Читать книгу Век годами не измерить (сборник) - Владимир Любицкий - Страница 18
Где-то на той войне…
Киноповесть
А в это время севернее…
ОглавлениеКак и прежде, в кильватер идут две другие подлодки дивизиона С-56 и С-51. В рубке головной из них, флагманской, склонились над картой её командир Григорий Щедрин и комдив Александр Трипольский.
– Через сутки, полагаю, будем на широте Нью-Йорка, а там и до Канады рукой подать… – разминая уставшую спину, говорит Щедрин.
– Ох, не говори «гоп», Григорий Иванович… В этих местах, говорят, такие хуриканы буйствуют!..
– Что ещё за «хулиганы»?
– Хурикан – это карибский бог зла. Так что, добра от него ждать не приходится. Наш «ураган» как раз от его имени и происходит…
– Спасибо американцам – хоть карты у нас теперь приличные. С прежними на какой-нибудь остров напоролись бы да и сидели б робинзонами…
В этот момент лодка особенно сильно накренилась, Щедрин от неожиданности даже схватился за пиллерс.
– Ух ты, и вправду качка усилилась! – По переговорной трубе командует: – Боцман, проверить крепление по-штормовому!
Кажется, корабли попали в один из кругов ада. При диком рёве урагана, под шквалистыми потоками ливня лодки швыряет с борта на борт и вертит, словно бумажные кораблики в уличных воронках. Через шахту подачи воздуха к дизелям, через люк центрального поста то и дело врываются мощные потоки, заливая отсеки. Помпы, включённые на полную мощность, не справляются, и моряки скоро оказываются по колено в воде. При очередном ударе волны лодку заваливает на 45 градусов, и Щедрин слышит тревожный рапорт штурмана:
– Сгорела гиросфера компаса!
– Этого ещё не хватало! – скрипнул зубами командир. – Теперь главное – двигатели уберечь, а то и, правда, к богу… этому чёртовому Хурикану… попадём! Прямо хоть люки задраивай…
– Смотри, не задохнулись бы люди, – покачал головой Трипольский. – Да и взорваться недолго – водород ведь…
– Будем проветривать почаще. Лучше бы, конечно, и вовсе на глубину уйти.
– Нельзя. Американцы знают, что у нас приказ идти в надводном положении. Чего доброго, под водой не признают – торпеду пришлют в подарок!
– А как там Кучеренко? Держится? – Щедрин приникает к окуляру перископа. Однако на поверхности до самого горизонта – лишь свинцово-тяжелые водяные валы.
– Ох, раскидало нас по всему океану… Батюшки – солнце! – вдруг восклицает он.
И вправду: посреди бушующей стихии вспыхивает солнечная полоса, отчего море выглядит ещё более зловещим. Трипольский поднимает глаза вверх и видит над океаном голубой круг ясного неба.
– Глаз Хурикана, – замечает он. – Самое страшное место тайфуна. Теперь держись!
С-54 тоже бросает то с борта на борт, то с носа на корму и обратно. Братишко неимоверными усилиями удерживается за перила рубки, время от времени попадая под яростные водопады. К нему поднимается штурман Тихонов.
– Я на смену, Дмитрий Кондратьевич.
– Что, время? – Братишко передаёт ему бинокль. – Я думаю, вахту экипажу надо сократить – пусть стоят не по четыре часа, а по два. Побережём ребят – им ещё воевать…
– Хорошая мысль, товарищ капитан-лейтенант. Качка до нутра выматывает, особенно молодых.
А в одном из отсеков парторг лодки, старшина электриков Казимир Вашкевич уединился с Константином Соколовым – виновником недавней аварии дизеля.
– Ты с каких пор на ребят волком смотришь?
– А как прикажешь – зайчиком? Думают, я Ваня-дурачок – ничего не вижу…
– И что ж ты видишь?
– А то! Как случилось это с дизелем, все как с больным разговаривают. А кто и вовсе стороной обходит. Будто я зараза какая…
– Да кажется тебе всё это!
