Читать книгу Учебник писательского успеха. Часть II. Генрих Шлиман, Николай Гоголь, Максим Горький и их уроки - Владимир Владимирович Залесский - Страница 2

Глава 1. Парадоксы, комиксы, максимы. Вместо предисловия

Оглавление

Николай Гоголь (1809 – 1852) и Генрих Шлиман; Генрих Шлиман (1822—1890) и Алексей Пешков (Максим Горький): современники. Но они сближены не только хронологически. Бывали и территориальные сближения. Например, повинуясь внезапному импульсу, Н. Гоголь направился в 1829 году в Померанию (как факт: в Западной Померании, в Мекленбурге, в Анкерсхагене в то время проживал Г. Шлиман); Н. Гоголь посетил, в частности, – в прошлом ганзейский – город Любек, своего рода прародину семейства Шлиманов. Г. Шлиман, в свою очередь, в январе 1846 года приехал в Санкт-Петербург, в Россию; одна из первых деловых поездок – в Москву («Да! Скорее в Москву»). В 1848 году в России после возвращения из Иерусалима проживал Николай Гоголь (в основном, в Москве). (1851—1852 годы: Г. Шлиман в США, в Калифорнии). Уточним: можно, видимо, утверждать, что Н. Гоголь и Г. Шлиман лично знакомы не были.

Генрих Шлиман и Алексей Пешков (1868—1936): места их проживания и траектории их перемещений зачастую совпадают. Г. Шлиман бывал в Нижнем Новгороде, а в 1866 году предпринял путешествие по Волге. Алексей Пешков (Максим Горький) родился в 1868 году, в это время Г. Шлиман, выехав из России, проживал за ее границами. До 1890 года (года смерти Г. Шлимана) великий археолог проживал в Западной Европе, в США, в Троаде, в Египте… Юный Пешков в этот период проживал в России. И Г. Шлиман и М. Горький, каждый в свое время, «принимали сеансы» кумысолечения в районе Самары. Совершали длительные плавания по Волге. Оба они бывали в Италии, в Риме, в иных странах, регионах Западной Европы. Оба посетили о. Капри.

Замечу, что и длительное плавание по Волге – на лодке с братом, и кумысолечение, и посещение Италии, Рима, иных стран Западной Европы, – все эти биографические элементы присутствуют в жизнеописании Льва Николаевича Толстого.

И Генрих Шлиман, и Николай Гоголь выступили на арену истории как цивилизационные деятели. У каждого из них было свое историко-культурное основание, свой «град Китеж» – по своему прекрасный, но скрывшийся в глубинах истории: у Г. Шлимана – Ганза, у Н. Гоголя – днепровское казачество. В числе предков, родственников у обоих были представители духовенства.

Историко-культурное основание Максима Горького идентифицировать сложнее. О нем в соответствующем разделе книги, ниже.

В какой-то мере, «растворившееся» историческое основание трансформировалось и для и Г. Шлимана, и для Н. Гоголя, и для М. Горького в задачи и проблемы их персональной судьбы, их персонального жизнеустройства.

Как каждый из них решал задачи персональной самореализации? Что сходное и что отличное было в этих путях, способах самореализации, как эти элементы «системы успешности», «конструктора Судьбы», «конструктора успеха» повлияли на полученные результаты: все эти вопросы могут оказаться небезынтересны определенному кругу читателей.

При изложении материала автор соединил два подхода: во-первых, материал концентрируется тематически, во-вторых, в той мере, в какой это оказывается возможным, сгруппированный по темам материал подается со стремлением иллюстрировать жизни Генриха Шлимана, Николая Гоголя, Максима Горького в соответствии с принципом хронологической последовательности.

Сам материал таков, что логика его изложения и последующая интерпретация весьма субъективны. Система успеха – это обстоятельства, события, деяния (действия и бездействия), которые, будучи интегрированы, создают, генерируют успех, успешность. Те из уважаемых Читателей, кто не согласится с подходами и выводами автора, могут рассматривать данную работу как еще один биографический и популяризационный материал в дополнение к другим, характеризующим жизнь и деятельность Г. Шлимана, Н. Гоголя, М. Горького.

В начале XXI века возникла тенденция определения жизни Генриха Шлимана через призму негативных стереотипов.

(Как не вспомнить «сильное предчувствие грядущего всеобщего одичания после достигнутых накануне XX в. вершин историко-филологического знания» [Гаврилов А. К. С. 290]).

Человек, всю жизнь занятый трудами, стремившийся каждый миг своей жизни сделать полезным, посвятить самосовершенствованию и достижениям, великий семьянин, в стиле комиксовской стереотипизирующей культуры становиться объектом примитивно-образной обработки, представляется неким патологическим подозрительным типом, странным чудаком. Объяснить ли такую тенденцию стремлением к авторскому успеху, повышенной продаваемости, цитируемости книги? Извиняет ли эту тенденцию некий эффект популяризации (все же имеющий место) и тот явно значительный труд по сбору фактов и подготовке книги?.. К этой примитивизирующей тенденции добавляется стремление представить обогащение Генриха Шлимана в России через стереотипы коррумпированного дельца, нажившего капитал на поставке во время Крымской войны сапог с картонными подошвами и фляг с дырками. (Почему-то великие филантропы и выдающиеся деятели фондовых рынков не вспоминаются для позитивного сопоставления).

