хотел охотно спросить Веня, но уже понял, что боится, а чего – неясно. Скорее всего, не ее, а именно предстоящего путешествия.

– Ты хочешь сказать, я найду золото в банкетном?

– Никаких банкетных, пусть они там без тебя перегрызут друг другу глотки.

И Веня пошел. Дошел до эстрады и задумался.

– Куда здесь переться дальше?

И решил:

– Вопрос, заданный Маркизой, был напрасно отнесен им к самому себе, ибо там были еще люди, Вова, например, называющий себя для большей честности Герм.

Но Герм – это герметизация. Следовательно, что больше всего сейчас закрыто – туда и надо идти. И, в задумчивости, пройдя мимо раздачи, остановился перед буфетом.

– Не постучать ли?

Смысла нет, ибо люди бы там чавкали, пели или даже – в лучшем случае – пили. Но рука сама тронула, так сказать, струну. Что-то упало за фанерной амбразурой этой клавиатуры сознания, которое надо – очень надо – вправить, но обратного ответа не последовало.

– Что ж, – сказал он довольно громко, – если дамы хотят обойтись без настоящего мужчины – это их, разумеется, дело, но:

– Не совсем, – ибо так не делается, потому что мне одному – подчеркиваю, что Малышка на Миллион бросила меня ради драки с другой бабой, и ладно бы из-за меня, а ведь просто так, только ради самолюбия.

А, спрашивается, зачем оно ей, самолюбие-то хорошее? Хочет стать лидером клана? Бесполезно, ибо тут их столько уже наштамповано, что хоть покойников выноси. И отправляй попутным транспортом опять на Альфу Центавра. Отсюда вывод:

– Я лично ей влюблен не настолько, чтобы забыть своего Вову, хотя – не надо скрывать, несмотря на – другие у нее тоже были, были, были, о чем еще на заре ее человечества поведала ее бабушка, с ее же слов, очень простых и, в общем-то, не обидных, даже одного слова:

– Проститутка! – Кое слово можно назвать уменьшительно-ласкательным по той печальной причине, что они все, к сожалению, такие безграмотные дуры, и кроме, как трахаться, на ум – хотя и полученный еще на дереве от древнего дракона – не идет им абсолютно.

Следовательно:

– Где моя Мария Кюри?! – заорал он, как будто действительно только что узнал на своей химической лесопилке:

– А вы знаете, сэр, только что подвезли клей. – А точно-то еще неизвестно:

– Его можно пить?

– Если только, как текилу: замешать сначала с солью.

– Лишнее?

– Выбросить.

– Жаль, что даже у химического производства, а отходов хоть отбавляй.

И, можно сказать, заслонка чуть не открылась, но видимо, Лиза – начальник технологических процессов всего комплекса ресторанов местного архипелага – придержала руку буфетчицы, но вряд ли это была Галя, скорее всего, Марта, или что у них есть еще там, Тамара, Лида, Женя? Нет, скорее всего, это Лида. Выпить-ь – любит. Но вот, жаль, не курит, а так тоже можно бы, ибо курить на этой лесопилке – даже оставить:

– Не всегда допросишься. – Обычный ответ в шутку:

– Кури свои, – или хуже:

– Соси так. – А что, собственно, здесь сосать, кору от осины, что ли? Или вообще полено.

– Сам соси его, дубина сие протяженная. Вот если бы я встретил раньше Лео Иля на своей беговой дорожке, вокруг Московского Университета, а он летел на Роллс-Ройсе через дорогу этого Университетского проспекта, чтобы взять чебуреков в местной Чебуречной, где их без обмана делает машина до полной готовности, – остановил бы, а он остановился бы, и дал, как минимум:

– Пару-тройку сигарет Новости, да свово собственно посада-самосада, вдох, а выдох, когда-а-а еще будет-т, иногда и просто, как продовольственная программа:

– Это была шутка, – в том смысле, что плагиат конфигурации этого масонского мира:

– Тройку, семерку и туза, мил хренц хомо сапиенс, еще поискать надо. – Как говорится:

– Посмотри вокруг себя, авось найдешь тот задний проход, о котором говорил Вилли Шекспи:

– Найти труднее, чем было евреям найти переход через Красное море, или что у них есть еще там.

