Читать книгу Ягодные Земли - Владимир Витальевич Тренин - Страница 4

Государственные экзамены позади и диплом защищен на «отлично». Документы отправлены в районный отдел, и радостные чиновники Министерства образования поставили галочку в отчете.

Лето, давно перевалило за экватор, заступил на смену август, билеты куплены, рюкзак собран. И ничего не хочется.

Кирилл лежал на диване, изучал неизменную прореху в потолке, которая сопровождала его в счастье и в горести, так можно изучать всю жизнь линии на своей ладони, вроде ничего не меняется, но под настроение очень увлекательное зрелище.

На эту же трещину в бетоне смотрела Виктория, когда у них случился первый раз. Он неловко ерзал, потом затих и пытался найти ее взгляд. Вика спокойно покосилась на него прозрачными глазами, потом немного подождала и спросила:

– Где ванная?

От нахлынувших воспоминаний стало тошно. Кирилл вздохнул, взгляд перешел с потолка на плакат с Сильвестром Сталлоне в роли Джона Рэмбо.

Позвонил телефон, он встал, прошёл в прихожую, взял трубку:

– Алло.

– Полкило ряпухи не желаете? – спросили на том конце провода.

– Пожалуй, возьму килограмм!

– Может, пойдем, прогуляемся? – это был его друг Петр Казаков.

– Пойдем.

Они встретились на остановке, сели в потрёпанный грязно-жёлтый «ЛиАЗик» и доехали до набережной. В ларьке купили по паре склянок четвёртого номера, разместились на гранитных блоках. Много шутили, но с каким-то тоскливым оттенком, гораздо темнее, чем выпитое ими пиво. Время бежало, уронила чёрный занавес, августовская ночь, молодежи вокруг стало еще больше, чем днем. Тёплый воздух заполнился пьяными визгами.

– Пойдём куда-нибудь, где потише, да возьмём, что-нибудь покрепче, – предложил Кирилл.

– Пойдём.

В ларьке за железнодорожным вокзалом, пошарив по карманам, наскребли на две бутылки «Стрелецкой» горькой настойки, полкило колбасы, хлеб и пластиковые стаканчики.

Зашли в ближайший подъезд хрущёвки, поднялись и решили остановиться в пролёте между четвёртым и пятым этажом. На ступеньках разложили снедь, полюбовались натюрмортом: приглушенный свет, мятая коричневая упаковочная бумага, колбасный круг, полбуханки хлеба, бутылки из тёмного стекла.

– Фальк бы оценил, – заметил наш герой, обучавшийся некоторое время в художественной школе.

Выпили. Потом еще по одной.

– Слушай, еще толком нигде не работали, горя не видели, а пьём уже как видавшие жизнь бродяги – в подъезде, – отламывая хлеб, сказал Кирилл.

– Да, уж, – согласился Петя и глотнул из стаканчика.

Сидели рядом на ступеньках и молча заливали горькую. Накатило какое-то грустное опьянение.

– Представляешь, возможно, мы с тобой больше никогда и не посидим так, не выпьем, а может, и не встретимся, – сказал Петр, и ткнулся головой товарищу в плечо. – Ты уедешь в свою деревню, я в армию, дороги разойдутся навсегда.

Хлопнула подъездная дверь. Кто-то поднимался и похоже на пятый этаж. Высокий, мужчина в костюме, лет сорока, поравнявшись и увидев на ступеньках остатки «тайной вечери», вероятно желая вздрючить пьяных бездельников, напрягся и встал в угрожающую позу.

– Доброй ночи, а возможно, утра! – мирно сказал Кирилл, опередив его любые претензии, меньше всего хотелось сейчас конфликтов.

– Скорее, утра, – согласился мужик, расслабившись. – Вы тут мусор уберите потом.

– Конечно, конечно, – заверил его Петя, услужливо подвигаясь, пропуская жильца.

