Читать книгу Лысая - Вячеслав Береснев - Страница 4

Серёга Карбышев жил холостяком в прокуренной до самых обоев однушке, и зачастую являлся основной причиной посещения ими Полтинника. Работал Серёга в автосервисе, в режиме «два через два», и Пашке он в каком-то смысле даже нравился. Не внешне, потому что Лысая по себе знала, что судить людей по морде лица – себе дороже. Но Серёга привлекал – и одновременно настораживал – какой-то своей внутренней непринуждённостью, тем, что ни к чему будто бы не был привязан: мог спокойно отказаться идти, когда его куда-то звали, если он не хотел, и хоть пол под ним тресни, Серёге было всё равно. Работу менял одну за другой, и, что удивительно, никогда не знал проблем с поиском новой. Гостям никогда не отказывал, даже если среди них были новые лица, и варил просто до невероятия крепкий – но вкусный! – кофе. Эта Серёгина черта характера – неприкаянность, почти что легкомысленная беспристрастность ко всему – одновременно и притягивала, и заставляла держать с ним ухо востро. Поэтому Пашке он нравился, но она понимала, что они точно никогда не станут крепкими друзьями. С кем, с кем – но только не с этим человеком, спокойно дрейфующим между всеми берегами разом, но ни к одному не привязанным.

В этот день он был дома, и небольшую компанию принял к себе без лишних вопросов. Поставив чайник, он взял с холодильника пачку сигарет и сразу протянул одну Киру – как будто знал, чего тому не хватает.

– Благодарствую, – шутливо ответил тот, закуривая. Кухню тут же наполнил сероватый прозрачный дым.

Серёга молча оглядел своих гостей и вдруг спросил:

– Лысая, поранилась?

Это он про пластырь на виске. Пашка поморщилась, притронувшись к нему пальцами.

– Татуху набила.

– Нихера, – уважительно сказал Кир. – А чё набила? Покежь.

– Болит, зараза. Завтра покажу.

– А что набила-то? – повторил вопрос Кира Серёга.

Пашка хмуро посмотрела на него.

– Не скажу. Потом сам узнаешь.

Серёга не стал спорить, сделав ещё одну затяжку. Что-то вспомнил, сунул руку в карман и достал мятую купюру.

– Возвращаю.

– Во-от это по-нашему, – сквозь зубы с сигаретой сказал Кир, забирая долг. – А чё, не работаешь сегодня?

– Завтра выхожу, – в голосе Серёги читалась ленивая расслабленность, как будто он уже курнул травы до их прихода. А он мог: один раз, когда они к нему пришли, по всей комнате растянулся сладковатый, обволакивающий сознание дым, а сам Серёга клятвенно заверял всех присутствующих, что посреди комнаты сидит енот и не даёт ему пройти. Куда именно пройти – было неясно, хотя бы потому что Серёга в тот момент вообще никуда не шёл. – Денег опять нет ни хера. Ребят, вы бухать не собираетесь, не?..

Разговор продолжался в той же ленивой манере. Пашка, иногда вставляющая в диалог свои пять копеек, иногда странно поглядывала на Серёгу, стоящего спиной к окну и опёршегося на подоконник копчиком. Вроде почти взрослый мужик – за двадцатку точно. Вроде и работает, и друзья есть, и деньги, и квартира – а иногда смотрит вокруг себя так, будто вообще не знает, что он здесь делает. Растерянно и странно. Пашка не собиралась его ни о чём спрашивать – непринято было лезть в чужую жизнь, неправильно. Да и Серёга наверняка ничего не скажет, только отшутится.

«Если подумать, у Кира тоже бывают такие глаза, но гораздо реже. Меня что, тоже это ждёт?..»

Мысли о собственном будущем, которые так усердно вдалбливали ей взрослые, Пашка отгоняла от себя вшивой метлой. Она знала, что поступит после школы в какой-нибудь вуз, и знала, что если там будет то же самое, что в школе, то ходить на лекции она не станет вовсе. Уж тем более, если поступит на бюджет, а Пашка знала, что поступит. Она не понимала своих знакомых, которые умудрились попасть на бесплатные места, и при этом ещё и на пары ходят. Вам что, в жизни совсем заняться нечем?