– «Кажется»? Ты Лосева, старшину моего послушай. Вчера спрашивает: «Соколов, ты ногти давно стриг?» А позавчера: «Ты зачем окурки в гальюн бросаешь?»
– А в самом деле – зачем?
– Ну а что – каждый раз на палубу их нести? Или в карман прятать?
– Зачем? Для этого есть определённое место. Да и ногти стричь – не последнее дело. Морскую культуру ещё никто не отменял…
– Какую культуру? Не сегодня-завтра в бок шарахнет – и рыбам будет всё равно, кого обгладывать: меня с ногтями или тебя без ногтей!
– Ну что ж, может и шарахнуть. Но мы-то пока не рыб ловим – мы…
– Сейчас ты запоёшь: когда страна быть прикажет героем, у насгероем становится любой… Знаю, сам пел!
– Константин, – удивился Вашкевич, – я смотрю, ты совсем одичал?! Надо бы тебе ребят поближе держаться, а? Вступай-ка в комсомол! У нас почти вся лодка партийно-комсомольская – три человека всего неохваченных… Будешь на собрания ходить, в общих делах участвовать смотришь, и хандра пройдёт.
– А рыбы что, комсомольцев не жрут?
– Говори, да не заговаривайся! Здесь, между прочим, тоже фронт.
– А я сюда просился? Вообще – меня кто-нибудь спрашивал, где мой фронт? Я немцев бить хочу! Немцев, понял?! По какому праву кто-то решил отправить меня в эту кругосветку? И вообще: ради чего нас, двести человек, послали за тысячи миль эту хлябь глотать? – Соколов сплюнул и растёр по паёлам густой солёный сгусток.
Переведя дыхание, он посмотрел Вашкевичу в глаза:
– Что молчишь? Пойдёшь сейчас докладывать, что Соколов морально разложился? Иди! Беги! И что ты мне сделаешь? Арестуешь? Но мы все тут в одной душегубке. На берег высадишь? Так неизвестно, дойдем ли мы до того берега. Расстреляешь по команде командира? Давай, стреляй!
Соколов уже почти кричал, и только рёв урагана за кормой мешал услышать его вопли кому-нибудь за пределами отсека.
Вашкевич долго молчал, потом ответил медленно – будто самому себе:
– По-моему, человек живет не ради того, как умереть, а ради того, как жить. Ты, конечно, не трус. Но ты – один. Одному – труднее. Потом сам поймёшь – стыдно будет.
– Поэтому ты меня в комсомол агитируешь? – спросил Соколов насмешливо. – Опять клясться, что буду верно служить… тыры-пыры…? Так я же присягу давал – на кой чёрт опять лбом биться? Или теперь уже «служить верней верного»?! Нет, Казимир мой дорогой, – проговорил Соколов, успокаиваясь, – я и без комсомольского билета Родину защищать буду. И не хуже твоего. Хотя, конечно, притвориться проще: написать заявление, билет получить для галочки… Но тебе-то это зачем?
Утро встретило подводников тихим снежком. Море жадно глотало густо падавшие снежинки, словно утоляло жажду после трёх ураганных суток.
Григорий Щедрин, получив доклад штурмана, констатировал:
– Александр Васильевич, крепенько нас качнуло! Отклонение от курса – 60 миль, повреждены цистерны главного балласта, покорёжен легкий корпус, затоплен снарядный погреб.
– Ну, а до Галифакса своим ходом дотянем?
– Должны дотянуть – недалеко осталось.
Спустя некоторое время вахтенный офицер докладывает:
– На горизонте неизвестные корабли!
– Кажется, нас уже встречают, – заметил Трипольский. – Думаю, это канадский эскорт.
В этот момент лодка вдруг будто уткнулась в невидимую стену.
Не успел Щедрин сообразить, в чём дело, как с центрального поста доложили:
– Заглохли оба дизеля!
– Не иначе – воды нахлебались!
В сердцах стукнул Щедрин по леерам.
