Читать книгу Вторая молодость Валентины Петровны - Яна Тарьянова - Страница 3

Дежурный на КПП отозвал его в сторону, прежде чем открыть ворота. Кивнул в сторону закутка со стулом:

– Телефон. Возьмите трубку. С вами хочет поговорить полковник Буравчик.

Александра это не удивило – куда больше его удивило, что Буравчик сказал Валентину: «Поговорю со Щукиным потом». Смерть Валентины – он все еще не верил, что это правда – была не просто внезапным горем. Это была чрезвычайная ситуация. Валентин потерял якорь, привязывающий его к реальности. Нить связи, побуждающую превозмогать трудности и возвращаться с любых заданий. Осознание факта, что его ничего не держит ни в стране, ни в военной части, могло побудить Валентина совершить преступление. Он мог отомстит тем, кого сочтет виновными в смерти сестры – а это мог быть кто угодно, от высшего партийного руководства страны до коллектива зеркально-фурнитурного комбината – мог удариться в бега, переплыть или перейти границу. В зависимости от выбранного маршрута. Александр и сам уже обдумывал план, и был уверен, что сможет стереть с лица земли и злополучный ЗФК, и тех, кто допустил падение сосульки на ступеньки возле проходной.

Буравчик не знал о том, что Александр начал ухаживать за Валентиной. Не подозревал, что она вытеснила пустоту души и стала его якорем тоже. Если бы знал, их бы не выпустили на опознание без усиленного конвоя. Или вообще бы не выпустили, сразу заманили в подвальные камеры под предлогом выполнения задания или эксперимента.

Неведение Буравчика играло на руку – Александр, сохраняя спокойствие и цепляясь за веру, что Валя жива, выслушал указания, вовремя отвечая «так точно».

– Поскольку сестра его природный якорь, возможна утрата контроля над собой после опознания в морге.

– Так точно, – подтвердил Александр, всеми силами пытаясь смотреть на ситуацию со стороны.

– Приказ командования. В случае срыва и при невозможности остановить объект «Валет» вы должны его ликвидировать. Вы поняли меня, товарищ старший лейтенант?

– Так точно, – в очередной раз повторил Александр. – Служу Советскому Союзу.

Трубка легла на аппарат без диска – связь на территории НИИ осуществлялась через коммутатор, позвонить в город можно было только с нескольких телефонов. Александр кивнул дежурному, вышел к машине, сел за руль. Загрохотали отъезжающие в сторону ворота с красными звездами. Заели, задергались, с трудом открылись до конца.

– Кто звонил? – спросил Валентин.

– Буравчик.

– Что хотел?

– Ничего. Сначала возжелал, чтобы дежурный в таксопарк позвонил, нам такси вызвал, а потом передумал. Велел за руль садиться только мне.

На улицах было малолюдно. Зима, снег, основной поток людей, возвращавшихся с работы, уже добрался домой. Мигали переключавшиеся светофоры, золотились окна пятиэтажек, фонари-«гусаки» заливали голубовато-белым светом площадь Героев Социалистического Труда с парадной мраморной трибуной.

Александр притормозил, пропуская дребезжащий трамвай и двух пешеходов, оскальзывающихся на «зебре». Он убеждал себя «жива-жива-жива», изредка поглядывал на окаменевший профиль Валентина, и вдруг задумался – а какие указания дали его напарнику, когда их поставили в «двойку»? У него никогда не было якоря, откуда бы взяться? Рос безотцовщиной, мать самосвал задавил – перебегала трассу, хотела поменять муку на яйца в другой половине деревни. Дед с бабкой его бы и в школу не отправили, неохота было возиться, дрова приставили колоть и радовались. Так бы, наверное, и подох возле поленницы с тяжеленным для семилетки топором, но попался на глаза заехавшему на побывку соседу. Тот маленького Сашу расспросил, похвалил за то, что с топором хорошо управляется, а через месяц вернулся, сунул деду с бабкой толику денег и увез никому не нужного пацана в интернат.

