Читать книгу Театр теней - Яна Лари - Страница 5

– Насколько я помню, у нас был запланирован семинар, – обратился к аудитории молодой аспирант, что-то дописывая в журнале. – Его мы оставим на следующий раз, это у нас будет в четверг, а сегодняшнюю лекцию посвятим более детальному знакомству с правом в системе социальных норм. Это поможет вам лучше подготовиться к будущей дискуссии.

Расслабленно откинувшись в своём кресле, он начал читать лекцию и дополнять её простыми и понятными примерами. Глядя в заинтересованные, серьёзные лица однокурсников, ещё минут десять назад ржущих до дребезга в стёклах, сложно было поверить в реальность столь кардинальной метаморфозы. Даже страдающая от похмелья компашка с "камчатки", сбавила свои жалобы и стоны на самый минимум. Нет, я понимала, преподаватель – авторитет, но как ему удалось добиться такого порядка оставалось загадкой.

Первое время я искренне пыталась вникнуть в суть лекции, но быстро осознала, что всего-навсего наслаждаюсь плавными звуками его голоса, а суть произносимых аспирантом слов отскакивает от мозга как шарики для пинг-понга. А посему, заметив у Алины включенный диктофон, я решила отложить скромность до лучших времён и, написав на тетрадном листе мучающий меня вопрос, а именно: "Это и есть секс-символ всея универа? И чего все так притихли?", придвинула его девушке. Она, кажется, ничуть не удивилась, лишь понимающе хмыкнула и, испустив полный мнимой обречённости вздох, принялась строчить ответ и не абы какой, а подробный, на пол листа.

"Анатолий Борисович Смирнов.

29 лет, холост, детей нет, в отношениях ни с кем замечен не был (и пытаться это исправить, как по мне, так авантюра сомнительная). Надумаешь закрутить с ним роман, будь уверенна – на экзаменах тебя будут гонять в десять раз яростней, чем остальных, ибо преподавательский коллектив у нас преимущественно женский и что-то мне подсказывает, оседлать этого жеребчика мечтают не только молоденькие студентки.

А в посещаемости и порядке на его лекциях нет ничего удивительного, он очень строгий, но справедливый, тем, кто не пропустит ни одной его пары и не получит нареканий обещан зачет "автоматом". Но ты с этим пролетела ещё до аварии, так что зубри, не отвлекайся. И прекращай раздевать его глазами. Оставь бедолаге хоть носки!

Кстати, я очень люблю пористый шоколад. Это на случай если захочешь уменьшить число значков "Н" в журнале посещений…

P.S. Какие на нём хоть труселя?"

Дочитав, я чуть было не расхохоталась. Ну, Пряникова! А если б не сдержалась? Объясняй потом красавчику, чем это социальные нормы меня так уморили.

Аккуратно вырвав новый лист, я отогнала им присевшую передохнуть на парте жирную муху и вперилась пристальным взглядом в читающего лекцию аспиранта. Он бесцельно бродил по аудитории, иногда останавливаясь у окна, чтобы провести долгим взглядом очередную стаю перелётных птиц. Эх, знать бы, о чём он думает! Наверняка это что-то возвышенное, далёкое от пошлых картинок, рождённых в моей голове последним вопросом Алины. Я прекрасно осознавала, что неприлично так откровенно разглядывать людей, но не могла отвести глаз. Смирнов так и будоражил воображение, рождая в животе даже не бабочек, а откормленных жуков-голиафов.

Строгий костюм, с белоснежной, застёгнутой на все пуговицы рубашкой вместо того чтоб навевать скуку, подчёркивал высокий рост и спортивную фигуру, а из-под отутюженного воротника вверх по загорелой сильной шее выползал краешек сине-зелёной татуировки, преступно дразня фантазию и подначивая  додумывать всевозможные вариации её продолжения уже под одеждой. Что это были за картинки!.. стоило на минутку представить, как бросило в жар и безнадёжно сбилось дыхание. Какие к чёрту труселя?!

Хмыкнув, я сжала нетвёрдыми пальцами ручку и принялась писать ответ:

"Спорю на что угодно, что наш неприступный Анатолий Борисович не носит нижнего белья".

Едва я принялась пририсовывать снизу подмигивающую рожицу, размахивающую над головой снятыми семейниками в крупный горошек, как мой шедевр накрылся медным тазом, а если быть точной – твёрдой мужской рукой, с красивыми длинными пальцами и ухоженными ногтями.

Чёрт!.. Уже во второй раз за сегодняшний день мне экстренно понадобилось на Луну.

– Верните, пожалуйста, – взмолилась я, вцепившись в бумажный край и готовая от стыда расшибить лбом парту, но попытка отвоевать припечатанный тяжелой ладонью лист оказалась нелепой и безрезультатной.

– Исключено, – строгий голос Смирнова больно резанул по нервам, мне даже дурно стало, от мысли, что будет, если он это прочтёт. – Будьте добры, впредь на моих лекциях не заниматься посторонними вещами.

– Простите, – кое-как выдавив извинения, я с возрастающим ужасом поняла, что возвращать мне компрометирующий "шедевр" никто не собирается. Злосчастный листок стремительно удалялся, зажатый в сильной преподавательской руке.

Анатолий вернулся на своё место, и как ни в чём не бывало, продолжил рассказ, зловеще постукивая по столешнице отобранным трофеем.