В перископ видно, как не ожидавшие подобного манёвра корабли канадского охранения навели на лодку свои пушки. Транспорты сопровождения – на всякий случай! – шарахнулись в стороны.
Несколько минут на лодке царит замешательство – пока Трипольский не сообразил, что происходит, и не скомандовал дать на эсминцы опознавательный сигнал.
Галифакс (Канада), 15 декабря 1942 года
Морозно: палубы четырёх советских лодок, стоящих у причала, обледенели. Но вход в штаб военно-морского флота Канады выглядит торжественно: выстроен почётный караул, у дверей государственные и морские флаги Канады и СССР. Когда к штабу подъезжают машины с командирами подводных лодок и комдивом Трипольским, навстречу им выходит командующий флотом Канады контр-адмирал Мюррей. Звучит марш, во время которого офицеры обмениваются приветствиями и входят в здание.
Усадив гостей, Мюррей угощает их сигарами.
– Я чрезвычайно рад, господа, приветствовать вас на канадской земле – земле Её Величества королевы Великобритании. Прежде всего хочу поздравить вас с успешным завершением очередного этапа вашего героического похода, который, несомненно, войдёт в морскую историю. Позвольте мне также принести извинения за то недоразумение, которое случилось с двумя вашими кораблями на подходе к Галифаксу…
Трипольский улыбнулся:
– Господин контр-адмирал, у нас, у русских, говорят: всё хорошо, что хорошо кончается. Поэтому не стоит, наверное, так официально… Во всём виноват шторм, не так ли?
Рулевой Сергей Жигалов, моторист Александр Капелькин и комендор Иван Грушин очищают палубу С-54 от снега и льда.
– Не-ет, Галифакс – не Ташкент! – категорически заявляет Жигалов, ёжась от пронизывающего ветра. – Мне Панама больше климатит.
Капелькин, которому при его небольшом росте, кажется, проще свернуться «ёжиком», чтобы не растерять тепло, весело возражает:
– У нас в Угличе и не такое бывает. На Волге зимой знаешь как? Ледок – катком, ветерок – с матерком, во как! Главное – что мы из этого чёртова хурикана выбрались. Недели две теперь ремонтироваться придётся.
– А слыхал, как канадцы 56-ю чуть не угрохали? – поднял голову Грушин.
– Что значит «чуть не угрохали»?
– А то и значит! Только-только лодка от шторма очухалась… ну, ребята решили: сейчас водичку вычерпаем, в порт войдём – и, считай, у бога за пазухой… а не тут-то было. Враз заглохли оба двигателя!
– Оба?! – в один голос удивились Капелькин и Жигалов.
– Оба и в один момент! – Грушин вполне удовлетворён произведённым впечатлением. – А тут откуда ни возьмись – канадский конвой. Там видят: подводная лодка. Откуда им знать, что советская? Издалека не видать! Да и не бывало тут наших отродясь. Зато немецкие ходят как у себя дома…
– Ну?!
– Ну, транспорты, понятное дело, по сторонам, а три эсминца помчались прямиком на нашу красавицу, уже и пушки наставили. Одного только, наверное, не поняли – чего это она в волнах, как беспривязная, болтается?.. Щедрин наш, конечно, первым делом на свой флаг смотрит – поймут же, наконец, чья лодка перед ними! А флаг-то мокрый, заледенел, в кулёк свернулся! Пришлось сигнальщикам ручонками помахать… Короче, минут пятнадцать братишки наши поёжились пока канадцы не опознали.
– А ты не заливаешь? – усомнился Жигалов. – Что ж, им не сообщали, что ли?
– Ну, с начальством, конечно, наш приход согласован. А вот то, что в канадских водах будет дрейфовать лодка, да ещё похожая на немецкую… По радио-то нам запрещено выходить на связь!
– Эй, салаги! – окликнул их кто-то. – Держи концы!
