Читать книгу Четыре - Я. Мирова - Страница 3

Майский полдень бережно укутывал улицы в пронизывающие по самый мозжечок лучи солнца. Ослабший в сопливой слякоти апреля город благодушно и с покашливаниями принимал щедрость светила как должное. Дорогие витрины стреляли солнечными зайчиками по прохожим, зазывая приобщиться к модным тенденциям Азии. Проворные автомобили, игнорируя приглашения, торопились завернуть за угол, чтобы уже там стать, если не достойным основателем, то почётный участником дорожного затора. Когда цель достигнута, необходимо с пренебрежением подумать о вечном, отбиваясь от палящего мая встроенным кондиционером. Одинокая высотка, именуемая скучным обывателем небоскрёб, безучастно взирала на всё это благолепие.

– Вот черти лайбанутые¹, – раздражённо произнёс с последнего этажа чудной архитектуры Мирон Эрнестович Таранов особо разбушевавшемуся водителю. – Чтоб тебе жена твоя так гудела! – пожелал он от души, опуская поцарапанные солнечными лучами жалюзи. – Откуда эти фуфлыжники² запомоенные³ права-то берут?

Хотя в скрывшемся от дневного света кабинете наличествовали ещё люди, Таранов в этом вопросе мог рассчитывать только на собственные измышления. Присутствующие настолько скудно осмысливали яркий монолог Мирона Эрнестовича, что предпочитали хранить молчание. Нет, вот прям, если поверхностно, то суть претензий начальника коллективу была понятна. Но, чтоб рассуждать здесь как-то конкретно – это, извините, как молоко солёными огурцами закусывать: никогда не знаешь, пронесёт или не пронесёт.

Сам господин Таранов считался человеком образованным, недаром в его личном деле числилось аж два уголовных срока, и нецензурные выражения при посторонних не употреблял принципиально. Однако даже самые ранимые представительницы прекрасного пола, внимая его речам, искренне полагали, что лучше бы он матерился. Но, не смотря на лингвистическую пропасть между ним и подчинёнными, Мирон Таранов, прозванный преданными работниками за респектабельность «Тиран» или «Тиран Эрнестович» – это от особенно уважающих, еженедельно устраивал совещания в своём кабинете ровно в 12. Ну, а как иначе? Он же не какой-то там шушпан⁴ расписной⁵, прости Господи, а директор целого книжного издательства!

1. Лайбанутый – от лайба: легковой автомобиль (жаргон).

2. Фуфлыжник – человек недостойного поведения (жаргон).

3 Запомоенный – опущенный (жаргон).

4. Шушпан – бездельник (жаргон).

5. Расписной – человек с множеством татуировок (жаргон).

Правда, получилось сие непреднамеренно, если ни сказать оказительно. Однажды томным вечером собрал Мирон товарищей в финской сауне, чтобы русской водочкой, разбавляемой чешским пивом, под украинское сальце отметить свой четвёртый после школы, ПТУ и предыдущего заключения выпускной. Кроме матёрого алкоголя рекой лились и крепкие напутствия: если переводить на язык, доступный собравшейся в кабинете компании, Мирону Эрнестовичу наказали самореализоваться. Наиболее влиятельный, если судить по наколотым погонам, мужчина с прилипшим к кучерявой груди дубовым листом прям так и сказал, не стесняясь в выражениях: мол, неприлично такому авторитетному лицу, как Таранов, бесталанно нары греть. Следует встать на ноги, чтобы с высоко поднятой головой не просто шагать в такт времени, а обгонять и перегонять.

Или, обращаясь к первоисточнику:

– Надо мутить свой бизнес, тут без базара, братан!

– А почему бы и нет?! – подумал Мирон, но вслух произнёс несколько иную вариацию своих мыслей.

Заручившись финансовой поддержкой отпаренных товарищей, клятвенно уверяющих, что «деньги будут, не стоит мочиться» – ну если не совсем дословно, Таранов сначала принял за успех будущего дела, а потом и принялся соображать, какого такого дела должен ждать успех. Внезапно оказалось, что пока Мирон Эрнестович расслаблялся за государственный счёт, все более-менее достойные настоящего пацана отрасли коммерции уже давным-давно заняты другими более-менее достойными людьми.

