Читать книгу Небо в алмазах - Владимир Буров - Страница 3

– Не расстроился, – когда никто не применил против него газовую атаку собственного производства, если не брать в счет капусту, как одушевленного сокамерника.

– Это слово – сокамерник, сокамерники, – Майер часто повторял в планере, который, слегка не выдерживая его вес, шел и шел постепенно на снижение.

– Чему вы радуетесь, мистер? – спросил, не выдержав его ёрзания Кетч – кстати, ребята пока еще точно не определились, кто них Пит, а кто Кетч, поэтому часто говорили про себя, а думали:

– За другого!

– Что пароль совпал? – спросил Владимир.

– Что покидаете достопочтенные сосиски ради фляков господарских? – спросил Валерий.

– Я рад, что вы не пёрнули.

– Почему?

– Вам пришлось бы нас пристрелить?

– Нет, но пришлось бы остаться. А так хочется малинки.

– Вот их ит – малинка?

– Так-то бы, да, но это не для ваших еще не окрепших ушей.

– Секс?

– Хуже.

– Что может быть хуже?

– Джаз?

– Нет.

– Неужели, на самом деле вы так любите вирусологию?

– Да! Ибо это и есть: революция!

– Вот из ит, рэволюшен?

– Это Вирус.

– Нет, вы серьезно, или просто шутите?

– Вы никогда не слышали песню: Вирус мчится по Земле, чтобы скрыть себя в – слово на букву п.

– А-а! Так вы не из другой Галактики? – так сильно удивился Пит, что планер немного потерял управление и увеличил угол свой угол падения относительно Земли.

– Вы не можете помочь планеру выровнять полет? – спросил Кетч.

– Я уже не помню ни Альфу Центавра, ни Орион, ни Марс, ни Сириус.

– Как же не помнишь-те, если только об этом и болтаете? – спросил Пит.

– Начитался в последнее время в библиотеке Чайного Домика. И теперь лезет и лезет в башку, как: вижу море, вижу дом, вижу Щепку, а кругом есть приличненький содом.

Это был известный в кругах более-менее известных Че – любитель магии и некоторых экстрасенсорных сеансов одновременно, которые в часы свободные от ночного купания в море, он записывал на пальмовых листьях, специально для это цели отутюженных.

Щепка ему говорила:

– Мил херц, вы меня, извините, но последний ваш сеанс – это опупенно-трафаретный балаган.

– В том-то и дело, логичный Кувырок, что какая удивительная реальность кроется под этим, как вы изволили выразиться: опупенным трафаретом. Ибо думаем:

– Волны, – а это:

– Чайка. – И, следовательно, кто-то приближается к нашему берегу, как Ной:

– С Того Света. – Он послал ее вперед, не как весть: мы уже близко, а:

– По крайней мере хотели добраться до вас – если утонули в буре – а эта Чайка есть свидетельство, что мы не только:

– Были, – но мы здесь! Хотя и в законсервированном состоянии.

– Простите, но я вам не верю, – ответила благородно-готовая на многое, если не на всё, леди, невысокого роста, и очень похожая, как думали-мечтали Владимир и Валерий на мяч для игры в Америку, в виде ее:

– Бейсбола. – Секретные имена-псевдонимы из которого она им и предсказала.

– Еще один Чайный Домик? – спросил, свесив лысую башку вниз мистер Смит, но не в этом случае, так было в Англии, а здесь скрытый смысл – это, как и было запланировано:

– Майер.

Че спросил Щепку-Кувырка:

– Как ты думаешь, на кого он похож?

– Уверена, они выйдут из воды, как Черномор и два его богатыря.

– Богатыря? Ты не оговорилась, ибо только сегодня утром я от вас слышал:

– Не понимаю, как этим ребятам доверили везти сюда Вирус.

Да, таков был план полковника Бутлерова, везти инопланетный Вирус в Россию самим, чтобы его было легче контролировать, на что Ивановский возразил:

– Лучше не надо, мы не сможем от него избавиться.

– Неужели вам не интересно будет доказать то, во что никто не верит: Вирус существует.

– Это смертельный вирус, полковник, мы все погибнем, и знаете почему?

– Почему?

– Потому что никто не сможет поверить: убивать – его единственная цель.

– Убивать, чтобы жить?

– Нет, именно, что нет, мечта убивать у него выше жизни.

– Так не бывает, – сказал Бутлеров.

– Почти не бывает, но иногда есть, – ответил Ивановский. – Хотя не исключено, что он будет убивать ради жизни здесь Других.