– О палубу рядом с моряками ударился увесистый снежок. Оглянувшись, ребята увидели, что с соседней С-55 их собралась «обстреливать» целая ватага. Мигом бросив скребки и мётлы, они налепили ответных гостинцев. С борта на борт полетели белые комки. Один из них с особенно громким стуком ударился о сталь палубы.
– Чур, лёд не швырять! – запротестовал Жигалов.
В этот момент на них обрушился «снегопад» сзади, со стоявшей по другому борту С-51.
– Так нечестно! – завопил Капелькин, тщетно пытаясь отбиться. – Братцы, они второй фронт открыли!
– Не пищать! – скомандовал Грушин и прижался спиной к рубке. – Советские не сдаются!
На причале тем временем собрались зрители – канадские моряки и рабочие-ремонтники. Улыбаясь, они наблюдали, как резвятся стосковавшиеся по простым земным радостям эти разыгравшиеся мальчишки.
– Ребята, наших бьют! – подбежав к рубке, закричал вниз Жигалов.
Однако вместо ожидаемой помощи из люка показался лейтенант Донат Негашев.
– Отставить! – скомандовал он, но тут же о его фуражку стукнулся очередной «снаряд». – Ах, вы так?!
Засучив рукава, командир группы движения включился в битву.
– Ура-а! – заорали подчинённые, вдохновлённые таким поворотом событий.
Тем временем встреча в штабе флота продолжалась. – Наше охранение можно понять, – объяснял контрадмирал Мюррей. – На путях союзных конвоев постоянно «охотятся» целые стаи немецких подводных лодок – по 3–5 субмарин в каждой. Приходится быть особенно бдительными.
– Сейчас для нас главное – поскорее провести ремонт, – Трипольский перевёл разговор на более актуальную тему. – После шторма повреждения довольно серьёзные.
– Мы вас слушаем, – подобрался Муррей и кивнул своему помощнику: – Записывайте!
– Братцы, братцы!
По причалу бежит к лодке Юрий Нуждин с кипой газет.
«Бой» тут же прекращается, и со всех лодок народ сбегает по трапам, окружая его.
– Послушайте, что пишут канадские газеты. Перевожу: «Как сообщает советское информационное агентство… за последнюю декаду Красная армия в районе Сталинграда захватила в плен 49.700 солдат и офицеров противника… Так… м-м-м… так…»
– Ну что ты «затакал»? Читай скорей! – не выдерживает кто-то.
– Тише ты! – одёргивает его сосед. – Это тебе не букварь. Тут с русского на английский, а потом – с английского на русский… Тут точность нужна!
Толпа хохочет, а Нуждин продолжает:
– «За эти дни сталинские гвардейцы захватили у противника 172 танка, около 1900 орудий и 54.000 винтовок, 80 радиостанций, больше тысячи мотоциклов, почти 7 тысяч лошадей, до сотни складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием. Фашисты потеряли больше ста самолётов, 130 танков и 250 орудий разного калибра. За 24 один только день на поле боя осталось более 7.000 трупов немецких солдат и офицеров».
– Глянь, тут и шарж нарисован, – заглядывает Стребыкин Нуждину через плечо.
И правда, в газете красуется огромная бутылка «Советского шампанского», внутри перепуганная шайка фашистов с Гитлером во главе, а вокруг бутылки с балалайкой в руке и в форме буденовца пляшет вприсядку Сталин. Моряки с удовольствием рассматривают рисунок, а Василий Глушенко хлопает по плечу Сергея Чаговца:
– Цэ ж вин гопака танцюе!
– Вот это наши дают! – восхищённо произносит Виктор Бурлаченко и в порыве радости подхватывает Нуждина на руки.
– Качать его! – восклицает Михаил Богачёв.
Идея попадает на благоприятную почву, и Юра взлетает над головами.
– Да я-то, я-то при чём? – пытается тот не растерять газеты. Полёты прекращаются только от неожиданных криков.
– Мистер камрэд! Мистер офицер! Рашен, плиз! – бежит к кораблю по причалу странный человек.
Негашев, успевший после игры привести себя в порядок, спускается ему навстречу:
– Ай’м лисенинг!