Между «комиксами» и «комиксовостью» есть разница. Комиксы могут быть талантливыми рисунками. Под «комиксовостью» понимается фрагментарность восприятия и мышления. Вниманию человека предлагаются фрагментарные информационные блоки, эмоционально окрашенные. В силу простоты восприятия они легко впитываются сознанием простодушных индивидуумов, создают ориентиры поведения. При этом воспринимающий не понимает ни реального развития того, что он воспринимает, ни причинно-следственных связей. Отличный пример комиксовости мышления – многократная продажа по высоким ценам домов в пригороде одного из российских мегаполисов; к домам не были подведены коммуникации; жить в них было практически не возможно; через некоторое время несчастные покупатели по разным основаниям от своих приобретений избавлялись (с существенным убытком), и дома снова поступали в продажу по высоким ценам. Выглядели дома великолепно: «картинки»! Покупатели, привыкшие воспринимакть картинки, не понимали ни истории объектов, ни тех причинно-следственных связей, в которые они (покупатели) «вписывались». Как часто бывает, на комиксовости был построен бизнес. Другой пример комиксовости: сплетни и клевета в адрес полезного и честного человека.

Вспоминаешь о горьковском «скептицизме невежества», читая негативные отзывы относительно оригинального авторского метода Генриха Шлимана изучения иностранных языков. И задаешь себе вопрос: а те, кто так неприязненно отзывается об этом методе освоения языков, они – эти критики – способны вести дневник на французском, английском, немецком, испанском, итальянском, новогреческом, арабском, русском, голландском и турецком языках? Фотокопия одной из страниц русского дневника Г. Шлимана (записи от 16-го, 17-го, 18-го июля 1866 года) представлена в книге А. К. Гаврилова [Гаврилов А. К. С. 172].

С долей условности можно прийти к выводу о появлении тенденций к формированию и применению к Генриху Шлиману неких архетипов «патологического субъекта» и «беспринципного бездушного жадного дельца».

Относительно Н. Гоголя сложился некоторый набор стереотипов второго уровня. Да, на первом месте: гениальность, писательское мастерство, творческие открытия и достижения. Однако как-то незаметно, можно сказать, с «сожалеющим вздохом» за ними следуют – на втором плане – оценки такого типа: беден, не вполне нормален, отчасти лжив, не всегда деликатен, скуповат, и прочие суждения такого рода, или намеки соответствующего содержания. Начинает проявляться некий архетип юродивого, но не позитивного, уважаемого, святого, а с отрицательным склонением (вроде «подавал надежды, а во что превратился»).

Такого рода биографические оценки Н. Гоголя требуют значительной коррекции. Многие из этих оценок не могут выдержать внимательного рассмотрения и превращаются в упрощенные ярлыки, не имеющие оснований, подобно тому как звучные негативные эпитеты в адрес Г. Шлимана на тему его обогащения в период Крымской войны не находят документального подтверждения и повисают в воздухе.

Генрих Шлиман богат, успешен. Эти суждения вряд ли кто-то будет оспаривать. Можно ли говорить о «жизненном успехе», о «богатстве» Н. Гоголя? В житейском, а не литературно-творческом смысле? Полагаю, что можно. Хотя этот успех и это богатство были несколько иного типа, если проводить сопоставление с Генрихом Шлиманом. Наверное, если задумываться о законах успеха, можно повнимательнее присмотреться к примеру успеха Николая Гоголя, к его жизненному пути.

«А насчет чортика и всяких лезущих в голову посторонних гостей скажу вам: просто плюньте на них! Скажите: мне некогда, у меня есть теперь много забот поважнее, в том числе, положим, и дело Гоголя. А еще лучше скажите: у меня есть другие, высшие обязанности: мне нужно благодарить бога за то, что сохранил меня до сих пор, что я еще живу на свете, что жизнь моя еще нужна для добрых дел. Некогда, некогда, сатана, убирайсь себе в свою преисподнюю! Он, скотина, убежит, поджавши хвост. Прощайте до первой оказии. Бог да хранит вас!» [Гоголь Н. В. Письма. 1848—1852.].

«Пли! (…)» (М. Горький. «Афоризмы и максимы»). Парадоксальность Максима Горького отмечается во многих биографических работах. Вот, к примеру, типичный для советского времени тиражированный эпитет: «Великий пролетарский писатель». А такой ли «великий»? И «пролетарский» ли? И только ли «писатель»? Максим Горький – весьма неоднозначная фигура. Порой в работах о нем (как, кстати, и в работах о Генрихе Шлимане, о Николае Гоголе) ощущается растерянность. Биограф излагает материал, но не понимает его (материала) внутренней логики, он ощущает растерянность, которая слегка проявляется в написанном тексте.

М. Горький не раз с удовольствием вспоминал о биографической инициативе некоего нижегородского издателя, который «уговаривал его написать свою лубочную биографию, для которой предвидел громадный сбыт, а для автора – крупный доход. „Жизнь ваша, Алексей Максимович, – чистые денежки“, говорил он» [Ходасевич В. Ф. «Горький» (1936)].

Понятно, что данная книга не претендует и не может претендовать на однозначные решения тех вопросов, которые существовали и будут существовать в (отчасти) загадочных судьбах Генриха Шлимана, Николая Гоголя, Максима Горького. Но, может быть, некоторые проблемы будут «высвечены» по новому, какие-то подходы к решению биографических вопросов покажутся уважаемому Читателю интересными.

Учебник писательского успеха. Часть II. Генрих Шлиман, Николай Гоголь, Максим Горький и их уроки

Подняться наверх