Тогда еще теории «якорей» не было, для подготовки в отряд собирали сирот – сообразительных, выносливых, радовавшихся сытой жизни. Тех, кто не смог привыкнуть к жесткому дисциплинарному режиму и не одолел первую ступень ускоренной школьной программы, отчисляли, переводили в училища попроще, а то и возвращали домой – если имелись родственники.

Золотые иглы и нити, которые им вживляли в мозг для снижения порога болевой чувствительности, частенько давали необратимые последствия. Иногда инородные тела не приживались, иногда вызывали психические расстройства. Позже Александр узнал, что отключение болевых центров способствует развитию мозговых опухолей. Именно поэтому их отправляли на задания молодыми, после быстрого и интенсивного обучения и ускоренной военной подготовки. Велик был шанс, что к тридцати годам боец отряда «Злато» превратится в развалину.

Изначально отряд создавался для операций за рубежом, в основном в Южной Америке, где скрывались от правосудия некоторые высокопоставленные нацисты, сбежавшие из Германии незадолго до победы СССР в Великой Отечественной войне. И не только за рубежом – их привлекали к ликвидации предателей внутри страны. Сейчас подготовка «золотых солдат» была прекращена, как бесперспективная. Несколько человек не вернулось из зарубежных командировок – их ничего не привязывало к дому, не было ни родителей, ни жен, ни детей. Несколько растворились на просторах большой страны, и никто не знал, живы они или успешно скрываются от командования.

Валентина готовили в последнем потоке, пытаясь учесть теорию «якоря». Военные просеяли всю страну, отобрали две пары близнецов и десять мальчишек из двоен и даже троен. Между близнецами действительно существовала связь. Валентина держала Валентина, он бы никуда не сбежал – в командировке в Эквадоре все время страдал, что не может накупить бананов и сувениров, рвался домой, чтобы хотя бы что-то шепотом рассказать сестре. Он не собирался оставаться на чужбине.

И, скорее всего, имел инструкции по ликвидации своего напарника, лейтенанта Щукина, если тот внезапно рехнется или попробует сбежать.

«Можно будет и спросить, – подумал Александр, мысленно совмещая адрес морга при больнице и карту города. – Это отвлечет и его, и меня. Или отвлечемся, или же вцепимся друг другу в глотки. Как прежде уже не будет. Нужно говорить».

Он с трудом нашел морг. Пришлось объехать вокруг «больничного кубика», отыскать вторые ворота, вскрыть запертую на замок калитку. Валентин долго барабанил в темно-серую железную дверь, дождался, пока откроют зарешеченное окошко, показал удостоверение и сообщил, что он приехал опознать Валентину Петровну Мельникову. Служебное удостоверение сыграло свою роль. Валентина впустили, а Александру велели ждать на улице. Он не стал устраивать скандал и ломиться следом. Понимал, что не верить можно пока не увидишь тело. А потом упадет заслонка и неизвестно что произойдет.

Он обошел вокруг морга, оставляя следы на снегу, дыша глубоко и размерено. В голове роились обрывки воспоминаний. Когда впервые услышал про якорей – усмехнулся и не поверил. По разнарядке захаживал к мелким, проводил тренировки, присматривался. Близнецы Коля и Семен были похожи друг на друга как две капли воды. Одинаковые голоса, мимика, движения. Борис и Дима разительно отличались. Борис, более высокий и крепкий, пошел на операцию по вживлению игл, а мелкий и худощавый Дима не прошел по медицинским показаниям. Но остался в части, проходил обучение, тренировался по индивидуальному графику. Сейчас Александр понимал, что Диму придерживали, как Валентину для Валентина. В те времена он не вникал – не до пацанов на пять лет младше, ему уже двадцать стукнуло, на первое задание должны были отправить. Потом краем уха слышал, что одинаковые с лица Коля и Семен сбежали из учебного корпуса, добрались до черноморского побережья и попытались уплыть в Турцию. Силенок не хватило. Хоть и обучали плаванию, и терморегуляцию корректировали – у начальства на полке пылился план поисков тайной фашистской базы в Арктике – а море переплыть никто из «золотых солдат» не способен.

