Читать книгу Петр Первый - Владимир Буров - Страница 9

Петр Первый
Глава 7

Оглавление

– Тебе кого надо, дубина? – спросила миловидная девушка из-за железного забора с пиками наверху, и даже посмотрела на две-три из них, как будто предлагая:

– Повисеть не хочешь?

– Что-с, простите-с?

– Не надо прикидываться глупее осла, которого у тебя нет, – ответила маленькая леди, как решил не отступать от своего Владимир. В том смысле, что пока она говорила:

– Он про нее думал: настоящая леди, какие живут только в Амстердаме, городе богатых невест.

Точнее, наоборот:


– Городе для богатых – невест.

– Ты не богат, – сказала она, прочитав его мысли на его же лице, – и поэтому я не пойму: чего тебе здесь надо?

Последний раз спрашиваю?

– Да?

– Да.

– Жаль, я так надеялся поговорить хоть с кем-нибудь или с кем-либо по-человечески.

– Зачем повторять одно и тоже два раза, не понимаю? – спросила она.

– Когда я говорю с кем-нибудь, мне думается, что всегда есть еще рядом Сам Третей, а как его зовут – забываю. И.

И чтобы он не обиделся, да и мне, чтобы не расстраиваться из-за своей забывчивости – всегда применяю оба этих имени вместе, как:

– Кто-нибудь или кто-либо.

– Так ты ученый?

– Нет, я его конюх. Да, несмотря на то, что шли мы, как обычно, без лошади, а я вообще только с дубиной, а он с шпагой, махать которой большой – тоже большой любитель.


– Любитель – не профессионал.

– Да, так теперь о том, что мне надо.

– Вина, денег, женщину? Точнее: а может тебе девушку?

– Простите, но мне так много не надо, а только бы вытащить мово прямого начальника из стойла, в которое его поставили около кабака.

– За что?

– За неустойку.

– Не заплатил за шампанское?

– Не только.

– Что еще он сделал?

– Не заплатил вообще.

– Да это хуже. Сколько?

– Рубль двадцать.

– Это много, у меня есть рубль, но я берегу его себе на день рождения.

– Хочешь купить куклу?

– Так-то бы да, но только уже поздно, мне пора трахаться по-настоящему.

– Что значит: по-настоящему?

– Тут только одно из двух: или замуж выходить, или – как все – уезжать в Роттердам трахаться.

– Да, я тоже не знаю, что из этого лучше. Но и то неплохо, что не только богатым, а вообще всем разрешили покидать родину для поиска жизни радостной и интересной. И да:

– Хочешь, поедем вместе, ты будешь ученым, а я буду трахаться и зарабатывать деньги, пока ты не встанешь не только на ноги, но и вообще, как больной:

– На всю голову.


Парень почесал затылок, сказал, что:

– Ты – ни больше – ни меньше, но совершенно точно:

– Дельфийский оракул, – и добавил:

– По крайней мере жрица храма Аполлона Брисеида.

– Нет, я только служанка Натальи Кирилловны. Впрочем, для тебя это одно и тоже, – добавила она.

– Почему?

– Мне кажется, ты много врешь, а чё врешь сам-то хоть знаешь?

– Ну, так это, дай мне твой рубль, а как вытащу вернет тебе его за рубль двадцать.

– У тебя все равно не хватит двадцать копеек. – Я сыграю около кабака в наперстки или в железку, думаю, двадцать-то копеек добуду как-нибудь.

– Э-э, парень, ты и мой проиграешь. И знаешь почему? – Почему?

– Тебе не везет ни в любви, ни на деньги.


– Да нет, деньги были, но нас ограбили в лесу разбойники, такая скотобаза, что не только деньги, но и лошадь у меня отняли.

– Так это у тебя отняли?! – очень удивилась она. —А говоришь, что безлошадный.

– Ну, не у меня, у моего хозяина, – смущенно ответил парень.

– Ты, часом, не разбойник?

– Да ты что?! Самого, говорю, намедни ограбили. И то их атаман меня обманул. Грит:

– Снимешь тетиву с моего лука, дак отпущу тя к чертям собачьим, а нет хрен с тобой – пешком дальше пойдешь.

– Ну и?

