Читать книгу Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса - Владимир Горохов - Страница 7

Одним из самых интереснейших событий в жизни Солона стало его участие в знаменитом пиру в Дельфах, так называемом пиру семи мудрецов. Это событие прочно вошло в сознание древних эллинов как одно из самых сокровенных, знаковых, сильно волнующих многие поколения людей. О нём впоследствии будут вспоминать не одно столетие, о нём будут трепетно размышлять, слагать легенды, предания и сказания. И всё это заслуженно, по праву. Такие события не могут остаться не замеченными.

Однако прежде чем вести речь о знаменитом пире, попробуем разобраться в том, что в действительности представлял собой пир? Чем он собственно являлся для древних эллинов, да и не только для них, ибо среди участников нередко бывали также чужестранцы.

Конечно же, и это известно каждому, пир в первую очередь являлся торжественным собранием людей, с непременным обильным застольем, попойкой, имеющей либо увеселительный характер, либо горестный, поминальный оттенок. Пиры для эллинов – нередкое явление и поводов для них имелось множество. К примеру – приезд дорогих гостей, важные события в семейной, родовой, племенной и государственной жизни. Пиры посвящались божествам, историческим событиям, заключению союзов, договоров, великим людям, победам на Олимпийских, Пифийских и Истмийских играх. Да мало ли ещё чему. Основа пира – это, прежде всего застолье. А стол – есть божественное побуждение, божья сила, алтарь богов, пекущихся о дружбе и гостеприимстве.

Пир – явление глубоко душевное и духовное. Люди собирались, чтобы обсудить важное, поговорить на сокровенные темы, послушать известных гостей или хозяев, поучиться мудрости, увидеть и услышать влиятельных и достойных соплеменников, показать себя, пообщаться и приятно провести время, поделиться радостью, выразить сочувствие, зарядиться положительными эмоциями. Неотъемлемыми атрибутами пиршества были пожелания друг другу здоровья, счастья, удачи, успехов, благополучия, выражение радости или печали. Участники пира обязательно пили добротное вино, которое раскрепощало пирующих, сближало их души, умягчало и увлажняло сердца, делало людей интересными собеседниками, приобщало к активной дискуссии даже совершенно незнакомых застольников.

Где как не на пиру вспоминать богов, которые направляют человеческий путь. Где как не на пиру проявлять человеколюбие. Где еще можно обняться, попросить прощения за что-то нелицеприятное, сделанное ранее. На пиру позволительно искренне пошутить, порадоваться, послушать музыку, спеть, станцевать и, конечно же, помудрствовать. Эллины так и утверждали, что пир – самое мудрёное место. Самое мудрёное в том смысле, что если здесь обсуждали какой-то вопрос, то делали это основательно, всесторонне, обстоятельно, глубоко, вдумчиво, откровенно, учитывая и выслушивая мнение всех или многих.

Солону неоднократно доводилось бывать на различных пирах, особенно после взятия Саламина. Но на таком пиру, какой в этот раз замыслили дельфийцы, разумеется, не бывал ни разу. Можно даже сказать, почему не бывал, и причину вполне вескую не сложно найти. А не бывал по той простой причине, что таковых вовсе никогда не было. Их не было ни до этого, ни после этого пира, хотя разговоры и слухи на сей счет ходили разные. Пир в храме, по велению богов, в кругу мудрецов, под водительством пророчицы – это ли не событие историческое, уникальное, уникально-выдающееся, прелестное, знаковое, интересное всему миру.

Всё началось с того, что как-то весенним вечером в калитку Солонового дома постучали, и Сах впустил во двор рослого, широкоплечего человека в красном плаще. На груди пришельца было изображено солнце, а на спине красовался омфал – знаки принадлежности к храму Аполлона в Дельфах. Солон в то время сидел на скамье, беседуя с Мисоном о пользе государства и власти для каждого человека. Между ними развернулась интересная полемика, в ходе которой афинянин убеждал своего ученика в слабости того государства, в котором есть сильная власть, но нет справедливых законов. Беседующие мудрецы даже не заметили, как появился важный гость. Жрец решительно направился к собеседникам, сделал несколько широких шагов, остановился, осмотрелся, сразу же узнал сидящего Солона и подошел к нему. Он, между прочим, издавна знал его, ибо в Дельфах Солон был известен всем. Посланец храма с чувством высокого достоинства, кивнул головой, поприветствовал хозяина и пафосно произнес:

– Мудрейшему Солону от Пифии! – и незамедлительно вручил папирус, опечатанный большой храмовой печатью. – Тебе, Солон, эпистолу я принёс от Селены. Писала она лично это письмо, – добавил тут же он.

