Читать книгу Ягодные Земли - Владимир Витальевич Тренин - Страница 3

Кирилл вытащил рюкзак в тамбур за полчаса до остановки. Проверил документы в наплечной сумке, хлопнул ладонью по карману с деньгами, прислонился к холодному железу старого вагона, стонущего и дрожащего, в такт ударам колесных пар. В углу грохотало пустое ведро из-под угля. На противоположной стенке призывно краснела ручка стоп-крана, провоцируя на шальные поступки. Отогнав искушение, он посмотрел в окно: – «Интересно, только мне, всегда хочется за него дернуть?»

За бортом проплывали болота с еловыми берегами. Склоны железнодорожной насыпи, заваленные старыми шпалами, поросли сорной лиственной молодью. Август – осенний месяц на севере и березы уже подкрашенные жёлтым тоскливым цветом, провожали вчерашнего студента во взрослую жизнь. Косые капли грибного дождя, расчерчивали пыльное стекло в закопчённой двери вагона, на неравные многоугольники, доказывая теорему, не имеющую ответа.

Кирилл Николаевич Савельев – главный герой настоящей истории, скуластый, худощавый, но размашистый в плечах, коротко остриженный молодой человек, недавно окончил естественно-географический факультет педагогического университета и взял направление на работу в село, затерянное на просторах северной тайги. В районном отделе образования захлопали в ладоши, когда узнали, что в Клюквенном Наволоке появится географ. Последние десять лет, описывал землю и природные особенности дальних стран, в деревенской школе, крепко выпивающий трудовик Юкко Карху, о котором необходимо написать подробнее, поскольку, поселился молодой географ в ягодных красивых местах, только благодаря этому замечательному человеку.

Юкко Матвеевич Карху, сын красного финна Матти, или Матвея, как прозвали мятежного старика на селе. Матти, выдающийся представитель своего народа, в революционные годы бежал в Россию, занимал важные посты, в великую чистку попал под каток государственной машины, отсидел десять лет, и в итоге оказался выброшен бурным потоком жизни в тихую заводь Клюквенного Наволока. Здесь нашёл свою последнюю любовь и на шестом десятке родил сына, – будущую палочку выручалочку для школьной администрации. Юкко, не бывая в университетах, но благодаря своему просвещённому отцу, получил энциклопедическое домашнее образование, говорил на финском и английском, много читал, разбирался в естественнонаучных дисциплинах. Подружившись с этим интересным человеком, Кирилл поймёт, что история, биология, физика и химия с географией, для неугомонного финна, – так, семечки. Этот нетипичный, загруженный до краешка самой разнообразной информацией, учитель труда, хорошо смотрелся бы в обнимку с Сократом, на античных философских посиделках. Матвеич не побрезговал кубком молодого критского вина, за которым сгоняли бы в ближайшую древнегреческую лавку румяный Платон с доанабасисным Ксенофонтом, а финн, толкал ироничные речи, споря с Демокритом, ныряя в невообразимые полемические дебри, в итоге, конечно, соглашался бы с разумными людьми.

В школе он, словно штрафной ударный батальон, закрывал самые сложные направления: захандрил историк Андрей Абрамович Левин, – худощавый и нервный брюнет, и вот уже Юкко, тыкает указкой в карту, будто поражая врага смертоносным гладиусом, разворачивая пятиклашкам эпическую картину падения Карфагена. Проспала учительница русского языка и литературы, Василиса Михайловна Федотова, перебрав с подругами чудесного ароматного самогона собственной выгонки, трудовик тут как тут, схематизирует на доске меандры поэтических течений серебряного века и, вскочив на стул, цитирует на память «Облако в штанах», перед оцепеневшими старшеклассниками.

Выпускники педвузов упорно не хотели ехать в Клюквенный Наволок, а чиновники от образования не очень то и искали замену, неутомимому трудовику, который продолжал свое нелегкое дело. Увы, даже радиоизотопные термоэлектрические генераторы, когда-нибудь выдыхаются. Матвеич дал сбой: замахнувши стакан перед уроком географии в седьмом классе, он вдруг начал при описании Антарктиды, затирать ученикам про четвертый рейх, сбежавшего в конце войны Гитлера, секретные базы нацистов на белом континенте и захороненные, под километровым слоем льда, летающие тарелки. Как пена на малиновом варенье, неожиданно всплывшая из дальних кладовых перегруженного мозга, информация, не предназначалась для неокрепших детских умов, школяры стали задавать странные вопросы родителям, которые пошли к директрисе Алевтине Ивановне Кузьминой, кстати, спокойной и рассудительной женщине, собравшей по этому поводу педсовет. Юкко в те дни был в ударе, заявил на сходке в учительской, что базы нацистов, возможно, есть не только в Антарктиде, но и на обратной стороне луны, и этим похоже вывел из терпения даже звёзды. Ну, или как там решаются важные вопросы бытия? Кто, режиссирует и включает нам это кино?

