Читать книгу Департамент случайностей - Вячеслав Горчаков - Страница 5

В половине восьмого утра Анфиса уже стояла под душем. Она поднялась с кровати прежде, чем зазвонил будильник, хотя уснуть смогла только на рассвете. За ночь она несколько раз пересмотрела на ноутбуке диск с похождениями своей тезки-обезьянки, не выпуская из рук книжку «Мешок яблок». Спать легла в обнимку с плюшевым бегемотом.

Ей снилось, будто она играет в шахматы с Падзеевым. Она ходила белыми. Только почему-то квадраты на доске были трех цветов, место коня занимал единорог, место слона – бегемот. А пешек и вовсе было раза в три больше, чем полагалось. Разумеется, Анфиса в сухую проиграла. По окончании партии Падзеев объяснил правила игры. Они оказались такими простыми, что Анфиса удивилась во сне своей глупости. Пробудившись, она принялась искать авторучку, чтобы законспектировать свое видение. Но пока нашла, сон окончательно растворился в ее голове, оставив лишь смутные воспоминания о странной партии в шахматы.

После завтрака она долго стояла перед зеркалом, ведя неравную борьбу со своими волосами. И без того густые и непослушные, сегодня они вовсе распушились одуванчиком. В конце концов Анфиса заколола короткие пряди невидимками, надела джинсы и везучий зеленый жакет.

До офиса «Фортуны» от дома Анфисы можно было дойти бодрым шагом за двадцать минут. Но она решила ехать на третьем трамвае – чтобы убедиться, что Падзеев говорил правду и на этот раз. Тем более, времени в запасе оставалось предостаточно.

На трамвайной остановке, что располагалась прямо у ее дома, собралось Ходынское столпотворение. Как будто все петербуржцы решили опоздать сегодня на работу.

Наконец, на Мало-Калинкином мосту загремел трамвай. Толпа оживилась и двинулась ближе к рельсам. Командирские часы на Анфисиной руке показывали без пятнадцати десять.

Лишь только двери распахнулись, из салона выглянула голова кондукторши.

– Едем до площади Тургенева! Впереди трамваи встали.

Толпа пассажиров возмущенно загудела. Те, кто уже успели заскочить внутрь, с досадой выскакивали обратно и бежали в сторону автобусной остановки.

До офиса «Фортуны» Анфиса мчалась, как чернокожий бегун.

Массивные напольные часы в приемной «Фортуны» показывали без трех минут десять, когда Анфиса поздоровалась с секретаршей Ингой. Она изо всех сил сдерживала одышку: мол, пунктуальность – моё второе я. Вскоре из своего кабинета вышел Падзеев, держа под мышкой зонтик. Анфисе показалось, что в его взгляде мелькнуло злорадство. Хотя лицо оставалось как всегда приветливым.

– Говорят, на Садовой трамваи встали, – сказал он.

– Не знаю, я шла пешком, – улыбнулась Анфиса. И, посмотрев на зонтик в руках Падзеева, добавила. – Погода на удивление радует, сегодня снова обещали, что дождя не будет.

– Ты до сих пор веришь синоптикам? – ухмыльнулся Платон Альбертович, поправляя складки на зонте. – Я предпочитаю всегда быть во всеоружии. На всякий случай.

– Разве планерки не будет?

– Планерка через два часа. Я нарочно сказал тебе прийти пораньше. У нас с тобой есть одно дело.

Падзеев повернулся к секретарше. Та с легкой улыбкой и нарочитой деловитостью стучала длинными ногтями по клавиатуре: судя по скорости, это было сообщение в социальной сети.

– Инга, мы с Анфисой ненадолго удалимся. Будем к планерке. Ты подготовила ее рабочее место?

– Да, конечно, Платон Альбертович. Только вот… что делать с оставшимися вещами?

– Какими вещами?

– Ну, там, в ящиках остались бумаги и какие-то безделушки Пономарева.

– Наших документов среди них нет?

– Я смотрела, ничего, связанного с «Фортуной», там не осталось.

– Тогда свяжись с родственниками и предложи заехать за ними, если им нужны эти вещи.

– Но у него никого не осталось. Он ведь был сиротой.

– Действительно… – его лицо вдруг сделалось печальным. – В таком случае, оставь всё, как есть. Пусть Анфиса сама решит, что делать с этими вещами.

Падзеев снова повеселел и, повернувшись к Анфисе, кивнул в сторону выхода.

На лестнице Анфиса, наконец, решилась спросить.

– Тот, кто занимал стол до меня… Он умер?

– Погиб, – вздохнул Падзеев. И, пожав плечами, добавил: – Случайно.

Они шли размеренным шагом по Загородному проспекту, в сторону Невского. Позади остался Витебский вокзал.

– Я мог бы тебя передать сейчас в руки твоей непосредственной начальницы, – сказал Падзеев, – но я хочу лично ввести тебя в курс дела.

Дойдя до перекрестка с Гороховой, они свернули направо и остановились возле каменного Грибоедова. Поэт смотрел куда-то в сторону чебуречной на другой стороне проспекта: то ли разочарованный, то ли уставший. Падзеев как-то по-хозяйски осмотрелся, будто дачник на огороде, и почти торжественным тоном заявил Анфисе:

– Я долго ходил вокруг да около, говорил загадками и, вероятно, совсем запутал тебя…

– Не без этого, – честно призналась Анфиса, ожидающе глядя на Падзеева.

– Сейчас – никаких загадок и недоговорок. Я покажу тебе, как это работает.

Анфиса почувствовала себя игроком в казино. Вот она кинула шарик на рулетку и под беспорядочный стук с нетерпением ждет, какое выпадет число.

– Почему именно здесь? – поинтересовалась она.

– Сейчас ты всё поймешь, не спеши.

Он достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и, порывшись немного в списке контактов, нажал на кнопку «вызов».

Через несколько секунд в трубке зачирикало. Судя по искреннему хохоту Платона Альбертовича, абонент сразу же начал разговор с очень смешной шутки.

– Ты как всегда прав, – сказал он невидимому собеседнику, продолжая хохотать. – Здравствуй, дорогой. Как сам, как супруга?.. Я рад, я рад. Слушай, вы там над чем сейчас работаете?.. Вот как? Ну, молодцы, молодцы! Тут такое дело. Нужно провести для нового сотрудника небольшую экскурсию по нашим дебрям. Как назло, проекты все сейчас крупные. Можешь поделиться какой-нибудь мелочевкой? Дай что-нибудь краткосрочное, вариативное, с последствиями двенадцатой степени и ниже… Да, по нынешним координатам… Нет, это долгая песня. Есть что-нибудь еще проще? А то нам на планерку скоро… Прекрасно! Вот это подходит, лучше не придумаешь! Спасибо, дорогой. Инструкцию вышлешь сообщением?.. Добро, добро! Благодарю.

Когда Падзеев закончил телефонный разговор, Анфиса с недоумением спросила:

– Выходит, «Фортуна» не одна такая?

– Ооооо, – протянул он, поглядывая на экран мобильника. – Даже я не знаю, сколько на самом деле организаций, подобных нашей. Мне известно примерно о трех десятках, в одном только Петербурге. Причем, в силу определенной секретности, это совсем не обязательно крупный офис. Наши могут скрываться даже в ближайшем газетном киоске или работать на дому. Более того…

Тут он прервался: экран телефона замигал, пришло сообщение. Платон Альбертович, прищурившись, с минуту смотрел на экран. Глубокая горизонтальная морщина на его лбу то вытягивалась в прямую линию, то складывалась волной. Потом он потер большим пальцем сенсорный экран, поднял телефон над головой, как будто пытался поймать радиоволну, немного повертелся и, наконец, махнул рукой куда-то в сторону Театра юного зрителя.

– Нам туда.

Анфисе казалось, что ее вовлекли в загадочный квест. В студенчестве ей приходилось одно лето работать вожатой в оздоровительном лагере. В начале каждой смены детей, как и полагается, изо всех сил старались познакомить друг с другом. Поэтому, по многолетней традиции, их толпами гоняли по игровым станциям, заставляя выполнять порой нелепые задания: то пролезть через паутину веревок, не задев их, то сочинить песенку, зарифмовав слова «всех» и «успех», то достать с дерева «магический сверток». При этом задания подавались в форме загадок – их всю ночь сочиняли вожатые, – над которыми еще нужно было поломать голову. Вот и сейчас Анфиса чувствовала, что начинается такая же игра, но только для нее одной.

Не переставая глядеть в экран телефона, Падзеев привел Анфису к парадному крыльцу театра. Затем посмотрел на наручные часы и почему-то на небо.

– Мы пришли, – сообщил он, пряча телефон обратно в пиджак. -Теперь слушай меня внимательно. Сейчас ты попробуешь выполнить простецкое задание. Постарайся не упустить из виду ни одну деталь. Потому что любая мелочь может быть нам на руку. Учись сканировать пространство – и тогда игра будет идти по твоим правилам. – Он снова повертел головой и завел большой палец за спину. – Видишь воооон того парня на роликах?

В пяти метрах от них долговязый подросток выписывал «восьмерки» на Пионерской площади. В ушах провода, на голове кепка козырьком назад, на тощих ногах – безразмерные джинсовые штанины, обрезанные чуть ниже колена. Взгляд направлен вниз: по всему понятно, что парню очень хорошо наедине с самим собой.

