Читать книгу Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего - Вячеслав Григорьевич Вертинский - Страница 60

Боже мой! Как я мечтал летать…. Летать, не в смысле полётов во сне – это состояние испытывал каждый, особенно в детстве – я же мечтал летать – наяву…. Да, представьте себе – я хотел стать лётчиком, но исключительно – военным, и только лишь либо истребителем, либо испытателем, без альтернатив.

Даже и не припомню сейчас, когда у меня появилась эта мысль, но помню, что она настолько прочно засела в моём сознании, что я просто не мог представить себя в каком-либо другом качестве, кроме этого.

Мечта моего детства и юности…. Мечта, которой я подчинил тогда всю свою жизнь: книги, журналы, иллюстрации, открытки, моделирование, портрет Гагарина на письменном столе – всё, как положено. Об авиации и космонавтике я знал тогда больше, чем кто-либо другой в моём возрасте и был полностью уверен, что мечта моя сбудется, во что бы то ни стало, поскольку она была светлой и чистой. Люди всегда мечтали о небе, но мне казалось, что так, как мечтал я – никто мечтать не может. Да и все, кто знал об этом – тоже не сомневались, что у меня всё получится, и что первым человеком, который вступит на Марс, скорее всего, буду я. Почему на Марс? Потому что Луну к тому времени уже покорили… без моего участия, но, тем не менее, словосочетание лётчик-космонавт оставалось для меня священным и магическим. Я очень много читал и даже делал доклады на уроках астрономии: доклады, изобилующие таким количеством неизвестной тогда информации, что учительница смотрела на меня с некоторой долей недоверия, но всё равно – ставила пять баллов.

Вообще-то учился я легко, что правда, глубиной познаний блистал далеко не во всех дисциплинах, и если на уроках было совсем не интересно, то занимался по большей части рисованием современных самолётов или космических кораблей будущего. (Талант к рисованию, кстати сказать, тоже присутствовал в определённой мере).

Короче, всё, чем бы я не занимался, в конечном счете, сводилось к одной мысли – летать.

Даже девочки, которыми в том возрасте уже интересовались многие мальчишки, оставались для меня на втором плане, потому что, как пелось в одном старом фильме о лётчиках: «Первым делом, первым делом – самолёты…», и этим было всё сказано.

Мне, помнится, совершенно не было стыдно, когда однажды мы с другом, возвращаясь со свалки с мешками полными грязных пустых бутылок, встретились по дороге с первой красавицей моего класса, за которой увивались все пацаны, кроме Вашего покорного слуги, естественно. Почему естественно? Да, потому что песня у меня была такая: «Первым делом, первым делом – самолёты. Ну, а девочки? А девочки – потом…».

И первым делом – нужно было: вымыть и сдать в пункт приёма стеклотары, собранные бутылки, чтобы на вырученные деньги купить двигатель для сделанной нами кордовой модели самолёта…. Какие девочки могли сравниться с таким грандиозным замыслом?

И двигатель был куплен, и самолёт был запущен…. Что правда, он разбился во время первого же испытательного полёта, но был восстановлен в общих чертах и вывешен в качестве экспоната под потолком моей комнаты. И отнюдь не главное, что наш самолёт фактически так и не полетел – главное, что была мечта, была цель в жизни, и путь к этой мечте был открыт….

А моя душа по-прежнему стремилась в небо, и очередной попыткой подняться к нему стало строительство ракеты на твёрдом топливе. Честно говоря – этот проект тоже потерпел полное фиаско, поскольку всё делалось без чертежей и расчетов, а проще сказать – по наитию. Моя ракета (после старта) поднялась вверх – метра на три, а потом, грохнувшись оземь, ещё долго вертелась вокруг своей оси, исторгая из себя клубы сизого дыма, пока не застыла на месте, израсходовав все запасы топлива.

Конечно, было жаль, но ничего не поделаешь: оторваться от земли – дело не простое, тем более, что это были всего лишь детские игры и робкие попытки что-то создать в своих мыслях, а затем – построить своими собственными руками.