Точнее, это написал Пушкин Александр Сергеевич, а Шекспи мало чего говорил, больше делал, что теперь даже по его голосу, понять что-либо путное трудно, трудно. Хотя решение есть, а как? Где тот голос, по которому гадать можно? Даже Пушкин, и то не пробивает его видимый логичный результат, как-то:

– Ты зачем, мил человек, грохнул Джульетту, как будто на самом деле?

Нет, нет, так не делается, пусть бы, как жена того барона, который смотрел – не видел сквозь пальцы, как его жена трахается с ее бывшим первым рыцарем любовником – Тристаном.

Здесь для этого есть свой Меркуцию – фон барон, но:

– Как бы не наоборот-т! – Вот в чем вопрос, скорее всего, она не хотела записывать Ромео в мужья, чтобы почти открыто иметь связь с Меркуцию.

Или даже:

– Так как Меркуцио уже нет, то и звезда Ромео, однако:

– Погасла.

Ромео не смог, как король Марк, разрешить Меркуцио – Тристану, развлекаться с его женой. – А почему, спрашивается, так сильна эта связь души тела? – Ибо даже преумный Сократ говорил:

– Не надо к ней так близко подходить, как Персей к Туманности Андромеды – нет, нет, не Андромеды, конечно, а Медузе Горгоне, гляди на нее просто:

– Только через зеркало, как делала Старуха Изергиль, – это тоже неправильно, так как на ее месте была Графиня Пушкина, жена Привратника масонской ложи, и смотрела на все его похождения в сельскую местность в виде Ивана Петровича Белкина, только сквозь Магический Кристалл, микрокосм и макрокосм, чтобы не испытывать большого сожаления, как Ева к Адаму, который:

– Уже пробовал, пробовал, да не получилось, это дело с непослушной Лилит, главой местных амазонок.

Так вот и я говорю:

– Моя Малышка на Миллион – это и есть на самом деле Лилит, а, следовательно, сейчас отделает, а точнее, уже отделывает толстуху Лариску на отбивные, несмотря на то, что в банкетном, где она спряталась, авось и до сих пор живет ее прародитель, точнее:

– Пробудитель сексуальных потребностей, мохнатый И Гро, – из прошлого, однако, созвездия.

И знаете, если победит Лариска, она будет таскать ему на потребу не только молодых козочек, но и таких коров, как вы, которые не открыли мне не то, что дверь, а и заслонку в трубу, как даже черту разрешил залезть в его Прохиндиаду небезызвестный ХГохгль-ь.

Тишина.

– Простите, добропорядочные леди, что напугал вас на сон грядущий. А точнее:

– Перед смертью, – и не заморачиваясь, что эти мистериады уже упали в обморок, двинулся – пройдя предыдущую дверь, и с поворотом налево, потом направо и наверх:

– В просторные залы, – для других давно закрытые.

Здесь было пустынно, как бывает на затонувшем без признаков жизни корабле, а спрашивается, что в этом хорошего? Что не будет больше контроля за воровством недовложенной в паштет печенки? Слишком скучно, печаль запустения, угасшей жизни проверок и плановых и нет мероприятий по выезду в лес для получения недостачи официантами, снаряженными в этому дорогу без права недовеса. Скучно, имеется в виду сейчас, а не тогда-могда, когда ходили деревянные рубли и почти что кожаные полтинники, больше похожие на золотые пятерки, которые скупали цыгане, хотя сегодня можно думать, что:

– Они их и делали, – не получается, несмотря на то, что непонятно, откуда они брались в таком изобилии. – И знаете почему:

– Золото воруют в таком изобилии, что не знают даже, куда его девать. – Так бывает?

Вот, при Горби было. – А разве это не достижение, когда:

– Вот мне только на золото еще денег не хватает, – и как хорошо:

– Ничего нет, а денег – хотя немного, но навалом. – Да и Хонк-Конг недалеко, почти рядом пасется, то и дело выкладывают на стойку очень красивые часы, и практически мешками. Что еще надо человеку, чтобы никогда больше не встретить старость?

– Надо подумать. – Но лозунг Горби:

– Остановись мгновенье, так как ты очень даже неплохо устроено – прекрасно. – Ибо:

– Раньше ключи, например, воровали, а теперь их – офи-ци-аль-но можно делать самостоятельно, и за это уже не никаких укоров совести, что наглость:

– Иметь-ь, – у вас даже на лице написана, и обхсс, больше ничего не напишет вам на лбу, как-то:

– Колбаса тк – есть? Кофе растворимый? – И:

– Вы, что, не знаете Лариску?

