Читать книгу Небо в алмазах - Владимир Буров - Страница 5

– Продать его или оставить в наследство Новой Республике.

– Вы не Гудини, ничего такого не будет.

Майер взял подзорную трубу навел на Восьмерку Ориона, и молвил русским языком:

– К утру будет точно известно.

– Я не верю, что свет так быстро идет к нам, – сказал Че.

– Сегодня шестьсот лет расширится до шести часов одной ночи. И я тебе точно говорю:

– Бетельгейзе упадет на Землю.

– Вы уверены, что это не Ригель? – спросил Че.

– Будь он неладен этот Ригель, – только и ответил Ма, предложивший называть себя, на выбор:

– Бетельгейзе или Вайс.

И на следующий день – точнее, через день, ибо раньше никто не мог собраться в единое целое:

– Полковник Бутлеров настаивал, что только в нижнем домике, а некоторые: только в верхнем, ибо он, как нельзя лучше подходит под аналогичное название:

– Чайник Домик, – в Альпах.

Бутлеров хотел ответить:

– Там нет мезонина, но передумал, ибо.

Ибо уже бесполезно.

Щепка сказала:

– Можно я буду называть вас мистер Бель?

– Бель?

– Ну, или Бэти.

– Это вон его ты можешь называть Бэтти, – Ма указал на притаившегося в углу дивана Че.

– Извините, но я вам не Джульетта, мистер! – рявкнул Че, и тут же хотел продемонстрировать свою сдержанность: плюнул в платок, но крови – именно к его ужасу:

– Не было.

– Что? – участливо спросила Кали.

– Проклятие, – констатировал Че.

– Будем жить вечно? – решила она пошутить.

– Именно, именно, дорогая синьора, – залепетал Ма, как будто хотел кого-то здесь уговорить:

– Но также ж намного лучше!

По большинству голосов его решили называть Вайс. А после 24 года:

– Гудини.

Но народ никогда не поступает по плану, ибо уже привык – по посланию из будущего:

– Всегда его перевыполнять.

И значит:

– Для кого Вайс, а для иных, как тяжелый крест, пришлось называть его Гудини, ибо – как они говорили:

– Вот что ни скажет, а получается всё наоборот.

Как у Гудини, которому никто не верит, что он может проползти под полом, а он:

– А он так и делает. – Вот и пойми, где правда?

– Вот я вам сейчас докажу, что всё уже не так, как было, – сказал Ма. И добавил: – Летим в Альпы, в Зальцбург.

– Здесь только вы и я, – ответил Владимир, – один я не дотяну на такое расстояние.

– Там в багажнике еще Щепка, – ляпнул Ма, так как Пит – Владимир не поверил, и возразил:

– Она нам не нужна, – и нажал кнопку сброса груза багажника. – Как раз удачно, – добавил он, – внизу что-то мне напоминает море.

– Она не утонет, – возразил Ма.

– Почему?

– И знаете почему? Я запер его наглухо.

– Напрасно, сэр, вы это сделали, ибо планер может поймать такой воздух над самым Чайным Домиком, что я не смогу посадить его добровольно. Более того, она может задохнуться.

– Я оставил ей щель, чтобы могла иногда продохнуть.

– Задержка дыхания ведет к развитию потенциала секса.

– Вы думаете, сломает дверь, чтобы наброситься на одного из нас?

– Чтобы съесть?

– Бывают вещи пострашней, чем еда, – резюмировал Ма.

– Что может быть хуже, чем отсутствие еды?

– Потребность съедать ее больше, чем требуется.

– Зачем? Чтобы чувствовать себя приземленнее, и не улететь слишком далеко, как в безвоздушном пространстве.

– Вот-вот, скоро здесь так и будет: люди будут весить настолько мало, что начнут летать.

– Серьезно? – изумился Пит. И добавил: – Знаете, что?

– Что?

– Можно я посплю?

– Очень хорошо, просто-таки прелестно, – возразил Ма на бушующую в нем страсть выбросить этого летчика вообще из самолета, и насладиться неочевидной уверенностью:

– И так долетим, куда надо.

Он сам взял штурвал, и пошел на крутой вираж, силой воли, выправляя планер к Северному Полюсу.