– Ты должна взять свой телефон и попросить этого парня сфотографировать тебя сидящей в «Кресле мечтаний». Оно позади тебя, примерно в шестидесяти метрах отсюда.

– Почему именно этого парня? – удивилась Анфиса.

– Так надо.

– И всё?

– И всё.

– Но у меня старый кнопочный телефон, на котором нет даже фотоаппарата.

– Ты так мало получала на прежней работе? – ухмыльнулся Платон Альбертович.

– Нет, я просто не люблю случайно отключать ухом телефон и попадать в интернет, когда мне нужно просто позвонить.

– Понятно. Тогда воспользуйся моим телефоном.– Он потер экран в поисках иконки с изображением фотоаппарата и протянул Анфисе мобильник. – Вот, возьми.

– И что произойдет, если я попрошу того парня меня сфотографировать?

– Если он тебя сфотографирует в кресле мечтаний, то на второй ступеньке крыльца, ведущего в театр… А впрочем, увидишь сама.

Падзеев снова посмотрел на часы, подняв вверх указательный палец, беззвучно пошевелил губами и, наконец, произнес:

– Вперед. Игра началась. – Падзеев улыбнулся уголком рта и, пристально глядя на Анфису, громко добавил: – Как говорил один мой польский приятель, мы каждый свой день начинаем с сотворения мира! Запомни!

Охваченная недоумением, Анфиса поплелась к роллеру, то и дело оборачиваясь назад. Глупее, чем сейчас, она себя еще не чувствовала.

– Привет! – она неуверенно постучала по спине незнакомца, задрав вверх голову: тот был сантиметров на сорок выше ее.

Парень резко повернулся назад, дернув за провода наушников.

– Привет, – повторила Анфиса. Она поймала себя на мысли, что в данный момент больше всего похожа на свидетеля Иегова: тот же заискивающий взгляд, та же натянутая улыбка. – Ээээ… вы не могли бы меня сфотографировать?

Тот, замявшись, посмотрел по сторонам. Поблизости было еще как минимум десять других праздных прохожих, к которым можно было обратиться с аналогичной просьбой. Он нехотя кивнул, взял протянутый ему телефон и направил его на крыльцо театра.

– Нет-нет, я хочу сфотографироваться вон там, в кресле мечтаний! Заодно и желание загадаю. Говорят, сбывается.

Парень пожал плечами и покатился к стальному трону с вытянутой спинкой, издалека смахивающего на мультяшного жирафа. Анфиса поспешила за ним.

Вскоре остановились. Отсюда пройти к скульптуре можно было только через лужайку. Парень поправил кепку, скосолапился и сделал шаг на газон. В этот момент к ним подошла женщина: вся в розовом, одной рукой ведет девочку, в другой – держит громоздкие пакеты с надписью Zara.

– Не подскажите, на Марата как пройти? – спросила она, глядя почему-то на роллера, а не на Анфису, хотя та выглядела более непринужденно.

– Марата вон там, сразу за театром, – вздохнул парень. Видимо, в это утро ему меньше всего хотелось с кем-то общаться. Анфиса чувствовала себя виноватой.

Парень снова вздохнул и засеменил по газону, утопая колесиками в траве и земле.

– Тут желания не сбываются, лучше в Чижика монетку киньте, – меланхолично произнес он, пока Анфиса пыталась взгромоздиться на стальной трон.

Нога на ногу, голова на бок, щелчок. Спасибо – всегда пожалуйста.

Забрав телефон, Анфиса быстрым шагом направилась обратно к парадному входу в театр.

«Вторая ступенька крыльца, вторая ступенька крыльца… – повторяла она про себя, вспоминая слова Падзеева.

Лестница была метров сорок шириной. Анфиса поднялась на вторую ступеньку и посмотрела на площадь. Потом назад на парадные двери. Потом снова на площадь.

Из-за постамента с пудожскими9 мальчиком и девочкой выпрыгнули рыжие кучерявые уши. Жизнерадостный спаниель помчался вдоль крыльца, подметая мохнатым брюхом ступеньки и волоча за собой ошейник. Собачонка то и дело болтала головой, пытаясь разодрать в клочья свою добычу: во рту трагически заканчивала свой век книга в мягкой обложке.

Спаниель добежал до середины второй ступеньки и плюхнулся аккурат возле ног Анфисы.

– Дружочек, ты откуда такой? – Анфиса присела на корточки и ласково потрепала беглеца за ушко. Но тот настолько был занят поеданием книги, что как будто не замечал никого и ничего вокруг. – Тебя совсем не кормят, буквоед?

Рыжая лапа прижала остатки книги к ступеньке, чтобы было проще разорвать добычу надвое. Когти зацепили пару смятых листов в середине книги и вырвали их с корнем.

– Ну, и что мы читаем?

Она вытянула из-под лапы спаниеля замусоленные страницы. На колонтитуле значилось: «Станислав Ежи Лец10. Почти всё».

«Польский приятель», – молнией мелькнули в ее голове слова Падзеева. Взгляд скользнул в центр страницы, где еще можно было разобрать слова. В эту секунду Анфиса словно услышала, как Платон Альбертович читает вслух уцелевший текст.

«Мы каждый день начинаем с сотворения мира: и нас выгоняют из Рая, прежде чем впустили туда, и мы убиваем Авеля, не задумываясь, не он ли мы сами, и нас выбрасывает потоп на берег ночи. И в нервном свечении звезд сбиваемся, подсчитывая на пальцах удары собственного сердца».

– Мы каждый день начинаем с сотворения мира… – прошептала Анфиса, посмотрев туда, где остался Падзеев. Тот увлеченно что-то рассыпал перед голубями, повернувшись к ней спиной. Она была так потрясена, что не заметила, как к спаниелю подбежал взлохмаченный мужик, шлепнул его по морде и, громко ругаясь, вырвал из пасти бумажные клочья.

Падзеев точно затылком почувствовал взгляд Анфисы. Он вальяжно повернулся к ней, несколько секунд посмотрел немигающими глазами. Затем бросил через плечо оставшийся кусок хлеба на радость птичьей стае и едва заметно кивнул головой в сторону Гороховой.

Обратно в офис «Фортуны» они шли молча. Только на лестнице Падзеев замедлил шаг и ответил на вопрос, который Анфиса не решалась ему задать.

– Если бы ты попросила в тот момент тебя сфотографировать кого-то другого или не сделала бы этого вовсе, та туристка в розовом спросила бы дорогу не у парня на роликах, оказавшегося у нее на пути именно из-за тебя, а у следующего встречного прохожего. Им бы оказался хозяин спаниеля. Он бы не задремал под деревом и не дал бы убежать пёсику вместе со своей книгой. Польская классика за двести рублей осталась бы целой и невредимой. Поздравляю, Анфиса, с выполнением первого задания.

– А что теперь будет с ними? – спросила Анфиса как будто бы саму себя.

– Не волнуйся, судьбы дамочки в розовом, парня на роликах, того спаниеля и его хозяина не слишком-то изменятся после твоего вмешательства. Я же говорил, это пустяковое задание. Ну, разве что туристка немного изменит свою траекторию движения и заглянет еще и в обувной магазин, где купит обувь слегка не по размеру. А у остальных программа изменится столь ничтожно, что и говорить не стоит.

Он распахнул тяжелую дверь, ведущую в офис.

– Уверяю, задания, которые тебя ждут, не соразмерны этому по размаху работы и возможным последствиям.

К их возвращению в конференц-зале уже были заняты все стулья. За дубовым овальным столом а-ля барокко сидели человек пятнадцать. С появлением Падзеева, все сразу же прекратили разговоры и отложили телефоны. В стремительности, с которой они это сделали, не было страха или священного трепета перед директором. Скорее, уважение перед его авторитетом. С лиц сотрудников не слетели улыбки, никто не сложил перед собой руки, как первоклассник. Все глаза в этой комнате изучающе смотрели на Анфису. Послышался шепоток.

Падзеев коротко поприветствовал подчиненных и прошел вместе с Анфисой к месту во главе стола, за которым висела огромная металлическая доска с множеством каракулей.

– Друзья, прошу поприветствовать нашу новую сотрудницу. Анфиса Раптам. С этого дня она будет работать в нашем департаменте случайностей, в отделе межличностных отношений. Как говорится, прошу любить и жаловать.

Анфиса окинула взглядом сидящих – мол, всем здрасьте, рада с вами поработать. Ей ответили тем же все, кроме двух женщин в районе сорока, сидевших у другого конца стола. Обе – в очках.

«Бухгалтерия», – подумала Анфиса.

Падзеев жестом показал ей на стул по правую руку от своего места во главе стола. Там уже играла красными ногтями болезненно худая, умело растрепанная парикмахером блондинка: неопределенного возраста, облаченная в простую кремовую блузку и средиземноморский загар. Она нехотя сдвинулась немного в сторону, позволив Анфисе присесть рядом.

– Кстати, познакомься, Анфиса, это твоя непосредственная начальница Ольга Ворганг. – После этих слов Платона Альбертовича блондинка дипломатично улыбнулась своей новой подчиненной, поправляя прическу. – Ольга руководит отделом межличностных отношений восемь лет и, думаю, многому тебя научит. С остальными ты познакомишься после планерки.

Анфиса незаметно для соседки написала на листе бумаги ее имя и зарисовала ее местоположение за столом. Она всегда так делала, когда попадала в новый коллектив. Это очень помогало за один день запомнить имена всех и быстро зарекомендовать себя как дружелюбного, общительного человека.

