Читать книгу Озарения - Владимир Пироцкий - Страница 14

В войну это было. Аккурат на святки. Забросили меня в тыл врага, по легенде. Будто я – раненый немецкий офицер, возвращаюсь по месту службы после госпиталя. Прихожу, значит в главную избу – там у фрицев штаб, сижу в сенях, жду. У крыльца часовой стоит со Шмайсером.

А флагов там фрицевских понатыкано на стенах! Мама дорогая! В центре стены портрет самого главного фашиста в упор, прямо на меня смотрит, усики топорщит и будто подмигивает мне. Вот, странно, фамилию его помню, а как зовут, забыл. Да и то сказать, на хрена мне его имя сдалось?

Двери в горницу открываются. Входит в сенцы дежурный офицер, адъютант генерала. Седой такой, гладко выбритый, подтянутый. Фельдфебель, одним словом.

Смотрит на меня подозрительно, но все же спрашивает по-немецки: «Melde deinen Rang». Кто мол таков, в каком звании. Представьтесь, битте-дритте.

Я сначала хотел представиться по полной форме, как выучил перед заброской к врагам, набрал уже воздуха, чувствую себя неуютно, потому что не привык врать, но я же здесь на задании. Врать врагу даже положено.

Только собрался отрапортовать, открыл рот… но понимаю, что я забыл… забыл, как меня зовут! Ну точно не Штирлиц… Не только свое имя немецкое и звание по легенде, но и то, как меня зовут на самом деле. Стою, переминаюсь с ноги на ногу секунд пять, холодный пот прошиб, пытаюсь что-то сказать, но не понимаю ничего, всё как в тумане и как-то неудобно перед человеком, немцем этим.

Серьезный такой, строгий, готовый в любой момент поднять тревогу и выхватить парабеллум, но ждет пока… Напряжение растет… Мне не страшно. Но так неприятно забыть свое имя… Что делать? Scheiße! Это-то слово я помню.

– Sprechen Sie! – пытливо так на меня смотрит адъютант, – Мол, говорите, говорите!

Я понимаю, что он говорит, но в ответ из себя не могу ни слова выдавить.

– Sollen wir still spielen? – говорит фриц, – то есть, что мы, будем в молчанку играть? У меня какие-то слова в голове вертятся – ферфлюхт кальт, генук, хенде хох, швайне, schnell-шнель, курка, яйки, млеко, я, я, нихт шиссен, гутен морген, und mein Murmeltier mit mir – «Мой сурок со мною» – всё не то!

Да, какого хрена?! Я – контуженный! Какой с меня спрос? Кричу ему: «Ich bin verkrüppelt!»

Смотрю так на этого Ганса, вызывающе. Щас ты у меня, – «Hitler kaput!», – заорешь. Раздражаться начинаю, соображаю лихорадочно, глаза вниз опустил, чтобы свою ненависть не раскрыть раньше времени…

Блиин!… Смотрю, а я в подштанниках на босу ногу и валенках на три размера больше, стою. И холода совсем не чувствую. Шарю за пазухой рубахи, а там ни аусвайса, ни нагана именного, только Сталин усы топорщит… И Маринка анфас улыбается. Чё делать?..

Фриц такой, медленно-медленно к кобуре руку тянет, как в замедленном кино. Я рубаху на себе рванул! Затылком чую – часовой затвор автомата передернул, но выстрела нет – заклинило патрон. Я его – валенком в нос, хрясь! Он на кота, что в сенях сидел, наступил, котяра такой сибирский мохнатый прямо фрицу на пилотку вскочил, когтями его рвет, шипит страшным голосом: «Scheiße!» Извините за его французский!

С насеста петух на адъютанта слетел, крыльями бьет, тот парабеллум выронил, пистолет на лету стреляет и прямо часовому в ногу.

Я адъютанта отталкиваю от двери, рванул ручку на себя, там большая горница с двумя окнами, генерал фашистский сидит за столом при параде, китель расстегнут, в руке сигара, на столе дорогой коньяк и блюдо с картошкой «в мундире», рядом денщик генерала, возле окон два автоматчика. По радио музыка орет – группа «Hände hoch».

У стола нога на ногу Тихонов – Штирлиц сидит в мундире и фуражке немецкой, в зубах беломорина. Сапоги начищенные сверкают.

Он ко мне бросился: «Где ты ходишь?! Жду тебя тут, как проклятый.»

Хриплым голосом шепчу ему: «Entschuldigung, товарищ штандартенфюрер! А как его по имени, ну никак не могу вспомнить!

Генерал ему кричит: «Max, wer ist noch da?»/ Макс, кто там еще?/

Штирлиц: «Herr General! Das sind unsere eigenen» /Господин генерал, это наши, свои./

Он мне: «Рядовой Сидоров, приказываю! Спасите радистку Кэт, с ребенком. С этими я сам разберусь, – кивает на генерала. Здесь до канадской границы двадцать минут бегом. Там у меня окошко есть», – дает мне осколочную гранату и выталкивает за порог горницы.

Я выпадаю в сени, а он захлопывает дверь изнутри. На меня всей тушей наваливается адъютант и замыкает железную хватку на моем горле. Часовой лежит в луже красного цвета и орет благим матом.

Я хриплю и лихорадочно соображаю из последних сил, – Где мне искать радистку Кэт?

В этот момент, за окном, ка-ак piz-da-net /жахнет/ из гаубицы! Аж стекла в избе посыпались! Крики, маты кругом! «Кони, люди, звери, э-эх!»

И только тут я осознаю с содроганием и радостью… Блиин!

Это у кого-то на кухне таз цинковый с бельем с печки гробанулся…

А поперек горла у меня кот соседский лежит, дремлет.

Фф-у-ух, как, все-таки, хорошо в своей родной общаге проснуться!

Просто кайф!..

2018