Читать книгу О себе, Времени и Геофизике Автобиография - Владимир Григорьевич Ингерман - Страница 7

И вот в 16 лет отец отвез меня в Грозный. Мест в общежитии не было, и он устроил меня на квартиру одной пожилой женщины. Мы договорились, что я буду писать письма каждую неделю, а отец будет посылать мне 10 рублей в месяц в дополнение к стипендии. Папа уехал, и я остался один. Пошёл в институт и долго стоял перед расписанием занятий. В этом расписании все факультеты, группы, подгруппы имели свои сокращения, которых я не знал, и поэтому все расписание выглядело для меня как китайская грамота. Так ещё случилось, что рядом никого не было, чтобы спросить, что все это означает. Возвращался домой с грустными мыслями о том, как я буду тут учиться, если даже расписание понять не могу.

Традиционно перед началом учёбы надо было помочь сельскому хозяйству. Можно было вспомнить детство золотое и подурачиться.

Но вот начались занятия, и все оказалась не так уж сложно. Мне опять повезло с математиком и физиком, впрочем, практически все преподаватели были на высоте, так что большинство лекций были весьма интересны. Отец долго рассказывал мне, как важно быть хорошим специалистом в своём деле, и что сессии в институте намного сложней, чем экзамены в школе.

В колхозе, крайний справа. 1956.

Короче, я понял, что детство кончилось, и занимался существенно больше, чем в школе. Первую сессию сдал на 4 и 5, и понял, что это все мне по силам. Слова отца, что нельзя быть плохим специалистом, а быть плохим врачом вообще преступление, стали как бы моей идеологией и религией.

Не повезло, правда, с иностранным языком. В школе я учил немецкий, а в институте оказался только английский. Из таких студентов как я, которые в школе не проходили английский, составили подгруппу, где мы изучали английский с нуля. Однако через два года нам надо было сдавать такой же экзамен по английскому как и прочим студентам, которые учили этот язык в школе. Естественно, все мы кое-как сдали на тройки.

Зато повезло с военным делом. У нас была военная кафедра, и все студенты мужского пола оканчивали институт с офицерским званием младшего лейтенанта, по специальности «горюче-смазочные материалы». На первом же занятии по стрельбе из малокалиберной винтовки военрук вдруг закричал: Ингерману личную мишень! Дело в том, что мы стреляли в одну и ту же мишень, и редкие попадания предыдущих стрелков отмечали мелом. Мне дали индивидуальную мишень, и я сразу показал результат соответствующий третьему спортивному разряду. Я думаю, этот талант у меня наследственный, отец стрелял очень хорошо и после окончания Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова в г. Ленинграде получил именной пистолет за отличную военно-политическую подготовку.

Где-то на третьем курсе на военную кафедру дали два места для подготовки водителей. Естественно, нас было гораздо больше, и все мечтали о водительских правах. Выбросили жребий, и я вытащил одно из двух мест. Так что в 18 лет я наконец получил законные водительские права, хоть и водил машину с 15 лет. Правда, водил я раньше только легковую машину «Победа», а теперь я прошёл практику вождения тяжёлых грузовиков.

Лекции по военному делу чем-то напоминали школу. Помню, как преподаватель с очень серьёзным видом говорил: Ориентиром не может быть подвижный предмет, например, облако или корова…. Или, объясняя нам принцип действия прибора, определяющего радиоактивное заражение, искренно верил, что чем больше гамма-квантов залетит в прибор, тем сильнее отклонится стрелка, и тем больше прибор будет трещать. Объяснение строилось на вере в прибор, а не на знании принципа его работы. Однако мы в это время уже знали из физики о датчиках, измеряющих уровень радиации и о принципе их работы.

Зато на занятиях в поле было гораздо интереснее. Мы стреляли из пистолета Макарова, ружей и, естественно, из автомата Калашникова. Один раз взорвали бочку с керосином, чтобы показать нам грибовидное облако такой же формы, как и при ядерном взрыве.

Практические занятия по военному делу, третий справа. 1958.

После окончания института всем нам предлагали военную карьеру, обещая квартиры и прочие блага, но ни один из моих однокурсников это предложение не принял.