Падзеев встал позади директорского кресла, упершись локтями в спинку.

– Да, давно мы не собирались в полном составе за этим столом, – протянул он. – Помнится, последний раз такое было на мартовские праздники, когда пришлось помучиться с Event Construction.

– Им тоже пришлось несладко, – ухмыльнулся мужчина в сером костюме-тройке. Заглаженные платиновые волосы, запонки на рукавах, безупречно ровно лежащий галстук: он сидел слева от директорского кресла и выглядел, как персонаж старой рекламы виски. Остальные сотрудники «Фортуны» пришли на работу в чем получилось. Анфиса сразу поняла, что дресс-кода здесь нет. Одеваются – кто во что горазд. Ей стало еще комфортнее в своих потертых джинсах.

– Согласно отчетам, Event Сonstruction именно из-за нас и именно в этой продленке потеряла в рейтинге доверия пару пунктов, как раз под занавес квартала, – самодовольно напомнил мужчина в тройке. Судя по всему, в этом стареющий денди видел свою заслугу.

– Было бы неплохо, если бы мы повторили этот успех сейчас, – сказал Падзеев. – Правда, на сей раз, мой дорогой Константин, твой департамент запланированных событий остается на вторых ролях. Эстафету принимает департамент случайностей, а именно – отдел межличностных отношений. Так что особенно потрудиться придется Ольге и ее новой подчиненной Анфисе. А также тем, кого они наберут в свою команду.

Ольга и Анфиса переглянулись, пытаясь представить свой тандем. Пока Анфиса видела только одну общую черту со своей новой начальницей: цвет волос. Ей приходилось работать под началом гламурной дамы, но ничего хорошего из этого не вышло.

– Пал Юрич, передаю вам слово, что там у нас в техничке – обратился Падзеев к бородатому мужику. Тот сидел в самой глубине конференц-зала, склонив голову над кипой бумаг. Ссутуленный, в клетчатой рубашке не по размеру, он был похож на таксидермиста, разделывающего белочку для нового чучела. На вид это был самый возрастной участник планерки.

Пал Юрич собрал бумаги в аккуратную стопку, звучно прокашлялся, поправил очки с толстыми линзами и как-то нехотя прошел к доске. Кто-то приспустил на окнах шторы, проектор отобразил на белом полотне электронную презентацию.

– Юрич, только умоляю, по существу, – попросил Падзеев, усаживаясь в свое кресло.

– Значит, так, – пенсионер медленно стер с доски надписи, затем так же медленно поправил в руках свой талмуд и, не глядя на слушателей, начал говорить, выдерживая долгие паузы между словами: – Дело за номером десять девяносто шесть. Заявка поступила ко мне из головного офиса. Дислокация – Санкт-Петербург. Заданию отправитель присвоил статус долгосрочного, невариативного. Степень прозрачности на данный момент менее пятнадцати процентов, последствия – первой степени…

Когда выступающий произнес эти слова, по аудитории прокатился шепот. Кто-то тихо присвистнул.

– Вот это да! Это как трехочковый бросок в кольцо из-за спины, с завязанными глазами! Глухарь полнейший! – воскликнул крепыш в футболке физрука. Какая должность была у него – пока оставалось только гадать.

– Нам дали бланш и кого-то можно убить? – угрюмо произнесла черноволосая бледная девушка с раскосыми глазами. Всё совещание она методично вырисовывала в своем блокноте то ли Годзиллу, то ли динозавра, а теперь – решила заточить его оскаленную морду в жирный круг.

– Крошка гот заскучал без работы? – ухмыльнулся физрук, подмигнув брюнетке. – Выпей стакан морковного сока, глядишь, эндорфин начнет вырабатываться.

– Очень смешно, мистер я-сегодня-прокачал-дельтавидную-мышцу, – прыснула в ответ девушка. – Если бы от этого вырабатывалось серое вещество в головном мозге, кто-то перестал бы околачивать груши в отделе здоровья.

– А если серьезно, откуда такие кондишены в задании? – подключилась Анфисина начальница. Судя по всему, Ольга еще не оправилась после заграничного отдыха, в ее глазах отражалось море. – Может, в техничке опять ошибки?

– Предлагаю дослушать Павла Юрьевича, все вопросы потом, – отрезал Падзеев и подал сигнал докладчику: мол, продолжай.

На доске появилась запутанная схема: мешанина из аббревиатур, стрелочек и геометрических фигур. В большинстве кружочков и треугольников были вопросительные знаки.

– Как видно по данной схеме, – продолжил Пал Юрич, слюнявя пальцы, – условия – или, как вы там говорите, кондишены – отличаются крайней абстрактностью…

– Спасибо, Юрич, присаживайся, – прервал его заскучавший Падзеев, поднимаясь с кресла. – Дальше продолжу я.

Мужик в очках, громко кашляя, вернулся на свое место. Все облегченно вздохнули. Ораторские способности директора, видимо, их радовали гораздо больше.

Платон Альбертович включил с помощью пульта другую презентацию. На доске появились два портрета: мужской и женский.

– Друзья, перед вами – два субъекта. Знакомьтесь, субъект первый.

Мужской портрет увеличился в размерах, заняв собой всю доску. Присутствующие увидели фотографию с паспорта. На вид – около двадцати лет. Лицо совсем недавно подружилось с бритвой. Даже на размытом фото с презентации можно было заметить на щеках россыпь прыщиков. Серенькие волосы, редкая челка на лбу, тонкие губы, два глаза, два уха… Анфиса поймала себя на мысли, что парнишку нужно раз десять увидеть, чтобы потом различить его лицо в толпе прохожих.

– Этого эффектного шатена зовут Вадим Кузин, ему девятнадцать лет, – продолжал Падзеев. – Живет в Шушарах11, делит двушку вместе с отцом и молодой беременной мачехой. В квартире, к слову, занимает проходную комнату. Учился в техникуме на сварщика один год, не окончил. После этого был замечен в роли автомойщика, курьера, грузчика. Ни на одной работе не задержался больше чем на три месяца. В последнее время решил стать предпринимателем: начал распространять косметику. Пока среди покупателей – только мачеха. Видеоматериалы прилагаются.

На доске высветилось дрожащее изображение, снятое скрытой камерой. Вот угловатый паренек в спортивном костюме сидит на карусели во дворе, щелкает семечки. Вот тот же герой подает какие-то коробки в кузов грузовика: оступается, коробки падают на землю, грузин в кузове размахивает руками и с досадой плюет на асфальт. Следующая сцена: паренек в час-пик стоит на остановке. Руки в спортивных штанах, взгляд направлен на решетку ливневки. Олимпийка колышется на теле, как полотнище на флагштоке. Подходит автобус. Толпа устремляется к дверям, паренек, замешкавшись, тоже подходит к автобусу, но протолкнуться внутрь уже не получается.

– Наш Вадик вообще настоящий баловень судьбы, – усмехнулся Падзеев, цокнув языком. – Вот этот момент мне особенно нравится.

Сцена четвертая: тот же персонаж задумчиво идет по улице, глядя куда-то в бок. Не сразу замечает, как на его пути появляется открытый люк, загороженный заборчиком. А когда замечает – делает неловкий шаг в сторону и наступает на банановую кожуру. Падает прямо на прохожую с котомками.

По аудитории прокатился смех.

– Вот такие дела! На этом веселые картинки заканчиваются.

Падзеев направил пульт на проектор. Видеосъемку сменил женский портрет: такие обычно размещают на страничке в «Одноклассниках». Кокетливая блондинка с пушистыми волосами до плеч. Недавно разменяла пятый десяток, но позабыла об этом. Глубокое, подчеркнутое кружевами декольте, выдающаяся грудь в мелкую крапинку. На лице – легкий фотошоп и яркая помада. Открытая, белозубая улыбка. Глаза смотрят вверх, куда-то в уголок фотографии. Пальцы с маникюром держат алую розу, приложенную к вздернутому носику. В целом дамочка производила приятное впечатление: наверное, во времена бурной молодости она пользовалась особой популярностью у противоположного пола, да и сейчас недостатка в ухажерах, скорее всего, не было.

– Это милое создание зовут Маргарита Петрушевская, – продолжил Платон Альбертович. – Недавно ей исполнилось сорок два года, но при мимолетном знакомстве она, в случае необходимости, обычно заявляет, что ей тридцать шесть. Живет одна на съемной квартире. Не замужем, есть сын – ровесник нашего Вадика, он живет и учится в Москве. Маргарита трудится в администрации Санкт-Петербурга, главным специалистом комитета по молодежной политике и взаимодействию с общественными организациями. Наша Маргарита привыкла жить на широкую ногу, спасает только кредитная карточка. Знает обо всех текущих и предстоящих акциях в магазинах одежды и косметики. Настоящий профессионал в области экономии с помощью купонов.

На экране появилось видеоизображение Маргариты. Короткое, струящееся платьице, солнцезащитные очки на макушке. Она быстрой, летящей походкой идет по торговому центру с пакетами в руках. На лице – наслаждение.

– В свободное время с удовольствием посещает театры и выставки, отпуск проводит в Турции и на Азове, несколько раз ездила по Золотому кольцу России. Любимые писатели, как следует из анкеты в социальных сетях, – Бунин и Булгаков, любимый поэт – Есенин, любимые фильмы – «Титаник», «Служебный роман» и «Постскриптум: я тебя люблю». Обожает караоке, песни из репертуара Стаса Михайлова, Ваенги и ранней Аллегровой. Зажигает на дискотеках восьмидесятых. Весьма романтичная натура: любит импозантных мужчин старше себя, но иногда не прочь сходить на свидание с молодым человеком атлетического телосложения.