– Ай хэв э синема. Ай инвайт ол ю! Фри! Плиз! Ай хэв э совьет филм тудей! Эбаут зэ баттл ниа Москау!
Негашев слушает его сначала удивлённо, потом, попросив минуту, взбежал на корабль, но вскоре вернулся, поблагодарил гостя и что-то ему пообещал. Когда канадец ушёл, объяснил матросам:
– Это хозяин кинотеатра. Он получил советский фильм о битве за Москву и приглашает всех нас бесплатно в свой кинотеатр. А ещё он сказал, что двери его кинотеатра бесплатно открыты для русских моряков всегда.
Вечером в кинотеатре идет фильм «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой». Правда, в американском варианте картина называется иначе – «Москва наносит ответный удар». Но зал полон.
И подводники, давно знавшие о победе под Москвой, вместе со всеми присутствующими впервые воочию видят, как строила столица заградительные сооружения, как днём и ночью работали оборонные заводы, как женщины и подростки тушили зажигалки во время вражеских налётов, как сражались в заснеженных морозных полях герои-красноармейцы и как освобождали от врага подмосковные деревни и города.
Когда фильм заканчивается и вспыхивает свет, весь зал встаёт и, повернувшись к нашим морякам, рукоплещет им. И Анатолий Стребыкин, Сергей Чаговец, Виктор Нищенко, как и другие ребята, смущенно улыбаясь, даже не пытаются прятать мокрые от слёз глаза.
– Господа, я всё понял, – контр-адмирал Мюррей встал и торжественно продолжил: – Объём ремонтных работ действительно велик. Это и неудивительно после такого долгого и трудного пути. Я сегодня же отдам приказ – и можете не сомневаться: мы сделаем всё возможное, чтобы справиться как можно быстрее и качественнее, помочь доблестным русским морякам вернуться на родину и вступить в бой с нашим общим врагом! Будьте уверены: уже в двадцатых числах декабря ваши лодки смогут выйти в море.
Командиры выслушали эти заверения стоя, после чего Трипольский крепко пожал канадцу руку:
– Надеюсь после победы встретиться в Москве!
Во втором отсеке командир С-54 Дмитрий Кондратьевич Братишко собрал всех свободных от вахты. Начал шуткой:
– Как всегда – в тесноте, да не в обиде. Но продолжал серьёзно: – Завтра – в море. Во-первых, выражаю благодарность всему личному составу за ударный труд по ремонту корабля. Работы выполнены быстро и качественно – надеюсь, лодка не подведёт. Тем более, что идём пока не домой.
Отсек разочарованно загудел.
– А 51-я… – начал кто-то.
– Да, 51-я берёт курс на Полярный. У нас положение другое. Дизели, сами знаете, в очень изношенном состоянии. Поэтому получен приказ: идти в шотландский порт Розайт, произвести замену двигателей и аккумуляторных батарей, только после этого пойдём к родным берегам.
Снова в отсеке раздаются недовольные голоса. Братишко оглядел лица моряков, остановился на Викторе Нищенко, который, почти по-детски капризно скривил губы:
– Отставить скулёж! Вот и краснофлотец Нищенко напоминает, что мы – люди военные, сидим не на одесском Привозе, а стало быть, базарить нам не к лицу. Так, Нищенко?
– Так точно, – вздыхает Виктор.
– Но это первая новость, – продолжил Братишко. – Вторая – приказ главкома (читает) «о порядке выдачи водки личному составу кораблей и частей действующих флотов и флотилий» от 10 декабря 1942 г.
В отсеке снова зашумели, но теперь уже возбуждённо.
– Фадеев, – обратился командир к широколицему акустику, – откуда такая радость? Раньше я не замечал за вами особого пристрастия к зелью. Или это радист Семенчинский на вас так влияет?
– Нет, товарищ капитан-лейтенант, – Николай расплывается в добродушной улыбке. – Просто он предлагает мне выпить за ваше здоровье.