Стриптиз баром заведует Лёнька Шестов. С подпольного казино имеет Коля Фишкин. Даже прыщавый фраер¹ Серёга Пулькин и тот торгует оружием. Пусть и на законных основаниях, да кто сейчас не без греха? Но где Пулькин, в своё время попавшийся на махинациях в супермаркете, и, допустим, волына²? Где этот шнырь³ косячный⁴, закидывающий в уже взвешенную картошку сверх неучтённых клубней, и, скажем, маслята⁵? Как, в конце концов, человек, попавшийся на том, что запихивал в самовольно открытую банку форелевого деликатеса ещё красных икринок, смог не просто соприкоснуться с прекрасным, а припасть к нему всей своей мелочной душонкой?!

1. Фраер – человек, подражающий представителям высшей по статусу группы в иерархии заключённых, т.н. блатным.

2. Волына – огнестрельное оружие (жаргон).

3. Шнырь – слуга, прислужник.

4. Косячный – человек, нарушающий воровской закон (жаргон).

5. Маслята – патроны, боеприпасы (жаргон).

– Не кипишуй, – посоветовал наиболее влиятельный мужчина, отлепив дубовый лист от кучерявой груди.

И Мирон прислушался к мудрому совету ослабевающего под напором беленькой раскрасневшегося товарища. Ведь сам автор участливого изречения, как выяснилось, держал фирму, которая снабжала желающих сбросить вес эксклюзивным похудательным чаем «Парящий скарабей».

– Деньги не пахнут, – икнул наиболее влиятельный мужчина и провалился в пучину небытия.

– Не пахнут, – согласился Таранов, поглаживая выделенные из дружеского бюджета купюры.

Оставив в сауне вместе с хмельными товарищами потуги на соблазнительные ниши, не вакантные благодаря бывшим коллегам по зоне, Мирон Таранов, слегка покачиваясь от пропитавшего нутро финского пара, направился домой. Споткнувшись в коридоре о лишнюю пару ботинок, он решительно влетел в открытый шкаф-купе. Осознав произошедшее, Мирон выругался, потёр ободранный о дверцы локоть, ещё раз выругался, памятуя о целебной силе мата, и расположился на полу аккурат посреди рассыпавшихся вешалок.

– Сука, – положил он начало поиску пути самореализации.

– Сука, – вымолвил он, покачивая не желающей придумать что-нибудь дельное головой.

– Сука, – бросил он в утробу шкафа-купе и отважно саданул правой рукой по перегородке:

– Сука!

Словно сама судьба вняла мольбам заблудившегося страдальца. Нет, на крик травмированного конечностью посетителя шкафа-купе не выбежала проводница. Не двинулась с места и дремавшая бультерьер Анаконда. Совершенно роковым образом на голову печального Мирона свалилась пылившаяся на самом верху истрёпанная книга.

– Бу-ква-рь, – заплетающимся от перипетий языком возвестил Таранов.

– Бук-варь, – увереннее прозвучало из уст постигнутого ньютоновской участью.

– Букварь! – твёрдо произнёс будущий владелец издательства «Книга – друг человека».

Часы смело показывали ровно 12, а значит совещание в «КаДэЧе», как нарекли пристанище молодых авторов сами сотрудники, можно начинать.

– Ну чё, шобла¹, кого прописывать² будем? – обратился Таранов к притихшему собранию.

1. Шобла – компания, сообщество, группа подельников (жаргон).

2. Прописывать – принимать новичка в свои ряды (жаргон).

Коллектив издательства состоял исключительно из филологов и им сочувствующих, но это обстоятельство слабо спасало взаимопонимание между начальствующим и трудящимися.

– Мирон Эрнестович, – нерешительно вступил на шаткие мостки диалога Родион Фривольный, – Есть несколько замечательных авторов. Пусть ещё неизвестных широкой публике, но потенциал у них, поверьте мне, огромный.

– Вещай, – милостиво кивнул Таранов и занял своё почётное место во главе массивного стола.

Присутствующие выдохнули напряжение синхронно в себя: оправдал-таки их надежды ведущий редактор Фривольный.

«Мазовщик¹» или «мазиня²», как называл должность Родиона Тиран Эрнестович в зависимости от положения дел в издательстве в целом и в голове Таранова в частности, неоднократно выручал немеющих в кабинете шефа коллег. Да и кто, если не Фривольный? Кому, если не этому молодому блондину в шарфике цвета застиранной синевы держать ответ? Он, в конце концов, единственный из всей трудовой группы, кроме Таранова, разумеется, кому довелось побывать по ту сторону закона.

