Читать книгу Верховный ван - Ярослав Титарев - Страница 2

Волчица

Взору Ингрид предстали древние стены Нордхейма. Над воротами развевалось родовое знамя клана: красное полотно с изображением волка. Над крышами вздымался дымок, и в воздухе носился запах родного дома. Конец пути был уже близок, но сердце Ингрид не радовалось – оно замёрзло и осталось на снежных склонах, где встретили свою смерть Торвальд и Рейван. Ингрид не покидали мысли о том, что теперь ей придётся распрощаться с мечтой стать воином.

– Беги вперёд. Мать ждёт тебя, – сказал отец.

Ингрид отделилась от отряда и побежала к воротам. Увидев стражей, она приготовилась к тому, что они сомкнут перед ней щиты и начнут подшучивать. Это оказались люди Лютого, а он никогда не благоволил ей. Хорошо, что его самого не было в крепости. Он ушёл на Великую охоту со своим тестем, ваном Колбьорном, в честь рождения первого сына.

– Маленькая Волчица вернулась, – усмехнулись стражи, обступив Ингрид.

– И вернулась с добычей, – кивнул один из них в сторону воинов, которые волокли тролля на полозьях. – Неужели ты его завалила?

– Может, и я! Пропусти!

К удивлению Ингрид, стражи послушно расступились, и она вошла в Нордхейм.

Улицы, вдоль которых так знакомо прижимались друг к другу мастерские, лекарский дом, кузница и жилища соратников вана, несли её к широкому двору перед главным домом.

Один из воинов, стоящий по другую сторону улицы, облачённый в чёрную медвежью шкуру, редкий и дорогой мех, напомнил Ингрид дядю Торвальда, и сердце её заскулило.

– Мой воевода мёртв. Что же мне теперь делать? – прошептала она, замерев посреди дороги.

До последнего Ингрид не смахивала слёз, сберегая сладкую возможность обмануться. Закрыв лицо руками, она зашагала дальше, не желая, чтобы кто-то из воинов видел её слабость.

Ингрид налетела на встречного, и оба они повалились на грязный снег.

– О боги! Ингрид! – проговорил мужчина с полосами чёрных рун на скулах.

Он быстро поднялся и подал ей руку. Волосы его были серыми от старости, а лицо изрезано морщинами. Ингрид тотчас же отёрла глаза и постаралась улыбнуться старику, что был когда-то соратником отца.

– Тирно! Как твоя жизнь? – бодро произнесла она.

– Пока при мне, девочка! И твоя, смотрю, при тебе! – Старик внимательно поглядел на Ингрид и, заметив слёзы, бросил взгляд на стражей. – Снова псица нападала на волков? А волки сильные попались?

Ингрид нахмурилась и отвела взгляд, делая вид, что влагу ей на глаза нагнал колючий ветер.

– Торвальд и все его люди мертвы, – сказала она.

– Торвальд в поисках славы забрался в запретное царство, – мрачно проговорил Тирно. – Он растревожил богов, и они оживили скалы, спустили лавину. Теперь, чтобы умилостивить богов, твоему отцу придётся принести значимую жертву.

«Надеюсь, не меня, – вздрогнула Ингрид. Ощущение вины и стыда за свой страх обожгло нутро, кровь прилила к щёкам. – Вожди всегда идут первыми, даже когда им страшно».

– Я пережила своего воеводу. Я заслуживаю смерти на алтаре! – смело произнесла Ингрид.

– Никто не посмеет укорить тебя, девочка. То, что случилось, – это воля богов, от которой не спрятаться ни мне, ни тебе, ни даже твоему отцу, – вздохнул Тирно. – Да, не вовремя я прибыл к вану под крыло.

– Ты пришёл говорить с отцом? Что случилось?

– Да, – протянул Тирно, – набулы стали часто бродить в окрестностях моих шахт. Я хотел просить людей для защиты. Ладно, может Лютый даст мне пару ребят.

– Если боги позволят, я сама попрошусь в число воинов для твоей защиты!

– Я слышал, что говорил о тебе Торвальд. В тебе волчий дух. Уверен, ты сумеешь защитить старика, – усмехнулся Тирно, похлопав себя по ноге.

