Читать книгу Моя армейская жизнь. Премия им. Ф. М. Достоевского - Владимир Сумин - Страница 14
МОЯ АРМЕЙСКАЯ ЖИЗНЬ
Ремонтные дела
ОглавлениеПонимал ли я что-либо в ремонте станка токарного станка? Конечно же, нет! Ничего! В этом вопросе я был сер и туп. Но из своей прошлой гражданской жизни я вынес олимпийский принцип исполнения всякой работы: главное – не результат, а участие. И ещё. Я успел разглядеть на станине замазанную краской металлическую бирочку. И прочитать на ней нужное. Поэтому смело приблизился к агрегату с большим разводным ключом.
На моё счастье лейтенант перестал появляться в части, чем заметно облегчил моё положение.
– А куда же делся наш боевой командир? – справился я у Утеева.
– Он стреляй! – поведал мне коллега.
– Не понял, – сказал я. – Сигареты что ли?
– Пистолет. Пуф-пуф! – Алик прищурился, изображая процесс прицеливания, и согнул указательный палец, имитируя нажатие спускового крючка.
– А, он спортсмен! – догадался я.
– Ага! Ага! – одобрительно закивал Алик.
Оказалось, лейтенант метко стреляет, он снайпер, имеет разряд, входит в какую-то сборную и по этой причине находится то ли на сборах, то ли на соревнованиях. И вообще частенько отсутствует в части.
– Он жизнь понимает! – уважительно заметил Алик.
Зато прапорщик кружил вокруг меня, точно коршун над добычей.
Я крутил подряд все гайки, что обнаруживал на станке, в разные стороны, создавая иллюзию активной деятельности. Прапорщику однообразие моих операций внушало подозрение.
– Скажи, что ты делаешь? – однажды не выдержал он.
Терять мне было абсолютно нечего, и я пояснил:
– Шпиндель сошёл со шпонки. Восстанавливаю строгую соосность различных калибров.
– А зачем это? – не отставал он.
– Для удобства шкалы оценки при минимальном допуске. Это резерв повышения точности обработки изделий.
– Так-так, – не очень убедительно проговорил прапорщик, и это воодушевило меня.
– А ещё нарушена центровка шпонок. Отсюда разбаланс механизмов, что отрицательно влияет на толщину стружки, даёт эксцентриситет и может привести к полному заклиниванию механизмов вращения.
Я был уверен, что после моих тирад прапорщик немедленно отправит меня на губу, в карцер, на чёрный хлеб и воду. А он неожиданно спросил:
– А машину ты починить можешь?
– Запросто. Но сейчас я занят.
– Понимаю-понимаю. Я подожду.
– А что у вас?
– «Запорожец» барахлит.
– Ну, это пару пустяков, – успокоил я его.
Позднее я уяснил причину его странного поведения. Когда-то он заведовал складом обмундирования. Потом то ли попал под сокращение, то ли не ужился со сменившимся начальством, и его бросили на ремонтную роту.
Каждый день я популярно объяснял прапорщику суть моих манипуляций с гаечным ключом. Странное, думаю, у него создалось впечатление о работе токарного станка и его ремонте. Но всему приходит конец. С очередных соревнований явился лейтенант и поинтересовался, как движутся дела с ремонтом.
– Починил, – небрежно сообщил я, как о пустяке.
– Что? – изумился лейтенант. – Покажи!
– Сейчас. Алик подтянет провод.
– Он расправляет провод, чтобы его выпрямить, – вставил своё слово прапорщик.
– Вижу. А зачем?
– В сети ток переменный, а для питания станка нужен постоянный. Вот он его и выпрямляет – по кривому проводу прямой ток не пойдёт, – пояснил Тищенко.
– Кто это сказал?
– Рядовой Семёнов!
Лейтенант по очереди посмотрел на меня, на Утеева, на прапорщика Тищенко. И отвернулся. Плечи его затряслись.
– И что скажешь? – повернулся он ко мне.
– Товарищ прапорщик совершенно прав! – невозмутимо ответил я. – Алик, давай конец!
Я вставил провод в нужное место и нажал зелёную кнопку. Шпиндель зажужжал и закрутился. У меня не хватит слов описать, что я увидел на лицах моих боевых товарищей. И не стал делиться с ними моим открытием: на маленькой, замазанной краской железной табличке было напечатано «380В», тогда как в обычной сети, как известно, напряжение составляет двести двадцать.