Солон за многие годы своей жизни и государственной деятельности получал немалое количество важных документов, в том числе от фараонов, царей, тиранов, стратегов, послов разных государств, настоятелей храмов, жрецов, великих воинов, олимпиоников и других лиц. Однако от Пифии никогда ничего подобного не было. Афинский законодатель даже не слышал о том, чтобы великая жрица вообще направляла кому-либо письма. Разве что тайком – Аполлону, но это людей не касается. Законодатель поблагодарил жреца за столь большое внимание к себе, пригласил его сесть. Тот вежливо отказался, ссылаясь на нехватку времени, дескать, обстоятельства не позволяют подобного делать, и попросил хозяина немедля, при нём, вскрыть письмо и как можно быстрее ознакомиться с его содержанием.

Обычно важные документы Солон открывал и изучал, находясь наедине с собой. Он делал так, не потому что не доверял тем, кто находился рядом, а потому, что содержание документа касалось, как правило, его одного, либо относилось к важным государственным вопросам. И, само собой разумеется, знать другим об этом не обязательно. Государственные дела всегда были выше его собственных пристрастий и привязанностей, можно сказать – выше всего личного и семейного. Все важные документы он хранил в сундуке, который кроме него никто не мог открыть. Это тоже имело принципиальное значение для охранения многих государственных секретов.

Но тут жрец настоятельно в его присутствии и при Мисоне просит вскрыть и прочесть послание оракула. Видимо его так обязали, чтобы быть уверенным в том, что законодатель не только получил письмо, но и сразу же с ним ознакомился. Письмо немедленно было вскрыто. Солон увидел послание, написанное красивым почерком, судя по всему женским. Оно гласило:

«Здравствуй, премудрый Солон Афинский! В час весеннего равноденствия, которое выпадает на седьмой день месяца Бисиоса, в храме Аполлона состоится великий пир мудрецов Эллады. Как первого среди них и самого почётного гостя, Аполлон, я, жрецы и жители нашего города желают видеть тебя. Учти, без Солона пир не возможен. Предстоит величественное застолье.

Будь здоров! Прощай!

Селена – Пифия».

Когда афинянин прочел папирус и задумчиво поднял голову в сторону жреца, тот упрашивающим голосом сказал:

– Солон, все фокейцы искренне любят и почитают тебя. Почти и ты их знаменитый храм своим присутствием в день рождения Аполлона. Это будет самый значимый пир в истории людей.

Афинянин тотчас ответил:

– Всем, кто меня любит и уважает, я отказать не могу. Передай Дельфам, что на пиру обязательно буду.

Жрец учтиво улыбнулся, поблагодарил хозяина за приятный ответ и скрылся за калиткой. Видимо, ему предстояло ещё кому-то доставить такого же рода послания. Солон завел разговор с Мисоном на тему пиров. И оба стали вспоминать разные из них. Но такого рода, который собирается провести дельфийский храм, они не припомнили и даже не слышали, был ли такой вообще когда-либо. Скорее всего, нет, не было.

До начала пира оставалось совсем мало времени. Афинского законодателя одолевало небывалое любопытство: с чего бы это вдруг храм, где пребывает высшая божественная мудрость, где знают ответы на все вопросы, решил устроить торжественное собрание мудрецов. Понятное дело, когда Периандр устраивает пир, не удивительно, если пир устраивает Клеобул, даже Фалес. Но вот, чтобы это делал храм – так это что-то невиданное, совершенно новое. Солон дал понять Мисону, что хотел бы видеть его рядом с собой. На что тот ответил:

– Там и без моей скудной мудрости её будет в избытке. К тому же меня никто не приглашал. Видимо, я еще не дорос до мудреца.

