Читать книгу Пойг'н - Владислав Милосердов - Страница 7

«… – А ведь ты не рассказал дочери всю правду, Айгок.

Старый Вождь Аппын, согнувшись в пояснице, обеими руками опирался на палку. Рядом с ним лежал Авахли, чёрный пёс, по виду такой же старый, как сам вождь. Тот продолжал:

– Тала – добрая девушка. Она бы, пожалуй, ослушалась тебя, несмотря ни на что.

– Правда – как искра. Молодые – как сухая трава. Они вспыхнут, даже не поняв, в чём дело. И сгорят без пользы…

– Из-за тебя Тына ушла из Вэемлена. Не говоря о том, КАК она ушла. И, похоже, правда ушла вместе с ней. А ведь трещины лжи – это пути злых духов. Каких духов ты призываешь, Айгок?

– Духи, которых я призываю, до сих пор хранили Вэемлен.

Аппын отметил про себя, что шаман старается не обращаться к нему, чтобы не называть его по имени. И не добавлять к имени слово “вождь”.

– До сих пор. Но трещины ширятся. Я вижу – Порядок может разрушиться.

– Порядок, в котором ты – Вождь, Аппын. А твой сын – Будущий Вождь.

– Опять неправда, Айгок. Ты меня знаешь много лет. И хорошо понимаешь, ЧТО я хочу сказать. Я говорю о Порядке, в котором ты либо вождь, либо шаман. Либо богатый оленями чавчувен. Но не всё сразу.

– Ага, вот ты уже и позавидовал мне!

– Айгок, любой бат опрокинется, если все навалятся на одну сторону.

– Смотря кто будет держать шест!

– ТЕБЕ хочется подержать шест, Айгок?

– Ну, не твоему же сынку, который не может сладить с одной девчонкой!

– А вспомни, как ты “сладил” с Тыной! И к чему это привело!

Шаман в бешенстве приблизился к вождю. Авахли насторожённо поднял голову.

– Пока это ни к чему не привело, Аппын, с чем бы я не справился!

– Пока ещё ты можешь бить в свой бубен…

– Я могу! И ещё долго смогу! А тебе что осталось? Бить своей палкой по дереву? Вон идёт твой никчёмный сын! Что-то мне не верится, что он будет вождём!

Айгок решительно зашагал к селению. К отцу со стороны реки, откуда раздавался стук тесла, поднимался Опал. Видимо, он увидел на краю увала знакомую полусогнутую фигуру отца, опирающуюся на длинную палку.

Аппын старался поймать какую-то мысль. Он даже закрыл глаза, чтобы не отвлекаться на приближающегося сына. Но, как только сын обратился к нему, мысль встала на своё место.

– Чего он от тебя хотел, отец?

Хитрый шаман начал свою игру. Он подстерегал старого вождя. “Молодые – как сухая трава”. Твои мысли торчат как плавник косатки, Айгок!

Аппын улыбнулся. Несмотря на старость, все его мысли рождались своевременно и никуда не разбредались…»

* * *

Доставка продуктов в Вэемлен – не то же самое, что в городские магазины. Кое-чего просто не было в таком количестве. Кое-что будет доложено в последний момент перед отправкой. Надлежало проверить все сроки годности, чтобы к началу навигации они были ещё приемлемы. В середине мая, когда море очистится ото льдов, первое же судно выгрузит продукты в устье Вэемлена, забрав взамен мясо оленей. В конце навигации, перед октябрьскими штормами, то же судно снова придёт – теперь уже за рыбой и икрой, и доставит новый груз – для долгой зимы…

Немолодой товаровед «партнёров» посоветовал Пойгну не путаться под ногами и отправиться куда-нибудь… вот, к примеру, в Москву. На несколько дней, благо билет туда и обратно в это время года почти ничего не стоил. «Посмотри столицу, – говорил он, – сходи… в цирк. Или в Алмазный фонд. Чтобы не дичал».

В Москве Пойгн был давно – в детстве. И вот, удивлённый простотой приобретения билета, он обнаружил себя в кресле летящего самолёта. Соседками слева оказались две представительные дамы в летах, не проявлявшие к нему интереса.

Самолёт, или, по-нымылански, «летающий пароход», был совершенно новым. Пойгн добросовестно ознакомился со всеми кнопками и рычажками, внимательно прочел содержимое кармана в кресле перед собой, пообедал, попробовал вздремнуть, но отказался от этой затеи. И после всего этого оказалось, что лететь ещё семь часов.

И Пойгн стал размышлять. Предметом размышлений стало его собственное имя.

