Читать книгу Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага - Владимир Горохов - Страница 2

Историей и судьбой наделены не только боги и люди, но и острова. Все острова – большие и малые, лесистые и скалистые, болотистые и песчаные, плодородные и пустынные, расположенные вблизи берега и сиротливо заброшенные в далёком море. Высшей волей им определён печальный удел – быть вечно оторванными от Большой Земли, а посему, изолированными от великих и малых событий, происходящих там. Они живут одинокой неповторимой жизнью, в которой много таинственного, поучительного, а то и пугающего, всего того, что присуще только земле островной. В такой жизни имеется свой сокровенный смысл, особая прелесть и привлекательность. Именно по этой причине, в века вечные, острова манили к себе обитателей Земли Большой, вплетались в водоворот их жизни, вкрапливались в неё, оставляли сколь-нибудь заметный след, сами становились крохотной частью великой человеческой истории. Myзa истории Клио свидетельница тому. Она повествует о том, что одним – оные служили пристанищем и убежищем, давали пищу и крышу над головой, для других – стали местом заточения, рабского труда, несчастий и злоключений. Неких умиротворяли, остальных, наоборот, – озлобляли. Многие острова стали могилой для целых племён, но имеются и такие, которые спасали народы, служили им последним оплотом в борьбе за собственное существование. А сколько людей из-за них погибло. Ведь вопрос о том, кому и по какому праву принадлежит некий островок, жестоко оспаривался, оставался открытым с незапамятных времён. Спорившие страстно утверждали:

– Мы были первыми, и в силу этого, остров наш!

А другие им возражали:

– Мы первее первых!

– Вас-то ещё и в помине не было, когда наши предки бороздили окромешние воды, строили здесь жилища и храмы, разводили скот, взращивали злаки.

Иные – вовсе ничего не говорили, а просто высаживались на берег и силой оружия чужое делали своим.

Сколько крови смешалось с водой из-за этих островов, сколько достойных и недостойных людей тут погубили собственный дар, а то и вовсе нашли вечное пристанище. Одним богам лишь ведомо. Но известно и то, как немало мужей раскрыли здесь свой незаурядный талант и проявили способность к великим делам…

Остров, о котором далее пойдёт речь, сыграл заметную роль в эллинской истории. Ему была уготована великая судьба. Этот островок в Миртосском море лежит. Совсем маленький и, казалось бы, неприметный клочок земли, протяжённостью в семьдесят пять стадиев. Не столь уж красивый, не так и богатый, почти такой же, как и тысячи других. Есть на нём и речушка, по имени Бокар, и горные вершины имеются, наивысшая из которых зовётся Будор, и роща питиуссовых деревьев растёт.

Древнейшее предание гласит: сам Посейдон – этот Зевс морей, поднял островок на поверхность из глубинной тьмы. Перед тем как ступать на дорогой его сердцу аттический берег, он будто бы любил здесь отдыхать, любоваться своим водным царством и лицезреть Великую Землю-Гею – Праматерь богов и людей.

Давным-давно остров назывался Питиуссой. Знающие люди утверждают, якобы это имя происходит от названия дерева. Сосною – священным древом Посейдона – в те времена была покрыта добрая половина островной территории. Впоследствии их стало меньше, гораздо меньше.

На какой-то час Питиуссой завладел герой Скир. Как он им правил, и каким образом обустраивал жизнь на нём, история умалчивает. Об этом никому и ничего неведомо. Зато известно, что остров стали называть Скирадой. Впрочем, царствовать герою пришлось недолго. Скир не был тем героем, которого слишком боялись или очень уважали. В скором времени он был низвергнут, и, что вполне справедливо, Кихреем – сыном Посейдона и Саламины, дочери речного бога Асопа. Остров получил новое имя – Кихрия. Но и царство Кихрея было мимолётным – такова видимо участь многих властителей. Суровы и немилосердны к ним мойры. То ли его убили, то ли изгнали, и трон оказался в руках кихреева зятя – Теламона. А чтобы имя бывшего владельца забылось, решили Кихрию переименовать в Саламин.