– И то правда, – согласился законодатель, – желающих, приобщиться к сонму мудрецов там будет в избытке. Эзоп так уж точно будет! Даже если его и вовсе не пригласят. Авось и Анахарсис нагрянет, если окажется поблизости. Без него теперь пиры малоинтересны.

Уже сам факт получения такого приглашения делал приглашённого человека исторической личностью, одним из мудрейших представителей своего времени, а то и нескольких живущих поколений. Во времена Солона храм Аполлона, с его знаменитым оракулом являлся мировым религиозным центром. Всем людям, слышавшим о Дельфах, казалось, что именно там располагается истинно величайшее священное место, где известно всё или почти всё обо всём, и, конечно же, где как не здесь знают истинных мудрецов. Знают, кого необходимо пригласить сюда, на этот знаменитый сбор. На пир пригласили Солона, Фалеса, Хилона, Клеобула, Питтака, Бианта. Разумеется, пригласили бы и Периандра, но он к тому времени уже скончался. Когда Пифия обсуждала со жрецами список приглашенных, то ей сказали, что желательно пригласить семерых. Ибо цифра семь – священное число Аполлона. Мудрая Пифия улыбнулась и ответила, что седьмого она не знает. Мисон – еще не постиг всех секретов мудрости, причём он сам это признаёт. Анахарсис, хоть и талантлив, но ещё молод, к тому же он не совсем эллин. Эзоп, которого иные признают за мудреца, слишком дерзок, невоздержан, чудачлив и умозрителен. От него можно ждать что угодно. Такого опасно приглашать на священный пир. Имеются также сомнения в его эллинском происхождении. Впрочем, последнее не столь существенно. Аполлон не делит своих приверженцев на эллинов и не эллинов. Он Бог панэллинский и общемировой.

– Тем не менее, – пророчески молвила она – я знаю, что желающих помудрствовать на пиру будет больше, нежели семеро. Некоторые прибудут по собственному почину, без каких-либо приглашений и объяснений. Их здесь, как я предвижу, попросту не может не быть.

В Дельфы мудрецы направились почти сразу, как только они получили приглашения. Каждый добирался, как мог, но в основном плыли на своих кораблях. Однако сбор длился целую неделю. Кто-то из приглашённых мужей находился очень далеко, кто-то умышленно не спешил, у кого-то по пути возникли непредвиденные затруднения, кое-кто неспешность делал определенным умыслом, полагая, что не начнут же пир без него.

Конечно, были и такие, кто рвался стать первым. Имеются в виду Эзоп и Анахарсис, то есть те, которых и вовсе не приглашали. Как они прослышали об этом священном пире – до сих пор остаётся загадкой. Жрецы никак не могли проболтаться, поскольку секреты они хранить умеют. Мудрецы – тоже не из числа болтливых и хвастливых, разве, что кто-то из ближайшего окружения мудрецов проговорился. Возможно, что всё получилось случайно; такое ведь тоже бывает. Эзоп и Анахарсис добирались сюда по-разному. Анахарсис – на своем корабле, а Эзоп, как и ранее пользовался чужими услугами. Как всегда он добирался, что называется на перекладных, и главное – задарма. Тем не менее, в Дельфы он добрался раньше других, полагая, что если он прибудет первым, то почёта и славы более всех достанется ему. Прибыв в «Центр Вселенной», он сразу же забрался на вершину Парнаса и во всю мощь заорал, что «первый из мудрецов» прибыл. Затем прилюдно ополоснул свои грязные ноги в водах священного Кастальского источника и, даже не вытерев и не высушив их, рванул по священной дороге к храму. Это было невиданным святотатством, поскольку тропа предназначалась исключительно для Пифии. Пройдя шагов пятьдесят по ней, он был остановлен тайной храмовой стражей. Стражник строго спросил:

– Стой, кто идёт по священной тропе?!

– Человек, – не задумываясь, ответил Эзоп, вовсе не стушевавшись.

– Человек?! – изумился гневный стражник. – Покажись поближе. Ещё ближе. Так, тело вижу, ужасное вижу тело. Голос слышу, кошмарный голос. Но разума и души что-то не вижу. Есть ли они?! Где они?