Силы Воли, собственно, никакой не требовалось, а нужно было просто отказаться от своей воли добровольно:

– Как пересесть на другой трамвай. – А если его нет, то, как Пушкин, попросить лошадь, тем более:

– Сейчас моя очередь.

И, похоже, Ма решил, что его Почтовая Станция – это Северный Полюс.

Он даже не заметил, как Щепка вывалилась из багажного отделения, и болталась, как бежево-фиолетовое полотенце на ветру во время сушки на солнышке, но и при:

– Не попутном ветре.

Майер понял, что надо идти галсами,

Щепка подняла ноги вверх, и едва не оторвала дверь багажного отделения, на которой продолжала висеть. Наконец, ей удалось обхватить туловище этого ястреба, пожирающего пространство, как жеребенок молоко матери:

– Забыв об опасности.

– Что? – крикнул Май.

– Не дрягай крыльями!

– Вот ду ю сей?

– Я сейчас залезу и заменю тебя.

– Ноу, сенкью, я сам хочу сделать это перемещение пространства без времени.

Но она всё-таки изловчилась и села в третьем ряду, как зритель, но не без потенциала:

– Проползти на сцену в качестве хотя бы суфлера с родных дубов Шервудского леса Шекспира на русские карликовые кустарники, которые – она думала – растут на Северном Полюсе, и более того:

– Если надо. – Что это значит, она не понимала, но почему-то очень поверила в эти претензии Ма, который так и сказал на прощальном ужине в Верхнем Домике, обращаясь, как все поняли:

– К Че, – я тебя вылечу, когда открою полезные не только оленям карликовые кустарники на Северном Полюсе.

– Я и так здоров, – печально ответил Че, – я не чувствую себя больным.

– Это ненадолго, – обнадежил его Ма.

Но вот после северных кустарников пойдешь по жизни, как мой зам по антитеррористическим операциям.

– Нет.

– Почему?

– Я таких слов не могу выговорить.

– Говорить буду я – ты: только делать!

– Слово и Дело? – подошла Кали. И добавила: – Мне это не мешает, я могу как стакан и воду объединить болтовню и секс в одно целое мероприятие.

– Вы собираетесь читать лекции в деревенских клубах именно таким образом? – усомнился даже Ивановский, предположивший научно-спиритическим путем:

– Смеху не будет.

И никто пока что так и не понял:

– Почему?

А Щепке уже сейчас было не до смеха, она замерзала. Ма надел тулуп – скорее всего – из инопланетной шерсти, и также, как оказалось был одет спящий Пит – ей:

– Ни рожна!

– У меня шкура не дубовая, – крикнула она Майеру.

– Скоро будет теплее, – ответил ведущий планер посланник, скорее всего, Дальнего Марса, а не проблематичного Сириуса или еще более неприступного Ориона.

– Для меня это скоро, скорее всего, не наступит, сэр.

– Называй меня просто Ра.

– У вас так много имен, что, да, я-то их запомню, но другие, боюсь, плюнут, и будут звать вас просто:

– Ма-Ма.

– Зачем второе-то Ма? – спросил он.

– Па-Па всегда будет на войне – к кому еще обращаться.

– Я рожать никого не намерен.

– Ошибаетесь, сэр, только этим вам и придется заниматься, по моим сведениям, полученным из тайных шифров рукописей Шекспи.

– Рожать?

– Да.

– Что значит, да?

– Так, а вы как думали, зачем еще вас заслали сюда первым?

– За этим?!

– Вам не сказали?

– Мне никто ничего не может сказать.

– Почему?

– Ибо потому, что я сам только и делаю, что говорю, говорю и говорю – остальные записывают.

– Простите, сэр, но я вижу Северное Сияние.

– Это невозможно.

– Почему?

– И знаете, почему: я забыл взять с собой Авиа-Тора, этого, как его, кого всегда помню?

– Гови Хю?

– Зачем ты два раза повторяешь?

– Я?

– Ну, не я же сказал про него только что два раза.

– Хорошо. Теперь что, будем за ним возвращаться?

– Поздно.