– А-а! Ми думаль, он заболел. – И ему строго:

– Она никогда не болеет.

– Бивают зе луды, всё есть, только ресторан этот почему-то еще не сгорел.

– И вот, пожалуйста, – сказал Веня, ложась на мраморный, кажется, пол, сгорел, а мы, химики, ничего нового почти не приобрели.

Даже последняя Жена Лота, кажется, намылилась больше никогда не возвращаться. Кстати, мы как простились?

– На вы? – не думаю, ибо у кого из нас московская прописка – забыл. Вот даже чья мать живет в своей квартире, где мы прописаны – не помню, моя или ее? Загадка НФИ.

Веня, еще муж Жены Лота, которым он не решался называть себя, так как вести за собой народы, на одном только страхе пожара Перестройки – не мог:

– Этим воспользовались все, но только не он.

– Мне бы, так сказать. Да, надо подумать, ибо чего я могу удержать, чтобы не отняли – пока знаю. – Он встал, подошел к бумажному пыльному мешку с обломками штукатурки и толкнул его ногой. Мешок не упал, так как был прислонен к стене.

– Их бин, – почему-то подумал он и еще раз толкнув мешок, пошел к выходу.

Но его окликнули:

– Мил херц!

– Я не понял, что вы сказали? – спросил Веня, полуобернувшись. Он посмотрел на потолок. Но там не было даже самого простого ответа в виде росписи Микеланджело, что, мол, и бог может подать вам руку, несмотря на то, что вы это просили Его сделать еще с самого-самого детства.

Но Веня всё еще ничего не понимал, ибо понимал: выдумывать себе можно, конечно, даже:

– Былое и его думали о безвозвратном прошлом, – а то, что произойдет, всё равно будет похоже на прошлое только, как война Булата Окуджавы на его песни, которые чистое золото, тем не менее, его времени. Как это может быть? – И Веня вернулся и сел на мешок с камнями.

– Ну, чё ты расселся, как рыба на воде? – опять узнал он знакомый вопрос.

И она появилась, а он только на пару-тройку секунд отвернулся к стене.

– А! Это ты?

– Ты меня не знаешь.

– Ну, как же, мэм, ты Жена Лота.

– Если ты знаешь Лота – знаешь и меня.

– Я Лотт.

– Тот другой.

– Чем они отличаются?

– Во-первых встань, сукин сын, когда с тобой разговаривает леди, а во-вторых еще раз сядешь, дам тебе на выбор только три выбора:

– Прости, прости, можно я сам угадаю? – спросил Веня, но не встал со своего каменного сиденья, как будто оно таило в себе неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог, но мысль, что это может быть на самом деле золото – так и не доползла до него, однако, в зипе сохранилась.

Первая казнь, милая, это не спать с тобой, а драться.

– Если у тебя такие благородные намерения – про остальные наказанья можешь не вспоминать. Ибо воспоминания о прошлом готовят жертву к худшему, а уж наслажденья от жертвоприношенья:

– Нам тогда уж не узнать-ь, – почти пропел за нее Веня. Но к удивлению Жены Лота, этот Лотт, с двумя Т, как он претендовал – встал сначала на карачки, а потом и пополз к ней, как змея.

Ее удивило одно только:

– Но, – дама испугалась! Но тут же молвила почти русский языком: – Ты не Тифон.

– Это вопрос?

– Никаких вопросов, я тебе не верю.

– Ты была моей женой, следовательно, своей не-верой совершила измену.

– Ты хочешь всё решить в бою? Давай решим.

И едва Веня подполз к ней поближе – уже, стоя на двух только ногах – провела подсечку в падении. Он лежал – она стояла, и сказала ему:

– Теперь зови меня только Лилит, ибо я уже никогда не была на тебе жената.

Веня встал, мысленно вправляя себе еще уцелевшие кости, и пошел на нее не как бык Минотавр, а по кругу, как показал ему еще почти запрещенный Жан-Клод Ван Дамм.

– Дубина ты, сие протяженная, – только усмехнулась Жена Лота, – ибо ты тощ, как корова, которую еще ни разу не доили, какие приемы через бедро с захватом, какие Гот Дэмет – ноги держи, чтобы не подкосились!