***

Запомнился эпизод в парикмахерской на первом курсе. В то время были только две стрижки: бокс и полубокс. Бокс оставлял только чубчик впереди, а полубокс ещё и немного по бокам. Я сидел в очереди и боковым зрением заметил отражение в зеркале какого-то парня, который меня чем-то заинтересовал. Я стал за ним наблюдать и обнаружил, что он двигается совершенно синхронно со мной. В конце концов я понял, что наблюдаю за собой. Дело в том, что до этого я ни разу не видел себя в профиль. Сам сильно удивился, как это могло случиться, по природе я любопытный. Придя домой, нашёл второе зеркало и долго изучал свой профиль, который я открыл для себя в 16 лет.

В институте уже никто не мог мне запретить заниматься спортом. Я начал со спортивной гимнастики и получил 3-й разряд. Кроме того, я начал обливаться холодным душем. После того воспаления легких в начальной школе отец часто говорил мне, что я теперь до конца жизни должен беречься и избегать возможных простуд. Естественно, я не мог с этим согласиться, и в институте у меня появилась наконец возможность начать закаливание организма. Обливание холодной водой вскоре мне стало нравиться и стало рутиной как чистка зубов. Я это делаю до сих пор.

Оканчивая первый курс, сильно вырос и окреп. В конце первого курса мне исполнилось 17, я был самый младший в группе. Однокурсники устроили по этому поводу большую пьянку, и хоть водку я тогда не пил, был все же ещё настолько юн, что напился до такого состояния, что на следующий день с любопытством слушал рассказы моих товарищей о наших деяниях прошедшей ночью. Я ничего этого не помнил. К счастью, это было первый и последний раз в моей жизни. За всю последующую жизнь я напивался, может, ещё несколько раз, но при этом себя контролировал и все помнил.

Моя группа. 1958.

Вскоре после того, как мне исполнилось 17, я стал замечать женщин. Это произошло как-то мгновенно, в прекрасный весенний день в Грозном. Я шёл со своим товарищем, и вдруг он стал подталкивать меня, показывая на идущую впереди молодую женщину, и говоря: Смотри, как играет. Я вначале ничего не понимал и вдруг увидел. Как будто пелена спала с глаз, и я увидел, как играет её тело. Весь пейзаж как-то мгновенно преобразился, краски стали сочнее, запахи острее. Это было просто чудо, которое невозможно забыть. С этого момента началась моя влюбленность в женщин, восхищение ими и даже обожествление.

Лето после первого курса провел в Махачкале. Второй курс начался с полевого сезона, что было типичным для того времени. Нас повезли в колхоз косить рис серпами. Никто эти серпы раньше в руках не держал, к тому же рис был полегший. Одной рукой его надо было приподнимать от земли, а другой косить очень острыми серпами. Кровь лилась рекой, несколько студентов не косили, а были полностью заняты заливанием йодом ран и перевязыванием порезавшихся мальчиков и девочек. К тому же было много дождей, короче, обстановка была вполне фронтовая. Через неделю студенты попытались бунтовать, однако нашим руководителем был декан нашего факультета, бывший фронтовик, Герой Советского Союза – Шатиль Семёнович Абрамов. Помимо всего этого, он ещё и воевал недалеко от нашей дислокации. Речь Шатиль Семёновича не могла оставить нас равнодушными. Он рассказал о боях Великой Отечественной, и о том, как солдаты и офицеры тут сражались и гибли. Это было круче его лекций по геологии. Мы взяли серпы и пошли косить, больше не бунтовали. К тому же появилась какая-то сноровка, производительность увеличилась, количество травм уменьшилось.

Потом было ещё много полевых сезонов, убирали арбузы, картошку, кукурузу, но полевой сезон с полегшим рисом был самый трудный. Уборка арбузов в Астраханской области чем-то походила на цирк. Мы выстраивались в цепочку и перебрасывали арбузы друг другу. Бой арбузов был страшный, из этого боя мы объедались арбузами, причем ели в основном самую сладкую серединку. Один из моих однокурсников, здоровый парень после армии, когда арбузного боя было немного, бежал к разбившемуся арбузу с криком: Пацаники, серединка моя. Мы ему не перечили, но долго после этого звали его Пацаники, серединка моя. На уборке кукурузы я подружился со своей будущей женой, но об этом позже.