– Так и вышло. Снял я тетиву с иво лука-то – силы хватило, но дальше все. Точнее, наоборот: уже не всё помню. Ударил меня лук своей согнутой дугой так, что проснулся, а. А как будто бы это был сон, только вот синяк на лбу был, а теперь, наверное, прошел.

– Ну-ка, дай посмотрю, – дама протянула лапу сквозь прутья забора. – Точно, это был ты.

– Тебя там не было, ты не можешь знать.

– Это естественно, но лбу видно, что ты говоришь правду. Но не всю. И знаешь почему?

– Почему?


– Ты и есть хозяин кобылы, а в стойло поставил своего слугу.

– И как ты только всё угадываешь? Ты не колдунья, а то – если не знаешь – их жгут на костре.

– На костре?

– Или в срубе.

– Ну-у, если бы меня поймали и захотели сжечь в срубе, как Алену Арзамасскую, ты бы спас меня?

– Позволь тебя спросить, как бы я мог тебя спасти, если там будет, как всегда, народу видимо – не видимо. Впрочем, да, конечно.

– Тогда сейчас пойду, принесу тебе мой первый и последний рубль – ибо целого рубля у меня еще никогда не было, тем более серебром.

Она принесла рубль серебром, попросила поклясться, что:

– Больше никогда не поставишь в Щит – Стояло своего слугу.

– Дак, естественно! Он сам – если ты не знала – напросился.

– Почему?

– Хочет в следующий раз тоже иметь средство передвижения, а не бежать за мной, как собака за хвост.

– Дай, грит, потом мне хоть осла.

Веришь?

– Да. И знаешь почему?

– Почему?

– Всем почему-то хочется жить лучше.

– Ну, я пойду?

– Да, конечно. И кстати: ты зачем приходил-то?


Парень остановился.

– Подожди, дай подумаю, – он потер лоб, боли в котором уже не чувствовал, но память только это и чувствовала. По крайне мере, периодически.

– А! Дак у меня письмо барышне.

– Какой еще барышне? – удивилась Алена – если она себя так уже назвала. А нет, так дело не за горами, еще назовет как-нибудь.

Наталья Кирилловна как раз вышла на крыльцо. Хотела зевнуть мечтательно, но передумала, увидел парня, эдакого деревенского оглоеда, но назвавшее – скорее всего – ее:

– Барышней.

– Иди сюда, мил человек, – решительно махнула она рукой, как крылом ласточка.


– Те чё?

– Кому, мне? – Василий оглянулся. – Дак, вот шел к вам, а меня по неопытности напоили и обобрали.

– Не наоборот?

– Вы правы, совсем наоборот, – сказал Василий, и добавил: – Хотя не исключено, что я вспоминал в обратном направлении.

– Ты философ?

– Не думаю.

– Ты ученый?

– Скорее всего, нет.

– Тогда говори прямо, зачем пришел?

– Дак это, письмо потерял, отсюда и начались все мои приключения.

– Что за письмо? Жалованье дворянства?

– Точно! Почти что. Это было письмо к Дуне Тонкопряхе, где-то тоже здесь живущей с тем, чтобы переправили меня резидентом на явку к вам.

– А ты не молод ишшо, чтобы по бабам-то шляться?

– Нет, у меня всё в порядке.

– Ладно, проверим, этой ночью ты будешь парить в бане Елену нашу прекрасную, и аш до третьего дня.

– Включительно?

– Вот ду ю сей?

– Я грю: до или пока и третий день, а даже ночь не завершатся полностью?

– Нет, не полностью.

– Почему? Я бы мог.

– Ты не должен всё знать сразу, – ответила царица.


И только на пятый день Василий освободил своего Ивана из Стойла с отверстиями для лап и башки, хотя сам думал, что это только четвертый день.

– Не верю глазам своим, и не верю ушам своим, – сказал Иван, и попробовал отжаться от земли хотя бы несколько раз. Но не смог сделать и одного отжимания. – У меня нет сил, Василий, – сказал он, – честно, как будто тебя не было тыщу дней и столько же полюс одна ночей.

– Прости, Иван, что я задержался на один день.

– Я согласен взять золотом, – ответил Иван.

