Читать книгу Театры Тольятти. Том 1 - Вячеслав Смирнов - Страница 47

На прошлой неделе, 20 января, режиссер Анатолий Морозов уволился из театра «Колесо» и уехал из нашего города.

О причинах разгорающегося конфликта мы неоднократно писали на страницах газеты, выражая пожелание, чтобы конфликтующие стороны все же пришли к разумному компромиссу. Сейчас очевидно, что стороны возникшего спора не захотели уступить друг другу. Результат – увольнение ряда специалистов из театра. Дальнейшее развитие событий может оказаться губительным для коллектива.

За два часа до отъезда из Тольятти Анатолий Морозов дал прощальное интервью.

Уход профессионалов

Корр.: Эта история тянулась некоторое время, и все-таки вы приняли решение оставить театр.

Морозов: Я бы не хотел, чтоб все свели к частному конфликту двух людей – директора и главного режиссера. Причина несколько глубже. С определенных пор директор, Татьяна Корабельникова, захотела стать полноправным хозяином театра, то есть решать не только финансовые и экономические, но и творческие вопросы. С самого начала сезона началась череда ее авторитарных шагов, направленных на вытеснение должности главного режиссера в театре и на вытеснение, в частности, меня. Это связано с вмешательством в творческий процесс: она приглашает режиссеров, она приглашает актеров, он устанавливает, какие пьесы будут ставиться. Но дело в том, что она в этих делах – не грамотный человек с точки зрения театра, где она работает первый год. Ее знания драматургии, пьес и театра, мне кажется – на уровне школьной программы, не более. Поэтому когда некомпетентный человек имеет свои амбиции и начинает активно и рьяно вламываться в чужой процесс или в чужое дело – это не просто «кто главнее», это идет разрушение того театра, который здесь в течение трех с половиной лет я создавал. Те спектакли, которые можно назвать репертуаром театра, который я исповедую, в частности «Русская рулетка», «Кин IV», «Жозефина и Наполеон», «Между чашей и губами», «Наш городок» и «Пижама на шестерых» – они имеют свой уровень профессионализма, свой уровень интеллекта, и есть то своеобразие, которое можно назвать отдельно театром. Не театром как зданием, а театром с точки зрения своей эстетики. Мне показалось, что с определенного времени этот духовно-интеллектуальный театр оказался не нужным. И не только директору «Колеса», но и администрации города. Все прекрасно знали, что идет конфликт, и большого труда не стоило, чтобы просто каждому указать на свое место.

Появилась тенденция исключения из театра профессиональных людей, они оказались не угодны, потому что не стояли по стойке «смирно», не заглядывали подобострастно в глаза. Из театра был убран профессиональный человек Людмила Никонова, у которой был выход на зрителя, и поэтому сегодня идет провал по зрительской части, на сегодня пришли люди, не умеющие ни установить связи со зрителями, ни продать спектакли, ни заинтересовать. Татьяна Корабльникова создала те условия, при которых невозможно стало работать заведующей литературной частью Ирине Портновой. А ведь она – мой непосредственный помощник, идеолог театра, которая работала здесь со дня основания, создала уникальную для Тольятти библиотеку драматургии. Также была попытка увольнения из театра актрисы Ольги Самарцевой, которая на первых порах не удалась, но теперь с отъездом главного защитника в этой ситуации начнется вытеснение и других людей, не только Самарцевой. Я был готов на диалог, я был готов все перечеркнуть, несколько раз прелагал прийти к нулевому варианту и на этом строить наши взаимоотношения. Татьяна Васильевна не захотела. Более того, в начале декабря она необоснованно за три дня подряд сделала мне три выговора. За то, что я ездил на гильдию режиссеров в Москву и задержался там на один день, за то, что я ездил на прием к министру культуры Самарской области Ольге Рыбаковой, и так далее. После этого она не подписала мое заявление, чтобы я поехал и встретил Новый год с семьей, и тем самым подводила меня под четвертый выговор и увольнение. Но когда я вернулся из Санкт-Петербурга и увидел, что здесь приглашенным режиссером уже готовится спектакль, на который есть большие деньги, которых не было на мои спектакли, и что его портрет будет висеть в фойе как полноправного члена труппы, я счел это для себя достаточно оскорбительным. Театр разрушается при молчаливом согласии администрации города, которая делает вид, что ничего не происходит, которая делает вид, что Морозов никуда не увольняется, которая делает вид, что никакого конфликта нет, а если он есть, то это какие-то мелкие частности, которые сами собой рассеются. Это не так.

Горечь потери

Корр.: Вы обдумывали свое ближайшее будущее?