Когда-то он ходил среди соратников отца, но потом получил тяжёлое ранение, сделался хромым и неуклюжим для битвы. Однако неимоверная сила, которой Тирно был одарён с рождения, по-прежнему позволяла ему крошить камни в ладони. Оставив соратников, он занялся добыванием руды.

– Только разрешит ли тебе отец вновь встать в отряд? – проговорил Тирно.

– Если не заколет меня сегодня на алтаре, то разрешит!

– Тогда тебе придётся говорить с Лютым, он теперь единственный воевода Нордхейма.

Боевой задор слетел с лица Ингрид.

– Если боги позволят, я решусь на этот разговор, – судорожно выдохнула она.

Тирно улыбнулся одними глазами и потрепал Ингрид по меху капюшона.

– Ладно, ступай, но, пожалуйста, смотри, куда идёшь!

Поднявшись по всходу, Ингрид отворила двери и оказалась на пороге большого зала.

– Слава богам! Ри, ты жива! – воскликнула Сигги.

В сумраке жилища Ингрид не сразу разглядела мать, только услышала, как на пол упало веретено. Через мгновение мама оказалась рядом и обняла её.

– Я не находила себе места, столько молитв произнесла, доченька, – простонала Сигги.

– Я жива, мама, – Ингрид прижалась к тёплой материнской груди, от которой пахло шерстью и мёдом. – Но все из отряда погибли.

– Не вини себя, – сказала Сигги, крепче обняв дочь. – Тебя не должно было там быть. Не место женщине на охоте! Боги пощадили тебя, Ри, сберегли для иного!

Мать заглянула в лицо Ингрид в надежде, что она наконец воспримет её слова. Но Ингрид отвела взгляд.

– Что это? На тебе кровь! Ты цела?

– Это не моя кровь, мама.

– Боги! Пойдём, помоешься и переоденешься!

Они направились на детскую половину через большой зал, стены которого были увешаны щитами и оружием, гобеленами и резными панелями с изображением былых битв. Ингрид засмотрелась на полотно с осадой Харон-Сидиса: кзорги стояли на крепостных стенах, головы у них были волчьими и пасти блестели острыми зубами.

«Он не был зверем», – подумала Ингрид.

Мать настойчиво потянула её за собой, отвлекая от мрачных мыслей. Они вошли в комнату, отгороженную от зала занавесями из шкур. Сигги достала из деревянного сундучка замшевый жилет с меховым воротником, шерстяные чулки и льняное платье с пёстрой кожаной шнуровкой.

Ингрид скинула верхние одежды и принялась стягивать пимы. Прикоснувшись к меху обуви, она вспомнила хижину и вновь подумала о Рейване. Сердце её пронзило миллионами игл.

– И когда ты уже перестанешь бродить по лесам? – запричитала мать. – Ты должна вести себя как женщина, Ри!

Сигги села рядом и взяла в ладони её лицо.

– Замуж тебе пора! – мать осмотрела её худую, но крепкую и жилистую фигуру. – Тебе нужна мужнина ласка!

Ингрид фыркнула, подтянув к себе платье.

– Нет-нет! Сначала мыться! От тебя пахнет как от дикого зверя, девочка моя! – возмутилась Сигги.

Мать взяла грязную одежду Ингрид и рассмотрела её.

– Твои очищения крайне редко приходят! Никуда это не годится! – запричитала вновь она. – Послушай, Ри, когда ты выйдешь замуж и разделишь ложе с мужем, всё наладится. Тебя наполнит любовь. Появятся дети, они станут смыслом твоей жизни! Ты слушаешь меня?

Слова матери всколыхнули в Ингрид сокровенные чувства, которые она испытала в горах к чужому человеку, мужчине. Но признаваться в этом ни себе, ни матери она не хотела.

– Тебе нужно немедленно прекратить бродить по лесам и больше времени проводить с женщинами! Твоё полотно не доткано, а все уже по второму заканчивают.

– Кому нужно это полотно, мама?! У нас полно полотна!

– Ингрид, – устало вздохнула мать, потирая лоб, – пойми, в этих сражениях и на охотах ты ничего не дождёшься: ты не добьёшься отеческой любви.

