Читать книгу Век годами не измерить (сборник) - Владимир Любицкий - Страница 12

Москва, Кремль, 30 декабря 1942 года

В кабинет Верховного Главнокомандующего, где сидят Сталин и Молотов, входит нарком ВМФ Кузнецов.

– Разрешите, товарищ Сталин?

– Здравствуйте, товарищ Кузнецов. Впрочем, мы уже здоровались по телефону… Скажите, как понимать вот эту телеграмму президента Соединенных Штатов Америки? Прочтите, пожалуйста, а мы послушаем.

Кузнецов, взяв в руки протянутый листок, читает:

– «Я обратил внимание на радиосообщение из Токио о том, что… в Тихом океане японская подводная лодка потопила подводную лодку союзной нации. Вероятно, это сообщение касается Вашей подводной лодки Л-16, потопленной противником… в то время, когда она находилась в пути в Соединенные Штаты с Аляски… я посылаю Вам выражение сожаления по поводу потери Вашего корабля с его доблестной командой и выражаю мою высокую оценку вклада, который вносит в дело союзников также Ваш доблестный Военно-Морской Флот в дополнение к героическим победам Вашей армии».

– Что скажете, товарищ Кузнецов?

– Как я вам докладывал, товарищ Сталин…

– Мы помним, что именно вы докладывали. В тот момент вы не могли с точностью сказать, чьи торпеды потопили Л-16. А главный свидетель – командир лодки Л-15, капитан-лейтенант Комаров… так, кажется?

– Так точно, товарищ Сталин!

– …он вообще, по сообщению нашего Генерального консула в Сан-Франциско Ломакина, плёл всякую чепуху. То, видите ли, обе лодки погрузились для дифферентовки, а всплыла почему-то только одна. То он лично наблюдал взрыв торпеды, а сам уклонился от столкновения с вражеской подводной лодкой… Он что, врал нам, этот Комаров?

– Никак нет, товарищ Сталин. Василий Исакович Комаров – командир опытный и мужественный. Он сумел в чрезвычайных обстоятельствах не только спасти свою лодку от участи Л-16, но и, несмотря на жесточайший приступ аппендицита, успешно довести её до Сан-Франциско. Уже при входе в базу лодку чуть не таранил американский транспорт – спасла только мгновенная реакция нашего командира. А разночтения в его информации вызваны тем, что в первый день по прибытии в Сан-Франциско он вынужден был докладывать о происшествии в присутствии американских представителей. Видимо, не имея достоверных сведений и опасаясь повредить союзническим отношениям, он и придумал легенду о дифферентовке…

– Хорошо. Допустим, что Комаров – молодец. Ну, а мы? Мы уверены сегодня, что нашу лодку потопили действительно японцы?

– Есть кое-какие странности, товарищ Сталин.

– Я бы сказал – слишком много странностей! Во-первых, почему в районе движения наших лодок, как мне докладывали, в тот день оказался неопознанный корабль? Во-вторых, каким образом японская подлодка И-25, которая ставит себе в заслугу торпедирование нашей Л-16, вообще попала в эту акваторию, если накануне вела бой с американцами совсем в другом месте? В-третьих, до нас дошли разговоры некоторых офицеров США о том, что Л-16 могла стать жертвой случайной атаки американской подлодки «SS-31». Во всяком случае, по словам специалистов, её перископ очень похож на тот, который появился незадолго до взрыва в той же акватории. И наконец… почему президент Соединённых Штатов только теперь, спустя два месяца, счёл необходимым выразить нам своё соболезнование? Как сообщал товарищ Ломакин, о гибели советской подлодки военные власти Сан-Франциско были поставлены в известность уже через неделю после трагедии…

– Столько случайностей – нарочно не придумаешь! – проговорил Молотов.

Сталин взял в руки телеграмму Рузвельта и пошёл по кабинету, будто снова и снова вчитываясь в неё.

– Конечно, в мирное время мы провели бы тщательное расследование всех обстоятельств случившегося… Но нет пока у нас мира, нет! А союзники – есть! И с этим приходится считаться. А? Видимо, так рассуждал товарищ Комаров?

– Верно, Иосиф Виссарионович! – кивнул Молотов.

– Так точно, товарищ Сталин, – откликнулся Кузнецов.

– И что же мы ответим Его Превосходительству господину Рузвельту? Притворимся, что поверили, и поблагодарим за соболезнование? Нет! На этот раз мы просто… промолчим! Надеюсь, союзники простят нам небольшое нарушение дипломатического этикета… Но консульская служба, товарищ Молотов, пусть до конца разберётся в этой истории. Мы не можем доблестью нашего Флота, о которой пишет президент, оплачивать такие, с позволения сказать, случайности.

Но экипажи комдива Трипольского ещё не знали о судьбе Л-16. Они шли тем же маршрутом – на Сан-Франциско.

В шестом отсеке, как всегда, собрались свободные от вахты краснофлотцы. Анатолий Стребыкин и Казимир Вашкевич заняты выпуском «Морского ежа» – сатирического листка. Из-под карандаша Вашкевича постепенно возникает картинка: матрос у стола извергает потоки английских фраз, а один из слушателей видит во сне себя, вручающего девушке букет ромашек. Вася Глушенко, заглянув художнику через плечо, восклицает:

– Ты дывысь, як наш Павло до Галынки залыцяется!

Павел Плоцкий срывается с рундука и тоже пытается увидеть рисунок, но Анатолий отгораживает его от стола: «Потом, потом!»

– А что там? Почему я?

Вашкевич напоминает:

– А кто кемарил вчера на занятиях по английскому?

– Так я ж после вахты! Замёрз как бобик…

– А дисциплину, Бобик, ещё никто не отменял! – внушает Вашкевич.

В углу Николай Фадеев рассматривает нож в кожаном чехле, купленный в Датч-Харборе Стребыкиным.

– Толя, и сколько стоит эта штука?

– Три доллара.

– Ого! По-моему, тебя облапошили…

– Да ты что! – возражает Сергей Чаговец. – Это ж музейная редкость! Может, этим ножом какой-нибудь вождь краснокожих сто лет назад скальпы снимал!

– Скорее, алеутка недавно рыбу резала… – замечает Александр Морозов, отрываясь от книжки.

– Да ну вас! – отмахивается Стребыкин от хохочущих товарищей. – Вы гляньте, какой там кожаный чехол!

Фадеев разглядывает чехол и, понюхав, заключает:

– Правда, рыбой воняет!

– Не слушай ты их, – успокаивает Вашкевич Анатолия. – Хороший нож! Такой же, кажется, за доллар продавался.

Под смех товарищей Стребыкин отбирает нож и прячет в рундук:

– Ничего! За то, чтоб его фашисту в глотку воткнуть, три доллара не жалко!

– Вот тут ты прав! – поддерживает Чаговец.

Разговор прерывается сигналом боевой тревоги и командой:

– По местам стоять! Швартовы приготовить!

– Неужели Сан-Франциско?! – слышен чей-то возглас.

Моряки стремглав разбегаются по постам.