Читать книгу Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами - Яна Альбертовна Колесинская - Страница 10

Дружки периодически порывались устроиться за одной партой, но, констатировал один их них, «учителя не могли позволить нам сидеть рядом из соображений поддержания дисциплины и порядка». По отдельности эти двое были просто вопиющие отщепенцы, а вместе – сила, сводящая с ума учителей.

Аксанов в отличниках, понятно, не числился, не числился и в хорошистах. Но учился гораздо лучше Лемешонка, потому что, как считал Лемешонок, хуже него было уже некуда. А по рисованию Аксанов вообще был первый ученик в классе. Позже он стал показывать некоторые успехи по черчению и геометрии, не прилагая к этому абсолютно никаких усилий. Учеба интересовала его мало. Точнее, не интересовала совсем.

Алексей Аксанов, в народе Лихач, сочетал в себе качества, которые Лем считал основой всего: красив, высок, дерзок, неуправляем. Эффектно дрался и нагло матюгался. То есть морально повзрослел раньше своих ровесников. А Владимир Лемешонок, в народе Интеллектуал, мог одной непринужденной фразой сразить какого угодно оппонента, будь то первая красавица класса или замученная нарзаном учительница алгебры. Но никакого значения не придавал своим достоинствам.

Гордый, непокорный и независимый, Лем сознательно, подсознательно и бессознательно попадал под влияние персон, которых считал личностями. Во мне, полагал он, ничего интересного не содержится, а у других, без ущерба для них, можно много чего почерпнуть и обогатиться.

Аксанов залихвастки играл на гитаре, чем периодически завоевывал слабые женские сердца и тела. Он, даже если лыка не вязал, мог автоматически перебирать гитарные струны, и оттуда непостижимым образом выливалась связная мелодия. Вот и Лемешонок решил самоутвердиться на этом поприще. Дома на гвоздике висел побитый жизнью инструмент, на котором время от времени бренчали то дед, то отец. Гитару отдали в починку, чтобы мальчик взялся за ум. Мальчик взялся за ум решительно: несколько раз сходил на уроки по специальности и сольфеджио, пытался стараться. Но вскоре пришел в ярость: «У меня нет слуха!». На самом деле у него не было прилежания к не предназначенным для него занятиям. С тех пор за музыкальные инструменты он не брался вообще.

Засим почти все мальчишки из 7 «Б» под предводительством Аксанова записались в секцию бокса, и Лемешонок решил превзойти сам себя. Но на первой же тренировке его азарт разбился о железные кулаки противника. Тренер сразу дал понять, что перед ним как педагогом стоит задача растить чемпионов для советского спорта, а у тебя, Володя, слабые руки и вялая реакция. Ха, зато высвободилось время для прочтения нового тома Дюма!

Им с Аксановым было чем заняться помимо бокса. На уроках бездельники тайком играли в карты. Вскоре забросили, ведь появился другой прикол: сочинение детективно-эротического романа. Главу писал один, следующую главу другой. Рукопись ходила по классу, вызывая краску стыда у девочек и гогот восторга у мальчиков. Опусы нуждались в иллюстрациях, и вслед за Аксановым Лем пристрастился к художествам, стал рисовать не хуже наставника. Их тетради были испещрены ковбоями с револьверами, скачущими на лошадях по прериям, черепами и скелетами, рассыпанными на просторах вселенной, ударными установками, шариками и роликами, а главное, обнаженной натурой. Но мало было самим рисовать – надо было где-то черпать визуальные образы. Особой статьей в этом плане значились почтовые марки – второй после книг источник познания. Аксанов сказал, что это круто, и пошло-поехало.

Книги, прочитанные на много раз, приходилось потихоньку сдавать в букинист (но только не второй том «Графа Монте-Кристо, первый берите, а второй не отдам ни за какие деньги!), чтобы на вырученные средства приобретать бутылку портвейна, это святое – и марки, дорогие и недоступные. В целях обогащения коллекции появилась потребность обзавестись дополнительными коммуникациями.

Дружки обнаружили, что по воскресеньям в Первомайском сквере тусуются одержимые люди. Хвастаются своими достижениями, обмениваются сокровищами, рассказывают удивительные вещи. Торгуются, делают бизнес. Бродя среди взрослых дядек, пацаны приглядывались, прислушивались, наловчились находить и выбирать, завели полезные знакомства. Квалификация повышалась, появилась необходимость переключиться на отдельную тему, и Аксанов выбрал негашеные английские колонии. Король, королева, изысканность, стиль, пинцет, кляссер. В марках было столько же неизведанного, как и в книгах, но добывать сведения о марках приходилось, как и сами марки, по крупицам, тем и были ценны. Однако даже марки не затмили простых земных утех.