Ингрид подняла уязвлённый взгляд на мать.

– Но и ты, сидя у очага, не больно-то её добилась.

Глаза Сигги заулыбались, но лицо оставалось сдержанным.

– Ты что, снова в бремени, мама?

Сигги кивнула, протягивая дочери мокрую тряпицу. Ингрид, нахохлившись, принялась отирать лицо и шею.

– Где же твой отец?

– Наверное, возится с мёртвым троллем, – буркнула Ингрид.

– Вы убили тролля?! – удивилась Сигги, подав дочери платье. – Не к добру это…

В зале послышались тяжёлые шаги. Ингрид узнала отца.

– Жена, – позвал Ингвар из-за занавеси. – Ты там?

– Мы здесь, милый, – ответила Сигги и подалась к мужу.

Глаза её наполнились нежностью при виде Ингвара, и она не могла больше издать ни звука стиснутым от любви горлом. Ван положил ладонь на её живот и легонько поцеловал её в лоб.

– Ингвар! – раздался громкий голос с порога, прерывая редкую ласку отца, обращённую к матери.

– Лютый! Ты вернулся?! – Отец улыбнулся в усы и вышел навстречу гостю.

– Да, галинорец приехал ещё вчера, – ответила мать, и счастье на её лице сменилось неприязнью.

Отец сошёлся в объятиях с крепким высокорослым воином, пышная чёрная борода которого была заплетена в две косы. Они уселись за стол в большом зале.

– Проклятье, Ингвар! Известия о несчастье полстраны всколыхнули, – сказал галинорец. – Как узнал, я сразу заспешил домой.

Мать потянула Ингрид к очагу.

– Торвальда больше нет, но дочь твоя жива! – вновь донеслись до Ингрид обрывки фраз Лютого. – Ты справишься с потерями!

Мать сунула в руки Ингрид кружки с хмельным мёдом и блюдо с запечённым мясом, повелев подать отцу.

– Здравствуй, Ри! – шумно вздохнул Лютый, раздув ноздри, и оглядел Ингрид с ног до головы.

Встретив его насмешливый взгляд, она задрожала и опустила глаза, сглотнув. «Лучше я пойду на алтарь к богам, чем попрошусь к нему в воины».

Лютый вызывал у неё бешеный страх. Он пришёл к ним в дом несколько лет назад: огромный, меднокожий и испещрённый шрамами. Он искал убежища от набульского царя и не знал ни слова по-рисски. А теперь сделался отцу самым близким соратником, взял в жёны дочь вана Колбьорна и слыл лучшим воином Нордхейма.

– Здравствуй, Лютый, – тихо ответила она на приветствие, поставила на стол блюда и спешно попятилась к матери.

Сев на скамью возле горящей чаши, Ингрид прислушалась к разговору.

– Как прошла ваша охота? – спросил отец у соратника.

– Десять варгов, – ответил Лютый. – Но ни одной шкуры не привёз. Спешил к тебе.

– А мы убили тролля, – довольно произнёс отец. – И теперь мне нужна большая жертва, чтобы умилостивить богов.

– Воин? – кивнул воевода.

Ингвар помолчал, а затем рассмеялся.

– Нет, друг, боги слишком многих призвали в эту зиму! Нет…

***

Ласково проведя по шерсти, пальцы потрепали гриву. Длинный нож блеснул в свете факелов и вошёл в беззащитное горло, рассекая жилы и вены. Лошадиная кровь полилась на каменный алтарь. Ван Ингвар не выпускал головы коня и сердечно говорил с ним до самого конца, пока тот не затих. Ван наполнил кувшин жертвенной кровью и подал его соратникам.

Тошнота, подступившая к горлу, заставила Ингрид отвернуться. Она знала, как отец холил этого коня, и не могла поверить, что он решился отдать богам своего любимца.