Сплетен было много, а правду он не выяснял – зачем? Только получив Валентина в напарники, узнал, что за его сестрой присматривали. Взяли семью на обеспечение, привозили продукты, оплачивали обучение в художественной школе, покупали вещи – и школьную и спортивную форму, и повседневную одежду. Бабушке в руки денег почти не давали, чтобы не прятала в тайник, экономя на внучке.

Валентина мимолетно упомянула об этом, когда они сидели в кафе-мороженом после кино. Сказала про краски и художественную школу и тут же на фильм переключилась. «Двенадцать стульев» с Арчилом Гомиашвили ее расстроил – хоть и читала книгу, а все равно расплакалась, когда Киса Воробьянинов Остапа опасной бритвой полоснул. Финал – пролет камеры над Москвой и памятниками – немного растворил осадок. Валентина, узнав, что он не раз бывал в столице, спросила, светясь любопытством:

– Ты все это видел? И здание СЭВ, и памятник Маяковскому?

– Да, – ответил Александр. – Я жил в гостинице «Пекин». Она огромная и красивая. Если получится, летом возьмешь отпуск, съездим, погуляем по Москве.

– С Валей?

– Как захочешь, – он решился спросить – пусть намеком, но приблизиться к ответу на важный вопрос. – Можно с Валькой. А можно вдвоем, в свадебное путешествие. Разрешение на брак мне одобрят. Ты из наших. Сестра напарника. Препятствий не будет.

Валюшка вспыхнула, заалела щеками. Отодвинула стакан из-под молочного коктейля, намотала светлую прядь на палец. Застенчиво улыбнулась и одарила его надеждой:

– Это неожиданно. Надо обдумать. Но мне нравится идея. Вдвоем было бы интересно.

– Подумай, – от сердца отлегло – не отказала сразу «нет», значит, считает нормальным, а не чудовищем. – Если согласишься, на Новый год заодно и помолвку отметим.

– На Новый год скажу, – Валентина улыбнулась чуть смелее и шире. – Проводишь меня домой? Завтра рано вставать, боюсь, что будильник не услышу.

Перед глазами снова поплыли алые пятна. Услышала будильник. Вовремя встала. Пошла на работу, и там умерла. Александр стиснул кулаки и начал мысленно перебирать запасы в оружейной комнате рядом с тиром. Узнать, кто поленился сбить сосульки. Убить голыми руками. А потом заложить взрывчатку в каком-нибудь цеху, рассчитать, откуда точно начнется сильный пожар, и уничтожить мерзкое место, поставив Валентине достойный памятник-мавзолей. С пеплом, костями и осколками зеркал.

«Жива-жива-жива».

Кровь стучала в висках, пятна помельтешили и растворились в морозном воздухе. С грохотом открылась дверь морга. Валентин вышел на ступеньки, держа в руках небольшой сверток и пальто. Александр подошел к нему вплотную. Наклонился, принюхался. Пальто слабо пахло Валентиной, формалином и кровью.

– Сказали забрать, – еле слышно проговорил Валентин. – Это она. Это точно она. И ее пропуск. Пропуск не нужен. Сказали, что надо будет найти ее паспорт. Я спросил, не нужно ли привезти какие-то вещи, а она…

Напарник замолчал, сглотнул – похоже, не мог справиться со спазмом. Продолжил:

– А санитарка сказала, что ее надо хоронить в свадебном платье. Так принято. Она незамужняя. Значит, христова невеста. Я не знаю, где брать свадебное платье. Надо спросить у Буравчика. Он обещал, что мне помогут. Все сделают. Как ты думаешь, они смогут купить свадебное платье?

– Не знаю, – честно ответил Александр, забирая у него пальто. – Куда поедем? Назад, в институт? Или заедем к вам домой? Где ее паспорт?