– Людей, вы имеете в виду?

– Не знаю, кто это будет, не исключено, что такие же Вирусы. С программой: жизнь можно иногда допустить, но только, как:

– Рабство.

И думаю, вы выбрали правильно: детей он не примет всерьез.

– Вы считаете именно в этом их иммунитет?

– Нет, считаю, что в них есть, если так можно сказать, противоядие.

– Вы хотя бы предположительно можете сказать, в чем оно заключается? – спросил капитан Буров.

– Они не верят, что Вирус бессмертен, – ответил Ивановский.

– Да? Что-то не очень оригинально, ибо я – тоже не верю.

– Это вам только кажется. Как только вы его увидите – поверите.

– Ну, это мы скоро узнаем, – сказал Бутлеров, наблюдая в бинокль, как самолет идет на посадку, и скорее всего, не до тянет до берега.

– Нет, нет, сейчас вы это не узнаете, – заторопился Ивановский, – вы рухнете на пол от безнадежности, именно тогда, когда он вынет жало.

– Предвидение придет в последний момент, но будет уже поздно? – немного удивился Буров. – А они, значит, и тогда не поверят?

– Да.

– Из этого следует, что Вирус попытается от них избавиться, – сказал Бутлеров.

– Но не думаю, что сегодня, – сказал Ивановский, но тоже, как Бутлеров, посмотрев в бинокль воскликнул: – Он хочет утопить самолет!

– Не может быть, ибо вряд ли он сам так хорошо умеет плавать, что сможет доплыть сюда самостоятельно.

– Он верит, что мы спасем его.

– Нет, нет, – уже засмеялся Ивановский, – Майер начал свою атаку, но! Но не в один ход.

– Вы думаете? – Майер решил их напугать?

– Именно!

– Хочет научить их страху, – подытожил Буров.

Их дом находился тоже на горе, но ниже чем Цветник Че и Щепки, где должны были остановиться Пере-летчики.

Ребята испугались, потому что планер резко пошел вниз. И Пит даже пожалел:

– Мы слишком рано отделились от самолета.

Мне уже не поднять его вверх.

– Мы утонем? – равнодушно спросил официант Майер.

– Вы умеете плавать? – спросил Кетч.

– Да, но не на такое большое расстояние.

– Почему вы не боитесь? – спросил Пит.

– Я знаю, парень, что ты сможешь посадить планер даже на воду.

– Нет, я не умею садиться на воду, тем более без поплавков.

– Знаешь, что я тебе скажу: найди мель.

– О, мистер Майер, вы очень умный э-э донор, – сказал Кетч.

– Донор? Вы сказали: донор?

– Вас это удивляет?

– Так-то, нет, пожалуй, я именно донор, но почему вы решили, что я донор, который помогает людям?

– Просто, – ответил Пит, – до берега вы не доплывете.

– Да, но меня спасут, – ответил Майер.

– Спасибо, что сообщили о шпионе среди встречающих.

Майер очень удивился, когда планер сел на мель, тянущуюся далеко-далеко от берега. Он был уверен, что мелей здесь нет.

Далее, кто шпион, Ивановский?

Щепка Таня прожила несколько лет в Германии, где была завербована в свои сожительницы Роз Люкс, а потом к ним присоединилась и Клар Цет, хотя по сути дела никогда никуда и не отлучалась. Но они с Роз были, как два берега у одной реки – Щепки, которая думала, что это она вводит их в счастливый мир Декамерона.

Правда, Щепка-Кувырок поняла, что из нее может выйти очень слабый шпион, если она так долго думала:

– Эти фрау не в курсе, что любит из них, то одну, то другую.

В том смысле, что по очереди. Но они до некоторых пор имели мнение, что:

– Просто так – интересней.

Интересней иметь тайну. Но скоро все, и Татьяна в том числе, поняли:

– Знать всё – лучше.

И таким образом, как они решили:

– Предпочли Джованни Боккаччо Вильяму Шекспиру.

И только когда Щепка поняла это окончательно – вернулась в Россию, как его первая переводчица на язык родных ей любовников и любовниц.

Она не знала в лицо Майера, но знала, что опознать его можно в трех местах: на пляже, в бане и в постели, когда люди обычно снимают пижаму. Ибо на его плечах были наколки:

– Красная на правом плече изображала Розу Люкс, предположительно обнаженную сверху, а на левом Клару Цет – синего, и обнаженную снизу.