Короче говоря – мечта продолжала жить. И последующая учёба в авиацентре на курсах парашютистов, хоть и не на много, но приближала её воплощение в жизнь, во всяком случае, мне так казалось.

И вот тут уже можно начинать смеяться, потому что, проучившись полгода, зная назубок всю теорию и прыгнув несколько раз с парашютной вышки, я не смог придумать ничего лучшего, чем заболеть накануне своего первого настоящего прыжка. Я так и не совершил его, но опять-таки не очень огорчился – ведь мне предстояло поступать в лётное училище, а там, по моим подсчётам, недостатка в прыжках не должно было быть. «Ничего страшного – подумал я тогда – просто случайность, стечение обстоятельств…». Да, так мне казалось тогда, но сейчас, вспоминая всё это, у меня складывается совсем иное впечатление. Впечатление того, что моя мечта о небе жила, как будто своей собственной жизнью: отдельно от меня и вне моего тела. Странно, но это так.

Однако тогда ничего не могло поколебать мою уверенность в себе, тем более какие-то там нелепые случайности. «Всё зависит от человека: от его силы воли, от его желания и от его разума. Человек – сам строитель своей судьбы» – так нас учили, и я в это свято верил.

И вот время осуществления моей мечты настало: предварительная медкомиссия в военкомате и собеседование с представителем Высшего военно-воздушного училища, готовящего лётчиков-истребителей. Посмотрев результаты медосмотра, мой аттестат и характеристику, майор одобрительно кивнул головой и лаконично добавил: «Ну, что ж, ты почти наш: можешь подавать документы. Сделай снимок придаточных пазух носа, и вперёд. Успеха тебе».

Трудно передать, что творилось в моей душе после этих слов, а если коротко, то я просто был счастлив и ни на минуту не сомневался в том, что поступлю, и буду летать. Уже на следующий день я принёс в военкомат рентгеновский снимок и отдал его главврачу медицинской комиссии. Тот посмотрел, прочитал заключение рентгенолога и сказал: «Молодой человек, а ведь у вас патология». (При слове – патология, у меня вдруг закружилась голова и начали подкашиваться ноги…. Какая ещё патология?). «С таким диагнозом, – продолжал врач – можно прожить до ста лет, но летать нельзя. У вас киста в лобной пазухе».

Я не верил в то, что он мне говорил, и только молча стоял и смотрел на него умоляющим взглядом, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами; и как предательски дрожит подбородок…. Нет, этого не может быть – это ошибка…. Я не могу не летать – это несправедливо, не честно….

Врач посмотрел на меня, тупо молчащего, растерянного и подавленного, а потом достал из ящика стола какую-то умную книгу, и я понял, что это мой приговор. И в этом медицинском справочнике, чёрным по белому, скупо и безапелляционно было написано:

1. «Киста в гайморовой полоти – не годен».

2. «Удаление путём оперативного вмешательства – не годен».

Это был конец, но не просто конец – это был конец Света….

Никогда я ни давал волю слезам, если они были связаны с телесными страданиями (боль тела была мне знакома с детства), но я мог заплакать от обиды, от незаслуженного обвинения, от обмана, от предательства или унижения, и я плакал тогда. Плакал оттого, что столкнулся с непреодолимой стеной какой-то Вселенской несправедливости, стеной, о которую разбилась вдребезги моя самая первая и самая светлая мечта – мечта о небе.

И всё, чем бы я не занимался потом – всё было не то. Я потерял цель и стал беспомощным, и все мои дальнейшие попытки обрести эту цель – самым беспощадным образом разбивались о такие же стены, возникающие передо мной, разбивались в тот самый момент, когда казалось, что путь уже свободен. Грустно это всё…. А чтобы придать чуть-чуть оптимизма той серой картине происшедшего и моим вновь начавшимся в ту пору поискам – можно (разве что…) добавить к тексту знаменитое, хотя и слегка перефразированное изречение времён эпохи римских гладиаторов, и сказать: «Приветствуем тебя, идущий на смерть!». Да, что-то не очень оптимистично…. А если ещё немного изменить? К примеру, так – «Приветствуем тебя, идущий во Мрак!» О-о! Другое дело…. Так, зна-а-чительно веселей.