Читать книгу Пойг'н - Владислав Милосердов - Страница 8

«… – Опал, для чего ты помогаешь Тале и Эгги?

Опал смутился. Он думал, что речь пойдёт о шамане. Несмотря на неприязнь к тому, Опал не до конца был убеждён в правоте собственных действий. И вот вопрос отца словно подтвердил его сомнения.

– Ну, Тала…

– Что Тала? Ты её до сих пор любишь?

– Тала… нуждается в помощи. И Айгок хочет “подмять под себя весь Вэемлен”, – повторил Опал слова Эгги.

– Ну и пусть бы себе “подминал”. Что в этом плохого?

Конечно, это был урок отца. Очередной урок Старого Вождя. И Опал ясно ощутил, что у него нет ответов.

– Ты запомнил слова Эгги. Или слова Талы, – продолжал вождь. – Но обдумывал ли ты их?

– Нет… как-то. Всё вдруг… куда-то побежало.

– Ты думал лишь о Тале. О том, что она в опасности и ей надо помочь, – утвердительно сказал отец. – А если бы не Тала? Другая девушка? Стал бы ты ей помогать? И почему?

– Да, наверное, стал бы. Ведь я – Будущий Вождь. Ты сам говорил: власть – как солнце – всем светит одинаково. Если власть будет светить не для всех, – бойко продолжал Опал, – а ещё того хуже – лишь для одного, погибнет по меньшей мере либо вождь, либо племя.

– Да, это ты усвоил… Вернёмся к словам Эгги – Талы. Или ещё кого-то. Ведь ты сам сказал, что ощутил ещё чьё-то присутствие? Чьё?

– Тыны и её мужа?

– Хорошо. Они говорили голосом Эгги. Их желания понятны. А ещё?

Опал не нашёл, что ответить.

– Кто говорил словами Талы? Ведь не Айгок же?

Опал задумался.

– Опал, Опал… Талу воспитывали все женщины Вэемлена. И это они говорят её словами. Тебе понятны желания женщин Вэемлена, Опал?

– Я не думал об этом, отец…

– Опал, почему Тала отказала тебе?

Опал, привык к тому, что Старый Вождь в словах следует своим мыслям. Но и его терпение закончилось…

– Отец…

– Тала отказала тебе, – упрямо продолжал вождь, – не потому, что встретила Эгги и разлюбила тебя. Она давно потихоньку переставала считать тебя своим женихом. По мере того, как воспитывалась женщинами Вэемлена.

– Ты хочешь сказать, что наши женщины отговаривали её?..

– Нет, Опал. Женщины думают, что вождь и шаман в одной семье – это не Порядок. Тала – женщина Вэемлена. И тоже стала так думать.

– Солнце светит всем одинаково…

– Да, Опал.

Вождь пожевал губами. Давно он так много не говорил. И продолжал:

– Женщины любят Порядок…

Старый Вождь посмотрел куда-то вдаль.

– Порядок – это когда женщины рода Тыны делают ВСЕМ нымыланам и чавчувенам бубны. Чтобы мы ВСЕ могли обороняться от врагов, которые одних себя называют “настоящими людьми”. А когда был сделан последний бубен?

– Не знаю…

– Бубны не вечны. И последний бубен был сделан отцу Айгока.

Опал начал, кажется, понимать слова Старого Вождя.

– Ты видел, Опал, как устроена паутина?

Опал опять удивился причудливости течения мыслей отца.

– Ну, видел. Толстые нити прикрепляются к разным веткам и траве. На нити крепится тонкая паутина.

– А в середине сидит паук. Вождь – как паук, Опал. Если он не уследит за колебаниями нитей, его мир улетит в никуда… Мне надо было давно обеспокоиться. А потом стало уже поздно…

Аппын опять посмотрел вдаль.

– Теперь ты вырос, Опал. Как думаешь, ты станешь вождём?

Опал удивлённо уставился на отца.

– А вот Айгок в этом не уверен. И только что мне об этом сказал.

– Что-о?! – Глаза Опала сузились.

– Он увидел, что я здесь. Подошёл ко мне. И намеренно оскорбил.

– Я не боюсь Айгока!

– Ты – паук, Опал. Айгок дёрнул за нить… Почему?

– Почему, отец? – Опалу нелегко далось спокойствие в его голосе.

– Потому что Айгок тоже начал свою игру! И ждёт, что ты набросишься на него! При свидетелях! “Опал взбесился, оттого что Айгок отдаёт свою дочь другому”, – скажут они! Может ли этот буян быть нашим вождём?

Опал покраснел. От стыда. Может ли он быть вождём? Такой недотёпа – прав был Камак.

– Я… чуть всё не испортил, отец…

– Ничего, – успокоился вождь. – Айгок тоже… проговорился. А я… если бы я внимательнее следил за отношениями Тыны и Айгока…

– Отец, Эгги намекнул, что ты знаешь, как уходила Тына!

– А знает ли сам Эгги? Судя по тому, ЧТО он тебе сказал, Тына не была с ним до конца правдива. Понятно почему. “Молодые – как сухая трава”. Ай да Айгок!

Старый Вождь испытующе взглянул на сына.

– Опал, Айгок умён. Ты не набросишься на него. Думай, что будет дальше!

– Ну, он поймёт, что я замышляю что-то другое. И будет вдвойне внимателен. Мне надо быть осторожнее. Нам всем! А Тале не следует общаться со мной!

– Да. И ещё. Как ты намерен доставить Талу в Хычъэт? На собаках?

– Да… Но Айгок…

– Да, Опал. Айгок будет готов.

– Я что-нибудь придумаю…

– Хорошо…

Удары тесла Хэччая гулко раздавались в плотном ивняке.