– Откуда в таком теле могут взяться душа и разум. Откуда им взяться? – возмутился другой стражник. – Не многого ли ты хочешь? Это какое-то дикое чудище. Не отпрыск ли Пифона? Кто ты, порушитель тысячелетней традиции? Ты почему кощунствуешь, идя по священной тропе?

– Я отпрыск мудрости, и тело моё отстало от разума. Душа и разум уже вошли в храм, а тело плетётся по этой дороге.

– Ты обвиняешься в святотатстве и кощунстве! – вскрикнул первый стражник. – Во всяком случае, обвиняется твоё тело. Эта тропа не место для его движения.

На что Эзоп незамедлительно ответил:

– Кощунственно не то, что по этой дороге идёт человек. Кощунственно строить дорогу всего лишь для одного человека. Чем больше людей ходит по ней, тем она священней!

Стража упорствовала на своём, Эзоп на своём. Наконец, прибывший околомудрец использовал последний аргумент: дескать я тот, кого пригласил Аполлон на пир мудрецов. Когда у него потребовали показать приглашение, то сочинитель басен ответил, что приглашение потерял. Но кто не верит в его мудрость, то пусть проверит её в деле, то есть на пиру. В другое время за подобное нарушение не сносить бы святотатцу головы. Или на худой конец его вышвырнули бы вон за пределы Локриды. Но сейчас, накануне пира, хозяева не стали накалять обстановку. Вышедший из храма жрец строго указал Эзопу на то, что в аполлоновых списках мудрецов его нет, и никакого приглашения ему Пифия не посылала. Дескать, есть Солон, есть Фалес, есть Хилон, а также Питтак, Клеобул, Биант, но никакого такого Эзопа нет и быть не может.

Эзоп тут же возразил, утверждая, что на одном пиру мудрецов он уже был, даже сидел рядом с Солоном, и что даже цари и тираны почитают его за мудреца. Они довольно часто приглашают Эзопа к себе в гости. Много лет Эзоп был ближайшим другом покойного Периандра – одного из самых известных эллинских мудрецов. И что, дескать, никакой и ничей список не может заранее выявить истинную мудрость. Только сам пир покажет, кто мудр и кто мудрее.

Жрецу ответ сочинителя басен понравился и он после совета с Пифией и другими жрецами дал добро на присутствие Эзопа на пиру. Ему было кратко сказано: «присутствовать можешь», но не более того. Эзопу этого было вполне достаточно. Главное попасть на пир, поприсутствовать на нём, а там – обстоятельства подскажут, каким образом ему следует действовать. При случае можно сделаться и главным мудрствующим лицом.

Выйдя из храма, сочинитель подошёл к задержавшему его стражнику и тихо сказал:

– Тело всегда опережает душу – и в жизни, и в смерти. Оно же опережает и разум во многих делах. И самое главное, никогда с ними не советуется. Тело – самая глупая и самая слабая часть человеческой ипостаси. Однако приходится мириться, ибо нет тела – нет дела. А нет дела, то и жизни нет. Но после себя, уйдя в мир иной, человек оставляет не тело, а дела духовные. От тела избавляются, прячут его глубоко в землю, а то и вовсе сжигают. А духовные творенья, наоборот, делают всеобщим достоянием людей. Разумеется, если они достойны того. Так что побеспокойся ты лучше не о чужих телах, а о собственных духовных делах.

Трудно сказать понял ли стражник подлинный смысл сказанного Эзопом, но, во всяком случае, он задумался над сказанным, что само по себе уже хорошо. Хорошо, если стража размышляет, а не действует бездумно.

