Читать книгу Отрешённые люди - Вячеслав Софронов - Страница 14

А в семействе Зубаревых начали всерьез готовиться к свадьбе сына. Решено было ехать свататься на Благовещенье и, переждав Великий пост, при благоприятном ответе со стороны отца невесты, Василия Пименова, в чем Василий Павлович Зубарев нимало не сомневался, закатить по всем правилам свадьбу. Отец с сыном несколько раз выезжали на Орлике как бы покататься, но на самом деле Зубарев-старший имел надежду еще раз повстречать на улице ненароком и Ваську Пименова, перекинуться с ним парой слов, подготовить таким образом к сватовству, незаметно намекнуть на это. Но на беду тот не попадался им ни пеший, ни конный, а вскоре они узнали, что он, верный своим привычкам, умчался куда-то «по своим делам», как всегда, ничего толком не объяснив даже домашним.

– Вернется вскорости, – успокаивал Василий Павлович жену, – никуда не денется…

Но прошло уже Сретение Господне, православный народ дружно и со смирением держал Великий пост, потекли сугробы, осев более чем вполовину былой величины. Благовещение на подходе, а Василий Пименов в город все не возвращался. Не утерпел Василий Павлович, принарядился и отправился к ним в дом, будто по делу какому. Встретила его Натальина мать, сухая невысокая женщина с погасшим светом в глазах, Гликерия Фроловна, на чьем попечении и был зачастую дом во время частых отлучек хозяина.

– Входи, входи, Василий Палыч, – приветствовала она нежданного гостя, моргнув дочери, чтоб шла в свою комнатку, – мово-то нет дома, ежели по делу, а если посидеть, чайку похлебать, то и я сгожусь.

– Куда же он подевался? – делано удивился Зубарев-старший, внимательно оглядывая убранство комнаты, ища опытным взглядом следы достатка, слаженной работы женских рук. Особого достатка он не увидел, – как и в большинстве домов, домотканые половички, расписные стенки и двери, из китайки занавеси на окнах, неизменная горка подушек на большущей кровати, темные образа в красном углу с лампадкой перед ними и до белизны выскобленный, не покрытый скатертью обеденный стол и лавки по стенам. Но многочисленные вышивки, кружева сами за себя говорили о рукодельницах, содержащих дом в порядке и чистоте.

«Добре, добре, – думал про себя Зубарев, – знать, у Натальи игла в пальцах держаться будет, добре…»

– И что ему вновь на ум взбрело… – со вздохом отчитывала мужа Гликерия Фроловна, – как блохами накусанный, умчался, одного только Тишку из работников и взял с собой, вертопрах этакий. Другие мужики, как мужики, приказных заместо себя отправляют и на ярмарки, и по иным делам торговым, а мой… прости Господи, на месте недели не усидит. Соседей и то чаще вижу, нежели мужа законного.

– Вернется, – монотонно вставил занятый своими мыслями Зубарев.

– Вернуться-то вернется, а потом опять усвищет. Знаю я его. Тут к Наталье сватов грозились заслать, – хитро глянула хозяйка на гостя, – а кто их слать будет, коль хозяина дома сроду не застать.

– Сватов? К Наташке? – встрепенулся мигом Василий Павлович – А кто свататься собрался? Я, поди, и знаю их?

– Поди, и знаешь, – кивнула головой Гликерия Фроловна, – да чего о том ране времени говорить, коль не приехали покуль, а лишь грозились…

– Так оно так, – поддакнул Зубарев, – а я вот к Василию по делу…

– Может, я чем помогу?

– Хотел про цены на муку, на лен узнать, какие нынче по весне будут, – ответил тот заранее приготовленной фразой.

– А у иных купцов нельзя никак узнать? Не сказывают, что ль? – вкрадчиво спросила хозяйка и, не дождавшись ответа, продолжила: – Чай будешь пить али так посидишь?

– Да пойду уже, – поднялся Василий Павлович, – обоз готовить надо.

– Ну, спаси, Господи, – перекрестила его вслед хозяйка. – Я хозяину-то скажу, что ты захаживал.

– Скажи, скажи, Фроловна, – надевая шапку, на пороге ответил тот, продолжая думать о своем.

Примчался Василий Пименов к кануну Светлого Воскресения. Зубаревы узнали о том на следующий день от знакомых, что видели его на базаре, но ехать свататься перед самой Пасхой было неловко, решили выждать срок, чтоб отправиться как должно, как принято у всех добрых людей. Но на Светлый четверг, вечером, в дом к ним заявился чем-то опечаленный Михаил Яковлевич Корнильев и, не успев снять шубы, сообщал с порога:

– С Федором, братом моим, горе случилось.

– Да что такое? Он вроде как с обозом в степь отправился на торги? – удивился Василий Павлович, стоявший вместе с Иваном на пороге горницы.

– Именно так. А вчерась прискакал оттудова верный человек и сообщал, что киргизы его со всем обозом к себе увели и выкуп немалый требуют.