На доске снова высветились портреты Маргариты и Вадика. Падзеев попросил поднять шторы.

– Вот такие майны, – подытожил Платон Альбертович, поднимаясь с кресла. – Теперь самое интересное. Цель нашего задания – сделать всё для того, чтобы Маргарита Петрушевская и Вадим Кузин встретились и полюбили друг друга.

После паузы несколько человек за столом усмехнулись.

– И это всё? – спросил кто-то.

Падзеев уверенно кивнул.

– Но я хочу вас предостеречь. Это задание только на первый взгляд кажется пустяковым.

Спортсмен заерзал на стуле, игриво пощелкивая костяшками.

– Нашего Вадика сможет спасти только горячий секс с женщиной постарше, – заявил он, – куда уж проще! Ему нужна стареющая, грудастая зажигалочка, ей – свежая струя. Немного хорошего вина – и они проснутся вместе.

Платон Альбертович покачал головой.

– Никита, речь идет не о мимолетной интрижке. Речь идет о настоящей, искренней влюбленности. И это чувство должно возникнуть между двумя абсолютными противоположностями.

– У них должны появиться дети? – с серьезным лицом спросила полная, розовощекая женщина.

– Не обязательно, Машенька, – ответил Падзеев, посмотрев на ее округлившийся живот. – Отдел деторождения и смерти в твоем лице может расслабиться. Тем более – накануне декретного отпуска. Это, кстати, Маша Родигина, – обратился директор к Анфисе, – но ей недолго осталось с нами работать, как понимаешь.

Женщина вспыхнула румянцем, положив руку на живот.

– На удивление мало конкретики, – сказал мужчина в костюме-тройке. – Каким образом мы должны узнать, что они полюбили друг друга? Какое именно событие должно произойти? Как финалка будет выглядеть? Вечер при свечах, половая связь, свадьба, в конце концов? Или томное «я тебя люблю»?

Тут оживилась новая начальница Анфисы.

– Да, и что насчет кондишенов? – поинтересовалась она.

– Никаких постоянных условий, – отрезал в ответ Падзеев, – если вы ждете мелочей вроде случайной встречи на улице в нужное время, в нужном месте, то напрасно. На этот раз никакой обнаженки. Никаких постоянных условий не отражено в досье, прозрачность минимальна. Мы всё должны обставить сами. И только по прошествии определенного времени нам станут известны признаки, по которым можно будет судить о возникшей любви.

– Прямо брачное агентство, ни дать ни взять, – прыснула Ольга.

– Можно сказать и так.

Похоже, не только Анфиса, но и все остальные участники планерки пребывали в недоумении и даже разочаровании. Сложное, ответственное задание оказалось банальным сводничеством. Она набралась смелости и впервые за время совещания заговорила:

– Платон Альбертович, а почему этому заданию вы придаете такое большое значение? От его выполнения зависит множество судеб?

– Так и есть, – ответил Падзеев. Он улыбнулся, затем устало потер лицо ладонями и спокойно произнес: – Если эти двое не полюбят друг друга, будет запущена цепь событий, которые приведут к масштабной катастрофе. Погибнет восемьдесят два человека, судьбы еще нескольких сотен, связанных с ними, пойдут под откос.

Он посмотрел на вытянутые лица подчиненных и добавил:

– Не спрашивайте меня, каким образом это произойдет. На этот раз, поверьте, мне известно столько же, сколько и вам. Почти.

Падзеев отключил пультом проектор и попросил поднять шторы. Под размеренное жужжание автоматики Анфиса бросила взгляд на светлеющие лица, исполненные недоумения. Когда в конференц-зал вернулось майское солнце, Платон Альбертович хлопнул в ладоши, будто хотел разбудить подчиненных, и бодро заявил:

– Если вопросов нет, можете приступать к выполнению задания. Руководителем проекта назначаю Ольгу Ворганг.

От этих слов загорелая блондинка встрепенулась и расправила узкие плечи.

– Ольга, вместе с Константином Ждановым разработай, пожалуйста, стратегию дальнейших действий. Подключи к этой работе свою новую подчиненную.

Анфиса с готовностью кивнула, чувствуя на себе изучающий взгляд начальницы.

– Не забывай также, что у нас в штате есть профессиональный психолог, помощь Нелли наверняка будет не лишней, учитывая специфику этого проекта и тотальное несовпадение темпераментов наших героев.

– Это будет интересный эксперимент! – оживилась кудрявая дамочка с цветком мака во всю блузку, которая до сих пор хранила флегматичное молчание. По всей видимости, должность для нее придумали недавно и пока ее профессиональные навыки не приходилось использовать по назначению.

– Технический отдел также в твоем, Оля, полном распоряжении. Ну, в общем, ты и сама всё знаешь, – подытожил Падзеев. – Жду к завтрашнему дню план совместных действий.

Платон Альбертович коротко поблагодарил всех за внимание. Уходя, он попросил Ольгу показать своей новой подчиненной офис и познакомить с коллегами.

– Коллектив у нас небольшой, всего четырнадцать человек в штате и еще около двух десятков работают за пределами этого офиса: на аутсорсинге и агентами, – щебетала секретарша Инга, ведя Анфису по узкому бежевому коридору. Познакомить новенькую с остальными – ловко перепоручила ей Ольга сразу после планерки, сославшись на срочные дела.

За стеклянными дверями в конце коридора было на удивление просторное помещение. Слегка изогнутое, как кусок гигантского кулича, оно контрастировало по стилистике с приемной, кабинетом директора и, уж тем более, с вестибюлем, в котором обитал каменный единорог. Тут уже не было ни золоченых вензелей, ни фресок, ни дубовых панелей. Пространство пронизывали солнечные лучи. Они проходили через широкие окна, расположенные плотным рядом вдоль вогнутой стены. Наверное, это были как раз те часы, когда прижимистое петербургское солнце прицеливалось прямо во внутренний двор здания и подкидывало ультрафиолета в клетчатый оконный переплет.

Рабочие места сотрудников располагались в несколько хаотичном порядке: видимо, чтобы компенсировать вытянутость зала. К тому же, пока идешь с утра по широкому, зигзагообразному проходу из одного конца в другой, сможешь увидеть всех и поздороваться лично с каждым. Столы перемежались густыми ховеями и драценами в прямоугольных кадках из плексиглаза. Немного фантазии – и можно представить себя в ботсаду посреди рабочего дня. Правда, дендрарий этот давно не пропалывали. Столы с отколотыми уголками, дощатый пол с толстым слоем бурой краски, подернутые пылью стены цвета топленого молока: все поверхности выглядели какими-то уставшими.

– Здесь трудится основная масса наших сотрудников, – продолжала Инга, ведя Анфису по проходу между столами. – Все хотим сделать ремонт, освежить мебель, картиночки дизайнерские развешать, но не до того. Зато, как видишь, у нас тут уютно. К тому же – полная демократия. Вот, пожалуйста.

Она указала на баскетбольное кольцо, нависающее над одним из столов. Под ним – настенный календарь: бегущая сквозь волны спасательница Малибу. На фоне ее необъятного бюста Анфисе во весь рот улыбался мускулистый физрук, которого она уже успела заметить на планерке.

– Это Никита Дужин, отдел здоровья, – шепнула Инга. – Следит за диетой похлеще любой девушки, постоянно заказывает у меня протеиновые коктейли и эти всякие кефирчики за счет конторы. Парень неплохой, но нужно привыкнуть к его шуточкам.

Физрук непринужденно перебрасывал из руки в руку мячик, провожая дам маслянистым взглядом. Затем широко зевнул и пощупал свой бицепс.

– Отдел здоровья, – проговорила Анфиса, будто запоминая. – Теперь я понимаю, почему оно у нас такое.

Инга заговорщицки хихикнула.

– Никите бы в отдел деторождения и смерти: осеменить пытается каждую встречную. Вот он, кстати, этот отдел. Как раз рядом с твоим, по межличностным отношениям который.

Они остановились рядом с двумя столами, разделенными зарослями монстеры, как демаркационной линией. С одной стороны – растение чувствовало себя вольготно: плотные, сочные листья отливали здоровым глянцем. Там сидела розовощекая толстушка с большим животом. А по другую сторону – монстера доживала свои последние дни: листья скрутились в пергаментные свитки. Сквозь пожелтевшие стебли Анфиса разглядела высокий бледный лоб и татарские глаза под завесами черно-фиолетовых волос.

– Ой, какие мы уже большие стали! – Инга наклонилась над столом, обращаясь как будто к животу толстушки. Та вспыхнула пурпуром и расплылась в гордой улыбке. – Наша мама всё работает, ну-ка скажи ей, чтобы домой шла! И когда ты нас покидаешь?

– В конце недели, с меня вкусные тортики!

– И как же мы без тебя теперь, на кого же ты нас оставляешь, кто же тебя заменит!

Тут толстушка – Анфиса вспомнила, что на планерке эту женщину называли Машей – посмотрела через поредевшие заросли монстеры на свою соседку и закатила глаза.

– Не надо на меня так смотреть, – послышалось оттуда.

– Эльвира, ты хотя бы иногда поливай свою часть, я даже бутылку воды тебе набрала сегодня! – всплеснула руками будущая мать.