– Может этот спящий Пит успел узнать у Авиа что-то про это Сияние?

– Для того, чтобы узнать некоторые вещи – самому надо быть Ловцом Снов.

– Он и есть Ловец Снов, ибо сам их посылает, – ответила Щепка. – Не утруждайтесь, сэр, я поймаю.

– Он еще молод связываться с тобой, – сказал Ма.

– Но вы не сможете. И знаете почему? Мы – трое, – она положила лапу на замкнувшегося в себе – как говорят на Орионе – Пита, и кивнув в темное мрачное небо по предположительному направлению Говарда – любим друг друга. В будущем.

– Вы так умеете? – удивился Ма.

Далее, как пройти Северное Сияние?

– Существует пароль, – сказала Щепка, – Небо в Алмазах.

– Ты не можешь этого знать, – ответил Ма.

– Почему?

– Ты не можешь знать больше меня.

– Да?

– Да. И знаешь почему?

– Почему?

– Априори известно: я с неба, а ты всю оставшуюся жизнь трахала здесь всё, что блестит на вид.

– Откуда такие сведения, мистер?

– У тебя на лице всё написано.

– А именно?

– Жажда радости.

– Вы против?

– Против ли я?

– Зачем вы переспрашиваете, контакты электрические замкнуло в генераторе идей и мыслей?

– Хорошо, я приму ваш ответ, как правильный, что Небо в Алмазах означает, что?

– Что?

– Вы не знаете?

– Знаю, но сейчас немного подзабыла, мне коньяка рюмку Амбассадор – всё вспомню.

– Я не пью.

– Неужели ничего не взяли для согрева?

– Взял.

– Что?

– Запасную канистру керосина для самолета.

– Но вы ошиблись, мистер, это планер, самолет давно упал бы в море.

– Нет, это вы, милейшая и добрейшая из всех фей Шекспира еще не знаете, что самолет – сам летает, а те самолеты, про которые ты говоришь – это просто керогазы.

– Ничего не понимаю.

– Что именно вам, пухлейшая, непонятно?

– Если мы на планере – зачем вы взяли керосин?

– Сам буду пить.

– Я вам не верю.

– Хорошо, отдам Медиуму, он это дело любит.

– Их бин не понимайт? По-вашему, Медиум питается керосином, как самолет? Если это так, то ваш Медиум, скорее всего, будущий тракторист, перепутавший Калину Красную с Березой Белой в чистом поле напополам со своим трактором.

– Хотите проверим?

– Нет, я и так знаю – Медиум, если и не откажется, то только от запаха – пить не будет. И знаете почему? Ему это делать не обязательно, всё равно, что для хомо вульгарис жрать картошку с салом.

– Не будет?

– Только понюхает и ему уже достаточно. Более того: на всю оставшуюся жизнь.

– По-вашему получается: все Медиумы диабетики.

– Вы считаете, не один Медиум не может пожаловаться:

– Их бин больной?

– Скорее всего, вы правы, мой Меди как раз сейчас не выходит на связь.

– Конечно, болен!

– Дать ему керосину?

– Конечно, если не боитесь, что помрет совсем.

Они помолчали, и Майер решил разбудить Пита.

– Вот ду ю сей, мистер? – сразу же спросил Владимир, хотя иногда уже забывал – особенно в полете – что так его звали на земле.

– Прошу прощенья, что не разбудил тебя раньше, май диэ чайлд, но мы не видим Неба в Алмазах. А впереди маячит Северное Сияние.

– Я должен подумать, – ответил Владимир.

– Это будет твой решающий мяч, дорогой, – промямлила Щепка, испугавшись, что Пит ничего не знает более экстраординарного, чем они.

– Послушайте, Пит, – сказал Май, – здесь думать бесполезно: если ты не знаешь – то не знаешь никогда.

– Да?

– Да. Поэтому.

– Да? – повторил Владимир, всё ещё не приземлившись после какого-то сна.

– Вы должны вспомнить свой сон, – сказал Ма. – И не повторяйте, как попугай, что не помните, иначе он уйдет и уйдет навсегда.

Слова:

– Я не помню, – опять чуть не захлестнули его.

– Ну!