Вселенский маховик получил необходимый заряд и дрогнул, запустилась цепочка роковых событий.

***

На исходе последнего курса учебы, светило солнце, и хрустальные сосульки истекали холодным соком, переливаясь на фоне голубого неба.

Виктория, девушка Кирилла, шла из парикмахерской, удовлетворённо ловила весенние взгляды проходящих мужчин, завернув на проспект Ленина, была обрызгана черным блестящим авто немецкой фирмы с названием из трёх букв.

– Сука! – вскрикнула Вика, с грустью оглядывая свое красивое бежевое пальто.

В это время виновник несчастья резко затормозил и сдал назад. Поравнявшись с девушкой, в машине открылось окошко, в котором улыбался приятный молодой человек.

– Девушка, простите меня, я не хотел, молю вас, скажите, как искупить вину? Парень сложил руки на груди и, выпучив глаза, добавил: – Пожалуйста, пожалуйста!

Вика засмеялась. Автомобиль был последней модели и мальчик ничего, часы у него, кажется, тоже дорогие.

Через три дня, после лекций, в темном коридоре, Кирилл метался как раненый зверь и бился головой об стену у кабинета номер триста тридцать три. Только что, Виктория объявила ему о расставании.

Он забросил диплом и целыми днями лежал на диване, уткнувшись в стену, вставая только, чтобы перевернуть кассету с Брайаном Ферри.

– Slave to love

And I can't escape

I'm a slave to love, – выводил сладкоголосый британец.

(Раб любви

И я не могу скрыться,

Я – раб любви)

Кириллу всегда до слёз нравилась эта песня. Странно, сейчас ему казалось, что Ферри знал, что будет плохо и пел про него – раба любви.

Изредка на краешек присаживалась его мама Татьяна Витальевна, и гладила по голове, убитое горем дитя.

– Ничего, сынок, всё пройдет, найдешь другую, а такое несчастье только закалит тебя, и запомни сына, главное чтобы тебя любили больше, чем ты их, – в общем, говорила Татьяна Витальевна тот стандартный набор слов, которыми утешают все матери мира, своих несчастных брошенных сыновей.

Через две недели он встал с дивана, помылся и побрился, одел костюм и сходил в деканат за списком сельских школ нуждающихся в услугах учителя географии.

Придя домой, скинув ботинки, достал из шкафа толстенный атлас, выпущенный еще до его рождения и начал подробно изучать листы северных территорий Русской равнины.

Его взгляд метался среди лабиринтов рек и бескрайних болот, переваливал через возвышенности, цеплялся за изгибы береговых линий приполярных акваторий. Наконец он выбрался на Белое море у мыса Рай-Наволок. Надо было что-то решать.

Кирилл лег и уставился на трещину в потолке, голова его была переполнена топонимами, которые звучали сказочной северорусской музыкой.

– Вороничница и Колоконница, Половинница и Голомяная Луда, Спасов Наволок и Глазаниха, Ковкуниха да Богомолиха, а за Тонной Лудой – Мертвецкая Корга, – тихо сказал он. – Как красиво, похоже на поморское заклинание.

Он поднялся, зажал кулаки и закрыл глаза:

–Келда, Вель,

Сотка, Пель,

Сия, Сылога,

Лувеньга да Воньга,

Нюхча, Шуя,

деревня Уя,

райцентр Новолавела,

хочу, чтобы Вика со мною сидела,

– прошептав эту несуразицу, Кирилл ещё крепче зажмурил глаза и стиснул кулаки, так, что затрещали фаланги пальцев, а потом расслабился и замер.

–Ему послышался знакомый смех… – «А вдруг…?»

– Кирюша, иди кушать, – нарушил тишину, матушкин голос с кухни.

–«Мама, блин, ты что, издеваешься?» – он открыл глаза и оглянулся вокруг, Вики рядом не было.

После ужина и пары часов блужданий на карте, минуя Малиновые Варакки, Пулонги, Валдаи и Мудьюги, Кирилл наткнулся на поселок Клюквенный Наволок, который был в списке приоритетных направлений. Населенный пункт находился между двух озер, обрамленных, судя по непрерывной голубой штриховке, обширными болотными массивами. Он взял карандаш и несколько раз обвёл название «Клюквенный Наволок».

Так решилась судьба Кирилла. Сам ли избрал он этот путь, или чья-то высшая воля водила по карте пальцем, мы не знаем, но в любом случае этот выбор коренным образом поменяет не только его жизнь. Через боль и страдания, любовь и ненависть, пройдет десяток людей. И жизнь уже не будет прежней в селе, где он будет работать учителем.