– Опал, я тебе расскажу, как ушла Тына. Через Перевал. Пешком. И вот что ещё. Я взял её вещи у Айгока и погнался за ней на собаках. В обход по реке. По крепкой нартовой дороге. Не то чтобы я гнал, не жалея собак… Но и Тына ведь не бежала бегом… И, ты знаешь, я её не догнал. Я ждал её там, недалеко от Хычъэта, где ручей с Перевала выходит на тундру. Её не было. Спроси Эгги, почему я её не догнал… Думаю, ему пора уже это знать…»

* * *

Пойгн в последний раз оглянулся на статую клоуна и пошёл по бульвару.

На перекрёстке Пойгн остановился.

– Не подскажете, как пройти к центру? – спросил он у молодого мужчины, по виду своего ровесника.

– Центр – большой. Что конкретно нужно?

– Ну… я хочу прогуляться по центру города.

– А, в первый раз в Москве. Ну, вот я иду на Тверскую.

– А-а, – обрадовался Пойгн. – Тверская – это центр. Это даже у нас в селе знают. С тобой можно?

– Ну, пойдём.

Молодой человек спокойно воспринял переход на «ты». Они повернули направо и пошли вместе.

– Откуда сам-то?

– С севера Камчатки.

– О-о. Мало того, что с Камчатки, так ещё и с «севера».

– Да-а… Камчатка – большая. Как отсюда до Чёрного моря, – похвастался Пойгн.

– Тебя как звать-то?

– П… Пантелей, – запнулся Пойгн.

– Меня – Виталий. Давно в Москве?

– Третий день. Вот, был в цирке.

– А-а… Давно там не был. Ну как там?

Пойгну показалось забавным рассказывать москвичу о московском цирке.

Больше всего запомнился клоун. Особенно тот номер с зеркалом. Похожие Пойгн видел вчера в ГУМе. Большое овальное зеркало в деревянной оправе – его можно было поворачивать по горизонтальной оси. Клоун – с чудовищно нелепым видом – притащил его и поставил в центре арены деревянной стороной к себе. Вокруг суетились ловкие рабочие, устанавливая сложную конструкцию – на ней потом выступят воздушные гимнасты. Пока клоун вытирал пот со лба, один из рабочих «случайно» повернул зеркало к клоуну. Тот вознамерился было потащить зеркало дальше, но вдруг увидел в нем изображение, погрозил ему кулаком и в испуге отшатнулся. Зрители засмеялись. Клоун сконфуженно оглянулся на зрителей, взял у униформиста какую-то блестящую палку и храбро бросился к изображению. Конечно, в зеркале была такая же фигура с палкой. Клоун в ужасе отпрыгнул. Постояв, он хлопнул себя по лбу и убежал за кулисы, откуда вернулся с огромной дубиной. Продемонстрировав её зрителям, клоун поднял её и с рычанием кинулся к зеркалу, тут же выронил дубину, упал на четвереньки и пополз прочь, пытаясь прикрыть голову руками. Он наткнулся на строгого, хорошо одетого мужчину, объявлявшего номера, поднялся и жестами стал рассказывать о «страшном незнакомце» в зеркале. Затем клоун показал на дубину и «попросил» мужчину дать ему что-нибудь более увесистое. Тот вынул из петлицы фрака цветок и протянул его клоуну. Клоун презрительно скривился и стал «требовать» какое-нибудь «грозное» оружие, но мужчина настаивал. И клоун, взяв цветок, подкрался к зеркалу, бросил в него цветок и тут же отвернулся, закрыв глаза и вжав голову в плечи. Но ничего страшного не произошло. Клоун повернулся и увидел цветок перед зеркалом. Он поднял его и воткнул в петлицу своего пиджака. Тот, в зеркале, сделал то же самое. Клоун потрясённо заулыбался. Раздалась нежная музыка. Клоун стал делать умильные ужимки, пытаясь «понравиться» «незнакомцу». И вдруг опять убежал за кулисы. Вернулся он с большим букетом. Но рабочие снова перевернули зеркало деревянной стороной к клоуну, и тот, подбежав к зеркалу с букетом, никого в нём не увидел. Музыка стала тревожно-трагической. Клоун бросался с вопросительным выражением на лице то к одному, то к другому, но все отрицательно качали головами, занятые своим делом. Клоун, рыдая, опять подошёл к строгому мужчине, указывая пальцем на зеркало. Тот «выслушал» клоуна и подвёл его к зеркалу. Рыдания клоуна стали совсем «безутешными». А строгий мужчина обвёл клоуна вокруг зеркала и показал ему обратную сторону. Клоун, захлёбываясь от счастья, стал обнимать зеркало. Послышался нежный вальс. И клоун, кружась в танце с зеркалом, под аплодисменты зрителей покинул сцену…

А звери Пойгну не понравились…

Пойгн заметил, что его рассказ не вызвал интереса. Виталий подавал односложные реплики, похоже, просто из вежливости. И эти старания вызывали у Пойгна какую-то… жалость, что ли? Виталий был похож на подросшего щенка, которого прогнала мама, – старается выглядеть большим и невозмутимым, а по сути – покинутый ребёнок.

– Может быть, тебе не хочется со мной идти? – спросил Пойгн.

Виталий, по-видимому, оказался удивлён такой прямотой.

– Гм-м… Понимаешь… Дело не в тебе.

– У тебя такой вид, будто ты что-то натворил, – догадался Пойгн. – И не хочешь втягивать в это дело меня. Но мы с тобой долго шли вместе…

Виталий продолжал молча шагать рядом с Пойгном.

– Я думаю, – наконец начал он, – что оказался в долгу перед одним человеком. Только он, вернее, она, не знает об этом…