– А! – наконец очнулся Владимир, – я не вижу его.

– Хорошенькое дело, – сказал Ма.

– Не надо было лезть поперед батьки в пекло, – совсем проснулся Владимир.

– Хорошо, хорошо, лезьте на мое место.

– Я уже на нем. Ибо – если вы забыли – ваше место за моей спиной.

– Я боюсь перелазить назад.

– Я вам не верю.

– Нет, точно, я специалист не по перелетам, а могу только засечь время перехода Венерой Рубикона на солнечном диске.

– В том смысле, что поймать позитивный сигнал с Ориона вы можете, а летать нет? – тоже влезла Щепка.

– Тогда зачем вы, милейший, полезли на моё место пилота? – рявкнул совсем проснувшийся Владимир.

– Я еще не сказал, что не умею летать, – пролепетал Ма. И добавил: – Просто сегодня я, похоже, взял с собой не ту канистру керосина.

– Конечно, надо было брать коньяк Амбассадор.

– Нет, нет, нет, вы даже не представляете себе, что у меня есть за напиток, – рявкнул Ма. – Если останемся живы – опупеете.

– Может вы его еще раз проверите – вдруг канистра опять поменяла свой состав, – высказала удивительное предположение Щепка.

Далее, Пит заявляет:

– Вижу Небо в Алмазах. – И, следовательно, всё, что надо – это:

– Видеть его при пересечении Северного Полюса.

– Уже совсем холодно, я замерзаю, – сказала Щепка. – Мы какого числа вылетели, не в августе? Ибо, если да, то это уже конец, не имеющий даже начала.

Владимир увидел Небо в Алмазах, но планер стоял на месте, как между Сциллой и Харибдой, ожидая:

– Ну хоть кто-нибудь здесь есть?

– Здесь не живут существа, – сказала Щепка.

– Я должен выйти на связь с Гови Ху, – сказал Пит.

– Разрешаю, – сказал Ма.

– Я тоже не против, – сказала Щепка.

– Этого мало, – сказал Пит.

– Скажи, как – и мы сделаем.

– Вы должны непрерывно разговаривать до тех пор, пока я не скажу:

– Связь есть.

– Я так не могу с бухты-барахты молоть.

– Мне тоже, – сказал Ма, – нужна хотя бы небольшая аудитория.

– Пригласи ее на свидание, как будто ты только что прилет с Ориона, а она читает курс Шекспира на английском языке.

– Простите, мэм, не могли бы вы меня сначала научить английскому?

– Кто вас принял на мой курс? Ибо:

– Без знания Шекспира – нет и английского.

– Хорошо, скажите мне только, какой ваш самый любимый звук?

– И?

– Я пойму уже половину ваших последующих измышлений. Зачем мы будем разводить трали-вали?

– В переводе – это стук пружин, проваливающихся до пола.

– Батут?

– Садись – два.

– Можно я поэтому начну сначала?

– Причина?

– Я не успел встать, мэм.

– Давай, но обычно, я два раза не повторяю.

– Я повторяю три – и заметьте – всегда с новым смыслом.

– Хорошо, если я вам поверю в ваших измышлениях – можете взять дополнительный ответ на тот же самый вопрос.

– Лечить, лечить и еще раз: лечиться.

– Теперь я поняла, и думаю, скоро можно будет поставить зачет за весь следующий семестр. И знаете почему?

– Почему?

– Во-первых, я поняла правильно, что вы больны мной, и во-вторых, в течение следующего семестра достанете мне новую раритетную кровать, на которой Шекспи проводил свои опыты над жизнью.

– Ну, что, получилось? – спросила Щепка у Пита.

– Нет еще, быстрее продолжайте говорить, пока канал связи не заткнулся.

– Сколько она стоит?

– А разница? Если вы меня любите, неужели вам жаль денег на удовольствия со мной.

– С вами?

– Ты думал, с кем?

– Я думал, с кроватью.

– Сам ты дерево.

– Нет, мэм, я имел в виду, интеллектуальным образом:

– Не кровать Шекспира будет стоять на вас, а я трахну всех, кого имел в виду на ней Шек, совершенно не замечая вас под собой и над, но вы там:

– Будете.

