Читать книгу Запорожская вольница - Владимир Супруненко - Страница 32
II. Верность земле и преданиям
Шумели «на погоду»…
Оглавление– Сейчас ветер, а ты выйди ночью – услышишь, как он шумит.
Девяностолетняя баба Настя Тетянчиха из села Васильевки живет на крайней улице возле самого Днепра. Одна и во дворе хозяйничает, и в хате управляется. Целый день хлопочет, а вечером выходит за ворота, садится на лавочку и слушает. Зрение совсем никудышнее. Даже очки не помогают разглядеть прохожего, а вот слух у старушки отменный. Она хорошо помнит, каким был берег возле Ненасытца: пологий, зеленый, где открытый, а где покрытый лозами, деревьями, камнями, одним словом – «ловкенький». Каналы помнит шириной с сельскую улицу, водяную мельницу. С окрестных хуторов приезжали на подводах селяне. Кто по делу, а кто просто размяться, посидеть у бушующей воды, а то и охладить себя под ее струями. Занятие хоть и рисковое, однако весьма зрелищное и похвальное. Однако еще крепче держит в памяти баба Тетянчиха голос Ненасытца – рокочущий, громкий, гневный.
– Вода так кипела, так бунтувала, что аж стекла дрожали. День и ночь на реке гудело…
Многие старики, которых я расспрашивал про пороги, запомнили именно рев самого грозного днепровского порога. Его недаром еще прозвали Ревучим. И Тарас Шевченко (он, кстати, бывал в Никольском возле порога) недаром завещал похоронить себя на днепровском берегу, откуда было бы слышно «як реве ревучий». С каневских круч его голос, конечно, неразличим, однако километрах в пяти от берега Дед-порог уже давал о себе знать. «Уже далеко не доходя Ненасытецкого порога слышен был страшный рев его. При одном взгляде на тот ад, который кипел в пороге, волосы на голове поднимались вверх», – замечал один путешественник, решившийся вместе с плотовщиками спуститься вниз по реке. С особым грохотом клокотала вода в так называемом Пекле. Поблизости от него – хоть уши затыкай, даже раскаты грома не могли сравниться с адским гулом воды. Впрочем, так она звучала для тех, кто впервые услышал трубный глас водяных струй. Жившие же на берегу возле порога люди привыкли к неумолчному рыку ненасытецких водопадов настолько, что спокойно переговаривались во время стирки на прибрежных камнях, пели без надрыва застольные песни и внимали соловьям в своих вишневых садиках. А объединившись в колхозную артель, назвали ее «Шумят пороги». Это звучало гордо, смело и даже революционно.
У каждого порога, каждой заборы (забора – преграда. – Примеч. ред.) был свой голос. По его силе, тональной окраске опытные лоцманы даже в кромешной темноте легко ориентировались между берегами. В Лоханском пороге вода звучно и «смачно» плескалась, как в лоханке. В заборе Товчинской после Звонецкого порога вода толклась с шипением. Порог Будильский своим характерным скрежетом «будил» расслабившихся после преодоления Ненасытца и Вовнига плотогонов. Один из островков вблизи Вольного порога лоцманы называли Шкварчевым – проносясь мимо этого острова через так называемое Волчье горло, вода «шкварчала», как сало на сковороде. За последним порогом высилась скала с пещерой, которую лоцманы называли Школой. Возле той скалы был особенно опасный водоворот Казаны – поток в нем крутился и издавал булькающие звуки, будто вода в огромном казане (котле. – Примеч. ред.), кипящая «белым ключом».
Посредством звуков, которые издавала падающая вода, пороги могли даже… общаться между собой. «На погоду» часто перегукивается с Дедом-порогом: вот ревет, шумит, гудит, трясет землю Дед-порог; когда это сразу тыць – и будто бы он оборвался и словно аж тяжко застонал. Тогда начинает Внук-порог: ревет, шумит, гудит, когда вот и этот сразу тыць – и оборвался, та аж глухо застонал. И опять Дед-порог, а после него опять Внук-порог», – писал о «перекличке» Вовнигского порога с Ненасытцем Дмитрий Яворницкий.
Украинцы словом «погода» нередко определяли ливневый дождь, грозу, бурю, шторм на море или реке, зимнюю вьюжную круговерть. От бабы Насти и других старожилов я слышал, что пороги своим шумом предупреждали селян, рыбаков, лоцманов о приближающемся ненастье. Как это происходило – неизвестно, однако «на погоду», как говорят в приднепровских селах, тот же Ненасытец или его «внук» – Вовнег звучали громче, гуще, с надрывом и пугающими перерывами. Мне рассказывали, что и перед кровавыми событиями некоторые пороги по-особенному шумели. Уйдя под воду, пороги продолжают «вещать», подавая свой голос из пучины. Весть из прошлого – предупреждение о будущем?