А вот что ждало её дальше, за универом – было неизвестно. Поэтому Лысая предпочитала и не думать о том, что с ней станет через пять, через десять, двадцать лет. Не всё ли равно, если пока что рядом есть Кир, Сумчик, Говнарь, Лизок, Простынь, да пусть и Серёга, и где-то там, далеко, но всё-таки есть Марья. Пока все они рядом, живы и здоровы – пусть хоть мир треснет.

…С улицы раздался какой-то визг. Серёга, опустив сигарету в пепельницу под рукой, обернулся и усмехнулся.

– Опять кота нашли.

Встав с места, Пашка подошла и глянула в окно вниз. Во дворе трое ребят держали за лапы белого с чёрными пятнами кота – он и издавал визги, слышимые на всю округу.

– Вот пидоры, – бросила Пашка.

Развернулась и побежала к выходу.

– Э, Лысая, стой! – крикнули ей вслед. – Это же Клоуны!!!

Выбегающей из квартиры Пашке было уже всё равно. На бегу она схватила очень кстати примостившуюся в углу около входа тяжёлую биту: Серёга был ленивым и безобидным лишь на первый взгляд, но когда надо, постоять за себя умел.

Лысая не собиралась предупреждать парней о своём приближении: молча подбежав к ним, она замахнулась битой. После крепкого удара по черепушке что-то хрустнуло: раздался короткий вскрик и гопник рухнул на колени, взвыв. Увидев Пашку, двое других «спортивчиков» изумлённо на неё уставились, выпустив кота. Изящно переступив через повалившегося на землю парня, Пашка замахнулась ещё раз.

– Э, слы… – он не договорил: бита со страшным хрустом врезалась ему в лицо, сломав, кажется, не только нос. Третий бездумно схватил Пашку сзади, но та ловко попала ему тяжёлым каблуком по причиндалам. Пришлось врезать ещё несколько раз, чтобы он отстал окончательно. Несчастный рухнул на колени: отбито было всё, что можно, и что нельзя.

Парень с разбитым в мясо лицом с диким криком кинулся на неё, но уже не разбирал, что делает. Замахнувшись ещё раз, Лысая снова врезала ему по лицу. Бита ударила в висок с такой силой, что, рухнув наземь, спортивчик, должно быть, уже потерял желание подниматься.

– Лысая, ты чё, ёбнулась?! – возмущённо прокричал Кир, выбегая из подъезда.

Не слушая его крики, Пашка склонилась над котом, у которого были страшно вывернуты передние лапы – из-за этого он и не убежал. Аккуратно подняв его, Пашка положила кота на руки.

– Надо к ветеринару какому-нибудь, – сказала она голосом, не принимающим обсуждений. – Погнали, у Серёги спросим.

– Лысая, ты охренела?! – уже тише спросил, кажется, напуганный Кир, глядя на валяющихся на земле спортивчиков. – Это же Клоуны!

– Кир, мне уже похер, кто они были, честно! Они пидорасы, которые над животным издевались!

– А мне вот не похер! Тебе хавальник набьют после этого, не посмотрят, что баба!

Пашку разбирала злость: и на ублюдков, и на Кира, но она решила ничего не говорить. Спорить сейчас – себе дороже.

Неизвестно, из-за чего отклеился уголок пластыря на её виске, но Лысая, одной рукой придерживая раненного кота, со злости сдёрнула его, выбросив прочь. Кожу обожгло болью, но Пашка зло поклялась сама себе, что больше до самого конца не заклеит татуировку, несмотря на все предостережения мастера, пусть хоть кровью истечёт.

Буквы на виске пылали медленно утихающей резкой болью так, что слова, аккуратно вписанные в прямоугольник, напоминающий штрих-код, почти что доставали до мозга – так, по крайней мере, казалось Лысой.

Татуировка гласила:

STAYAWAY