Мужчина поднялся к себе в квартиру, а друзья допили «Стрелецкую», и вышли на воздух, оставив мусор на ступеньках. Светило оранжевое утреннее солнышко.

– Чувак не соврал. Действительно утро, – сказал Кирилл.

Пройдя до ближайшей остановки, дождались первого автобуса и, стараясь быть незаметными, зайдя, ссутулились на задней площадке. В пустом салоне спрятаться проблематично.

Кассирша сразу же подошла к безбилетникам.

– Проездной или платите, – строго сказала она.

Пьяные «зайцы» молча смотрели в окно.

– Мне долго ждать?

– Ну!

– А-а, а п-а-т-о-м-у чт-а нам некогда! – хором, гордо ответили будущий педагог и военный топограф, повернувшись к билетёрше.

– Вот ведь молодёжь пошла, поганцы! – не поняв специфического юмора она шлепнула по кнопке экстренной остановки.

Автобус затормозил, открыл двери, и два единственных пассажира вывалились наружу.

Пешком осталось совсем немного, по дороге встретилась поливочная машина. Водитель перекуривал, открыв дверь.

– Шеф, включи водичку на минуточку, пожалуйста? – спросил Кирилл, немного отошёл и встал спиной, призывно раскинув руки.

Мужик выплюнул хабарик, улыбнулся и включил струю, наверно подумав: «хоть какое-то развлечение с утра». Нашего героя окатило с ног до головы ледяным потоком, повернувшись лицом, он увидел, что водомётчик смеётся и добавляет напора.

Петя курил рядом с машиной и тоже хохотал.

– Спасибо, дядя! – крикнул Кирилл, выбравшись из-под воды.

Дальше шагали веселее. Печаль смыло поливальной машиной, и мысли закрутились в голове. Придя домой, Кирилл скинул мокрые кеды, зашел в свою комнату и посмотрел на Рэмбо.

– Чего Джонни зыришь, где наша не пропадала? Прорвемся! – он сдёрнул одежду и прыгнул на диван.

***

Поезд выходил из последней кривой к станции. Замелькали гаражи и огороды райцентра. Кирилл нащупал телефон, посмотрел время. Голубовато-серая «Нокиа» ловко, как ручка финского ножа входила в ладонь. Сотовый, подарила ему мама, перед отъездом, чтобы всегда был на связи. До вчерашнего дня, своего телефона у него не было, только у Вики. Он вспомнил, как разгружал вагоны, откладывал деньги со стипендии, чтобы обрадовать на новый год любимую девушку. Но ей, не понравился цвет подаренной трубки, и пришлось идти сразу после праздников в салон, со скандалом менять синий мобильник на розовый. Смешно, но в его «Нокии» забит только один абонент, его домашний с именем «МамаДом». Повертев телефон, зайдя в контакты, Кирилл записал второй, хорошо ему знакомый номер, и имя хозяйки – «Виктория». Внезапно сдавило грудь. В это время в тамбур зашла проводница.

– Что, не терпится на твёрдую землю? – спросила она

Он отвлёкся от кнопок, кивнул и улыбнулся через силу, сделал вид, что пишет сообщение. Тупо глядел на светящийся экран, с любимым именем, чтобы больше ничего не напоминало о нём, он сократил «Виктория» до буквы «В» и положил телефон в карман.

Поезд, громко лязгнув напоследок, остановился.

Вытащив рюкзак и поблагодарив проводницу, Кирилл двинулся под серой моросью к привокзальной площади. Голубое деревянное здание автостанции находилось напротив железнодорожного вокзала. Внутри, в полумраке, на деревянных зеленых скамейках с жесткими спинками, сидели и лежали в основном пожилые люди с уставшими лицами. У стены храпел на лавке, крупный во взъерошенных серебряных кудрях мужик, лет шестидесяти. Клетчатая кепка была надвинута на лицо и колыхалась в такт дыханию.

