Читать книгу Кастинг. Маргарита и Мастер - Владимир Буров - Страница 8

– Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка… – бренчал парень на гитаре. Он сидел за столом прямо с этой вечной подругой того человека – нет, не который умеет играть, а того, кто:

– Может купить ее по сходной цене, как-то:

– За всё – имеется в виду вместе со струнами – семь рублей. – За пятнадцать лучше? Не верю, я эту люблю, а за двадцать пять – тем более. И знаете почему?

– Где бы семь рублей найти? – улыбнулся Сирано. Когда уже подсел: – Можно:

– Курите.

– И вы меня не узнаете?

– Нет, узнал, почему же? – ответил ИВА, – ты этот, как его?

– Как?

– Человек.

– Хомо, так сказать, и его Сапиенс вместе взятые, – поддержал Сирано.

А Владимир спросил:

– Почему вы всегда ко мне подсаживаетесь, а я нет.

– Это было всего один раз.

– Тем не менее, поэтому. Поэтому сделаем так: я выйду, а вы возьмите гитару, играйте, пойте, я скоро приду, и спрошу:

– Можно и мне?

– Так-то бы да, но, во-первых, я не умею играть, а вторых ко мне должна подойти леди.

– Вы уверены?

– В чем и в чем?

– В первом и во втором, ибо как говорил Александр Галич:

– Внутри праздничного события находится, как минимум драма. И рассказал, стоя у стола, хотя собрался уходить про официанточку Эммочку, которую выгнали с работы в этом вагоне-ресторане за то, что придумала возможность подработки, которой другие не могли предложить.

– А именно?

– Все носили водку и коньяк для дальней поездки в вагоне-ресторане из Одессы в Москау, а она нашла еще один способ.

– Какой?

– Самый древний, подрабатывать проституцией, давать, так сказать, понемногу не только своим, но гостям вагона-ресторана. И…

– Они на общем собрании буфетчицы, толстого лоснящегося повара и горбатой Лизки решили:

– Надо делить и ее личный калым от Этого Дела на всех.

– Она против, ибо платят немного, а у нее муж-инвалид дома ждет – не дождется ее с чем-нибудь хорошим, а не только обычной водной.

– А тут: делиться – не запылиться.

Но вот в этот день они решили-постановили:

– Независимо от ее желания должна подчиниться коллектиффу, и.

– И решили продать ее Галичу, – ибо так мы будем делать теперь всегда. – Вроде бы:

– А в чем дело? Если деваться некуда – согласись!

– Возникает закономерный вопрос: почему не получился хеппи-энд?

– Не могу придумать ничего хорошего, – сказал я. – Может быть, шестикрылый серафим ей явился и сказал:

– Брось их, дома тебя уже ждет сюрприз: инвалид, с которым ты более-менее радовалась жизни, наконец умер, и ты свободна:

– Иди уборщицей в универсам.

– И постепенно повысят до продавщицы свежими овощами. Нет, я думаю, было не так.

– А как?

– Перестали уважать. Она для них всё, а они вместо того, чтобы спокойно делить все по-честному, стали называть ее проституткой, зачем? Вот об этом и рассказ, о непонятном, что на ровном месте, даже в простом вагоне-ресторане и то:

– Черти водятся.

– А, как говорится, здесь, – ИВА обвел лапой пространство из натурального почти дерева и китайского – как везде – шелка, украшенного натуральными цветами из родины тюльпанов – Голландии, потому что до Востока отсюда далеко. А самолетами лучше не летать. Но, с другой стороны:

– И плавать не лучше.

– Я однажды отдыхал в Ялте, так там чуть ли не в день приезда пароход напополам разломился – потонули все, никого не спасли. Дальше не легче, ради одной леди, похожей на Касабланку в старости, оплатил весь стол заодно, как оказалось, с ее любовником, я думал на неделю или даже на две, а оказалось:

– Он завтра улетает, – и мало того, чтобы пришлось трахать ее подругу, которая всю ночь – а это часом 5—7 – кричала-спрашивала:

– Зачем ты это делаешь?!

Сам не знаю, но ответить так ничего ей и не смог. Но это бы еще ладно, но в авиакассе увидел нечаянно того облома, которых за мой счет не отдал мне Кассандру – правда не ту, не из Голливуда, а больше похожую на Евдокию, сестру королевы.

– Так чего же ты? – спросил Володя, – остался бы.

– Не выбрасывать же билет?