1. Мазовщик – на языке Таранова – дающий шанс талантливому автору, от маза (жаргон) – возможность, шанс.

2. Мазиня – на языке Таранова – от маза и мазила: промах в выборе автора, отсутствие авторов.

– Ой, это такая интересная история! – всплёскивал покрытыми прозрачным лаком ногтями Родион, ударяясь в воспоминания.

Коллеги всякий раз с придыханием внимали харизматичному оратору. Даже те, кому уже посчастливилось быть в курсе, натужно стирали себе память и вновь удобно рассаживались вокруг вещающего обаяния с приоткрытым от напряжения ртом.

Конечно, передать цепь событий, окутавших звёздочку «КаДэЧе» Родиона, так же, как это сделал бы сам ведущий редактор, совершенно не представляется реальным. Да и смысл ввязываться в состязание с заранее понятным победителем? Тут, знаете ли, отставание по всем фронтам: ни достойной оппонента привлекательности, ни мало-мальски соответствующего биографической выдержке артистизма. Но рискнуть стоит.

Собрался как-то не равнодушный к природе-матушке Родион на шествие «зелёных» сподвижников, что страстно желали защитить центральный парк от вырубки давно ментально почившей сосны. Оформил экологически пристойный транспарант, повязал шарфик цвета вишнёвого листа и отправился на встречу с другими озабоченными судьбой хвойной старушки. С трудом, но не без свойственной ему грации, Родион протиснулся внутрь тошнившегося людьми троллейбуса. Заняв уголочек около заветренного окна, худощавый блондин с плохо скрываемым удовольствием наблюдал результат своей бессонной ночи. Да, транспарант удался на славу: найденная дворником Витюшей на помойке досочка величаво прижимала к себе две трепетные фанерки.

Чтобы унять эгоистические порывы, Родион развернул поделку лицом к дичавшим около друг друга пассажирам, и улыбнулся. «Ребята, любите и уважайте природу!» – гласила призывная надпись. Крупные трафаретные буквы отчего-то не произвели на окружающих искомого впечатления. Мало того, одна на словах собирающаяся помирать бабушка, услышав свою остановку, напрочь забыла про не менее готовую к иному миру собеседницу и ринулась к выходу. Сметая всё и всех на пути, старушка зацепилась за достояние Фривольного. Да, то самое, ради которого Родион самоотверженно не спал в тёмное время суток. Двери обещали вот-вот закрыться, бабушка обещала себе успеть на сериал, поэтому, рванув, что есть мочи, выдернула нижнюю фанерку и была такова. Пропажу Родион обнаружил, прибыв на место. Пожимая протянутую руку такого же рано приехавшего активиста, Фривольный порешал, что и так тоже хорошо. Мимо проезжавший патруль, узрев около памятника Грибоедову двух молодых людей с транспарантами, изволил порешать по-другому.

Дело в том, что от изначального посыла «Ребята, любите и уважайте природу!» в руках у хрупкого блондина в шарфике цвета вишнёвого листа осталось лишь «Ребята, любите». Второй защитник старой сосны вызвал у стражей правопорядка доверия не многим больше: высокий брюнет с обтянутым в районе живота мятным щёлком то и дело нервно одёргивал кайфовавшее на ветру малиновое кашне, обнимая «Мы тоже дети природы!».

Необходимо указать, что доблестные рыцари уголовного и административного кодексов не растерялись: оперативно уточнили у высокого начальства по поводу «так этим всё-таки разрешили?» и, получив отрицательно матерный ответ, в мгновение голубоглазого ока скрутили «двух неизвестных». В участке мистеры икс, просунув головы сквозь прутья решётки, тыкали в полицейские лица паспортами, наперебой доказывая свою непричастность к радужному делу. Погостив в отделение ровно три часа, пока на выяснение бесславных обстоятельств не явился лично генерал из Центра, заложники симпатичной внешности и трогательных агитаций разъехались по домам.

– Вот такие маффины с корицей, – подводил итог своим приключениям Фривольный.

