Читать книгу Стихотворения и поэмы для 11 класса - Александр Трифонович Твардовский, Владимир Высоцкий, Александр Твардовский - Страница 6
Геннадий Айги
Стихотворения
Степень: остоики
1964–1965
Оглавлениеночь к весне
темно в сенях
в одежде есть пугающее
от дерева ли зверя ли какого
пылающими островками
опасное для разума плывет
петух отметит криком оползень
далекого комка земли
и тьма хранит свои столбы и впадины
огнем неведомым притянутые издали
чтоб место белым дать полям
края поляны затенить
|1964|
утро в парке
а может быть скамейки синей страшно:
там – та из раненных
иным огнем
и след высокой этой Силы
хранит ребенок слабо понимая
шурша как ветка на песке
(а Сила не ушла нетронутой:
придется ей потом преодолеть
играющую теперь у ног)
уйдут как дерево качающее ветками
о ране помня или ожидая
как дерево пройдут и среди тех
кто может быть
не помнит и начала
|1964|
любимое в августе
светом
страдающе-в-облике-собранным
из первосвета явившись
вздрагивая
ждать
и создана там где обилие лёта-идеи
склонно наверное к дару
где покорилось уменьшенной частью
тихим увидеть себя:
“быть”
как в сознании было бы птиц:
“ – ”[4]
|1964|
константин леонтьев: утро в оптиной пустыни
снова – такое же поле
как будто не видишь:
в горнице – будто – из боли своей создаешь:
ярко: в такую же – бывшую – ширь! —
снова
какого-то третьего ты вспоминаешь
что-то без слов объясняющего:
дома – при матери – снящейся словно
береста! —
и – как при устье направленном в поле
в сумерках – вновь – у окна ты внимателен:
“есть” – повторяешь – как будто
в себя помещаешь
светящее место:
– о есть!—
и неизменно
свежо
повторяется так словно день чередуется
ясно
и – не накапливая
что-нибудь – возраст творящее:
есть – как тогда!
за окном
беспрестанно:
вместе с верхушками ветел себя Сотрясая:
Сыплет и светом и пылью
как детская ель! —
и – время от времени:
темью при комьях белеющих:
самообъяснимо – что е с т ь
|1964|
ты с конца
сквозь ветки бенгальского пламени мая
шелком ли ветром сбиваемым
тянешься так
что рябь только мыслиться может:
что же? – себе говорю
место ль не тронуто бывшего взгляда
над снежною песнью ли гречки
стуча по-воздушному
ау-проглянуло*
и – нет?
раня себя понимаю что где-то
Струится-свет-слез[5]
может учитываться словно сады
и двигаясь
Зримое-знают-и-выше-блистая*
на спящего скулах изменится в золото
чтобы страдание было единым
и там разумея
и здесь
и ночью – как от тебя одеянье —
темя – преграда-приманка в игре
для Плачется-ярче-чем-мозг-у-дарящего-выше*
и есть самомысль при которой гощу
которая будет то ты (это цвета железа —
охотники-люди)
то вы (это цвета кровавого)
и когда не умея все это
то в свою очередь – я
|1964|
детство к.[6] на влтаве
протащатся во сне зубцы костела
не как-нибудь – в метели – через
представленье
бумаги – белого цветка – и поля
где мамой ставшая уже не чья-то дочь
а задевая глаз во сне:
и расширяясь
в боли зрячей:
ромашками бесчисленными
мелькает вверх:
опять опять
и привлекает бабочек…
я-шеей-женщина… и лёт как покрывало белое
еще немного – и далекое
освобождает ноги – исчезая
светлее поле шевеля —
и это плещется… и глаз окружностями
все стороны я стебля вижу вверх
и выше – сеет лепестки
|1964|
друг этих лет
[и. в.]
тот год когда твой сон определил
(касаясь шубы как в санях
кусал ты губы будто бы съестное):
мы убиваемые есть
ты есть – в себе шуршащий:
как в сумерках и в чаще пар от зверя
зашевелишь для нас
цепь света созданную из отцов
где стебли в сонм ли втаяны
но их следы густы над озером —
соломы со следами есть
колесников поюнов грустных
поя как будто запрокидывавшихся
к себе
и к сору на санях
где это нижу? плачу одаренный
из тех: как дети – не найдут
и нежность братская виски тревожит
как трав следы
так мучившие на оглоблях
не травами ли делая
когда-то и тебя
здесь так темнеет что один – весь месяц
ах вздрогнем значит выпьем говорят
у вас и у меня
при чуде-женщине готовы собранны
как если птица – тот из двух
ту-охраняющий
(лишь там потерян друг)
|1964|
к утру в детстве
так избран – будто одевают!
из белого металла что ли детского!
и белотело ловится как ум
иное легкое свое
когда колеблят где-то изначала
и – как туман – со старшим будто сердцем
свобода ре́пья при реке
не острова ли о́блака-идеи
рождения повсюду белокамня
– и рядом все как спящие близки
в себе ровней телесно как для поля —
тем – тело освещающим
покой даря
и спят еще: священны-милые…
гусятницы-небесно-ломти…
трехлетки… и серебро на берегу
себя то избегает
то ловит
то дух для волн творит
|1964|
к тебе с конца
во тьме порезами на ней
невыносимыми
птиц привлечет на шею – пьющих
ее как серебро
я те места в ее огне где вспоминающая
мост двинет вместе с городом
и образы домов —
лишь в тех местах огня
и я ли – вспоминая лес? а если
по веткам вширь горят ее места?