На этот раз Веня не упал, но она так укусила ему ухо, что отступил, разжав объятья на несколько шагов, что споткнулся о мешок у стены – явно на что-то напрашивающийся.

Веня опять пошел на эту Горгону, и когда она хотела под него подвернуться, чтобы бросить на стену – сам перешел на удержание ее в положении:

– Сзади, – а потом и поднял на обратную Мельницу.

Дама летела к стене, ожидая страшного удара о нее, но случилось непредвиденное – точнее два непредвиденных случая:

– Проломила эту фанерно-картонную стену, свалилась в шахту лифта, который забыли построить, так как и все это здание имело только два, максимум три этажа, – раз, и два:

– Мешок у стены треснул, высыпав прямо под ноги Вене свои землисто-бетонные камни.

– Я так надеялся, что это золото, – сказал Веня, как Агамемнон, когда ничего не нашел в Трое, кроме уже заранее отрубленной золотой головы Аполлона.

Да и зачем ему золото здесь, если его хватает дома.

– Здесь нужна победа над богами, – как промямлила ему Брисеида.

– Что значит: золото дома? – спросил Веня, а у кого, спрашивается. И уже хотел покинуть это бесприютное место, в котором его смогли найти – нет, не люди, конечно, но его жена была, была здесь, кажется.

Почти бегом Веня двинулся к выходу, ибо боялся не только прошлого, но и будущего, которое могло устроить такой провал прошлому, что и он не сможет вернуться назад. Уже повернув за выходной провал, услышал он негромкий, но явно предупредительный треск, как будто Земля должна разверзнуться, но не сейчас, и это было только предупреждение. Но как-то нелогично, и Веня сделал шаг назад, чтобы обернуться и увидеть в проем без двери это явное противоречие, видимое, однако, только душой. И.

Побежал назад, дальше. Но только в мыслях, ибо ноги его прилипли к полу, как ноги человека, испытавшего ужас при виде Каменного Гостя, что и оставалось только промямлить ему:

– Я звал, кажется, вас, мил херц, но всё равно рад, что, наконец, вижу.

И золото блеснуло ему в ответ присвоением звания Царя, однако, далеко не Гороха, а:

– Настоящего полковника, – ибо и как:

– Во многих странах даже не местного архипелага полковника вполне хватает, чтобы командовать генералами и даже маршалами.

И еще не взяв его, а только в походе за ним, решил:

– Сразу возьму себе психолога.

Нет, не для того, чтобы учил, как надо поступать, а натурально так вправлял мозги, что уж:

– Иначе, извините, поступить не могу.

И побежал с ним вниз, уложив, даже не проверив не треснувшие куски мрамора – как теперь твердо решил он – ибо может ли золото быть укрыто простой штукатуркой, сделанной из поклепов на бетонщика, что песку зачем так много сыпешь, или руки еще не отваливаются от работы лопатой, как некоторые работают только авторучкой, но у них-то, конечно, в роду только одни алкоголики. Прошу прощенья, наоборот:

– Как на подбор номенклатура! – Не путать с комендатура, как некоторые насмехаются, что даже наган из кармана брюк – и то высунуть никак не может.

Все равно никто не поверит, что этим делом – сунуть-высунуть-бежать – мало тренировались заниматься.

И Веня не стал притворяться, что не понимает:

– Не всё то золото, что блестит, – а точнее, как раз наоборот: если мешок целый, то одного золотого куска достаточно, чтобы понять: мы с тобой одно целое.

Имеется в виду, что все заляпанные мрамором части золота, думают, как один открывший перед ним свою доверчивую душу:

– Человека, однако, давно, давно не бывшего богатым.

– Стестяюцца! – он улыбнулся не так, как обычно, когда ему дают коктейльчик взаймы без отдачи, а как человек, способный налить не только некоторым, но всем, всем, почти всем!

Как будто услышав звон этого колокольчика:

– Издалека, навстречу выбежала из буфета, куда прошлый раз он так и не достучался, можно сказать, что уже тоже, Прохиндиада, Лиза Сергевна, как будто не все колера успела проверить у котлет, однако, вчерашних-х.

Поэтому Веня, конечно, поперхнулся, но с умыслом, что силы есть, есть проскочить этот белый снег, который уже издалека слышит звон наших бубенцов, и поэтому раскинулся так широко, что, да:

– Беги вперед.