– Я по жизни лузер, да? – трагическим шепотом поинтересовалась у пурпурной от сдерживаемого смеха Алины.

– Скорее тормоз, Розенталь.

Я зажмурилась, потому что наша неуёмная староста изволила-таки заржать во весь голос. Не рассмеяться, а именно заржать, как самый настоящий столетний перекуривший Беломора конь. Весело ей, понимаете ли… а вот Смирнову – не особо!

Прервав свою наверняка интересную лекцию на полуслове, он перевёл недоумевающий взгляд с начавшей икать старосты на меня и, раздражённо сощурившись, принялся внимательно изучать содержимое листа, сопровождая сие действие нервным постукиванием карандаша о стол.

Растерявшись, я никак не могла выбрать что лучше – исчезнуть, промчавшись через всю аудиторию или выйти прямиком в ближайшее окно, а потому продолжала неподвижно сидеть, не в состоянии ни моргнуть, ни выдохнуть. Смирнов читал, а я с возрастающим унынием наблюдала за его ползущими вверх бровями и сменой эмоций в стремительно округляющихся глазах: изумление, смущение, гнев…

Отбиваемый такт становился всё более зловещим и подозрительно смахивал на похоронный марш. Далее последовала эффектная пауза, в лучших традициях голливудских триллеров. И-и-и… звук переламывающегося в его длинных пальцах карандаша прорвал тишину грозовым раскатом. М-да, недолго я продержалась в универе.

Наконец, молодой человек медленно поднял голову, глядя на меня в упор. Строго, без малейшей тени дружелюбия. Мои каракули явно выбили его из равновесия. Ещё бы! Он весь из себя такой правильный, а тут я со своей порнографией. Чувствую милости от него ждать бесполезно. Мы ещё пару секунд посмотрели друг на друга, прежде чем моя сконфуженная персона, не выдержав позора, спрятала горящее лицо в ладонях.

– Розенталь, задержитесь, пожалуйста, после лекции.

Ох, мамочки! Чую, кого-то очень скоро прихлопнут и это ни разу не муха. Но, чёрт, как же ему идёт эта серьёзность! До мурашек.

– Удачи, Розенталь, – сочувственно потрепала меня по волосам Алина, одновременно с прозвеневшим звонком. – Я в столовку, помяну тебя стаканчиком капучино.

Вот же Иуда! Я не без зависти провела глазами её бодро удаляющуюся фигурку и, дождавшись, когда аудиторию покинет последний студент, с опущенной головой поплелась получать заслуженный нагоняй.

Смирнов стоял у окна с абсолютно нечитабельным выражением лица. Поборов предательскую робость (интересно, где она была, когда я чушь эту писала?) я смиренно остановилась напротив мужчины, старательно пытаясь скопировать умильную моську рыжего кота с тетрадной обложки.

Он видимо мои старания оценил высоко, ибо неожиданно хмыкнул и окончательно огорошил, расплывшись в тёплой улыбке.

– Перед аварией вы просили подтянуть ваши знания по Теории государства и права. Скажите, ваши намерения заниматься дополнительно всё ещё актуальны?

– А как же… я даже не знаю… – столь неожиданный поворот событий несколько выбил меня из колеи, вынудив растеряться, но на меня так посмотрели!.. Я захлопала ресницами и судорожно закивала. – Более чем, Анатолий Борисович.

– Эти дни я немного занят. Как насчёт послезавтра, часикам к восьми вечера?

А не поздновато ли для занятий? Этот вопрос я всё же решила оставить при себе, ни к чему гневить Бога, в моём-то положении.

– Вполне.

Мой ответ Смирнова удовлетворил, ибо он, кивнув, заметно расслабился и двинулся к выходу.

– Адрес скину позже, сообщением, – прошептал, поравнявшись со мной, а меня натурально повело от его одеколона. Сложного, чувственного, пахнущего обнажённой, горячей кожей, только что выплывшего из ночного озера мужчины. Мне даже показалось, что я точно знаю, какова эта самая кожа на ощупь. Повинуясь внезапному порыву, впервые за сегодня внимательно посмотрела в его глаза, глубоко посаженные с неестественно расширенными зрачками и тонкими лучиками морщин в уголках. Его встречный взгляд пронимал до колючих мурашек. Захотелось прогнать их с раскалившейся кожи, но справиться с ними мог бы только он. Его прикосновения, губы, дыхание… Боже, вот что это за мысли проклятущие? Мне об учёбе думать надо, о субординации, а я таю перед ним как блудница пропащая.

– Д-да, буду ждать, – и в пол уставилась, чтоб не выдать себя. Молодчина, справилась.

– Значит, любите спорить, – задумчивый вывод прозвучал ещё ближе, практически обжигая ухо. – И как далеко вы готовы зайти ради победы?

Кажется, в это мгновение даже сердце запнулось, настолько двусмысленно прозвучал его вопрос, но Смирнов, не замечая какой произвёл впечатление, спокойно продолжил свой путь. Да что ж он творит?! Нельзя так шутить с незамужними, голодными до ласки девушками.

Он усмехается, весело ему, а я двинуться боюсь, чтоб пеплом по аудитории не развеяться, на "радость" пожилой уборщице. Чёртовы гормоны, будь они трижды не ладны!

– Это была шутка!

Мой протестующий стон остался без ответа. Смирнов уже вышел за дверь.