и я все вещи всех возможных “где”
(всех тех где скрыта может быть она)
всех “где” которые – ее
не плавлю ли в себя? – чтоб стать одним
в огне едином словно в колыбели
пределы затаившем головы
тоскующей по шири разворачивающейся
меня-яаа-огня?
и сердца ссадины по телу и сознанью
иного даже мира потаенного
и зелень и возможно иновещи
и дно и краснота?
|1964|
и: словно отделяясь
ты – в каждой точке
этой зримости!.. —
как будто красной сетью бабочек
убитые
пока неотделимы —
и словно ширится:
она:
во сне!.. —
душа – ты ныне – в боли – с этим схожа! —
ты – так же красным многая
и горем полевых людей себя казавшая:
единоесть —
как долгое и все таящее
соборное – средь поля – знаменье
и навсегда стогами озаренная
и телом сына = то – меня
все выбираешь осветить мне поле
где ты кому-то знаменем была
и раны принимая = сеть-покроющая
ты в красных пятнах пробыла
пока был избран я тебе
|1965|
больница в сокольниках
[в. яковлеву]
сами
в такие же раны одеты —
вы —
цветниками свободно шумящие!
и в Н о ч и Хр у с т а л ь н ы е
по северо-среднему
издали в играх сияете другу
серебряному умирающему —
словно конюшню
хранящую братскую
колыша углы
скажем: с рисунками-бяками —
пока постоянно за вашими “я” беспокойными
потрескивает будто
далекий костер
|1965|
звезды: в перерывах сна
а хо́лода
как в детстве – чистота! и будто рассеченный:
да с болью
со ступни! —
(да надо быть – лежащим) —
и сторона есть – скатом
оврага с санками:
то к богу дети малые! —
как – в боли – гонит их – не умещая:
и множит в поле том что все —
началом Неба! —
творя все дальше – в гонке!.. —
да чтоб – во вьюге самообраза:
не до-создать!..
|1965|
заря: в перерывах сна
где есмь как золотую пыль —
от сердца высоко во сне над ним висящее —
о так сжигают есмь:
и жизнь – как некою его: умершею! —
она – разрозненною красною
как в плаче перерывы
мои теперь со сна! —
и лишь сознанье где-то сплавом ангельским
над тенью здесь затерянной —
иное
далеко
|1965|
праздник в детстве
заметная красным
явь опасна – любимых соде́ржа
невыразимо купая
в далях глаза на воды похожих
белые платья семейные
и в лице как в цвету она выслепит
бесцветную яркую
– от себя отслепит! —
иную первичную-девичью
в лучшем теле моем она выслепит
как волны чердачные
грустно – себя и себя! —
и спокойна семейными белыми —
цветами основы свои укрывающими:
там: плачу-и-платья – как чаши в сугробе…
там: я-и-смеются…
и путает
и смеюсь
|1965|
н. x. среди картин
(к выставке м. ларионова и н. гончаровой в музее маяковского)
снова в жару озаряемы
полу-лучи
полу-ду́хи:
леса составлять собирающиеся… —
и в мареве этом:
воздух а п р е л я – как сказано – с о т о г о:
ищет кого-то
как тонкая гарь!.. —
и латинских
когда-то
касавшийся ран:
тянется слабо из сада пустого:
к полу-деревьям
и полу-лучам —
в зале колышущимся
|1965|
к посвящению детства: чистка орехов
Розоволокотные, чистые…
Сафо
о р о з о в о л о к о т н ы е! —
стаей простой:
на срубе
ореховы чистите гранки —
от зерен
и глади дорог
отражаясь:
как легкие дольки:
совместны!.. чисты —
о настолько! – что кажется: э т о м у долго
как звукоряду:
свободно простукивать:
над полем
над срубом:
воздушными косточками! —
словно на память – о бывшем когда-то:
стройном и чистом:
устройстве вещей
|1964|
окно = сон[8]
буря белая – знамя – и крестики —
щели впервые отсюда
как от мозга от сердца и глаза
к душе (это вьюгою шепчется)
бога – все резче:
больнее – все тоньше-ускоренно! —
только это окно… и просмотрятся знамя и
крестики-щели
– где-то доньями синими
все более близкие к богу —
ярко до смерти души! —
и знамя гори от меня буря белая снись
буду много: и синим – дома —
разделяющий —
– как доньями – крестиков
и падалью мира убитый
за ней освещусь:
о вдаль осия́
|1965|
без названия
ярче сердца любого единого дерева
и:
(Тихие места – опоры наивысшей силы пения. Она отменяет там слышимость, не выдержав себя. Места не-мысли, – если понято “нет”).
|1964|
о чтении вслух стихотворения “без названия”
Спокойно и негромко объявляется название.
После продолжительной паузы следует:
Пауза, не превышающая первую.
Строка: “ярче сердца любого единого
дерева” произносится четко, без интонирования.
После длительной паузы:
Снова длительная пауза.
Строку: “и” следует произнести с заметным повышением голоса.
После паузы, вдвое превышающей предшествовавшую, прочитывается прозаическая часть: медленно, с наименьшей выразительностью.
|1965|
4
При чтении вслух последняя строка выражается глухим стуком.
5
Несколько слов, связанных дефисами, следует рассматривать как одно имя существительное.
6
К. – Франц Кафка. То же в стихотворении “CˇERNÁ HODINKA: НА МОГИЛУ К.”.
7
“небытие голоса” (франц.). Эта фраза связана с рассказом Кафки “Певица Жозефина, или Мышиный народ”.
8
Автор указывает, что тема этого стихотворения, в иной плоскости, завершается в следующем, заканчивающем данный раздел.