И что удивительно, Вене показалось он только это подумал, а она уже автоматически побежала вперед. Он даже пожалел, шагая следом:

– Только бы не на самом деле на проверку котлет, уже готовых отдать своё колерное счастье за рубль, рубль двадцать, максимум, всем окружающим прихожанкам, ибо:

– Мужики на обед в ресторан почему не ходят? – И потому, что дома жена с вечера уже почти тоже самое заворачивает, ибо:

– От утреннего обеда до вечернего завтрака утром следующего дня может оказаться, ох как близко, близко! – И самое главное уже с другой, с который намедни только обедал. Случайно.

– У нас случайностей не бывает, ибо знаем мы всю эту Прохиндиаду наизусть. Но и толку от этого знания тоже:

– Очень мало.

За стойкой никого не было, но и вода не прибывала, как можно было ожидать по синтезатору, чтобы уж, если плохо, то пусть будет плохо всё.

– Я сейчас туда зайду и налью тебе и себе что-то очень, очень полезное, – сказала, как на штурм крепости Лиза.

– Я ждал тебя, и рад, что вижу, – просто ответил Веня.

Дверь была заперта, и Лиза, Лиза Сергеевна, смело перелезла через стойку, там, где небольшой, меньше метра, палаццо-дарм для загрузки барматы или пива прямо с тыла:

– Ящиками сороковыми.

– Я не толще ящика с Белой Лошадью, – просто улыбнулась она, уже разливая ее, эту Лошадь из чистой самогонки, как мы уже с ужасом абсолютного непонимания, пробовали. Ибо:

– Если мы ее уже пили даже на катке среди приюта ее контролеров – ее, имеется в виду, проходной – и ничего не было, кроме пола, который вышел на палубу, а:

– Иё уже нэма, – клонится, как рябина на ветру, то вниз, то вверх.

Но всё равно приятно:

– Гляди, наливают, и более того: не сажают в мотоколяску, а скорее всего, сегодня будет постеля в Залете Социализма, или как это теперь называется.

Веня так и наммекнул:

– Я далеко от города не поеду.

– Что так, боишься заблудиться?

– Дак, естественно, – ответил он, не успев после уже небольшой, но, тем не менее 43-градусной Лошади, забыть про счастье-то, ему привалившее. – А.

А бежавший от гроссе бандитов в Парке Пушкина Ник Сер с Линой и Ниной, уже спешили ему на подмогу, не понимая ни бельмеса, ни гугу вопроса:

– Как, мистер и вы иво производные, могли сюда пролезть?

Медиум

– Ты что там делала? – спросил даже Герм Малышку на Миллион, когда увидел в обнимочку с Ларисой.

– Она меня любит, – жалобно ответила Лара.

– Это так больно? – спросил Ник Сер.

– Да, старичок, тебе такого счастья – быть хоть кому-то полезным – уже не испытать.

И почти всеми было принято единогласное решение:

– Она её бьёт-т.

– — – — – — – — – — —

– Кто, так сказать, у нас живет на кухне? – спросил смело Веня.

– Малышка на Миллион с кем-то и Лариса, – сказала Малина.

– Тоже с кем-то? – спросила Маркиза, жалея, видимо, что не только никто ее не купил, но только иногда, разумеется, а так-то роль Всадника Без Головы даже с утра не мутила ей голову, как кажется некоторым:

– Ну, почему это у нее нет башки, а у нас:

– Руби, пожалуйста?

– Это вопрос или его восклицание? – спросил кто-то, ибо ни Герма, ни Малины, ни Маркизы здесь и сейчас – уже не было.

– Вот из ит?

– Да хрен с ними, – сказала Лина, усаживаясь – как следует на крайнее место рядом с кофеваркой, ибо, как добавила ее подруга Нина:

– Разве Максим – это единственное имя в нашем архипелаге?

– — – — – — – — – — – —

После падения одной из них, девушки так разозлились, что взяли свои 43-х градусные Шотландские Лошади и сели подальше, за стол через два прохода, у самого окна, за которым, между прочим, ничего не было видно, как будто и не небо даже.

– И пока ты с ней не разберешься сам, – сказала Нина, – ни я, ни Лина не будет таскать за тобой твою гнилую плащаницу.

– А так? – спокойно спросил Ник Сер, как будто его никогда раньше не били и теперь он забыл:

– Смогу ли разогнать это бардальеро, скопившее у его ворот, как Одиссей, смогу получить более достойную человека благородного осанку?