– Бери сам, я не в состоянии применить ум мой для этого дела.

– Почему? Мы ехали сюда, чтобы набрать исходный капитал именно этим делом. Что случалось?

– Что? Именно это и случилось: этих дел оказалось два.

– И?

– И первое Это лишило меня не только сил физических, но и что самое удивительное, материальных.

– Как это? – спросил Иван.

– Как? Чтобы играть в железку нужно думать, а у меня ума уже не осталось.

– Куда он делся, если мы рассчитывали жить здесь долго и, может быть, даже счастливо?

– Ошибся в расчете. Думал Это Дело не может выпотрошить из Хомо Сапиенса больше половины иво собственного ума – оказалось:

– Сбылось.

– Что сбылось? – не понял Иван.


– Сбылась мечта идиота: он понял, что настолько умен, что другие не могут даже насытиться.

– Да? Ты, наконец, понял, чем отличается неправда о будущем от реального настоящего?

– Да! Практически достукался.

– Всё не так, как ты об этом догадывался раньше?

– Естественно.

– Хуже?

– Да ты что! Лучше, и намного. Кардинально, практически, отличается от вымысла, который распространен в деревне.

– У нас в деревне тоже некоторые: коз практически трахают.

– Сказки, я бы знал, ибо козами называют тех просто-напросто, кто превышает свои полномочия.

– Я считаю, и тех и других.

– Думаю, мил человек, Иван, ты принял за козу ту русскую студентку Роттердамского университета, которая у нас отдыхала от умственных трудов этого Амстердама, и каждый день водила экскурсии в своё родовое гнездо – в котором все, кроме нее вымерли.


– Да, слышь ты, хотела найти способ возрождения жизни там, где ее уже нет.

– Она просто думала, что жизнь ушла, да, но, скорее всего:

– Недалече.

– И надо найти возможность ее вернуть восвояси, так сказать.

– Как ее звали?

– А я помню? Кажется, я к ней не ходил, ибо никогда не хожу по приглашению, а чтобы только была возможность:

– Настоять на своём.

– Вчера – Сегодня так и было? – спросил Иван.

– Дак, почти.

– Что это значит, Почти?

– Они просили, но я пошел все равно по своей воле.

– Как не доенный козел.

– Практически. Ибо действительно, от одного их вида можно сделать маленький отряд мушкетеров.

– Вот из ит, мушкетеров?

– Говорили уважительно, что я похож на одного из мушкетеров Людовика Тринадцатого.

– На кого?

– Их было много?


– Ты сам сказал, что несколько.

– Да?

– Да.

– Ты думаешь, что и ты там был?

– Дак, естественно.

– Хорошо, я приму тебя в отряд мушкетеров, если выиграешь в железку.

– Как всякий порядошный чек, я бы лучше сыграл в покер.

– Ты умеешь?

– Естественно.

– Не знал.

– А если бы знал?

– Никогда бы с тобой не играл на деньги. Вот держи рубль, на который я тебя выкупил у местных стражников, больше похожих на бандитов.

– Да? Они не взяли денег?

– Не взяли. И знаешь почему?

– Ты обещал отдать сегодня полтора рубля.

– Так-то бы, да, но больше: рупь восемьдесят.

– Надо было договариваться на рубль семьдесят.


– Чем это лучше?

– Семнадцать – счастливое число.

– Оно такое же счастливое, как несчастное. Ну, хорошо, тебе скажу:

– Я договорился на 1 и семь, но десять копеек взял, как проценты.

– Зачем?

– На счастье.

– В принципе, я не такой большой шулер, чтобы всегда выигрывать.

– Почему?

– И знаешь почему? За систематический выигрыш бьют.

– Сказки, просто ты недостаточно хорошо играешь.

– Да?

– Да.

– Думай, как хочешь, но с условием: теперь мы будем делить все деньги на двоих.

– С какой стати?

– Ибо, как сказано: я тоже мушкетер.

– Я тебя еще не принял.

– Да?

– Да.

– Я думал это об бога.

– Мушкетеры от бога?!

– А ты как думал?

– Так, в общем-то и думал, но не сразу догадался.


Начали играть в железку, и Иван проиграл.

– Ты почему проиграл? – удивился Василий.

