Читать книгу Дикий утенок. Постмодернистский черный лебедь - Владимир Пироцкий - Страница 12

Г а м л е т.

Похоже, я и есть – тот третий лишний,

на этом празднике лжецов и лицемеров,

средь злых рабов, пустых господ, цветущих пышно

кровавых выгод, упырей закоренелых,

уютно прозябающих в болоте мнений,

взаимных подлых дрязг и вожделений.

Хотел я уберечь людей от зыбких будней,

но я превысил полномочья разума. И доли.

Нет ничего, чем разум, беспробудней,

безрассудней и ничего странней,

смешней, страшней, чем божья воля.

Я признаю себя виновным и никчёмным.

Пример истории меня не научил.

Завидую светло профанам и ученым,

желаю творческих успехов им, инсайтов, сил.

Я захотел мудрее стать других, теперь наказан.

Тщеславье терпеливо дожидалось,

покуда я дойду до этой точки – слаб и связан,

чтоб окончательно добить то, что осталось

и призвало депрессию – обратный путь заказан.

Теперь уж без меня. Скучайте и решайте.

Ещё я здесь пока. Всё кончено. Прощайте…

Еще два слова хочется сказать. Увы, напрасных.

Давно известно, что нет в мире вечных истин,

пусть бесконечно добрых и прекрасных,

но беззащитных пред лжецом, глупцом, софистом,

которые б не вывернули наизнанку

не превратили б в зло, в чаду разбойного запала,

на дыбе подлости и глупости. Любовь пропала.

И засвистели петли Линча спозаранку.

И дружно топоры стучали в такт.

И сея страх, костры, тиранам угождая, как приманку,

до времени скрывали неизбежность бумеранга,

апостол с дьяволом подписывал контракт.

Тоскуя, смерть играла и влекла, звала, пугала,

флиртовала, ревновала, изнывала, оживала.

И нравственность сама,

сухим, бездушным, злым параграфом бряцала.

Торгуя честью, жгла

и головы рубить сплеча, не уставала.

Под знаменем насилья и обмана,

во имя высших целей, сея смерть.

Смердя и разрушаясь под пятой тирана.

И как же жить теперь, смиряться и терпеть?

И полюбить, как божью кару, плеть?

Когда одна и та же скользкая идея

в пространстве «умственного тупика»35, потея,

умы затмила, совесть усыпила. Теперь

кому-то служит оправданьем черных дел,

во имя будущего или для сегодняшней корысти,

тем, кто дорваться до короны не успел

и всеми силами стремится путь себе расчистить.

И тут же вдруг она меняет лик вчерашний,

трепещет, бьется знаменем на башне

последнего оплота светлых сил,

упырь от имени которых, правду огласил.

И превращается румянец павшего героя

в провалы черные невыплаканных глаз

иссохших матерей, беззвучно воя,

взывающих о чуде каждый раз,

к испепеляющим лучам,

грозящим с черных туч сойти,

надежда умерла, отравлена душа и нет пути.

И неизбывная тоска невоплощенных чаяний,

и скорбь у Места Лобного, и свечек вереницы,

когда чистейший ангел во плоти,

неотличим от каверзной блудницы.

И древних мудрых книг молчат,

отравленные злом страницы.

Достоинство забыто, рабский дух подмял

священную десницу.

И коридоры бесконечные унылые больницы,

привычны ко всему молчат,

как закопченные бойницы.

Когда подлец с героем в танце смертном,

сцепившись кружатся, как мощные крыла

одной машины смерти желтозубой.

Повсюду кровь и ложь, привычной смерти мгла.

И силятся стихи читать запекшиеся губы,

толпе с налитыми навыкат кровью – души грубы

отрубленная гулко голова,

в надрывной немоте, хрипя последние слова,

катясь в пыли, топорщит удивленные глазницы,

харкая кровью, судорожно тщится

всё прокричать вослед колоколам седмицы.

Но всё топор сказал…

День опочил.

Палач сменил колпак

и фартук снял, теперь он – шут

или отец семейства.

Впору фрак.

И нет, как будто, гения, и нет злодейства36.

Он делает работу за тебя, чувак.

Поди попробуй вякнуть, водку, пиво пей, залейся.

Ты умный? Но тебя умней – дурак,

тоской иссохни, сдохни, над собой посмейся.

И свет слепит глаза, удобней скользкий мрак,

ты даже не честней, и отсидеться не надейся.

Когда луна и солнце вышли из орбит

не в силах удержаться от измены,

не позволяя миру выжить, он убит,

плодя «червей фальшивых клятв»37, сбивая цену.

И отменяя разум, победивший душу,

живем мы тускло не добры, не злы,

как дети малые, среди пеленок и игрушек.

По дешевке, продав ее лжецам из-под полы.