– Можно было сдать.

– Не догадался. Но главное, я так не могу, чтобы сразу двоих, ибо эти ялтинские леди жили в одной и той же хибаре на горе, только двери имели разные в свои комнаты. С той вчера, с этой сегодня – это для меня все равно, что сразу вместе, ибо:

– Им же ж все и так известно!

– Вот именно, что:

– И так. Но это тот же парадокс, что с Галичем:

– Не мог поверить, что она не трахалась не только с толстым лоснящимся поваром вагона-ресторана, но возможно:

– Спала и с наглой буфетчицей, – и более того, горбатая Лизка, явно неслучайно им упомянута. Так-то бы вроде, да, но это было давно, не при мне, тем более, но

– Человек склонен к предвидению!

– И что?

– Поэтому и написал неправду, – чтобы не отягощать, так сказать, и так:

– Вездесущего сознания, – которое может рассказать такие сказки, что, как говорится:

Спрашивается, почему? А только потому, что и она не могла полностью избавиться от того дефекта, который соединяет вместе:

– Прошлое и будущее, – и тем более:

– Настоящее!

Хирам вышел, а Сирано опять подумал:

– Грохнут кого-нибудь, или так будем развлекаться, без особого накала страстей.

Медиум:

Жена Лота сделала паузу – когда обернулась на пылающую Помпею – и… и выпала таким образом из того ковчега, который уводил Лот. Как проплывающее мимо облако:

– Назад оно уже не возвращается. – Поэтому.

Поэтому Медиум, как и Иисус Христос во втором – а скорее всего, и в первом – Пришествии, приходит всегда:

– Не вовремя, – имеется в виду, что:

– Можно же ж всё равно успеть не опоздать, дайте только собаке лапы помою, или:

– Штаны надену, – хотя бы тапки. – Поздно, вы уже забудете то сообщение, которое:

– Только что получили. – И значит, Бродский не зря обратил внимание на облака, как на Ангелов, приносящих весть от бога.

А не просто так они тут шастают из стороны в сторону.

Кажется, что Событие, нам показанное, можно легко вспомнить. Но это такая же иллюзия, как вспомнить картинку с сайта, думая, что вот то, что было на этой картинке, это и:

– Всё. – Но известно, что каждая картинка поддерживается целой книгой разных инструментов. – Следовательно, пытаться вспомнить то, что показал Медиум – это все равно, что создать инопланетный космический корабль, пользуясь одной его фотографией, мимолетным видением, как сказал Александр Пушкин. – Никак не получится.

Что делать? Ходить в душ с пером и бумагой. Но ведь Видение обязательно застанет вас с намыленной головой! Не так, в принципе, страшно, потому что времени вытереть руки и записать его, как советовал-делал бегом Розанов, можно – время на это существует. Вопрос только в том:

– Поверите ли вы и на этот 101 раз – опять не сможете запомнить, что видели и слышали. – Кажется:

– Ну не может быть, чтобы через десять минут, это элементарное, ясное, но такое интересное событие:

– Будет забыто.

Скорее всего, именно для Этого и изобрели письмо:

– Чтобы запомнить вести, приносимые Ангелом.

Почему и сейчас говорят некоторые писатели – по крайней мере, я слышал одного, и, к сожалению, теперь не могу найти его имени – может, в принципе, он вообще, не местный, прилетал на одну из передач РС с Альфы Центавра:

– Если у вас нет Медиума – писать вы не сможете.

Кот вышел с рыбой, когда Тетя была уже на грани эксперимента над собой. Ибо.

Ибо не хотела быть мышью, куда ее зачислил Дим-Ан, как назвал его официант Монсоро, взглянув многозначительно, как будто был в курсе дел-мел этого заплечного дел мастера. В том смысле, что за плечами у него, как говорится:

– Были.

– Кто? – спросила СНС, считая себя счастливым человеком, так как получила зачет автоматом:

– Ты – Ангел, – посвятил-просветил ее Дима. – А она подумала, что он её выбрал лично – таково было его невозмутимое обаяние. Тогда как этот парень никогда – или почти никогда – не верил себе, а только:

– Картам. – Тарот.

И ей выпала одиннадцатая карта, из которой ясно следовало:

– Именно она та девушка в лемнискате, которая сдерживает пасть льва, и более того, это:

– Ее бесшабашно-могущественный брат.

И, как говорится:

– Чтобы он не отчебучил не того, сестра его должна быть ангелом.