Кирилл прошел к кассе и купил билет до Клюквенного Наволока. Ближайший автобус отправлялся через два часа.

Можно было перекусить. Он нашел свободное место, поставил рюкзак и достал ложку, хлеб и одноразовый бокс с мясным салатом, который с вечера ему приготовила мама.

Кирилл жевал задумавшись и не чувствовал вкуса, впереди была неизвестность.

Вдруг у стены раздался шум и хрип. На полу заколотился в судорогах мужчина, он упал во сне со скамейки. Народ замер, бабули крестились. Припадок был сильный, человек бился головой об пол и выламывал руки и ноги. Белая пена пузырилась на подбородке и текла за шиворот.

Кирилл бросил плошку с салатом, подбежал к эпилептику, положил лохматую крупную голову к себе на колено, разжал зубы и сунул ложку поперек челюсти. Через пару минуту человек затих и открыл глаза. Лицо гладкое, не по возрасту, смуглая кожа, почти без морщин, раскосые, тёмные глаза, только две вертикальные глубокие трещины на лбу и седина выдавали года. Человек посмотрел удивленно на Кирилла, снял сталь со рта, сел и оглянулся вокруг, люди отводили глаза. Атмосфера в зале была такая, как будто произошло что-то ужасно неловкое, нечистое, и окружающим было стыдно за этого несчастного больного, только что извивавшегося в конвульсиях на грязном полу.

Мужчина подобрал кепку, с трудом встал и оказался выше нашего героя на полголовы.

– Спасибо, извините, пожалуйста, – сказал он, протягивая ложку, вымазанную в майонезе, смешанным с припадочной пеной.

– Да ничего, бывает, оставьте себе, – сказал Кирилл, помогая ему сесть на лавку, – будьте здоровы!

Стараясь не показывать волнения, он прошел к своему рюкзаку, взвалил на плечо, взял недоеденный обед и двинулся к выходу. На улице Кирилл облегченно выдохнул, прошел за угол и прислонился к стене.

– «Может, ну его, Кирюша, поедем-ка, домой, к маме. Какие-то начались нехорошие знаки».

Кирилла точило сомнение. Рядом гудела и манила железная дорога, вокзал, кассы, на юг, в родную сторону, прошумел грузовой состав. До автобуса оставалось чуть больше часа.

Подул ветерок, дождь закончился, и между туч показалось бледное рахитичное северное солнышко. Вдоль дорожной обочины мимо автостанции пробежала ватага разношёрстных дворняг, во главе которой резвился мохнатый здоровый бурый пёс. По дорожной пыли вслед за ним тянулся двухметровый кусок лодочной цепи. Барбос вырвался на свободу. Вокруг беглеца радостно подпрыгивали и повизгивали зверушки поменьше, с разной степенью обтрепанности и процентным содержанием благородных кровей.

Кирилл свистнул, поставил плошку с салатом на землю и предусмотрительно отошёл. Барбос не заставил себя ждать, рванулся к угощению. Через минуту с едой было покончено, компания побежала по своим важным собачьим делам, а Кирилл твёрдо решил не отступать от намеченного пути.

Садясь в запыленный «Пазик», он встретился глазами с мужчиной в клетчатой кепке, тот кивнул Кириллу и отвернулся к окну.

Наш герой разместился на последнем длинном сиденье, которое было в полном его распоряжении. Автобус ехал полупустой.

За окнами опять замелькали скучные леса и болота. Кирилл положил сумку под голову, скинул ботинки и заснул под убаюкивающее рычание мотора. В автобусе было жарко, сломанная печка включалась по умолчанию при заведенном двигателе.

Ему приснилось, что он стоял на площади перед пыльным южным вокзалом, и земля тряслась от проходящих гружёных составов. Кирилл не попал на поезд, забитый пьяными гастарбайтерами. Жарко. Очень хотелось пить. Он пошёл по отходящей вправо улице и увидел светло-жёлтый дом, в стене торчала металлическая трубка, из которой текла струйка воды, толщиной с карандаш. Рядом, на кривом табурете сидела девушка с соломенными волосами.