– Не знаю, что-то заклинило.

И действительно, последний раз можно было взять почти всё за один удар, но Иван выпустил монету из лап, и она ударилась о стенку, что было запрещено правилами. Точнее, это неудачное падение засчитывалось за реальный выпад. Как сказал бы настоящий гвардеец кардинала, а уж мушкетер:

– Тем более.

– Он нечаянно ее выронил! – попытался выручить друга – слугу Василий Мелехов.

– Тем более, – ответил Степан, который здесь не только обедал, и не только для того был, чтобы наслаждаться игрой в Железку для поддержания личного бюджета:

– Обычно он всегда обедал на выигранные здесь деньги, – но прибыл сегодня по спецзаданию Дуни Тонкопряхи, чтобы он набрал ей:

– Мало кому известных людей.

– Зачем? – удивился Степан, – у тебя есть – будет целый Семеновский полк головорезов.


Медиум:

– Скажи, скажи, что тебе нужно, и ты это получишь.


– Хорошо, мы переиграем, – сказал Степан, – но при этом повысим ставу в три раза.

– Нам нечем будет отдать в случае чего, – сказал Василий.

– Расплатитесь работой.

– Надолго?

– Может статься на всю оставшуюся жизнь.

– Это долго, – сказал Василий.

– Эх, мил человек, если бы!

– Да, я его поддерживаю, – сказал Иван, кивнув на Степана, – жизнь коротка.


Степан высыпал лично из своего кармана три рубля мелочью, но серебром. Собрался народ.

– Откуда столько денег? – думали некоторые, с опаской оглядываясь:

– Боялись, что начнется драка.

– Давай.

– Что, я не понял? – спросил Иван, глядя как завороженный на рассыпанные по земле деньги. Их было так много, что разбегались глаза.

– Я разрешаю тебе начать без жребия, – сказал Степан.

– Это отличная идея, – сказал Василий, и добавил: – Начинай, Иван смело.

Иван ударил, и очень удивился, что среди двух десятков монет, смог растянуть свои пальцы только до одной.

– Так бывает? – спросил он, оглянувшись на Василия. Ударил Степан и собрал все деньги, кроме одной.

– Не достанет, – сказал кто-то из зрителей. Но Степан достал. Он растянул пальцы так, что его лапа полностью легла на грунт, как линейка Мастера Строителя, в защите от треугольника Джубеллы. Или кто у них есть еще там:

– Джубелло, Джубеллум, Джубелла.

– Разве можно разрезать перепонку между пальцами? – спросил неожиданно кто-то.

Все оглянулись.

– Кто это сказал? – Народ безмолвствовал.

– Я разрезал? – Степан разогнулся.

– А нет? Покажи руку! – произнес тот же голос.


Василию показалось это был парень, которого он где-то видел. Но так далеко, как будто в тридевятом царстве. Когда? Где бы это могло быть.

Степан показал, рука действительно была разрезана чуть ли не до середины ладони.

– Я случайно разрезал руку, косой, когда приезжал в свою деревню на Петров День.

– Не на Троицу, ты не запутался, парень? – спросил тот же голос из толпы.

– Да нет, кажется, – сам почему-то испугался Степан, что ошибся.

– Покажи руку! – крикнули несколько человек.

– Пажалста! – Степан закатал рукав.

– Закатай еще до подмышки, – развеселились некоторые.

– Авось и там у тя обрезано, – влез еще один.

Но проверил тот могучий парень, который первым крикнул про перепонку между большим и указательным пальцами.

– Заросла?

– Дак естественно! – ответил этот проверяющий парень.

– У него лапа на шрам стала больше, – сказал Василий.

Но Иван предложил не спорить:

– Бесполезно.

И да, мы таперь поступаем в иво рабство?


– Небось, небось, – залепетал Степан, обрадованный тем, что счастливо отделался – толпа могла и не понять приращение ширины ладони с помощью шрама, могли не только отнять деньги, и более того:

– Вообще все деньги, что были с собой – а это еще три рубля – но и более того, вызвать на единоборство, а у него сегодня болела лапа, пусть и не передняя – задняя, но все равно мешала бы очень.