Как только не называли его в последние дни! В конторе «партнёров» к нему обращались исключительно по полному имени. Пантелей. Незнакомцы добавляли отчество – Разумович. Кстати, и односельчане из вежливости называли его так, говоря о Пойгне в третьем лице, если тот находился поблизости и мог услышать. Если же он находился далеко, употребляли кличку-имя «Пойгн», чтобы уж наверняка не ошибиться. Ведь словом «Пойгн» нымыланы обозначали дротик – метательное копьё, которым пользовались на суше воины и охотники. Эту кличку-имя Пойгн получил ещё в детстве за высокий рост, стремительность и прямоту – в поступках и суждениях. Оно ему нравилось. В нём слышались звуки широкого замаха, быстрого полёта, точного попадания и дрожания древка. П-п-о-ой-ѓн-н-н!

Друзья, которых у Пойгна было много, обращались к нему, подчёркивая свои дружеские отношения, по нымыланскому обычаю, несколько уничижительно – «Понтя». Так же его называла Ия, если уличала в пустом бахвальстве, видимо, потому что это имя было созвучно с «милгитским» словом. Если же Пойгн давал повод для ревности, Ия самым умильным и ядовитым тоном, копируя свою подружку Майю, звала его «Пантю-юша!». Впрочем, и то, и другое случалось чрезвычайно редко. Гораздо чаще ночью Ия говорила ему с низким бархатным смехом: «Ну ты и “Пойгн”!»

От этих воспоминаний Пойгн даже слегка прослезился. Покраснев, он покосился на соседок слева, но те полулежали в креслах с закрытыми глазами.

А Пойгн уже догадался, что не даёт ему спокойно дремать, подобно его соседкам.

Он обещал Ие вернуться к весеннему празднику оленеводов.

– Ты вернёшься к празднику? – требовательно спросила Ия, прижавшись к нему под одеялом.

– Должен…

– Не «должен», а «обязательно вернусь».

– Обязательно вернусь.

– И мы сделаем сына…

– Он родится в месяце забоя оленей, – подсчитал Пойгн.

– Да… В самое холодное и тёмное время…

В длинном переходе метро с низким потолком Пойгн заметил, что все люди идут, подпрыгивая. Он посмотрел на своё отражение на зеркальной стене. Нет, сам он не подпрыгивал. И вон молодой человек с обветренным лицом и рюкзаком за спиной, шедший навстречу, тоже не подпрыгивал. Он поймал взгляд Пойгна, чуть улыбнулся и прошёл мимо уверенным стелющимся шагом. Таким же, как у Пойгна. Вот почему “милгиты” быстро устают, подумал Пойгн. Попробуй-ка поднять семьдесят-восемьдесят килограммов на пять-десять сантиметров несколько тысяч раз. Это будет… Хотя сил у этих интеллигентных с виду людей было достаточно. Они стиснули Пойгна со всех сторон и вбили в вагон, заполненный толпой, как топор в сырое полено.

По совету товароведа «партнёров» Пойгн поселился в Останкино, в номере с окнами в переулок. Житель Камчатки, живущий на девять часов раньше москвичей, в столице особенно ценит тишину. В качестве бонуса к которой прилагался Ботанический сад и вид на телебашню.

Пересилив себя, чтобы сразу не бухнуться в постель, Пойгн отправился в магазин за едой. Плохо проснуться часа в три ночи по местному времени и смотреть телевизор при пустом холодильнике. Ночью же бродить не стоит. Даже в тундре, не то что в незнакомом городе…

Утром Пойгн поехал в Кремль покупать билет в Алмазный фонд. Чьё содержимое, как уверял тот же товаровед, принадлежит всему народу, а значит, и ему, Пойгну. И каждый должен хоть раз в жизни проинспектировать «своё добро». Выдержав стояние в очереди, как оказалось, на досмотр, как в аэропорту, Пойгн купил билет на «сеанс», который начинался через два часа, и пошёл гулять.

Обойдя Кремль и Красную площадь, Пойгн решил обогреться в ГУМе. Ничего из того, что там продавалось, не подошло бы ни ему, ни Ие. Он заметил, впрочем, что и сами москвичи ничего из этого не носят. Зачем тогда этим торговать, подумал Пойгн. Не магазин, а ещё один музей…

Огромные куски золота и россыпи драгоценных камней в Алмазном фонде своей бесполезностью произвели на Пойгна впечатление, обратное ожидаемому. А в Оружейной палате он убедился, что со временем все вещи становятся проще. Как и гарпуны нымыланов – изощрённые тысячу лет назад и с каждым веком всё незатейливее.

Ну что ж, как говорится, день был «сделан». Цирк следовало отложить на завтра. С гудящей от увиденного головой Пойгн вернулся в гостиницу.