– Можно ли попить?

Она подала стаканчик. Вода была солоноватой.

– Какая солёная вода, – сказал он.

– Это не вода, это слезы, – ответила девушка и улыбнулась.

***

«Пазик» раскачиваясь и пыхтя, выехал на гору, с которой открылся вид на большой поселок, озёра и леса, за которыми раскинулась торфяная равнина, похожая на рыжее лоскутное одеяло со светло-зелеными заплатами сосновых колков и темными пятнами, заболоченной еловой корбы.

Автобус затормозил у школы, подняв клубы пыли. Кирилл неловко выкарабкался со своим скарбом из узкой двери. Он смотрел на двухэтажное деревянное здание с большими окнами. Лихорадочно застучало сердце, по телу прокатилось какое-то дотоле неизвестное предчувствие, болезненной и сладкой волной откатившись от груди и ударившись в мозг, так что потемнело в глазах и мурашки побежали по спине.

Возможно, на другом берегу чёрной реки мироздания из пространственно-временной лакуны с хранилищем данных произошла утечка информации и к нашему герою прилетела в подсознание весточка из будущего о важных событиях, связанных с ним, что произойдут в этом здании, самых главных в его короткой жизни.

Школа была открыта. Поставив рюкзак у входа, новый учитель прошел через коридор в светлую рекреацию, осторожно ступая, но все равно поскрипывая старыми досками. На каждом двери висели таблички, расписанные с помощью выжигателя, красивыми вензелями. Кабинет географии, номер двенадцать, находился на втором этаже сразу же после лестницы. Кирилл провёл рукой по белой свежевыкрашенной двери, она была старинная, когда-то с красивой фигурной фрезеровкой, теперь еле видной за многолетними слоями краски, которые накладывались каждое лето, долгое время, формируя новый тип современных осадочных отложений. Если сделать срез покрытия, то можно посчитать, как по годовым кольцам дерева, сколько лет этой школе.

– «Да, конечно, очень важное дело, и заниматься этим будут в научно-исследовательском институте «Лако-красочной хронологии», – подумал Кирилл.

Он бродил по рекреациям и коридорам пока не наткнулся на дверь с надписью «директор». Постучался.

– Войдите, – отозвался тихий голос.

Его встретила милая седая женщина в лекторских очках, Алевтина Ивановна – директриса, он уже был заочно по телефону знаком с ней.

– Здравствуй, я Кирилл, – ваш новый учитель географии, если возьмёте, конечно, – он улыбнулся.

– Здравствуйте, Кирилл Николаевич, здесь вас будут звать по отчеству, привыкайте. Присаживайтесь, надо обсудить ряд вопросов.

– Значит так, Кирилл Николаевич, – очень серьезно начала директриса, – вы оформлены с завтрашнего дня, даю время на обустройство до выходных, и с понедельника приступайте к своим обязанностям. Остается немного времени до начала учебного года, ознакомьтесь с материальной базой, пособиями и картами. Приберитесь в лаборантской, а то у Юкко Матвеевича, учителя, который у нас замещал географа, там страшный беспорядок, – она достала два ключа, – Вот ключи: от кабинета и подсобки, можете оставить себе, у нас есть дубликаты. Надеюсь, вы не курите?

– Нет.

– Это хорошо.

– Да, вот ещё что, – её голос заметно смягчился, – У нас возникла серьезная проблема, и я думаю, что вы поможете нам, – она сняла очки и посмотрела в окно.

– Конечно, помогу, если это в моих силах.

– Длинная и сложная история, но я постараюсь вас не задерживать долго.

У нас в школе есть замечательный человек, Семен Васильевич Ипатов, биолог, учитель от бога. Наши дети в столицу на биофак поступали, хорошо готовил, олимпиады областные выигрывали, – Алевтина Ивановна вздохнула и продолжила.