Эти подробности могут кого-то удивить, или даже шокировать, но не тех, кто их носил, или обладал с ними похожестью. Ибо давно – почти сразу после окончившегося детства – понимали:

– Шокировать человека можно только галстуком, неподходящим по цвету костюму, или носками не под ботинки.

Даже нос не под цвет лица – что значит: с пере-чего-то, и не только с перепоя, значит больше, чем если вы явились встретить его – или он вас – днем – представляете:

– Безо всего. – Ибо, как давно было ими усвоено:

– Человек красив и так. – И даже более того: намного больше, чем в одежде, не совсем понятно, в общем-то, для чего на Земле придуманной.

Ибо:

– Человек – это и есть наша одежда!

И тулуп из овчины на нем, если и нужен, то только для того, чтобы сделать овцу.

Так и было принято:

– Что человек на себя надел – та скотина он и есть.

В символическом плане так думали многие законодательницы мод, но не:

– На самом же деле, – в самом деле.

Только не эти ребята. И никто, кроме вирусолога Ивановского, полковника Бутлерова и капитана Бурова больше не знал, что это мировоззрение:

– Правда.

Именно Правда, как и было написано на его газете.

Но бестолковость людей доходит до таких степеней, что:

– Вот, что вижу – тому обязательно не верю.

Ему по голове хоть пачкой этих газет молоти – не верит, и не верит. Не верит, что Правда – это правда, а не наоборот:

– Я просто так погулять вышла, и вы, чтобы надо мной посмеяться.

Была еще одна валькирия, замешанная в этой истории переброски Майера в Россию, пока что в Крым, в Ялту, Шура Дом по прозвищу Кали, которая и пригласила Щепку в этот круг людей:

– Заинтересованных не только в риске, но и в его любви.

Риск по любви – это наш девиз, – так и запомни на всю оставшуюся жизнь.

И собственно, как считал Бутлеров, не все участники этой Комедии Жизни были в курсе:

– Чем они занялись на самом деле.

И все же капитан Буров высказал сомнение, что:

– Вирус один, – неужели?

– У него должен быть связной, – согласился Бутлеров. – По крайней мере, в замороженном состоянии.

– Вы думаете этот Связной даже не знает пока, что он не местный?

– Скорее всего. Так легче сохранить тайну до нужно часа, название которого мы даже не знаем пока.

– Не говоря уж о времени, – добавил капитан.

– Пока мы можем верить только Ивановскому, – резюмировал полковник.

Майер попросил поселить его:

– В верхнем домике.

– Мы с ними не знакомы, – ответил Буров.

– Конспирация? – улыбнулся Майер, – мне это нравится.

И он обернулся на спокойное море, только что чуть не поглотившее его, если бы перевозчики не заметили мель, идею про которую он сам им и подал. Потом у него была идея не дать им доплыть до берега, и достиг цели:

– Ребята поняли его и испугались.

Как испугались бы неизвестности. Но дождались лодки, хотя и с чувством:

– Неизвестного мрака. – Такого мрака, про который – им казалось – не знает и Майер, как будто он и сам был не только донором этого беспричинного страха, но и тоже:

– Его реципиентом.

– Впрочем, не похоже, что он чем-то разочарован, – сказал Пит.

– Наверное, нам показалось, – сказал Кетч.

– Вы ни о чем хотите сообщить? – спросил полковник Бутлеров.

– Нет, впрочем, извольте, там был этот, как его? – спросил Пит.

– Да, этот, – подтвердил Кетч.

Все недоумевали, но капитан Буров догадался:

– Там был страх, похожий на мрак.

– Да, – ответил Пит, – мы не боялись, стоя с ним на мели, но было так плохо, как будто, – он не договорил.

– Да, там был такой мрак, как будто будущего не только не будет, но и вообще:

– Нет.

– Что это значит? – спросил Ивановский. – О каком будущем вы говорите?

– О будущем Земли, – ответил Пит.

– И, кажется, даже больше, – добавил Кетч. – Я почувствовал себе Ловцом Снов, которые, нет, не то, что обязательно сбудутся, а они:

– Уже сбылись.

– Что вы на это скажете? – обратился полковник к Ивановскому, когда Пит и Кетч ушли наверх в свои комнаты.

– Не удивлюсь, если узнаю, что они решили спать не в разных, а в одной комнате.

– Неужели он сразу повел на них такую сильную психическую атаку? – удивился Бутлеров.

– Возможно и нет, – ответил Ивановский.

– Почему тогда они это почувствовали? – спросил Буров.

– Он несет этот мрак с собой, и не всегда, но иногда им от него веет.

– Веет?

– Да, несет, как попутным ветром.