– Я не просила об этих джунглях, – произнесла черноволосая девушка, не отрываясь от монитора. – Искусственные цветы куда практичнее.

– Что там у тебя с Бессоновым?

Угрюмая девица цокнула языком и проговорила:

– Был Бессонов – и нет Бессонова…

Распрощавшись с толстушкой, Инга взяла Анфису под руку и повела дальше. Она не скрывала радости от того, что смогла выйти из-за рецепции и размяться в разгар рабочего дня.

– Как ты поняла, та миловидная беременная женщина – отвечает у нас за деторождение. Сапожник с сапогами: уже третий раз в декрет уходит. А устройство на работу – вообще, видимо, совпало с первым зачатием.

– Ее соседка Эльвира ответственна за… смерть?

– Точно. Заморину все немного сторонятся. Совсем молодая, а задания выполняет – как орехи щелкает. Настоящий профи!

Анфисе стало не по себе от мысли, что отвечать за рождаемость – пусть и локально – теперь будет та, которой гораздо ближе смерть.

– А это кто? – Анфиса кивнула в сторону маленькой головы с витиеватым завитком. На лебединой шее деревянные бусы. Длинные пальцы танцуют по клавиатуре, будто наигрывают симфонию на фортепиано. Кажется, футболка вот-вот спадет с плечика. Пухлые губы готовы в любую секунду к щелчку айфона. Над столом – огромная репродукция Энди Уорхолла12.

– Эту смазливую девчоночку зовут Деон Метелик. Он занимается вопросами красоты. Признаться, я его обожаю! Он меня столько раз выручал советами, когда я не могла выбрать платье в магазине. – Инга посмотрела на потертые джинсы собеседницы, потом на ее взъерошенные волосы. – Если хочешь, может, и тебе даст какие-то рекомендации.

Дальше был отдел с самым длинным названием в организации – отдел интеллектуального развития, увлечений, карьеры и профессиональных связей. Название сразу смутило Анфису. Ей приходилось иметь дело с чиновничьими структурами, так что она точно знала: чем длиннее название подразделения или должность человека, тем они бесполезнее. Отдел интеллекта и так далее в «Фортуне»представлял аккуратный старичок с внешностью и именем профессора: Разумовский Роман Лорьевич. Презирая современные технологии, он выписывал что-то на листе бумаги, время от времени заглядывал в толстую книгу и рылся в каталожном ящике. Только чернильницы не хватало.

Рядом – сидел тот самый Юрич, который пытался сделать доклад на планерке. Он, как объяснила Инга, возглавлял отдел заявок. Это тоже сокращенная версия, полное название подразделения – отдел оформления заявок, документооборота и взаимодействия с контролирующими структурами. Весьма ответственная должность, именно через Юрича в первую очередь проходили все задания для «Фортуны». Павел Юрьевич – как, впрочем, и Роман Лорьевич – пользовались сдержанным уважением коллег, ведь они дольше всех работали в организации. Только их и гендиректора в офисе называли по отчеству все, даже сам Падзеев. Но на «ты». С помпой праздновали их юбилеи, выходы на пенсию – в надежде, что те, наконец, добровольно уйдут на заслуженный покой и займутся грядками. Но Лорич и Юрич продолжали тянуть лямку: педантично, неторопливо и консервативно. Приходили раньше остальных, часто сетовали на большой объем работы и боли в суставах. Разве что Юричу внуки недавно скинулись на путевку в Турцию, и теперь он, в ожидании первого за последние десять лет отпуска, говорят, каждый божий день напоминал о своем скором отъезде—в надежде, что руководство в последний момент уговорит его отложить турне ввиду его незаменимости. Но коллеги только подзадоривали старика, рекомендуя наперебой турецкие достопримечательности.

Особняком размещался финансовый отдел: дуэт типичных бухгалтерш, Богачевой и Скрягиной. В глубине зала, отгородившись ото всех полками и растениями, сидел специалист по техобеспечению. Клетчатая рубаха нараспашку поверх вытянутой черной футболки. Засаленные черные волосы прижаты наушниками. Такие индивиды обычно вызывают раздражение у коллег, но Анфиса старалась на новом месте сразу знакомиться с тем, от кого напрямую зависит нормальное функционирование техники. Зато потом все недоумевали, почему же у нее есть интернет, а другим приходится подолгу пинать ленивых сисадминов. Вот и сейчас она панибратски махнула сисадмину рогатиной из пальцев, тот в ответ подмигнул.

Почти все, с кем Инга знакомила Анфису, приветливо ей кивали, некоторые желали удачи, кто-то пытался расспросить о ее прежней работе. Даже хмурый специалист по смертельным вопросам Эльвира хотя бы посмотрела ей вслед. Только один сотрудник недовольно пробурчал что-то себе под нос, когда Инга и Анфиса приблизились к его столу. За несколько секунд он успел поругать секретаршу за то, что она не соединила его с каким-то важным человеком, заказала не ту воду для кулера и отвлекает его от важных дел.

– Запомни этого человека, – повторила Инга несколько раз, подводя Анфису к ее отделу. – Запомни, чтобы лишний раз не сталкиваться с ним. Невыносимый зануда, даст сто очков вперед Лоричу и Юричу, с которыми, кстати, общается. Те хотя бы могут интеллигентно пошутить при случае или заменить википедию, если интернет завис. А он…

– А кто это?

– Артур Воркунович. На нем отдел природы, экологии и климата. Артур никак не может смириться с тем, что большую часть заказов его профиля когда-то передали специализированной партнерской организации. Платон Альбертович справедливо считает, что «Гринпис» и Фонд защиты дикой природы с этим лучше справятся. Воркуновичу же досталась всякая мелочевка, в основном отчеты. А чтобы меньше возмущался, его перевели на днях на белую зарплату ипотечника, в штат срочников…

– Срочников? – переспросила Анфиса.

– Так называют всех нас, трудящихся официально в департаменте случайностей, – объяснила Инга. – Есть еще партизаны или полевики, это наши внештатники, среди которых был и Артур Воркунович. По моему скромному мнению – так его специализация вообще не слишком-то нужна. Там всё по Дарвину, на автомате. Департаменту случайностей – уж точно нечем поживиться.

Анфиса украдкой посмотрела на плечистого мужчину с оскалившейся акулой на футболке, увлеченного Красной книгой. Высокий складчатый лоб, об который можно без последствий разбить бутылку. Видимо, такие испытания он уже неоднократно проходил: под короткими волосами на толстокожей голове просвечивали штопаные шрамы, один из них, закругляясь, чуть касался правого виска. Брови нахмурились настолько, что почти соединились в сплошную линию. Лицо, словно высеченное из каменной глыбы, внизу обрамляла щетина. Если бы не она, Артуру Воркуновичу можно было бы дать лет тридцать пять. Но что-то подсказывало, что он старше. Сколько ему на самом деле – знала, наверное, только Инга, у которой были функции еще и специалиста по кадрам. Эколог, как его за глаза называли коллеги, никогда не праздновал свой день рождения и вообще не любил корпоративы. Анфисе он показался эдаким отставным офицером-десантником, который решил спрятаться в тайге подальше от цивилизации и целыми днями рыбачить, но его обманом вытащили обратно к людям. Она на секунду подумала: если этого мужчину побрить, переодеть и как следует встряхнуть за плечи, он вполне может стать нормальным. Хотя бы внешне.

– Ну, к счастью для тебя, с Артуром ты никак не будешь пересекаться, – подытожила Инга.

Рабочее место для Анфисы выделили в центре зала, рядом с начальницей Ольгой Ворганг и главой департамента запланированных событий Константином Ждановым. Неприметный стол рядом с проходом. Ольга занимала самый уютный уголок: она сидела в окружении цветов, в полуразвороте к окну. Ее было едва видно за разноцветными заграничными пакетами. Когда появилась Анфиса, Ольга проводила срочное селекторное совещание с подругами: разбиралась, в каком ресторане было бы удобнее встретиться, чтобы поделиться впечатлениями и сувенирами из Ниццы.

У Анфисы было предостаточно времени для обустройства своего рабочего пространства.

Первым делом она отрегулировала кресло под свой невыдающийся рост. Затем повесила на карандашницу вязаную фенечку: красный кружевной браслет, в который вплетены бронзовые монеты и фигурка дельфина. Эту безделушку ей подарили еще на истфаке. Сказали, что талисман приносит удачу и избавляет от безденежья. С тех пор Анфиса почему-то так и не разбогатела, но по привычке всегда размещает его на своем столе в первый же день работы.

Сквозь окна беспощадно жарило солнце. Прямо в исцарапанный монитор, обращенный ко всем коллегам. Сразу видно, ее предшественник в организации занимал вовсе не этот стол. Как водится, его место и оргтехнику приватизировал кто-то другой, а всё худшее оставили новенькой. Компьютер устало урчал, пытаясь открыть доступ во всемирную паутину. Анфиса с тоской бросила взгляд на белый моноблок своей начальницы. Затем отыскала в сумке пакетик с рахат-лукумом и направилась в глубину зала к сисадмину Максиму Безрукову.

Доброжелательная улыбка, пара непринужденных шуток, конфеты, «я совсем не дружу с техникой», «как ты всё успеваешь», «мне так нужна твоя помощь». И вот уже строгий парень в мятой рубашке ставит на ее стол компьютер, пахнущий пенопластом и магазином. Мимолетный визит к Инге принес полный набор канцелярских принадлежностей, вплоть до желтого маркера. Искренний комплимент Деону Метелику по поводу его перстня – и вот уже в руках Анфисы забавная кружка в виде Губки Боба от специалиста по вопросам красоты. Декретница Маша Родигина угостила фисташками и рассказала, где кофе-машина.