Кирилл внимательно смотрел на неё. Директриса, поведала ему странную, жутковатую историю и во время тихого, монотонного рассказа, ему показалось, она как-то уменьшилась в размерах, превратилась в обычную причитающую бабулю с добрыми глазами, только без платочка.

– Человек он бездетный, вдовец, живёт, точнее жил, в большом доме, если пройдете по дороге до северной окраины, его последней двор перед лесом. Мужчина хороший, только в личной жизни не задалась. С Ириной, женой его, детей бог не дал, а ведь как любили друг друга. Работать Семен ей запретил, только по дому, да с цветочками в огороде. Любила за ягодками, за грибками сходить. А так все время у окошка сидела, на птичек смотрела. Кормушку он ей сделал, как теремок. Сам всех птиц знал наизусть, да по латыни ещё ее научил. Так с птичками умом и тронулась, они ее уже не боялись, с ладони клевали. С людьми совсем перестала общаться, когда выходила, редко правда, на прохожих вдруг набрасывалась с руганью и оскорблениями, такое кричала, что и не передать, а тоже ведь из интеллигентной семьи. Дошло, доехало, что пыталась свой дом поджечь, вот, увезли в психушку.

Потом уже соседка рассказывала, что в тот день, ближе к обеду Ириша вышла на улицу с банкой и со свечкой горящей, плеснула чем-то на кормушку с птицами и подожгла её. Некоторые птахи загорелись, так и полетели пламенем объятые, посыпались синички огненными комочками. Остатки керосина, позже выяснилось, что это было горючее для ламп, Ирина выплеснула на дом. Тут уж соседка выскочила, закричала, да народ подоспел, скрутили её. Отправили в райцентр в больницу.

Спустя три недели, вернулась ниже травы, и до того словечка не дождёшься, а тут даже с Семеном наедине молчала. Но успокоилась после лечения, не знаю, чем там пичкали, больно уж заторможенной стала. В лес всё равно ходила, там и сгинула. Прошлой осенью ушла за клюквой и не вернулась, у них там как раз тропинка идёт от дома, через три километра болота бескрайние начинаются.

Искать то по правде, никто и не разыскивал толком. Только Семён бегал по селу, кричал, просил помощи для поисков, исхудал, из лесу не вылезал, работу закинул. Ириша как воду канула.

Спасибо, Юкко Матвеевичу, тот старался, подменял Семена, про пестики, про тычинки рассказывал, анатомия с общей биологией, не буду лукавить, запущена. Упал, конечно, уровень знаний у детей.

В конце июня Семён Васильевич, взял отпуск, собрал платья Ирины, сложил в пустой гроб и похоронил. Даже поминки справил, правда, народу немного пришло, постеснялись люди. Больше месяца Семен пил.

– Кстати, надеюсь у вас, Кирилл Николаевич, с этим делом проблем нет? – вдруг прервавшись, очень строго, совершенно в другой манере, спросила Алевтина Ивановна, бросив строгий взгляд, поверх очков.

– Да, но что, вы! – сказал Кирилл, заёрзав на стуле.

– Хорошо, – она продолжила:

– Три дня назад, вечером, обложил дом дровами и хворостом и поджёг. Так и стоял у пожарища, с котом на руках. Еще все цветы домашние, герани да фиалки из дома вынес. Мужики подбежали, с ведрами, попытались залить пламя. Не давал же, драться полез. Кричал: «Не тушите, пусть ярче горит, может, Ириша увидит зарево, найдет правильную тропинку и выберется с болот».

– Не пожалел наш Семен Васильевич, даже отцовского дома, а всё для того, чтобы дорогу мёртвой жене показать, – Алевтина Ивановна еще раз тяжело вздохнула.

– И что с ним теперь?

– Скрутили его и увезли в район, в ту самую лечебницу, где Ирину держали. Никто не знает, надолго ли его там закрыли. Но я знаю точно, что учителем он работать не сможет.