– Именно попутным?

– Да, не Земля же встречает его неизвестностью, а наоборот:

– Это завихрение пришло за ним Оттуда.

– Откуда? – спросил полковник.

– Я точно не знаю пока, – ответил вирусолог.

– Давай как-нибудь покатаемся вместе?

– Я? – очнулась как будто от летаргического сна леди Кувырок.

– Я не умею кататься на водных лыжах, помогите научиться, – сказал с полуулыбкой Май-ер.

– Кстати, можно, я запишу ваше фамилиё? – спросила она.

– Зачем, для надгробного памятника? Впрочем, извольте.

– Ну, как правильно: Майер, или Май-ер?

– Возможно даже Ма-йер, – ответил официант из Чайного Домика в Альпах.

– Что значит – Ма?

– Майя.

– Значит, вы прибыли с Того света?

– Ты нашла основания, чтобы принять такое решение?

– Если только вы действительно прибыли ради жертвоприношения.

– Если вы намерены выпытать у меня тайну, – ответил Майер уже на катамаране, – то напрасно.

– Почему?

– Вы не знаете, почему нельзя узнать тайну?

Она нагнулась, чтобы поймать любопытную рыбку, и поймала её.

– Нет.

– Я вам не верю.

– Почему?

– Вы пишите что-то из Шекспира?

– Да.

– Тогда – если вы пишите правильно – узнали не только, как сохранить тайну, но и как ее узнать.

– Да? Продолжайте, пожалуйста, ибо теперь я точно верю: вы что-то знаете.

– Вы думаете, Отелло был неправ, что убил Дездемону? – спросил Майер.

– Не могу сказать точно. Но, понимаю, что по-вашему, он убил наугад, так как не мог знать тайну, которой нет. В том смысле, что нет:

– В её голове.

– И?

– И? Ах, да, и. И попытался сделать Перевод!

– Вот это верно, и значит, милая дама, вы для меня опасны, так как можете сделать перевод, открывающий тайну, которая мне самому:

– Неизвестна!

– Ах, вот оно что, я вам нужна, как переводчик Правды.

– Да, но боюсь, не найду оснований – после всего – оставить вас в живых, милое дитя, уже за один катамаран узнавшее намного больше, чем я ожидал.

– Вы не думали о том, я и есть ваш Связной?

– Нет, и знаете почему? Связной должен быть из Не-отсюда. А ты Земная, может быть, и любовь, но земная.

– Как тогда я могла сделать правильный перевод?

– Ты только догадалась, милое дитя, как и зачем делается перевод, но еще не сделали его. Более того, не ответили на вопрос:

– Прав был Отелло в измене Дездемоны, или ошибся?

– Думаю, что всё-таки он ошибся, но точно сказать не могу.

– Верно, ибо тогда надо сказать: почему?! И когда ты найдешь ответ, тогда только можешь быть уверена, что ты:

– Мой Связной из другой Галактики.

– Думаю, это выше моих сил.

– Тогда ты, как и все здесь – жертва, которую принесу, чтобы узнать то, чего пока мне еще неизвестно.

Удивительно, но этот же вопрос Ивановский задал одному из летчиков-планеристов, а именно Питу, и парень, почти не задумываясь ответил:

– Отелло понял, что Дездемона изменила ему с Будущим, а сам он, значит, был из Прошлого.

– Не наоборот?

– Не наоборот ли? – переспросил парень. – Не знаю.

– Почему?

– И знаете, почему? Пока для меня координаты прошлого и будущего – одинаковы.

– Тогда, как тебя понимать, товарищ, Маузер?

– Я еще не понял, кто я Маузер или Сэр.

– Ты уверен, что сэр не может быть с маузером?

– Да, сэр не летает, но ездит верхом, и с Кольтом.

– Вы уверены?

– Нет. И знаете почему? Ко мне иногда выходит на связь какой-то парень.

– Ты знаешь его позывные?

– Авиа-Тор.

– Что такое Тор, ты знаешь?

– Думаю, он тореадор, выступает на в боях с быками.

– Сомневаюсь, что это правильно, – сказал Ивановский.

– Хорошо, я как-нибудь слетаю к нему в Америку, и поинтересуюсь, что это за Авиа-Тор.

– Ты знаешь, где Америка?

– Думаю, не дальше, чем лучше, но, надеюсь не на Орионе, ибо я еще в детстве слышал предсказание, туда я не долечу. Что-то случится.

– Хочешь, я сыграю с тобой Отелло? – спросил Майер на очередной прогулке по морю.