– Да сроду такого не припомню, – всплеснула руками бывшая здесь же, в прихожей, Варвара Григорьевна.

– Не тронь лиха, пока лежит тихо, – сокрушенно вздохнул Корнильев, присаживаясь на лавку в горнице, куда они прошли для разговора.

– Большой выкуп требуют? – поинтересовался Зубарев, заранее зная, что Михаил впрямую не ответит, уйдет в сторону.

– Солидный выкуп, – уклончиво ответил тот, – да не в выкупе даже и дело…

– Еще чего просят?

– Дело в том, как выкуп тот надобно им в стойбище доставить. Сам я ехать не могу, дел невпроворот, у Алексея стекольная фабрика, не бросишь, Василий, младший наш, – Зубарев кивнул понятливо головой, ему были знакомы приемы младшего Корнильева и его умение выходить сухим из воды, – захворал, занемог, как про то известие услыхал. Дело-то такое, можно и без головы, с такими деньгами едучи, остаться, – провел он ладонью по горлу.

– Так ведь туда полки наши ушли, в степь, – встрял Иван Зубарев.

– Вот из-за них киргизцы как раз и озлились. Солдаты, видать, поразорили их стойбища, скот поугоняли, а может, еще чего, в общем, киргизцы обещали всех купцов, кто мимо них ехать будет, ловить, у себя держать, пока за них выкуп не дадут.

– Выкуп-то они возьмут, – почесал в затылке Василии Павлович, – а вот отпустят ли Федора с миром? Я их норов давненько знаю, имел дело с ихним братом.

– Вот как тут поступать? – перекрестившись на темные образа, спросил Михаил Яковлевич. – Казаков нанимать, чтоб отбили Федора?

– А чего б не попробовать? – шмякнул кулаком по столу Василий Павлович, которого самого несколько лет назад хорошо пощипали в степи, после чего он более года расплачивался за взятые в долг товары.

– Что ты, Иван, скажешь? – обратился Корнильев к младшему Зубареву.

– Я б не так поступил, – скупо ответил тот.

– Да? И как же? Скажи, послухаем.

– Надо ихнего старшину похитить или кого иного из иных знатных людей, а потом и поменять на Федора.

– Ишь ты каков?! – покрутил головой Михаил Яковлевич. – Только кто за такое дело рисковое возьмется? Уж не ты ли?

– Возьмусь, – спокойно ответил он, и глаза у него зажглись. Отец, хорошо знавший, что обозначает этот блеск, только крякнул и громко высморкался.

– Чего скажешь? – Корнильев глянул на Зубарева-старшего.

– Ох и хитер ты, Михаил, – Василию Павловичу подобная затея сына была явно не по душе, – знал, неспроста ты к нам зашел. Опять станешь Ивана сбивать на дурь какую. Все тебе мало… И так едва из острога его выручили. Пущай пожил бы хоть чуток без азарту, или не знаешь, каков он? Мы тут собрались было свататься… – На этих словах Василий Павлович прикусил язык, поняв, что сказанул лишку, но было уже поздно, и Корнильев заулыбался и лукаво сощурился.

– А-а-а… вон оно в чем дело? И к кому свататься собрались? Отчего я о том ничего не знаю? Вот молчальники великие! Нехорошо, ой, нехорошо родных людей забывать…

– Зато ты о нас, Мишка, помнишь. Чего Федора не остановил, когда он в такое время в степь поехал? Знал, поди, что солдаты на войну отправились, добра не жди, – продолжал выговаривать ему Зубарев-старший, но по тону было видно, что он уже помягчал, смирился с мыслью, что сыну придется ехать в степь на выручку богатого родственника.

– Ладно, ладно, – примирительно взял за руку разошедшегося хозяина Корнильев, – я же не задаром его об услуге прошу, заплачу за брата родного. Сын у тебя, Василий Палыч, вон каков, башковитый, за печкой его не упрячешь, – и он похлопал по плечу своего двоюродного брата, который засмущался, потупил глаза, и легкий румянец окрасил его слегка смуглые щеки.

– Чего ты, отец, испугался? Не впервой мне, вывернусь…

– Ага, вывернешься. Тулуп выворачивали, выворачивали, пока на две половины не разорвали. Киргизцы, они шутить не станут, пырнут ножичком в брюхо, и поминай, как звали. А ножички у них знаешь какие? Во! Насквозь выйдет и еще останется.

– Поди, не дойдет до смертоубийства, – попробовал успокоить Зубарева Михаил Корнильев, – не тот человек у тебя Иван, чтоб пузо свое под нож киргизский подставлять. Так говорю?

– Решайте сами, – махнул расстроенный Василий Павлович и пошел из горницы, – но чтоб через месяц был тут, а то… – и, не договорив, ушел к себе в кабинетик.

Двоюродные братья, оставшись одни, переглянулись, и Михаил, который был на добрых полтора десятка лет старше Ивана, подмигнул тому и, перейдя на шепот, спросил:

– Значит, под венец идти собрался? Набегался по девкам уже? Гляди, не прогадай. Жена как голова, одна до самой смерти дается.