Но, как говорится, рано обрадовался. Всё тот же прилипчиво-логичный парень предложил отдать деньги:

– Взад тем, у кого они раньше были.

– Да? – спокойно спросил Степан.

– Да-а! – рявкнул парень так, что многие посчитали за лучшее его поддержать, и тоже заорали:

– Деньги на бочку!

– Господа, друзья, черти полосатые, – затараторил Степан, – мы не на шхуне под Весёлым Роджером стоим, а на достаточно устойчивой московской земле. Желаете, я один на один с любым готов сразиться хоть на шпагах, хоть просто так: вот этими руками в порошок сотру и с утра, как положено во всем цивилизованном мире, буду чистить зубы.


– Так давай, в чем же дело, – просто сказал парень, до этого логически обосновывающий все свои претензии к недостаточно честной игре Степана.

– С тобой?! – Степан хлопнул себя лапами по ляжкам и даже присел, как будто от удовольствия. Он хотел добавить, что с такой, как у этого парня рожей:

– Лучше трахаться, а не наоборот, драться, – но решил, что не только некоторые, но и вообще, многие могут обидеться. Ибо парень уже пользовался заслуженной симпатией публики, как будто был артистом из соседней Слободки.


Кинули, как обычно жребий на чем лучше драться:

– На колах, на шпагах или просто так вручную.

И выпало на шпагах.

– Что за новая мода пошла, – даже разочаровались спервоначалу некоторые, – ибо:

– Заколоть человека недолго, а драться можно – пусть и не как в Англии по полутора суток – но час или два – запросто.

У парня, к удивлению, не только многих, но и вообще:

– Всех, – нашлась где-то между складок одежд шпага, но учебная – эспадрон.

– Заколоть можно, – сказал Василий, а Иван добавил:

– Разрезать напополам никогда.


Они сделали несколько выпадов, и шпага у Степана вырвалась из рук. Он так и сказал со смехом ответившей толпе:

– Лапа-то выросла из-за шрама, а шпага осталась прежней, никак не сменю на более толстую. Если никто не против, я сменю правую на левую.

– Да, конечно, – ответил парень, но чуть позже.

– А сейчас? – улыбнулся Степан.

– Сейчас я тебя пока что убью, – и он так со свистом резанул над головой присевшего за своей шпагой Степана, что несмотря на то, что эспадрон этого парня не обладал лезвием, а мог только колоть – часть некоторых волос, или наоборот:

– Некоторая часть его волос взмыла над головой, как стайка испуганных случайным прохожим воробьев.

Толпа ахнула. А Степен, как было отмечено зрителями:

– Даже не позеленел.


Степан – тем не менее – перехватил шпагу в левую руку, и хотел пропустить ее через тело оппонента, пока тот, повернувшись – нет, не задом, а:

– Боком разглагольствовал с благодарной его концерту публикой местного масштаба. – И успел не только пригнуться, но и вообще: упал на спину.

– Так быстро! – удивились многие, а Иван даже констатировал:

– Я бы так быстро даже на поле не успел сесть при неожиданном поносе.

Василий добавил:

– Я бы тоже, в том смысле, что не смог бы поймать очередного любовника моей любимой девушки.

– Ты хоть кого-нибудь поймал?

– Нет.

– Может быть, их никогда и не было?

– Зачем мне их нарочно придумывать? – удивился Василий.

– Чтобы имело смысл.

– Какой?

– Быть первым.

– Я и так всегда первый, – сказал Василий, и предложил незнакомцу, назвавшемуся – хотя никто всё равно не понял, что сие должно значить – Робин Гудом, и взявшему в плен Степана, сбив его с ног прямо из партера, ударив по задним лапам:

– Испробовать и его.

– Зачем? – не понял парень.

– Дак, естественно зачем, хочу пусть не как все, но по крайней мере, как некоторые записаться под твой Веселый Роджер.

– Я говорил про Весёлый Роджер?

– Не думаю, что я обладаю своей способность к колдовству и тем более, к его предвидению.


Но парень действительно вынул бумагу – думали будет новомодное развлечение:

– Курить придется, – но он предложил записываться в Веселый Роджер с:

– Достаточным для каждого приличного человека жалованьем: три рубля в каждое полнолуние.

Петр Первый

Подняться наверх