К середине дня Анфиса успела пообщаться или хотя бы перекинуться парой слов с каждым вторым в коллективе.

В офисе запахло тушеной курицей, свежими огурцами и японским уксусом. Большая часть сотрудников устремилась в миниатюрную столовую, скрытую за библиотечными стеллажами.

Комната с узким окошком и псевдовенецианскими фресками в полстены заполнилась офисным щебетом. Когда Анфиса вынимала бутерброд из микроволновки, уже были заняты все столики. Свободный стул оставался только напротив Романа Лорьевича.

Бессменный начальник отдела интеллектуального развития и всего прочего ел в гордом одиночестве. Интеллигентный дедушка – он чем-то смахивал на Чехова, потерявшего пенсне, – моментально оживился, когда Анфиса присела напротив него, да еще и заговорила с ним. Самый возрастной сотрудник организации любил неторопливые философские беседы, в отличие от его коллег. Спустя минуту он с упоением перелистывал страницы энциклопедии, спрятанной где-то за его высоким лбом.

– Знаешь ли ты, что такое моноцерос? – спрашивал у Анфисы Роман Лорьевич.

– Моноцерос? – переспросила Анфиса. – Видимо, это с греческого. «Монос» – означает один. Церос, керас… Случайно, не единорог?

Поверхностные знания греческого и латыни, подаренные учебой на историческом факультете, помогали ей не раз находить общий язык с интеллектуалами. Вот и сейчас ее собеседник с одобрением закивал.

– Совершенно верно, Анфиса! Monoceros, он же unicornus, он же einhorn… Всё это многоликий единорог, который изначально, кстати, имел обличие быка и даже козла. Только представь, если бы на визитных карточках нашей замечательной организации расположился козел… Так вот, собственно, единорог символизирует долголетие, знатность и мудрое правление. Но никак не фортуну, именем которой названа сея славная компания.

Лорич аккуратно закрыл опустошенный контейнер, сложил ногу на ногу и достал из внутреннего пиджака курительную трубку. Анфиса давно не общалась на высокие темы. Поэтому сейчас она, на радость старику, с удовольствием слушала его долгий ответ на ее краткий вопрос: зачем существует компания «Фортуна» и откуда ей известно о судьбах других людей. Ее даже не раздражала гадливая привычка собеседника нарочно пришепетывать: ему это действительно придавало академического шарма.

– А что же слово «фортуна»? – продолжал Лорич. – Наверняка тебе известно, что это богиня счастья и удачного случая. Та, что украшает наш вестибюль. Иногда великодушная, иногда жестокая, но всегда справедливая. Между богиней Фортуной и Единорогом немало общего в контексте нашей деятельности. Долголетие, мудрое правление, – Лорич начал загибать пальцы, – счастье, удачный случай… Совместим всё это – и получаем миссию: мудро править, управлять людьми, дабы долгие годы предоставлять им удачный случай. Случай, чтобы они стали счастливее.

– Роман Лорич, я даже боюсь предположить, какова подоплека деятельности организации «Фортуна». – За несколько минут высокоинтеллектуального диалога с языка Анфисы стали слетать слова, какие она редко использовала в повседневном общении. – Поначалу я думала, что «Фортуна» – это очередная мошенническая пирамида. Потом приняла ее за секту во главе с Платоном Альбертовичем. Но сейчас я вижу вокруг себя вполне здравомыслящих людей, которые просто занимаются своей работой и не бог весть откуда получают за нее деньги. При этом говорят о судьбе так же просто, как продажники о рекламных площадях. Но до сих пор не могу понять: зачем всё это? Зачем вмешиваться в жизни других людей? И кто изначально дает распоряжение свести их друг с другом, разлучить?..

Лорич поводил мундштуком по бородке и как-то хитро улыбнулся.

– А разве ты не догадалась сама, откуда растут ноги? – спросил он. – Всё оттуда.

После этих слов Роман Лорич многозначительно поднял незажженную курительную трубку вверх.

– В Библии ясно сказано, – продолжил Роман Лорич, – «тех, кто приготовляет трапезу для Гада и растворяет полную чашу для Мени, обрекаю Я мечу. И все вы преклонитесь на заклание»13. Иными словами, будет наказан тот, кто уповает на удачу и верит в судьбу, стечение обстоятельств. Ибо это есть грех. Но Библия – всего лишь мудрая книга, написанная людьми. Которые не должны знать, что их ставят на путь истинный с помощью таких же простых смертных, как они сами. И это – первое правило нашей организации, запомни его: никто, ни при каких обстоятельствах не должен знать о смысле нашей работы.

– Допустим, я поверила. А как же расхожая фраза о том, что на всё воля Божья? Простите, Роман Лорьевич, но вас послушать – так все люди на Земле эдакие слепцы, которые сами не видят, куда бредут. Разве Богу не хватает сил управлять нами? Я никогда не причисляла себя к глубоко верующим, но и до атеистов мне далеко. В детстве я была уверена, что у каждого есть свой ангел-хранитель. Да что там, я до сих пор думаю, что он машет невидимыми крылышками и иногда шепчет мне на ухо: «Анфиса, одумайся, сейчас ты сморозишь глупость!».

Лорич прерывисто рассмеялся через нос.

– Поздравляю, Анфиса, теперь ты сама как тот ангел-хранитель!

– А мною тоже управляет какой-нибудь ангел-хранитель, работающий в другом агентстве по делам случайностей и запланированных событий? Или, может быть, в этом же агентстве?

– Возможно, – кивнул Лорич. – Если ты важная птица и твоя судьба повязана с судьбами множества других людей, то тобой может управлять целая организация вне твоей воли. Тогда ты как пуля, которой стреляют в цель. В противном случае ты – просто рикошет. Щепка, мелкая дробь, отлетающая в сторону в результате выстрела.

– Первый вариант, конечно, приятнее, – усмехнулась Анфиса. – Но я никак не пойму: все-таки у каждого человека есть своя предначертанная судьба или ее делают такие, как мы?

Роман Лорич осторожно положил курительную трубку на стол и взял из металлической сахарницы несколько кубиков рафинада.

– Вот, представь, что в моей руке разные события, которые произошли или произойдут когда-либо в жизни отдельно взятого субъекта.

Он слегка подбросил на ладони сахарные кусочки. Затем принялся выкладывать на столе кубик за кубиком, чтобы получилась прямая линия. При этом приговаривал:

– Вот наш субъект родился в городе N, вот пошел в школу номер «икс». Вот здесь – случился первый поцелуй с девушкой по имени «игрек». Тут – он женился, тут – появился первенец. Где-то между этими событиями его укусила в подворотне собака, заболел зуб, еще он сходил в магазин такого-то числа, в такое-то время. А тут – была парикмахерская, премьера фильма и поездка на море. – Лорич провел мундштуком над получившейся сахарной линией. – Жизнь, полная различных событий, которые связаны между собой невидимой нитью. Нанизаны на нее, как бусины в колье. Вот здесь, – он указал на последний в ряду кубик, – наш индивидуум станет послом доброй воли ООН и поможет сотням африканских детей. И нам становится об этом известно. – Старый философ положил за пределами линии еще один кубик и ткнул в него трубкой. – И он уже не станет серийным убийцей. Если только…

Роман Лорьевич подвинул мундштуком один из кусочков сахара, затем снова набрал в ладонь порцию рафинада и начал выкладывать из нее другую линию, от одинокого сдвинутого кубика.

– Одно-единственное событие может привести к тому, что он превратится, скажем, в Джека Потрошителя. И никогда не узнает, что при другом раскладе он мог стать волонтером, спасителем, доброй души человеком. – Он замахал кистью руки, разбрасывая по столу ровный ряд кубиков. Затем подобрал один из них и поднес к носу. – И, уж тем более, для нашего индивидуума так и останется секретом, почему так случилось. Он и окружающие спишут всё на трудное детство, отца-деспота, неудачный сексуальный дебют, замученную когда-то кошку на его глазах. Но в действительности программу сбило вот это неприметное событие.

– И… какое событие? – поинтересовалась Анфиса после долгой паузы, внимательно глядя на сахарный кусочек, зажатый между двумя пальцами Разумовского.

– Он просто подвернул ногу, когда спускался по лестнице. Левую ногу. Или, скажем, за стенкой заплакал среди ночи младенец. Может, некто, с кем нашего героя позже сведет на мгновение жизнь, подберет с земли чье-то кольцо и оставит себе. А вдруг он полюбит вполне конкретную даму? Катализатором может стать даже самое незначительное, на первый взгляд, событие. Мы его просто вставляем подобно детали от пазла и получаем нужную картину. Конечно, сам субъект будет до конца жизни уверен, что стал волонтером только благодаря своему другу-наставнику или пошел по кривой дорожке по вине родительской жестокости.

– Выходит, у каждого из нас есть великое множество совершенно разных исходов?

Анфиса немигающим взглядом смотрела на рассыпанный рафинад. Ей вдруг показалось, что эти кубики, брошенные на стол именно таким образом, сейчас запустили некую цепь событий и в ее собственной жизни. Роман Лорич был явно доволен тем, что своей презентацией произвел на девушку впечатление. Он прикусил мундштук курительной трубки.