Хотя с другой стороны, мыши царят ночью, как Тифон, сброшенный вроде бы в тартарары, а на самом деле просто на-просто:

– Уже почти всегда находится перед нами.

Возникает вопрос:

– Куда делся его антипод Анубис?

И вот ТеТя и сказала:

– Я есть Анубис, – но мало кто понял, что это и есть Добро.

А причисляли – как всех умерших богов:

– К аморальным пережиткам прошлого.

Медиум:

Кот Штрассе спас Тетю, сказав:

– Не бейте ее – я на ней женюсь.

И она согласилась, ибо, как говорили когда-то:

– Усы – во! Морда – во! – В общем, красивый.

Дима на время немного растерялся, и тоже рассмотрел ряды:

– Кого-то бы взять – нет, пока что не в жены и не в наложницы, так только потанцевать, и как неизбежность:

– Немного ее пропедалировать. – И…

– И выбрал Грейс Келли, – что означало, что:

– Почти все одиозные личности уже перебрались сюда из Края, где много мух и комаров плюс мишка косолапый, несмотря на то, что в кино их не показывают, не включая сюда медведя, разумеется, ему везде дорога и почет.

Правда, он-то еще не появился, где-то, значится:

– Запылился.

Другие фигуранты тоже закрутились на небольшом пятачке перед эстрадой, где сейчас пел небезызвестный Рубашкин, и эта, кажется:

– Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый, вейся, вейся, чубчик на ветру, а карман, карман ты мой дырявый, ты не нра-не нравишься… и оговорился не нарочно:

– Изобразил не вора, а:

– Кота. – Хотя с другой стороны: если бы!

Ибо Кот-то уже привык, что все к нему тянутся, как к магниту, черной икрой намазанному, а как некоторые думали, что:

– Канувшего в Лету Михаила Маленького, как-то:

– И, вы не поверите, это был Пилат. – И эта песня про Чубчик, означала, что:

– Все мосты сожжены, – хачу проверить правду. Но.

Но так как неуверенность в этом эксперименте, так и не проходила, то этой песней он сказал себе и окружающим:

– Иду на Вы, несмотря на последствия:

– Навсегда остаться в Прошлом.

– Вы понимаете, что вас посадят в колбасный холодильник для про-проведения Тет-а-Тет с будущим.

Медиум:

Мотя принесла Тете поесть.

– Зачем? – спросила Тётя, – я хочу умереть.

– Надо жить, зачем тебя умирать? – спросила Мотя.

– Меня все обманывают, а я – как оказалось – не в состоянии отличить правду от обмана.

Ее посадили в холодильник не случайно, а просто за то, что, как сказала опешившая от ее вездесущего напора Редисон Славянская:

– Нам не остается места в ее присутствии, – и предложила посадить Тётю в колбасный холодильник, предварительно договорившись с шеф-поваром через Дим-Ана.

Но не сразу вот так с бухты-барахты это было сделано, а после того, как Тетя – сама не понимая, зачем к ней пришла такая нелепая мысль, рявкнула, обернувшись на Михаила Маленького, которого уже на руках несли туды-твою:

– В мясной холодильник, – читобы он изобразил из себя Гудини в молодости, а именно:

– Вышел взад – без обмана, а чисто интуитивно, как Одиссей вывел запертых в Троянском Коне ребят и не в чисто поле, а каким-то образом:

– Прямо в город Трою.

Никто в это тогда не поверил, поэтому придумали песню про глупого – или, по крайней мере, соблазненного одним или несколькими богами Приама, который с этого бухты-барахты затащил этого бугаёметра в свой родной город.

Но реально вопрос остался:

– Как Троянский Конь попал в город, находясь снаружи? – Ибо.

Ибо Крепость, как рассказал Войнич в своём Коде:

– Для того и предназначена, чтобы Этот конь в город не мог:

– Ни проехать – ни пройти.

Отсюда вывод:

– Одиссей разгадал тайну Ласточкиных Хвостов на крепости. – Что означает:

– Нашел обходной путь.

– Как Гудини, – сказал Кот.

Так вот Тетя сказала:

– Я тоже могу. – И казалось, праздник кончился, ибо конкуренция несет с собой ажиотаж, когда думать уже некогда, надо только:

– Соревноваться.