Ингрид протиснулась сквозь толпу и, очутившись на краю двора, увидела черностволые дубы, что росли у крепостной стены. Самый толстый, которому было лет двести, посадил давний предок, Верховный ван Эйрик, в честь рождения сына. Другой дуб, что был заметно поменьше, посадил уже его внук, Верховный ван Эйнар, в честь рождения своего сына Ингвара. Ингвар тоже посадил дуб, но от него остался теперь только пенёк. Семь лет молодой дубок рос в земле, а потом первенец Ингвара умер – и дерево было срублено.

Ингрид обошла покрытый снегом пень кругом и от злости ударила его ногой.

«Ты всего лишь прах, ты даже не стал мужчиной, не стал волком, как тебе удалось украсть сердце нашего отца?»

Пока все были заняты церемонией, Ингрид вошла в пустующий зал и увидела Лютого на скамье за главным столом. Он веровал в своих богов и не принимал участия в рисских обрядах. Ингрид тяжело вздохнула, сознавая, что настало время для разговора.

Она приблизилась и села рядом. Воевода отставил кубок и покосился на неё с привычным презрением.

– Чего тебе? – буркнул он, сверкнув чернотой глаз.

– Возьми меня в свой отряд.

Лютый поперхнулся и принялся стучать себе по груди.

– Я не ослышался? – он поглядел на Ингрид с искренним недоумением.

– Я владею оружием, Торвальд учил меня, – затараторила Ингрид. – И я выносливая. Я не буду мешаться под ногами. Тирно нужны воины для охраны шахт, пошли меня!

Ингрид всё говорила, а Лютый всё глядел на неё: на её неумолкающий рот, на грудь, стянутую шнуровкой платья, и на изгиб шеи.

Заметив, куда он смотрит, Ингрид раскраснелась и замолкла. Руки её от волнения сомкнулись в кулаки. Глаза пронзительно смотрели на воеводу. Ингрид заметила первое серебро на его висках и возрадовалась, что он не всегда будет несокрушим – старость уже пришла к нему на порог.

Лютый фыркнул и отвернулся, вновь взявшись за кубок.

– Правду говорят, дети быстро растут, – проговорил он. – Меня не было в Нордхейме всего два месяца, а ты уже из сопливки девкой сделалась.

– Я хочу быть воином, а не девкой! Так ты возьмёшь меня в соратники?

– Нет, никогда, – усмехнулся он.

Глаза Ингрид расширились от возмущения.

– Место женщины у котла, – добил её Лютый, указав в сторону главного очага, где жёны готовили пищу. – Иди лучше к ним просись, а то ведь толку от тебя никакого нет.

Заметив мужа с дочерью вана, Вейга, жена Лютого, приблизилась к столу.

– Здравствуй, Ингрид! – произнесла она, передавая мужу младенца. – Мы все так волновались за тебя. О чём вы так горячо беседуете?

– Да так, ни о чём, – отмахнулась Ингрид, глядя на то, как воевода бережно усаживает сына на колени.

– Вот именно, совершенно ни о чём, – повторил Лютый.

Вейга, улыбнувшись, поцеловала мужа в щёку, и Ингрид заметила, как тотчас разожглись у воеводы глаза. Видно, будучи в походе, он сильно тосковал по жене. Лютый игриво прикусил Вейге ухо, и молодая женщина засмеялась. Смущённая видом любовных ласк, Ингрид поспешила подняться, раздавленная неудачей.

«Боги! Я найду способ однажды утереть ему нос! – вознегодовала она. – Однажды я буду пировать со всеми отцовыми соратниками за одним столом, и они будут мне кланяться!»

Отворив тяжёлые двери, в зал вошёл ван Ингвар в окружении воинов. Все они расселись за столами. Ингрид увидела, как лицо отца скривилось от боли, когда он сел в кресло. Старая неизлечимая рана всё сильнее терзала его спину.

Отец поднёс ко рту кубок, рука его дрогнула, и кубок опрокинулся. Тёплая жертвенная кровь, наполнявшая его, расплескалась на чёрную замшевую рубаху, которую жена так старательно украсила золотой вышивкой.

Сигги, сидевшая подле Ингвара, попыталась помочь мужу, но он рассмеялся над своей болью и оттолкнул её руку.

– Оставь! Гривна тоже хочет выпить, – усмехнулся он, стирая рубиновые капли с висевшего на груди золотого обруча – знака Верховного вана.