Слушатели пространно улыбались и млели. Все до одного. Если не вспоминать о Таранове. Директор «КаДэЧе» почему-то не шибко жаловал ведущего редактора, игнорируя, так сказать, общие корни. Возможно, виной тому языковой барьер, преодолевать который Родиону не всегда было по силам, не смотря на какой-никакой, но опыт заключения. Или отсутствие толковых писателей, должных привносить в издательство новую волну и старые деньги, а это, на минуточку, целиком и полностью обязанности «мазини» Фривольного. А, может, и шейный платок цвета юного пиона причина неприязни Таранова. Да кто их, этих мужиков, разберёт?

– Какие на хрен вампиры? – взревел Тиран Эрнестович, перебивая доклад о потенциальных авторах и авторских потенциалах.

– Кровососы сейчас в тренде, господин директор, и с этим нужно считаться, – Родион натурально развёл руками.

– Как будто тем других нет! – вставил свои пять копеек курносый Рублёв и с важным видом поправил норовившие свалить с совещания очки.

– Во! Башляла¹ дело говорит, – кивнул Таранов на довольного собой бухгалтера.

1. Башляла – на языке Таранова – бухгалтер, от башлять (жаргон) – платить.

Зардевшийся Рублёв пренебрежительно окинул присутствующих взглядом знающего себе цену человека. Коллектив не стал подвергать сомнениям себестоимость номинального распорядителя бюджета. Родион и вовсе намеренно не обратил внимания на важность «башлялы», возвращая разговор в конструктивное русло:

– Мирон Эрнестович, поймите, это не просто автор, это же сам Кит Базаров! Его новеллы о вампирах самые читаемые в интернете. Вы не представляете, как нам повезло, что он прислал рукописи именно в наше издательство!

– Ой ли?! – Таранов покинул своё кресло, чтобы по такому поводу оседлать стол.

– Ну да, – поник Фривольный, – Наверное, он прислал текст не только нам. Но у нас есть шанс отхватить этот лакомый кусок у конкурентов. Только представьте: Кит Базаров «Вампиры тоже плачут»…

– Представил – не вкатило.

– Вам, конечно, не понравилось, вы же мужчина… такой серьёзный, – тяжело давалось Родиону обклеивать шефа комплиментами. – Умный… Деловой… Но не все наши читатели такие…

– В натуре, – понимающе кивнул Таранов, прижимая стол мягким местом к твёрдому полу.

– Вот! – обрадовался Фривольный, – Я и говорю…

Поймав редакторской азарт, Родион самоотверженно и на все лады принялся распевать о небывалой перспективности сотрудничества с начинающим писателем Базаровым. В пылу припева он так горячо махнул рукой, что связка прозрачных бусин с его запястья соскочила в угол кабинета. Не обрывая воспевающего чужой талант настроения, Фривольный проследовал за перелётным браслетом, не давая тишине ни малейшего шанса на царство. Даже наклоняясь к полу за украшением, он исполнял, доносил и превозносил.

Выпрямившись, Фривольный скрупулезно распределил толстые бусины по субтильному запястью и обратился к физиономии Таранова. Надо отметить, ни сколь любования ради, сколь любознания для: всё-таки после своего пламенного забега Родион смел рассчитывать на что-то большее, чем просто участие в этом марафоне во имя одарённого писателя «в стол» Базарова.

Затуманенный взгляд Мирона Эрнестовича выражал и не выражал одновременно. Как это, поинтересуетесь вы? Но на этот вопрос у Фривольного ответов не было даже для самого себя. Родион мог лишь констатировать данный факт, с трудом узнавая в замершей на столе тушке своего начальника.

– Поговорим об этом завтра, – выдавил из себя Таранов, натягивая на бесцветное лицо растерянность.

– Но, Мирон Эрнестович, – нервически пискнул «башляла» Рублёв, – Это же чушь, а не будущая книга! Он…

– До завтра, – начальник сменил полупрозрачную растерянность на драп безучастности.

Чуть подумав, Тиран Эрнестович спешно освободил тяготившийся его пятой точкой стол и обратился к документам в шкафу, повернувшись к собравшимся крепким фактом отягощения. Присутствующие, верно уловив начальственный посыл, не задавая лишних вопросов, поторопились очистить кабинет руководителя от своей коллективной скверны.

– Родион, пошли!

Несколько раз шикнув, секретарь Веточка впилась таки наращенными ногтями в локоть Фривольного. Приложив не малые для своего хрупкого тела усилия, она всё же выволокла обескураженного редактора из самого куража директорской обители.