– А какая задача у «Фортуны»? Сделать его убийцей или послом доброй воли? – спросила Анфиса, посмотрев ему в глаза.

– Определенно послом доброй воли. Таков наш профиль. Хотя… давным-давно, в 1962 году, мы были вынуждены допустить расстрел мирной демонстрации14, потому как в противном случае один из тех погибших стал бы причиной более глобальной трагедии. Видимо, простая арифметика вышестоящему начальству показала: триста восемнадцать спасенных жизней – это больше, чем двадцать шесть. К тому же среди очевидцев того ужаса и счастливчиков, избежавших гибели, был один непростой ребенок. Впечатления от увиденного были настолько сильны, что он решил стать военным. Дослужился до генерала, а потом – занял губернаторское кресло15.

«Надо будет посмотреть в интернете, что это за событие», – отметила про себя Анфиса. Спрашивать у Лорича не было смысла. Видимо, в этой организации говорить загадками – всеобщая должностная обязанность.

– Ты пойми, Анфиса, события в жизни каждого из нас взаимосвязаны еще теснее, чем ты можешь предположить. Вот ты думаешь: я не встретила бы этого старого зануду, похожего на Чехова, и не слушала бы сейчас его бредни в обеденный перерыв, если бы не устроилась в «Фортуну». На самом деле, надо мыслить глубже. Дроби событие, чтобы докопаться до миллиона его истинных причин. Твой приход в «Фортуну» – это еще и неожиданная встреча с Падзеевым. А неожиданная встреча с Падзеевым – это еще и выход на улицу в определенное время. Но ты бы не вышла из дома в определенное время, если бы, например, неожиданно не отключили воду. Вентиль, кстати, повернул сантехник… пусть будет Афанасий. Он мог бы сделать это позже, но его наручные часы спешили. А часы ему подарила жена, которая проходила мимо магазина, потому что наступила на разбитое стекло: ей просто пришлось идти в аптеку за пластырем, а рядом с аптекой – как раз был магазин часов. За стекло на тротуаре, на минуточку, ответственен один любитель опохмелиться с утра пораньше, который купил пиво в стеклянной бутылке, потому что баночного не было. А баночного не было, так как его количество не рассчитала хозяйка магазина, она открыла эту забегаловку буквально на днях. Открыла, потому что хотела выгодно вложить наследство бабушки. Ее бабушка умерла… от столбняка. Да-да, она на субботнике убирала мусор во дворе и случайно накололась на иголку от шприца…

– … в доме, который построил Джек, – ухмыльнулась Анфиса. – Я так понимаю, эту цепочку можно продолжать до бесконечности. И кому или чему я должна быть благодарна за то, что оказалась здесь? Сантехнику, пластырю или иголке?

– Безусловно, всему этому, – отрезал Лорич. – Все эти мельчайшие события написаны у тебя на роду в данный момент. А теперь представим, что нам поступил заказ: сделать так, чтобы ты пришла работать в нашу организацию. К заказу – прикреплена программа твоих жизненных событий, мы ее между собой называем «схемой». Но вот незадача: на этой самой схеме видны только некоторые события. Как если бы на нотный лист шестой симфонии Моцарта пролили крепкий чай. За коричневыми разводами не разглядеть всех альтераций, бекаров, бемолей… Однако некоторые знаки всё же уцелели. И нам достаточно воспроизвести на волшебном рояле всего одну известную ноту, чтобы зазвучала целая симфония. Помнится, как наши коллеги из Колумбии всего лишь побудили одного чудака показать свой зад на публичном выступлении перед студентами, чтобы он стал мэром Боготы.

– Я всю жизнь была фаталистом. Думала, что эта симфония зазвучит сама собой по воле дирижера. Нужно только самой не фальшивить с виолончелью… Мне бы еще разобраться в «кондишенах», «майнах» и прочих ваших понятиях.

Разумовский уже приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но потом, вероятно, передумал и звучно выдохнул воздух.

– Это, пожалуйста, не ко мне, – скривился он, – не люблю я этот птичий язык. Я от старой школы… Тут вообще много тонкостей. Думаю, твоя начальница расскажет тебе.

Анфиса посмотрела через плечо Лорича на столик в противоположном углу. Там Ольга Ворганг давала моноспектакль зрителям из финансового отдела. Оттуда доносились обрывки ее рассказа: про то, как она долго не могла разгадать «месседж» художника на выставке в музее Гуггенхайма, как изменились «даблдакеры» в Лондоне из-за Олимпиады и почему шопинг в Милане – это «абсолютный юслесс».

– Ну, для начала мне было бы неплохо повеситься на статуе единорога, чтобы Ольга обратила на меня внимание.

Разумовский интеллигентно прыснул в кулак.

– Знакомая история! Твой предшественник, царствие небесное, тоже долго добивался ее расположения и конкретных указаний. Бедняга был на грани нервного срыва.

Столовая незаметно опустела, урна у выхода пополнилась пластиковыми контейнерами и замасленными салфетками. Возвращаясь к рабочему месту, Анфиса спросила у Романа Лорича:

– Почему же у нас такое сложное задание, влюбить друг в друга совершенных противоположностей? Я бы согласилась вместо этого показать ягодицы, если результат гарантирован.

Лорич расхохотался.

– Считай, что ноты этой симфонии чересчур запятнаны чаем, – сказал он, учтиво пропуская девушку вперед.

Весь оставшийся день Анфиса подписывала документы для устройства на работу, знакомилась с папками в своем компьютере, подчищала каталоги с бумагами на своем столе. И пыталась вникнуть в замысловатую структуру организации.

Поначалу устройство «Фортуны» и местный регламент она даже не могла изобразить на бумаге. Отделы с фантасмагоричными названиями, порой представленные здесь одним-единственным сотрудником. Запросы в некий головной офис. Технические задания, составленные будто под тяжелыми наркотиками, с кучей непонятных формул и условных обозначений. Профессиональный сленг, состоящий из таких слов, как «продленка», «кондишены», «глухарь», «запрещенка». Но к концу дня ее немного ввели в курс дела.

Оказалось, все «судьбоделательные» организации или подразделения делятся на два вида. Первые – департаменты стратегического планирования, занимаются, соответственно, долгосрочным планированием и прогнозом общей ситуации. Их тут по-простому называют долгосрочками, а всех сотрудников оных – долгосрочниками. Второй вид – департаменты случайностей: организации вроде «Фортуны», призванные оперативно корректировать так называемые «схемы» конкретных личностей и моделировать отдельные события. За их работой пристально следит представитель из числа стратегов, чтобы изменения отдельной судьбы не отразились негативно на общей ситуации. В «Фортуне» таким смотрителем-ревизором был Константин Жданов. Объектам воздействия, вокруг которых кипит работа департаментов случайностей, присвоен жаргонный термин майн. Все второстепенные лица – это секондеры. В «Фортуне» даже есть прибаутка по этому поводу: «Жизнь надо прожить так, чтобы секондеры завидовали». Узнав о такой классификации, Анфиса еще раз посмотрела на фотографии Вадика и Маргариты. Оказывается, майны – не обязательно с биографией Робеспьера и харизмой Че Гевары.

Во время перерыва на чай преддекретная Маша Родигина обмолвилась, что департаменты случайностей могут скрываться за неприметными вывесками вроде «ООО «Сити» или «ИП Кузнецов». А наиболее крупные и влиятельные прячутся у всех на виду.

– Есть один нудный департамент, прямо в Смольном располагается, – поморщилась Маша, притапливая в кружке пакетик с бруснивером, – угораздило нас однажды вести общее дело. С тех пор я без труда могу определить, где сидят вот такие, из наших. Запомни, Анфиса: если увидишь чиновничий кабинет, а на входе длинное и непонятное название комитета, управления или департамента со словами «по вопросам», «общественные», «предотвращение», «прогноз», «аналитическое» – значит, это они.

– Общественные организации, кстати, тоже зачастую из наших, – добавил стратег Жданов, набирая в тарелку курабье. – Недавно наткнулся на Общественный Фонд по сохранению целостности России. Как тебе?

Множество мелких департаментов открывают по специальной лицензии бывшие внештатники или выходцы из крупных специализированных организаций. Они арендуют тесные кабинеты в дешевых бизнес-центрах, маскируются под парикмахерские и обувные мастерские, а то и вовсе работают на дому. Амбициозным директорским детям стартовать куда проще: родственные связи тут ценятся не меньше, чем у нотариусов. Последние, кстати, тоже в этой отрасли или близки к ней. Для Анфисы это стало откровением. Она, наконец, поняла, зачем в принципе нужны нотариусы.

– Вот в этой папке у нас обнаженка хранится, – сказал сисадмин Макс Безруков, настраивая Анфисе компьютер.

Так она узнала, что обнаженка – это вовсе не то, о чем можно подумать, а задания на корректировку чьей-то судьбы с максимально понятными, прозрачными условиями, то есть кондишенами. А если условия весьма неопределенные, как в задании с Вадиком и Маргаритой, – то это уже «глухарь». Он же поведал Анфисе, что бывают еще скоряки, то есть задания, которые выполняются в максимально сжатые сроки и, как правило, не связаны с серьезными последствиями. Тут можно походя, за мелкие бонусы к зарплате, выполнить пару простых действий в конкретных локах, то есть локациях, и в указанные таймы, то есть временные интервалы. Но если попалась продленка, да еще и глухарь – готовься к сверхурочным бдениям, нервотрепке и цейтноту. В таких случаях, как рассказал Макс, начинают просить те самые бланши, упомянутые разок на планерке, – это дополнительные полномочия для выполнения заданий. Ну, вдруг надо будет ликвидировать какого-то майна или секондера – тогда отправляешь депешу головнякам и получаешь либо не получаешь бланши.