Аксанов первый в классе вкусил алкоголь. Именно он открыл Лемешонку омерзительно-упоительный вкус портвейна, летом, на Валухе – так звался неформальный клуб под открытым небом. Парни со Свердлова и близлежащих кварталов, дабы на каникулах не слоняться без дела, собирались на Фабричке, под мостом, у железнодорожной насыпи, на покатом склоне, в кустах, скрывавших их от глаз людских. Электрички и поезда пролетали мимо, грохотали железом, обдували ветром странствий. Пацаны раскладывали на рельсах принесенные из дома гвозди, ждали, как, дрожа от тяжести колес, засияют под солнцем длинные плоские куски металла. Жгли костер, пекли картошку, сидели перемазанные сажей, ржали. Тут, на Валухе, появились припасенные Аксановым «Три семерки», то есть, попросту говоря, «777».

И пошли ребята вразнос! К восьмому классу заделались вылитыми мэтрами этого дела. Состояние опьянения им нравилось гораздо больше, чем вкус дешевого пойла. Вечно не сиделось на месте, вечно тянуло на подвиги. Лем и Аксан чинно прогуливались по вечерней улице Свердлова и, пошатываясь, кричали в темные окна обкома: «Долой Горячева!». Почему-то никто не отзывался.

Но горячевские праздники отмечались с размахом. 7 Ноября и 1 Мая дисциплинированные школьники шагали в колонне бодрых демонстрантов, вздымая над толпой портреты мордатых вождей, и предвкушали, как при очередной остановке, когда все будут топтаться на месте и ждать команды к дальнейшему передвижению, они нырнут в ближайший двор и стремительно откупорят с трудом добытую бутылку.

Самым умным одноклассницам оказывалась честь составить компанию, но им не всегда удавалось держать марку. Лучший друг Танька Гудилина, зажав под мышкой огромную бутыль винища, поскользнулась и еле удержала равновесие. А бесценный сосуд грохнулся оземь, точнее, на лед. Пока он, сверкая темным стеклом, долго-долго катился в рапиде, парни, не сводя глаз с сокровища, решали, какое наказание изобрести преступнице. Но тара чудом осталась цела, содержимое было распито на шестерых, и очень быстро придумалось, где взять еще. Отдельным номером программы значилось подымить во время долгожданного распития.

МОНОЛОГ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ. ПРО КУРЕНИЕ И КУМИРА

– Курить я начал не для удовольствия. Не сладострастием согрешил, но тщеславием. С сигаретой я казался себе значительно больше похожим на Стива Маккуина, чем без. Случилось это, кажется, в пятом классе, а в шестом начал даже удовольствие получать. А бросить решил лет в тридцать пять с целью опять таки тщеславной – доказать себе, что могу быть похожим на Стива Маккуина теперь уже не сигаретой, а моральной силой. Бросал долго, постепенно снижая количество сигарет. Получилось бросить. Доказать не удалось. Теперь уже вовсе ничем не похож на Стива Маккуина. Чего, в прочем, и следовало ожидать.

Сентябрь 2016 г.

В ноябре сильно холодало, Валуха закрывалась до следующего лета, подворотни становились непригодны, хотелось в тепло. Три советских марки портвейна дегустировались, разумеется, не под торшером. Чуть позже Лем, обретя законный статус студента, будет приглашать однокурсников к себе домой, и Марина Ильинична, уважая разговоры о поэзии, неоднократно нарежет полное блюдо бутербродов. Но школьникам вовсе не хотелось попадать под родительский надзор и доказывать право на самоопределение.

Лихач, который жил на Красном проспекте в доме под часами, облюбовал для распития закуток на черной лестнице. Знаменитый памятник архитектуры отличался барскими закутками и даже был похож на дворец, если не обращать внимания на усыпанные сигаретным пеплом и порезанные перочинным ножичком подоконники. Хорошо сидели, уютно, но нашелся вариант поинтереснее. Интеллектуал обнаружил у себя в подъезде аккурат над своим пятым этажом ведущую на чердак необитаемую и вполне приемлемую для всех смыслов площадку. И вот там стали собираться близкие люди, которые, никому не мешая, проводили время с пользой. Студия «Спутник» тоже постепенно оприходовала чердак, ибо возвышенное требовалось уравновесить земным. Часто Лем, возвращаясь из школы, даже не заходил домой, а прямиком шнырял туда.

В 14 лет он начал осваивать телесные удовольствия, это и было, не считая алкоголя, самое интересное в жизни. Его соблазнила самая красивая девочка класса, но с ней не заладилось, и он безмерно страдал. А кто-то безмерно страдал по нему, сидя в подъезде на подоконнике с книжкой, до полуночи ожидая возвращения гуляки праздного. Он мог мимоходом бросить «привет» и не останавливаясь проследовать в свою квартиру, будто чердака вовсе не существовало. Назавтра он планировал провести там время с другой подружкой, от волнения першило в горле. При этом любому нормальному человеку жаждалось полного уединения в квартире, как взрослому. И высшим знаком доверия между парнем и девушкой считался разжатый кулак с сияющим на ладони ключом. Важно было не что, как и с кем. Важно было – где. В эпоху повального ханжества и вранья это была самая высокая мораль.