– Хорошо, хорошо, если это так сложно, как вы намекаете, ибо:

– Чем сложнее – тем дольше.

– К началу следующей сессии мы успеем.

– Ничего страшного, если немного опоздаешь даже на защиту диплома.

– Ну-у! – теперь Ма обратился к Владимиру, – ты хоть вообще нашел его позывной на континенте?

– К сожалению, нет, ибо от расстройства, что не он повел самолет в свой родной Техас с близлежащими к нему пирамидами Майя – Гов Ху удаляется от нас по направлению:

– К Австралии.

– Будем ждать, что он промахнется мимо нее, и придет нам на помощь с обратной, так сказать, его стороны.

– Кого его? – я не понимаю.

– Слона, на котором стоит Земля.

– Вы ошибаетесь, милейший, ибо он не один, а как у нас принято:

– Как минимум:

– На Троих.

– Жаль.

– Почему?

– Заблудиться можно.

– Можете прекратить ваши взаимоизлияния в любви, – я понял, сейчас будет кратковременная связь, а потом пойдем на бреющем.

– Как это у вас, Пити, легко получается, – обиделась Щепка, – мы мучились, мучились, а благодарности ноль.

– Хорошо, я вам разрешаю: поблагодарите друг друга.

– За что мне ее благодарить? – спросил Ма.

– За хорошо проведенное время.

– А мне его?

– За мебельный гарнитур.

– Спасибо, и: можно, я немного подумаю, какой цвет лучше выбрать? И знаете почему? Я люблю сине-голубой, а пока еще ни у кого не видела.

– Ты боишься быть первой?

– Не могу сразу понять, ошиблась я или просто неправа.

– Лучше пока помолчать, есть сигнал от Хью, – сказал Владимир.

– Так быстро он не мог покинуть Австралию, – сказала Щепка.

– Почему?

– На жертвоприношения нужно время, – ответил за нее Май.

– Гов Ху не будет возиться с их жертвоприношениями, тем более известно: они просто так едят людей.

– Как так?

– Без просьбы у Кецалькоатля, как индейцы Майя, чтобы сначала принести в жертву.

И действительно, скоро Хью передал из Ванкувера, что пробная связь установлена.

– Нам осталось только долететь до Ванкувера, – сказал Пит.

И добавил:

– Но это будет виток вокруг Света.

Что и значит:

– Связь замкнута, – и:

– Земля может принимать Поселенцев!

– Я верю только в Связь – в Поселенцев – никогда не поверю.

– Я здесь – тебе мало? – спросил Май.

– Так-то бы, да, но в общем-то ничего особливого.

– Ты кричала, как будто тебя приносят в жертву на Зиккурате Пирамиды.

– Может быть, хотя я уже мало что чувствую.

– Ты надеялась, что это послевкусие будет длиться неделю.

– Да, мэй би и месяц.

– Зачем? Хочешь иметь, как минимум, тридцать любовни-ков-ц, чтобы остальные приходили в виде прошлой эманации?

– Кали говорит, что так не только скоро можно будет делать:

– Все со всеми, – но вообще, как выпить стакан воды:

– Вместе со всеми друзьями, а возможно, и не только.

– Всё будет просто? – спросил, отвернувшись от приборов наведения на местность Пит.

– Твое дело работать, не отвлекайся, – мягко рявкнула Ще.

– Если это не только удовольствие, но и работа – хочу, чтобы мне платили, по крайней мере, заплатить за этот круиз придется.

– Что ты хочешь? – спросила Щепка.

– Кое-что.

– Кое-кого?

– Можно и так сказать, ибо это Вещь – одушевленная.

– Вещи – неодушевленные.

– Многие так думают, но большинство ошибается.

– Мне нужен бриллиант.

– Бриллианты друзья только девушек, – ответила Кувырок. – Ты не девушка?

– Это вопрос?

– Нет, нет, скорее всего, прямой ответ.

– Ты не знаешь, чего он хочет, – перебил Ма.

– Ах, это! – сразу догадалась Ку – от слова: от-Ку-тюр, что значит:

– Кувыркаться – так во всем хорошем, – и главное, всегда в разном.