– И теперь вы хотите предложить мне помимо географии вести биологию?

– А вы догадливый. Кирилл Николаевич, надеюсь, войдёте в наше положение. Хотя бы первое время. У вас же стоит в дипломе биология?

– Я имею право преподавать, …до девятого класса. Вы знаете, общая биология и генетика, как то мимо прошли… Впрочем, да – я соглашусь, раз, как вы говорите, зовут товарища, Юкко Матвеевич? Раз учитель труда смог, так я смогу, – улыбнулся Кирилл, – да и как можно отказаться, если уже приехал за тысячу километров.

– Отлично, Кирилл Николаевич, думаю, мы с вами сработаемся, – Алевтина Ивановна, преобразилась в чиновничье обличие и перешла на строгий, деловой тон, – Итак, в ваши должностные обязанности теперь входит помимо физической и экономической географии, преподавание естествознания, ботаники, зоологии, анатомии и общая биологии с генетикой. Ученики с 5 по 11 класс. Предупреждаю, дети разные, есть очень сложные… Сами всё увидите.

Она достала из ящика ещё три ключа, два в связке и один покрупней отдельно, – Вот ключи от кабинета биологии и лаборантской, а большой ключ – вашей квартиры, она неподалеку находится, через дорогу, переулок Боровой, дом «два», квартира «один». Вы увидите поворот налево у большой ели. Платить будете только за электричество, дрова привезут. Вода в колодце через дорогу, посуда и ведра в доме есть. До понедельника, Кирилл Николаевич.

– До свидания.

Кирилл взял свой рюкзак у входа и вышел на дорогу.

– «Свезло, дак свезло», – на него навалился такой груз, что рюкзак казался невесомым, – «Бляха муха, пестики, тычинки и митоз с мейозом… Не мой конёк, надо будет освежить биологию». Обдумывая тяжёлую долю сельского учителя – универсала, он, минуя любопытные взгляды случайных прохожих, выбрался к огромной пушистой ёлке в два обхвата и повернул налево.

Кирилл прошел по тропинке мимо забора, покосившегося сортира, сколоченного из посеревших от времени досок, и увидел дом, такого же цвета, что и туалет. Это был щитовой барак на четыре клетушки. Соседские апартаменты, пустовали, на двери с номером два висел большой амбарный ржавый замок. Она предназначалась для учителя информатики, который так и не появился в новом учебном году. Хату за задней стеной, занимала тихая пенсионерка, которую Кирилл видел за всё время жития раза два, она уезжала на зиму в город, к дочери, а с четвёртой, недавно снялась молодая семья на заработки в райцентр.

– Здравствуй дом, милый дом, – Кирилл отворил дверь квартиры, и ступил через коридор на кухню, помещение два на четыре метра, большую часть которого занимала дровяная плита с двумя конфорками. У окна стоял небольшой стол, покрытый клетчатой красно-голубой клеёнкой, два винтажных табурета. Холодильник отсутствовал как класс.

Кирилл протиснулся в комнату, скинул рюкзак и сумку. Обстановка приятно удивила. Ничего лишнего, большая железная кровать с шишечками и высоким матрасом, стол, пара стульев и старинный красноватый сервант, дребезжащий посудой, при каждом шаге. Неожиданным бонусом оказался гипсовый бюст Пушкина, который косился с полки на нового своего сожителя. Позже, Кирилл выяснил, что Пушкин, это наследство от молодой учительницы французского языка, не продержавшейся в школе даже полугода. Что послужило причиной её поспешного бегства, грубоватые деревенские дети, одиночество или нелёгкий быт, неизвестно, но скрылась француженка без предупреждения, с первыми ноябрьскими морозами, и подобно Наполеону, бросившему свою армию, она забыла в шкафу несколько книжек французских поэтов и бюст Александра Сергеевича