Вторым, с небольшим промежутком времени, в Дельфы явился Анахарсис, которого тоже не приглашали, на сей великий сбор мудрецов, но который неистово жаждал к нему приобщиться. В отличие от Эзопа он не восходил на Парнас, не кричал о своём прибытии, не мыл ноги в Кастальском источнике и тем более не ходил по священной тропе. Скиф, тихо, мирно пройдя разрешёнными тропами, вошёл в обитель Аполлона. Он разыскал настоятеля храма и доложил ему о своём своевременном прибытии. На вопрос: «Разве тебя приглашали на священный пир?», – Анахарсис стал убеждать хозяев пира, что прибыл сюда по праву. Он, дескать, по достоинству представляет эллинскую и варварскую мудрость и что он сын скифского царя и бывшей гражданки Афин. Да-да, у него два отечества – эллинское и скифское. Впрочем, Эллада является отечеством для каждого мудрствующего человека. Далее скифский царевич указал на то, что он участвовал на пиру у Периандра и что его за мудреца почитает Биант, и наконец он ученик и друг Солона, то есть он не только мудрец, но и ученик мудреца, а в будущем – сам учитель мудрости.

Опытный жрец недоброжелательно воспринял слова скифа о том, что он ученик Солона.

– Зерно и хлеб, виноград и вино – далеко не одно и то же, – сказал он язвительно. – От одного к другому – нелёгкий путь. Так и ты только на пути к мудрости. Но путь к ней очень долог и труден. Неизвестно, осилишь ли его.

Анахарсис утверждал, что трудностей никаких быть не должно. Главное, что на пир прибыл он первым. Но когда ему сказали, что уже явился еще один такой же, как и он, «мудрец» по имени Эзоп, царевичем овладело полное разочарование. Он невероятно расстроился, ударив себя ладонями по голове. Эзоп в который уже раз упреждает его в важных делах. Безродный Эзоп вновь встаёт на пути царственного Анахарсиса. Какая злая шутка Судьбы.

Когда организаторы пира в своем кругу начали выказывать озабоченность таким положением вещей, дескать, если появится с десяток неприглашённых мнимых мудрецов, то не понятно, что из этого пира выйдет. Какой же это будет пир мудрецов? Как бы он не стал попойкой наглецов. Пифия, после некоторых размышлений, всех успокоила, сказав, что неприглашенных больше не будет. А что касается Эзопа и Анахарсиса, то не так уж и плохо, что они прибыли. Даже интересно, как они поведут себя в этом божественном сообществе мудрствующих. И они могут внести полезную лепту в предстоящее застолье. Во всяком случае, можно согласиться с их присутствием, но главное – не позволять им делать что-нибудь лишнее, а то и кощунственное. Необходимо быть готовыми к их непредсказуемым действиям и мыслям.

После Анахарсиса прибыли Биант, Клеобул, Питтак, Хилон, Фалес. Всех их радостно встречали и приветствовали служители храма. Предложили достойные места для проживания в домах, принадлежащих храму, чего не было предложено Эзопу и Анахарсису. Однако Анахарсис не переживал по этому поводу. Они оба с Эзопом напросились к кому-то из знакомых местных жителей.

Наконец, вечером шестого дня после прибытия Эзопа в Дельфах появился Солон. Его дружно приветствовали не только служители храма, но и все прибывшие на пир, включая Эзопа и Анахарсиса. Эзоп, само собой разумеется, упрекнул Солона за задержку. На что Солон ответил:

– Не следует чрезмерно торопиться, Эзоп, особенно на пиры. Поспешность часто губит нас. Пир только завтра, а я прибыл сегодня. Пиры, всем известно, начинаются не тогда, когда ты прибываешь на них, а тогда, когда назначено хозяевами, как заранее предусмотрено.

Эзоп в ответ буркнул что-то непонятное и ушел восвояси, поскольку Солон дал понять, что ему сейчас не до него.

Всем прибывшим, включая Эзопа и Анахарсиса, было предложено явиться к храму в назначенное время. Причем в одеждах, которые соответствуют этому событию. Где будет происходить пир и как он будет свершаться, никто из прибывших гостей не знал. То ли он состоится в самом храме, то ли перед входом в храм, то ли на площадке рядом со священным домом Аполлона.

О предстоящем пире, несмотря на то, что он готовился скрытно, знали едва ли не все жители Локриды. Конечно же, многие мечтали и не только мечтали, но и стремились воочию увидеть всю мудрость Эллады, прибывшую сюда. Ну, хотя бы издали. Все жители Дельф и их окрестностей надеялись, что мудрецы помогут им справиться с трудностями и бедами, которые постигли их в последнее время.