По завершении этого ликбеза Анфиса подытожила:

– Значит, я теперь модератор из числа срочников, который по техничкам имеет дело с обнаженками и глухарями, меняет схемы майнов и секондеров с кучей запрещенок, придумывает для них локи и таймы в ожидании бланшей, чтобы довести скоряки и продленки до финалок.

Обилие англицизмов и полицейских жаргонов в терминологии отрасли объясняется просто. В руководстве сидят, как правило, бывшие дипломаты и чекисты. Последних, пожалуй, даже чуть больше. Это чувствуется по моторике управления. Даже одного рабочего дня хватает, чтобы заметить, насколько сильна тут бюрократия. Не столько в самой «Фортуне», сколько над ней. Особенно, если дело касается тех самых продленок. Каждый чих тут предваряют уведомление, служебная записка, докладная или официальный запрос головнякам. Отправляют депешу – и ждут заверенного печатью ответа. Анфиса пока не знала, как выглядит тот самый головной офис. Но ей он представлялся с ореховыми панелями в полстены, с громоздким лакированным столом под резным гербом и портретом президента, а вокруг этого стола – кряхтят птозные головы, усеченные галстуками. Они не торопясь перебирают запросы, голосуют по каждой строчке, надиктовывают что-то бестолковым помощникам. А если вдруг увидят, что на документе стоит не тот номер или слово «вы» написано с маленькой буквы, – с негодованием отправляют такую бумажку обратно. Может, из-за этой бюрократии у людей вечно не клеится личная жизнь, со здоровьем проблемы и на работе сплошное невезение? И, возможно, по этой причине Анфиса только с третьего раза смогла оформить загранпаспорт?..

Возвращаться домой Анфиса в этот вечер не спешила, даже несмотря на то, что откуда-то со стороны Васильевского острова надвигалась чернильная туча, прошитая солнечными лучами.

Прошла по Старо-Никольскому мосту, свернула на набережную и побрела вдоль канала Грибоедова. Там ей вдруг захотелось постоять на горбу Коломенского моста. Лучше промокнуть под ливнем, но попозже вернуться в смрадную коммуналку.

Она всегда чувствовала себя на удивление спокойно перед дождем и не понимала, как люди могут прятаться под зонтами и бежать под крышу, чуть только закапает с неба. Но в эту минуту, глядя на воду, она не могла побороть в себе ощущение тревоги. Она боялась сделать что-то не так. Долго приноравливала локти к зеленоватым перилам, несколько раз меняла место дислокации на мосту. Потом вдруг подумала, что лучше не скрещивать ноги. Пару раз обернулась назад, как будто за спиной приземлялся неопознанный летающий объект. Ей всё время казалось, что от малейшего движения ее тела зависит судьба человечества или, как минимум, собьется чья-то «схема».

«Это паранойя, Анфиса!» – отругала она себя и прикрыла глаза, подставив лицо налетевшему ветру.

Сквозь ресницы она увидела, как что-то, похожее на птицу, пролетело над ее головой, закружилось спиралью и махнуло в канал.

– Ай, Володя! Держи обертку! – раздался за спиной заливистый женский смех. Кому-то еще в этот непогожий вечер хотелось промокнуть до нитки.

На другой стороне моста белокурая дама подкармливала мороженым своего спутника, эдакого моложавого вдовца с серебристой шевелюрой. Она то подносила эскимо к его широко раскрытому рту с подозрительно ровными зубами, то резко поднимала вверх, поддразнивая и громко хохоча. Тот принял правила эротической игры и делал вид, будто никак не может откусить лакомый кусочек. В высоту мужчина был как фонарный столб, да и по комплекции был близок к нему. Он то и дело складывался пополам, налетая на эскимо, и при этом приговаривал:

– Аааам! Ам! Сейчас съем! Аааааам!

Его светлые выглаженные брюки в сочетании с черной курткой и ее пестрый палантин да солнцезащитные очки на макушке не оставляли сомнений: встретились два одиночества на первом свидании. Анфиса не удержалась от умилительной улыбки, когда стареющий донжуан выудил из внутреннего кармана куртки алую розу на высокой ножке.

– Цветок для прекрасной дамы за кусочек мороженого!

Прекрасная дама тихо пискнула и приняла в свои объятия розу.

– Володя, ты у меня такой фокусник!

Володя, не теряя зря времени, откусил от эскимо порядочный кусок, нарочно запачкав губы шоколадом. Причмокнул от удовольствия и подмигнул даме сердца. А та – кокетливо повернулась к нему спиной, показав Анфисе свое лицо. Сочный бутон поднесла ко вздернутому носику, взгляд кинула вверх и куда-то в сторону.

Анфиса не поверила своим глазам. Она резко отвернулась, искоса продолжая следить за парочкой. В очередной раз Петербург показал, насколько он тесен.

Маргарита Петрушевская собственной персоной. Оставалось только выйти из-за угла Вадику.

Задание осложнялось. Маргарита, которая скоро просто-таки обязана влюбиться в нескладного парня из Шушар, великолепно чувствовала себя в обществе нового кавалера.

Над мостом заурчала туча. Вода в канале покрылась мелкой рябью и вскоре словно закипела. Парочка с визгом пронеслась в одном шаге от Анфисы, обронив алые лепестки.

– Натоптала в коридоре, а кто за тобой будет убирать?

Вытирая лицо полотенцем, Анфиса равнодушно смотрела на большое разоренное гнездо, закрепленное на голове сотней невидимок. Она все время гадала, какой длины волосы у соседки, что ей удается соорудить такую объемную конструкцию. И расплетает ли их, чтоб хотя бы помыть, или засовывает под душ прямо так, большим комком?

– Агния Николаевна, у меня был очень тяжелый день. Я вымокла до нитки, только что переоделась и, разумеется, сейчас пойду за тряпкой, чтобы протереть пол в коридоре.

– Ты посмотри на нее! – затряслось гнездо. – Когда это ты научилась так разговаривать? Изволь проявлять уважение к тем, кто живет рядом с тобой.

Дальше хозяйка комнаты должна была по традиции как бы между прочим напомнить, что сдает жилье за бесценок и еще – почему-то о том, что является дальней родственницей архитектора Лидваля16. Но тут Анфиса впервые за время проживания в этой коммуналке сделала вид, что находится в комнате одна. Она подошла к бельевой веревке и принялась развешивать мокрую одежду.

– Я с кем разговариваю?! – возмутилась Агния Николаевна, всплеснув руками. – Или тебе надоело жить здесь задарма?

– Последние «задарма» я вам заплатила за два месяца вперед, – спокойно произнесла Анфиса, встряхивая мокрый джемпер. – Если у вас больше нет тем для разговора, я вас очень прошу оставить меня одну. Пожалуйста. Будьте так любезны.

Она чувствовала затылком, как расширяются ноздри Агнии Николаевны. После сказанного Анфиса не ожидала услышать от соседки по коммуналке и хозяйки комнаты в одном лице ничего, кроме короткой фразы:

– Завтра к обеду чтоб духу твоего здесь не было.

Когда дверь громко хлопнула, Анфиса присела на кровать и обвела взглядом двенадцатиметровую комнату, оклеенную обоями с блестками.

К тому и шло. Она давно собиралась в очередной раз сменить место жительства, даже не стала далеко убирать свою дорожную сумку, когда делала в комнате генеральную уборку. В этой коммуналке ее радовал разве что вид из окна. И низкая плата за съём, если сравнивать с аналогичными вариантами. Но слишком высокая, учитывая вечный гвалт в коридоре, обилие жильцов и сварливую хозяйку за стенкой.

Она даже не собиралась требовать обратно деньги, заплаченные за аренду вперед. Всё равно не было никакого договора. Вспомнила, что в холодильнике на ее полке завалялась пара яиц, которые можно спрятать за батареей. А еще у нее есть хороший, отзывчивый приятель из налоговой. Анфисе тут же стало веселее.

Небольшой шкаф удалось опустошить за полчаса, вся одежда поместилась в одной большой сумке с расшатанными колесиками. В рюкзак отправился ноутбук, фотоаппарат, несколько безделушек со стола и стопка любимых книг.

В кошельке Анфиса отыскала пятьсот рублей и пустую банковскую карточку. Еще две тысячи лежали в томике Анны Гавальды17. Куда идти с этим богатством, она не представляла, но твердо решила съезжать рано утром, пока не проснулась хозяйка.

В темнеющее окно неустанно хлестал дождь. Через просевшую форточку свистел ветер. Анфиса с силой стукнула по ней кулаком, безуспешно пытаясь закрыть, и с тоской глянула вниз, на набережную Фонтанки. По лужам плыли машины, свинцовая туча простиралась далеко за горизонт, скрыв собой солнце. Прохожие семенили по тротуару, напоминая грибы. И только один зонтик был неподвижен. Под ним Анфиса разглядела развивающийся на ветру пестрый палантин. В следующую секунду – взмах руки, и в реку полетела растерзанная алая роза. Женская фигура долго стояла под дождем и ветром, прежде чем медленно побрела вдоль чугунных перил.

Одна.