Вы скажете, как романтично, долгими зимними вечерами, под треск горящих поленьев, молодой сельский учитель будет читать Бодлера, Верлена или там Рембо. К сожалению, нет, и еще раз нет! Все книжки были на французском языке, а ждала их печальная участь погибнуть в огне, в один из тех дней, когда Кирилл, навоевавшийся за день с нерадивыми учениками, проигрывал сражение с печкой и сырыми дровами. Газеты и растопка закончились. Психанув, он побросал поэтов в топку с шипящей осиной. Ах, как запылал Рембо:

J’ai vu des archipels sidéraux! et des îles

Dont les cieux délirants sont ouverts au vogueur:

– Est-ce en ces nuits sans fonds que tu dors et t’exiles,

Million d’oiseaux d’or, ô future Vigueur?

(Были звездные архипелаги и были

Острова… их просторы бредовы, как сон.

В их бездонных ночах затаилась не ты ли

Мощь грядущая – птиц золотых миллион?

Перевод Е.Головина)

Верлен с Бодлером слишком отсырели и долго тлели, но тоже занялись весёлым огоньком. Через несколько минут стихи превратились в пепел, а поленья так и не загорелись. Кирилл, не смог победить холод, жертва была напрасной и французская поэзия не согрела озябшего учителя. В два ночи, он выгреб чадящие головешки в ведро и выбросил их в сугроб у двери, а сам лёг, не раздеваясь в ледяную кровать, и закутался в спальник.

На следующий день, восьмиклассник Серёжа Синицын проходя мимо учительского стола, принюхавшись, сделал громкое замечание:

– Кирилл Николаевич, пахнет чем-то копченым, или палёным. У вас ничего не подгорело.

Класс захихикал.

– Подгорело, Серёжа, подгорело, моё терпение. Приготовьте листочки, будете писать проверочную работу.

***

Кирилл достал из рюкзака бельё. Мама собрала ему два комплекта тёмно-синего цвета с разбросанными маленькими белыми цветочками. Заправил постель. Развернул спальный мешок и засунул в пододеяльник. Присел на матрас, – хорошо, удобно! В детстве, похожая кровать была у бабушки в деревне. Вспомнил, что надо позвонить домой.

– Алло мам, привет, я на месте, жильё дали замечательное. Не плачь мам, у меня все хорошо. До свидания, мам.

Он скинул ботинки и потянулся до хруста в суставах, посмотрел вверх, потолок оббит фанерой и выкрашен белой краской, прямо над изголовьем проходила балка из струганого бруса, разбитого продольными разрывами в палец толщиной. «Опять трещина». Кирилл улыбнулся и закрыл глаза.

Проснулся уже в сумерках, захотелось в туалет. Натянул ботинки, вышел в коридор, длиной в пару метров. Кирилл сделал пять шагов, потом еще десять, потянул руку к входной двери, но не смог достать. Ускорил движение и побежал. Мчался что есть силы, как на последнюю электричку, едва не задевая локтями стенки узкого прохода. Собравшись, он прыгнул и толкнул дверь, чуть не упав на крыльцо. На улице стемнело, за огородами тлел край неба, в другой стороне показались звезды, сверкавшие ярче тусклого уличного фонаря у дома. Мерцая красноватым огнем, и медленно падали, как будто паря в воздухе, увеличиваясь до размеров монет и шариков для настольного тенниса, звезды летели к нему. Вдруг одна спланировала прямо во двор и потухла, потом другая, третья, как хлопья огненного снега они медленно оседали на землю и гасли, сотни и тысячи маленьких огоньков размером с детский кулачок. Кирилл опустился на корточки и положил один потухший комочек на ладонь, присмотревшись, он разглядел клюв, лапки и почерневшие опаленные перья, в его руках лежала маленькая сгоревшая птаха. Поднявшись, он увидел, что вся земля и крыльцо были засыпаны по щиколотку обугленными догоравшими птицами.