Читать книгу И зелень августа, и иней декабря… - Всеволод Воробьёв - Страница 8

В начале октября 1954 года выяснилось, что меня призывают в армию. Как это тогда называлось – отдать священный долг Родине. Вообще-то, девятнадцать лет мне исполнялось только в конце ноября, и я надеялся ещё годик погулять. А тут – повестка, медкомиссия, предписание… На работе быстро оформили расчёт, и у меня осталась ещё целая неделя до отправки. Точно такая же ситуация, почти день в день была и у моего приятеля-сверстника Генки Москвичёва. Вот, и решили мы на прощание съездить на охоту. К тому же до нас дошли слухи, что на Ладоге и Вуоксе хорошо идёт пролётная утка.

У Генки в деревне Запорожское жил знакомый, который держал на Суходольском озере лодку, так что раздумывать нам долго не пришлось. Прихватив весь имеющийся дома запас патронов, мы немедленно рванулись туда.

Озеро встретило нас сырой серенькой погодой. Место, где нам выдавали лодку, «прикованную» на огромный замок с цепью, более подходящей к крейсеру «Аврора», находилось в самом конце озера, где оно начинало сужаться, втягиваясь в горло знаменитого в то время «Тайполенского» порога, истока реки Бурной. По обоим её берегам виднелись многочисленные фигурки рыболовов, размахивающих тяжёлыми спиннинговыми удилищами. Лов лосося в те годы был ещё не запрещён. Полученная нами лодка являла собой грубо сколоченный «дощаник», неуклюжий и тяжёлый на ходу, и вёсла были ей подстать. Но выбора у нас не было, – всё, что могло передвигаться по воде, уже курсировало по озеру.

Утка действительно летела хорошо. И высоко в небе, и низко над водой то и дело мелькали пролетающие стаи. Когда они присаживались на воду, к ним устремлялись лодки с охотниками, отовсюду слышались выстрелы. На нашей плоскодонке всё было не просто. При движении даже по небольшой волне с боковым ветром её порядочно захлёстывало, и тогда приходилось одному брать в руки черпак вместо ружья. Но постепенно мы ко всему приспособились, и охота пошла успешно.

В первый день чуть не случилась беда. Увлечённые погоней за подранком, мы не заметили, как течение подхватило нашу неуклюжую лодку и понесло в порог. Уже отчётливо слышалось его грозное «рычание», как у зверя в предвкушении добычи. Неизвестно, чем бы кончилась эта охота, если бы не рыбаки. Они, быстро оценив ситуацию, забросили к нам в лодку сразу три блесны. Лески на лосося были крепкие, и сердобольные мужики, синхронно вращая катушки, стали подтягивать нас к берегу. Генка грёб так, что, казалось, глаза у него сейчас вылезут из орбит, я помогал ему доской от стлани. К счастью, всё закончилось благополучно, но уж потом рыбаки вывалили на нас столько матюгов, что ими можно было загрузить всю лодку. После, спотыкаясь на скользких камнях, долго тащили её на верёвке вдоль берега встреч течению, проклиная порог, неуклюжую посудину и недобитого подранка.

Зато ночевали с комфортом в ещё не простывшей бане в компании двух парней, тоже охотников, но уже отслуживших армию. Было общее застолье, тосты за наше спасение, за удачную охоту и чтобы попасть нам служить в хорошую часть, в интересные места.

Здесь же мы услышали такую историю. Опытные охотники знают, что у перелётной птицы есть свои любимые воздушные пути-дороги. Вот, и подглядел один из них такую трассу. Дело было в прошлом году на одном из вуоксинских озёр. На его берегу далеко в воду врезался лесистый мысок. Утиные стаи, пролетая параллельно берегу, срезали путь и чётко проходили над оконечностью мыса, где росла отдельная густая куртинка высоких сосен.

Привёз охотник монтажный страховочный пояс, больших гвоздей, ножовку, – ну, словом, продумал всё. По ступенькам из толстых палок набитых к дереву забрался на одну из сосен и устроил там себе «огневую точку». Так в тридцать девятом году финские снайперы поступали. А с собой ещё помощником пацана привёз. Тот ему на костерке чай греет, а после выстрелов битых уток подбирает, да за подранками бегает, – на суше-то им далеко не уйти. Стрельба у него, говорят, шла, как надо. Над теми соснами стаи проходили всего в пятнадцати-двадцати метрах, только не зевай! Посмеялись мы все вместе, и последний тост подняли за охотников-рационализаторов.

А утром был туман, и утки валило ещё больше. Их стаи, как призраки, возникали из тумана на очень близком расстоянии. Стрельба была трудная, частая, и очень скоро у нас кончились патроны. Волной и ветром нас подбило к противоположному берегу, спешить было некуда, и мы вышли на утрамбованный волнами береговой песок размять ноги.

Ветром уносило последние клочья тумана. Сквозь облака неожиданно прорвалось солнце и осветило почти сказочную картину: стайки белогрудых морских уток на тёмно-свинцовой воде озера, чёрные, сверкающие от влаги береговые камни, чуть пожухлые октябрьские краски леса на том берегу и стаи птиц в небе на фоне подсвеченных солнцем облаков. Кольнула мысль, – мне же с этим придётся расстаться, на целых три года…

У самого берега, в камнях и береговых камышах обнаружилось несколько подранков. Я тогда уже знал, что раненые утки стараются выбраться на сушу, чтобы водой не вытягивало из ранок кровь. Видя нас, такие с трудом отплывали от берега. Одну мы просто нашли в камнях уже мёртвой, – может, по ней стрелял кто-то из нас? Она была совершенно свежая, и мы присоединили её к нашим трофеям. Эх, ещё бы хоть несколько патронов! На всякий случай обшарили все карманы и рюкзаки. И, бывает же, среди стреляных гильз нашли целый патрон, но заряженный круглой пулей. А у нас с собой был нож…

Устроились на большом плоском камне, и, осторожно стуча другим камнем по обушку ножа, разрубили вынутую пулю на мелкие кусочки. Снова зарядили. Получился последний дробовой патрон! Калибр у обоих одинаковый, кинули жребий – кому стрелять… Выпало мне. Кинулся вдоль берега искать подранка. Они, конечно, были, но… То далеко, то что-то мелкое, не стоящее этого последнего патрона. И потому, наверное, что я им уж так дорожил, в конце концов, промазал по крупному турпану с трудом пытающемуся взлететь.

Этот дробовой патрон был последним, выстрелянным мной в день прощания с моей счастливой охотничьей юностью. А потом в жизни настал довольно длительный период, в течение которого мне пришлось много стрелять уже другими, пулевыми патронами: бронебойными и трассирующими, разрывными и холостыми и даже целевыми спортивными. Но они не оставили в памяти заметного следа. Зато хорошо помнится тот – последний дробовой.