Михаил Маленький обиделся, что ему не дали показать своё искусство покидать кабак, когда деньги узе кончились, а выпитое и съеденной назад никак не вернуть, ибо требуют:

– В первозданном виде, – и решил отдельно, но в то же время, с кем-нибудь напиться в баре. Где уже сидела, брошенная Котом Штрассе на произвол судьбы Алла Два, буфетчица из Берендея, исполнявшая лично для меня и Владимира Высоцкого песню Аллы Пугачевой про миллион, миллион алых рос, что ты с пастбища принес.

– Обязательно буду, – сказала она.

– Что-с, простите? – Михаил Маленький оглядел ее с ног до пояса и обратно. Ибо ясно, что у такой фигуры не может быть человеческого лица, а так только:

– Кляча какая-нибудь.

Он махнул рукой, чтобы ей дали стакан пива, и так:

– Еще чего-нибудь. – А сам, разумеется, понимал, что отвечать всё равно когда-нибудь придется.

Поэтому перебрал сначала в уме всех известных ему кляч, как-то:

– Людмила Гурченко, Ирина Куп, Лия Ах.

– Кто это? – вот в чём вопрос решил он. Ибо.

Ибо, ибо. Боялся, что это все-таки Лия, с которой справиться будет легко, как с актером-актрисой исполняющей роль Петуха на театре, но:

– Как потом с ней жить? – вот в чем вопрос. А может прицепиться, что не оттащишь, как Тетю после мясного холодильника от селедки под шубой, особенно, если картошку, свеклу и морковь не варить, а запечь в духовке в фольге минут пятьдесят.

Медиум:

– Это не соцреалистическое произведение, где если что делается, то:

– Делается всегда. – Чтобы было типично.

И наоборот. Что значит, наоборот?

А вот наоборот, как раз и произошло.

Михаил Маленький, несмотря на ужасающие предчувствия, попросил ее поклясться – так и не попросив – как боец азиатского фронта на поприще строительства женских общежитий вообще, и для Катерины Матвевны в частности:

– Показать личико, – ибо.

Ибо попросишь одну, а показать может другая, как-то, вовсе не незабвенная Катерина Матвевна, а:

– Гюльчатай. – А ей лет-то сколько? Так и напишут незаслуженно на спине ночью:

– Владимир Набоков, – а ведь я до сих пор жалею, что занимался, как и он, и более того, в четырехкратном увеличении того объема, который был положен в целях необходимости учебного процесса – этим делом:

– Накалывания живых существ на металлические копья, – пусть и маленькие, но для них вполне достаточные, чтобы так и быть засушенными:

– На всю оставшуюся жизнь.

– Их бин, – начала она и тут же добавила безо всякого геройства:

– Я соглазна.

– Я пока что не почувствовал никакого соблазна, – не понял Михаил.

– Так говорил мой друг, май диэ чайлд Сирано де Бержерак, – чуть-чуть раскрылась леди.

– Вы намекаете, что похожи на Графиню Эрнеста Хемингуэя в большой зеленой шляпе?

– Вы боитесь посмотреть мне в лицо? Не бойся, я не заразная.

– Да не в этом дело! – махнул рукой Михаил, а сам все равно не посмотрел на нее.

– А в чем? Вы боитесь, что я смерть?

Он не успел ответить, так как нечаянно упал со стула, который, как известно, в баре очень высокий. Точнее, чуть не упал, ибо дама протянула ему свою твердую, как у стиральной машины в роли жены Семена Захарыча Сладкого – как считают некоторые:

– В противовес их горькой жизни, – руку.

– Не бойтесь, это я.

– К-Катерина Иванна? – ужаснулся режиссер почти свово фильма, название которого с этой минуты уже начал забывать. Ибо.

Ибо была в его голове уже только одна мысль:

– В джазе только девушки, – которым всегда хочется чего-нибудь горяченького.

– Кстати в бар можно горячего? – спросила она.

– Так нет, но если молодой чек заплатит две цены – да. Но, разумеется, не целого поросенка, – ответил бармен, которым был – о, мама, мия! кто бы его узнал:

– Сирано де Бержерак. – Осталось ждать только Володю Выс, но не думаю, что это произойдет, так как – сказал Пушкин:

– Не могут два быка пастись на одном лугу, – а уж две идеи:

– И подавно:

– Не уместятся в один мясной холодильник.

Однако, ведь, это неправда, ибо когда в Гроб поместили Иисуса Христа – этеньшен:

– ТАМ, – уже была могила! – Вторая могила в одном гробе – это вторая идея. – Как говорится:

– Вот из ит?