Так ли оно было на самом деле или нет, доподлинно установить невозможно. Попробуй человек разберись в делах тебе неподвластных, истлевших во времени столь отдалённом. Миф слился с историей, а может и наоборот – история смешалась с мифом, в чём большой разницы нет, ибо как не крути, если миф есть древнейшая чудесная история, то древнейшая история в устах людей является не более чем мифологизированной жизнью. При всём том, миф не чужд современному человеку, а наоборот – интересен и поучителен, к нему мы прислушиваемся, из него высекаем искры неизведанного, увлекательного, порой совершенно неожиданного, весьма сокровенного и глубокого. В мифе мы стремимся обнаружить подлинную историю и при большом старании крупицы её всё-таки находим. В нём же мы ищем себя и свои истоки.

Проблески реальных событий свидетельствующих о Саламине, относятся к временам Троянской войны. Об этом устами Гомера гласит один из знаменитейших эллинских героев Аякс:

Сам у отца моего в Саламине рождён и воспитан…

Так что, если верить великому аэду, Саламин издавна был не только лакомым куском для многих завоевателей, но и родиной знаменитых героев Эллады. Само собой, издревле жили здесь и простые смертные. Островитяне пасли стада, строили дома и храмы, торговали. И город они возвели, и пристань построили и торговых гостей часто принимали и провожали, имея при этом хорошую прибыль.

Очень выгодное положение занимает Саламин, являясь удобными морскими вратами, поэтому многим он приглянулся и стал островом раздора во времена, в которые человеку уже позволительно заглянуть.

На морском побережье, прямо-таки напротив середины Саламина, возвышаются две утёсистые рогообразные вершины – границы Мегарской и Аттической земель. «Рогами» – просто называют их местные жители. Название весьма примечательное, меткое и не случайное. Оно, словно умышленно, символизирует постоянное противоборство между Афинами и Мегарами, двумя государствами древней Эллады, представляющими исстари враждующие ионические и дорические племена. Это противоборство ощущалось на суше и на море, в умах и в сердцах граждан обоих полисов.

Саламин же стал непреодолимой стеной в жестоком противостоянии, ибо те и другие страсть как желали владеть им, полагая, что иного владельца быть не может и не должно. Обоюдная ненависть из-за острова достигла предела. Оспаривая его, стороны использовали всё: и силу слова, и мощь оружия. Афиняне, к примеру, сославшись на Гомера, утверждали:

Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских

Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги.

Тем самым как бы непреложно разъяснялось – Афины и Саламин давно представляют одно целое. Не случайно сын Теламона Аякс сражался в рядах афинян против троянцев. Дескать, какие тут нужны ещё более веские доказательства?

На что мегаряне, тут же, ставя в свидетели всё того же Гомера, отвечали:

Вывел Эант корабли из Саламина, потом из Полихны,

Из Эгируссы, затем из Нисеи и из Триподов.

А это означало примерно то же, что и в первом случае, но только в пользу мегарян, так как другой сын Теламона – мощный Эант – якобы возглавлял мегарскую рать из вышеупомянутых селений.

Не убедив друг друга поэтическими средствами враждующие государства стали доказывать свою правоту силой кулака и оружия. Длительное время успех был на стороне афинян. Но настойчивые мегаряне ценой невероятного терпения и огромных жертв в конце-концов сумели завладеть вожделенным островом. Они в течение нескольких лет надёжно его удерживали. Попытки Афин вернуть себе Саламин удачи не принесли. Более того, в силу проявленного малодушия, внутренних неурядиц и неумелого руководства со стороны стратегов, афинское войско несло большие потери. Очень многие афинские мужи нашли своё упокоение в саламинских могилах. Противоборство затянулось надолго. Война утомила всех, особенно претерпевших невзгоды афинян. Но молодёжь Аттики требовала всё новых и новых походов, которые, впрочем, заканчивались новыми неудачами.

Дело дошло до того, что Экклесия – народное собрание афинского государства – приняла закон, запрещающий не только ведение боевых действий, но и всяческие разговоры о войне и даже упоминание о Саламине. Тех, кто противился этому установлению, ожидало суровое наказание в виде изгнания, а то и смертной казни. «Если не можешь бороться с врагами, то борись с самим собой», – метко язвили по этому поводу афиняне.

Разумеется, честолюбивые индивиды с таким положением дел долго мириться не собирались. То тут, то там раздавались одинокие голоса смельчаков, взывающих к племенному честолюбию афинян-ионийцев и требующих нового похода на захваченный мегарянами-дорийцами Саламин. У многих при упоминании злополучного острова на душе становилось грустно и скверно, но всё же большинство скорбно молчало. Тяжкое уныние царило в Афинах. Хотя самих царей давным-давно уже не было.