– Все могут, а ты ничем не хуже их! – напомнили ему Лина и Нина.

Почему?

И знаешь, почему, мы тоже не всегда на помойке жили, и слушали всего Пинк Флойд, Битлз и другие производные в виде.

– Какие? – спросил сторож.

– Ну, если они бы, значит какие-то были, Вилли Токарев, например.

– Не будем спорить, что это, – сказала Лиза, понимая, наконец, какая стрессуха почти часто бывает в баре, а точнее, вообще всегда.

Но Веня сам догадался, что как Царь, именно он должен навести порядок. И попросил Нину и Лину тут же написать отчет, как:

– Да, сэр? – вопросом продолжила Нина.

– Опишите подробно путь, каким вы проникли в закрытый на ремонт ресторан.

– Охотно, мистер, – ответила Нина, – мы не знаем.

– Да?

– Она не знает, а я все помню.

– А именно?

– Как Шварценеггер – алл би бэк! – и оторвав ножку у стула, кинула.

Да, кинула именно в Ника Сера, хотя с опоздавшим чуть сообщением:

– Прости, Ники, я не успела передумать!

Но Ник Сер упал, как дерево, предназначенное для сжигания на поминках Патрокла. И до такой степени, что самого себя стало жальчее, чем Патрокла.

– Вы убили его, дуры, – просто решила этот факт Лиза. Но из-за стойки продекламировала:

– Убей их, милый.

– Так он не может, и более того, кажется, умер, – Веня показал на Ника, распростершего на полу, как натуральный лосось, пойманный далеко не намедни.

– Ты сам не можешь постоять за меня?

– Конечно, могу, но я царь, а значит, делаю все по поручению кому-нибудь или кому-либа.

– Хорошо, скажи этим лоботраскам, что повеселили меня и избили одна другую.

– Пожалуйста. – И сказал:

– Кто хочет попасть на мою шхуну, вот-вот уходящую на острова далеко не близлежащего архипелага, тот должен показать свою готовность меня понимать, и еще раз предложил:

– Пажалста!

Девушки вышли, начали махать руками, но всё мимо.

– У меня на нее рука не поднимается, – сказала одна. Другая тоже самое:

– Мы бы рады, но к сожалению, не различаем себя друг от друга.

– Бейте себя, – сказала Лиза.

Веня даже не стал подтверждать это ее решение. Получалось, что так и надо, ибо:

– Мы скоро поженимся.

Тут проснулся Ник Сер, недавно умерший, как посчитали, и прокашлял:

– Не затягивайте, пожалуйста, с этим делом, ибо потоп близок, близок. – И добавил: – Я раньше протирал в церкви полы, могу округлить.

– Ок-руглить? – ошпаренно спросила Лиза. – У нас союз меча и орла.

И вынула из нагрудного кармана, едва умещавшегося между ее двух лимонов арбузной величины мешочек с камнем, наполовину, состоящим из рубина, а на еще одну половину из изумруда.

– Она имеет право, – сказал Веня.

– На что? – спросили Лина и Нина.

– Всё, что скажет – сбудется, как.

– Что значит, как? Как в твоем отражении?

– Именно.

– Ты слишком немногословен, Веня.

– Зачем мне говорить, если всё сбывается – пусть и не сразу – всегда ясно:

– Я об этом думал. И если не помню, когда, то это уже не глава будущего, а только его подглавка.

И вообще, я должен сказать – так сказать – напомнить, что люди бегут друг от друга, как будто за ними гонится кто-то невидимый.

– Это значит, милый, что мы их с собой не берем, – сказала Лиза.

– Почему?

– Потому что они к нам липнут слишком подозрительно.

– Дело в том, – ответила Нина, – что наш Ник Сер первый царь в этой Прохиндиаде взаимных умствований, и без него все остальные цари – только вассалы своей приверженности.

– Хорошо, он вроде шевелится, давай спросим о будущем: есть оно и какое.

– Если нет? – спросил Веня, как будто сам – как царь не знал, куда бежать.

Все же спросили и был сакральные ответ:

– Дранк нах Троя.

– Вот видите, он не соображает, – посоветовала удовлетворенная Лиза.

– Это скорее всего, название корабля – Троя – в переводе с древнегреческого:

– Я твоя.

– Как-с?