– Спасибо, лучше возьми и съешь-те Ка.

– Вот из ит, Ка?

– Подруга, скоро приедет на каникулы из французской Сорбонны.

– У тебя есть французский одеколон Богарт? – спросил Ма.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы ей понравился мой запах.

– А обычно?

– Что, обычно?

– Обычно ты чем пахнешь?

– Так говном, наверное, хотя не знаю, сам я не чувствую, но судя по тому, как все меня боятся – значит, говном.

– Может быть, вам сходить в баню? – спросила Щепка.

– Вот из ит, баня? – не понял Майер.

– Как море, только маленькая, и вода горячая.

– Совсем горячая?

– Да, отмыть можно многое.

– Даже грехи?

– У вас они есть?

– Им не обязательно быть сейчас – но пахнуть они могут, как будущее.

– Всё-таки вы не намерены отказаться от втемяшенной вам где-то в Космосе идеи о всемирном жертвоприношении? И знаете: я приглашу в гости Кали, она лечит вашу безысходность стаканом воды.

– Так просто?

– Да, мир – это стакан воды, следовательно, и так можно лепить из него любую форму правления, не обязательно не только сажать на кол, колесовать, четвертовать, сжигать на костре.

– Очень, очень интересно. Когда она приедет?

– Вот сегодня к вечеру и приедет.

– Надо куда-то отослать вашего команданте Че.

– Вы думаете, он будет стеснять вас?

– Я об этом не думал еще, но знаю: хочу сделать Вилку.

– Вот из ит, вилка? – удивилась даже Щепка, знавшая все переводы этого дела на язык тех мест, где мы пока что находимся.

– Я вам покажу.

– Нет, нет, я вас боюсь, как Отелло. Потому что вы сначала, да, а потом сами же найдете повод приревновать меня к Кали.

– Вы думаете, что кого-нибудь из вас я принесу в жертву?

– Боюсь, что обеих.

– У меня есть рекомендательные письма из Германии, Швейцарии, Франции, Бельгии и Люксембурга, что меня там уже нет, а.

– А?

– А все так и остались там живы.

– Может быть, они уже муми-фицированы?

– Так уже никто не делает сейчас, как в Египте, где покойникам придавали живой вид, а живым покойников, из знаете почему? Форма уже настолько связана с содержанием, что почти буквально отражает его на лице.

– Не могли бы вы доказать, что не могут быть вариации?

– Вари-акции?

– Ну, или так.

– Вы думаете, что при мне всё было, как обычно, а через неделю все сдохли?

– Нет, не сдохли, как вы изволили сообщить, а изменились, и неизвестно, что из этого лучше, ибо вдруг они не могут даже выйти из дома, пока их не затрахают до бесчувствия.

– Как лошадь? – деловито поинтересовался Ма.

– Нет, не как лошадь, а наоборот, как автомобиль, который, чтобы ему было хорошо, надо заправить под самую горловину бензо его бака.

– По самые уши, вы говорите?

– Ну, или так, как вы сообщаете, или так, чтобы мурашки перестали по спине бегать при виде вас.

– Умри, но с наслаждением! – так вы подумали? Нет, пока еще рано думать о смерти крылатой. Но, а с другой стороны, вы правы: время летит даже быстрее автомобиля марки Тюрка-Мери, который вы мне приготовили. Я хочу Роллс-Ройс на гусеницах.

– Здесь не бывает зимы.

– Тем не менее, скажите спасибо, что я не прошу летающий автомобиль.

– Аэростат? Надо подумать.

– Купите мне Монгольфьера, я боюсь летать на Ку-Ку с этими оборванцами.

– Это не Ку-Ку, который еще в проекте, а планер Гер-Мания. От слова, лететь куда был специально спланирован.

И не перебивайте, ибо Гер – это место, а Мания – всегда:

– Величия.

– Место Величия, – повторил Ма слова Щепки. – Я сразу не догадался.

– Это что-нибудь меняет?

– Да, как два человека меняют одного.

– Меняют на что, на кого, простите?

– Одного на два, – констатировал Ма.

– И вы это уже чувствуете?

– Достаточно того, что я знаю.

– Из вас выйдет отличный абстракционист.

– Вот из ит?

– Художник, такой как Пабло Пикассо, Ван Гог, Тулуз Лотрек, и еще один, работает мастерком вместо кисти, а получается: правда.

– Сезанн.

– Вы знали?

– Нет, вы только что мне сами сообщили это имя, и не только, но я увидел его полотна:

– Настоящего будущего.