Морозов: Конечно, у меня есть творческие планы. Когда меня пригласили в Тольятти, я вынужден был порвать целый ряд своих договоров, своих планов. Сейчас я их буду восстанавливать, когда я понимаю, что я ни театру, ни городу не нужен. Что самое для меня больное – это те актеры, которые поддерживают мою творческую платформу и этику наших взаимоотношений – мне жаль их, потому что они сейчас оказываются в неизвестности. Мне жаль расставаться со зрителями города Тольятти, потому что на всех спектаклях я видел теплые глаза, я видел людей, которые вставали и кричали «браво», которые эмоционально воспринимали спектакли. Сегодня, мне кажется, будет достаточно сложное последующее положение. Дай Бог, чтобы все продолжилось в атмосфере взаимопонимания, но я очень сомневаюсь в этом.

Корр.: Некоторые актеры уже сейчас стали подавать заявления об увольнении, кто-то доработает до конца сезона. Не было ли мысли объединиться в вашем следующем проекте?

Морозов: Где? Здесь?

Корр.: Нет, уже не здесь, конечно.

Морозов: Почему? Я считаю, мы можем и здесь пересечься – при определенных моих условиях: при праве переформировать труппу, при условии быть художественным руководителем, где директор будет просто директор-исполнитель и, наверное, с другим директором-исполнителем.

Корр.: То есть, покидая театр, уезжая из города, вы оставляете себе надежду, что, может быть, что-то изменится?

Морозов: Я в это, честно говоря, не верю, но как всегда, как в американских фильмах, хочется какого-то хэппи-энда, хотя какой тут может быть хэппи-энд, когда, по сути дела, идет разрушение театра, который мы строили вместе с актерами. У меня здесь остался прожитый участок моей жизни, три с половиной года, и эта жизнь прожита в творческой радости, в радости создания тех спектаклей, которые оказались нужны не только мне, не только театру, но и городу, и зрителю. Поэтому у меня вызывает недоумение безучастное отношение людей, которым было достаточно просто поставить человека на место и сказать: «Занимайся своими строительными и финансовыми делами», – все. Люди не захотели. Это не наказание для меня, а определенная горечь разрушения, которая возникает всегда, когда что-то разрушается.

Комментарий

Владимир Колосов, директор департамента культуры:

– Я уже адаптировался к тому, что проходит в театре «Колесо», и не только я, но и те, кто следит за его судьбой. Это не значит, что я равнодушен, или мне безынтересна его судьба. Уже по должности своей меня, безусловно, волнует все, что там происходит. Но не всегда все можно представить так однозначно, как это было сделано в интервью Морозова. Каждый имеет право на свою точку зрения, но я бы попытался отследить некую тенденцию, которая касается театра «Колесо», начиная с ухода Глеба Дроздова, потом смерти Эдуарда Коннина, потом та сложная ситуация в коллективе, которая была с приходом Владимира Ястребова, эти волнения, когда коллектив был с одной стороны, а потом с приходом Морозова он оказался с другой стороны. Масса актеров, любимых в городе, оказалась не востребована новым режиссером. Вы видите, он говорит: «Я создал театр». Я с этой точкой зрения не соглашаюсь. Это талантливый режиссер, но мне не понятна сегодня функция главного режиссера. Ведь главный режиссер – это не художественный руководитель, это разные точки зрения, и когда специалист в должности главного режиссера претендует на художественного руководителя – он ошибается. Это не Табаков, не Калягин, это не Дроздов, который сразу был в должности художественного руководителя, она включала в себя все – и главного режиссера, и исполнительного директора. Здесь на работу главного режиссера, режиссеров, актеров принимает директор, он отвечает за всю работу этого комплекса. Не хотелось бы, чтобы кто-то пытался шантажировать театр, коллектив, администрацию города своим уходом, своими заявлениями, это ни к чему хорошему не приведет. Когда приходит новый «отец» – он всегда «отчим», он никогда не будет «родным отцом»: он или должен освободиться от той части коллектива, которая его не устраивает, и набрать новый, что, в общем-то, в последнее время и прослеживается, или должен признать несостоятельность либо актеров, либо себя. Ну, себя всегда сложнее, поэтому ищутся другие ошибки, другое непонимание. Что касается попечительского совета – он нужен, но не так, чтобы помогал финансово и не влезал в творческие детали. Мне кажется, это заблуждение. Кто платит – тот и заказывает музыку, правильно? Я не думаю, что попечительский совет берет на себя чистую роль мецената, а государство в лице муниципалитета – в особенности. Сегодня театр не несет ту функцию, которую нес раньше – просветительскую, воспитательную. Сегодня он в большей степени несет в себе развлекательную функцию.

ТО №11 (1409) 24.01.2006