Ингрид следила, как отец играл кубком и скользил задумчивым взглядом по бурлящему залу. Звон браслетов на руке отца привлёк её внимание, и она с любопытством, точно в детстве, принялась их рассматривать. Браслета было два, и ни один не уступал по ценности другому. Риссы носили их по числу жён, живы они были или нет, – браслеты надевали однажды на свадьбу и уходили с ними на погребальный костёр.

Подумав о первой жене своего отца, Ингрид сжала подол платья так, что пальцы её побелели.

«Он любил её сильнее моей матери! Может, потому сынка своего Эйнара любит больше, чем меня?»

В воздухе разносился запах жареного и копчёного мяса, жирной похлёбки и хмеля. Сытная пища, тепло и хмельной мёд разгорячили людей. Зал зашумел голосами и звоном кубков. Раздались топот и взвизгивания детей.

К Лютому подбежала темноволосая девочка лет трёх в нарядном платье. Он отложил в сторону телячью ножку и взял её на колени.

– Сольви, дочка, какая ты сегодня красивая! – гордо проговорил он и поднял кубок. – Пусть Торвальд на небесах скачет на твоём жеребце, Ингвар! И пирует со своими сыновьями!

– Выпьем! – кивнул ван и встретил кубок Лютого своим кубком. – За моего брата Токи и его сыновей: могучих Ульфа и Грома. Они погибли под лавиной, спущенной хитрым троллем, и теперь их души пируют не с нами, но с богами! Мой род обнищал. Эльнира, жена брата моего, – обратился он к женщине с влажными глазами, сидевшей за столом. – Ты всегда найдёшь в моём доме защиту и помощь для себя и своих девочек!

– Выпьем! – воскликнули соратники.

Ингрид тоже подняла кубок и опустошила его одним махом, не желая ни в чём уступать воинам отца.

Пир длился долго. Сначала все ели, а потом пили. Много. И много говорили. А когда гомон унялся, одна из жён взяла лиру и затянула скорбную песнь в память о погибших. От надрывных звуков её голоса у Ингрид на глазах выступили слёзы. Она вспомнила Рейвана.

Застучал одиночный барабан, воины подхватили маршевый ритм ударами мечей о щиты. Песнь печали перетекла в боевой гимн. Когда звуки стихли, ван наполнил кубок мёдом и поднял его.

– Под сердцем у моей жены ребёнок, и я верю, что боги послали мне сына, моего наследника! Выпьем!

– Выпьем! – раздался гул голосов.

Кто-то из воинов, сильно обрадованный новостью, вновь застучал мечом по щиту. Соратники подхватили бой, который долго не затихал.

– Как я рад, Ингвар! – расплылся в широкой улыбке Лютый, поднимая кубок. – За тебя и прекрасную Сигги! Верю, что боги послали тебе сына! Нордхейму нужен твой сын!

Ингрид встретилась взглядом с Лютым. Его глаза, как угли, прожигали её насквозь. Она спешно опустила голову.

«Хорошо, что ещё отцу не доложил о моей просьбе, а то гореть мне со стыда!» – подумала она.

Ингрид увидела в толпе Тирно, пробиравшегося в её сторону, и оживилась.

– Здравствуй, Ингрид, – поклонился старик. – Как ты прекрасна в этом наряде! Сияешь, словно солнце, и скоро затмишь свою распрекрасную мать, – Тирно поклонился Сигги, а затем Ингвару, и вновь обратился к Ингрид: – Ты как будто не рада новости, которую сообщил твой отец?

– Конечно, рада, – ответила Ингрид. – Мой отец заслуживает долгожданного сына, он уже немолод.

– Тирно вот ещё более немолод, но всё время вьётся возле тебя, когда возвращается со своих рудников! Наверное, на что-то надеется, – усмехнулся Лютый.

– А что, надеяться никогда не поздно! Ты поймешь это, Дэрон, когда будет тебе столько лет, сколько мне, – ответил рудокоп, и они оба рассмеялись.

Тирно, не будучи воином, брезговал прозвищем, которое воины дали галинорцу, и всегда называл его по имени.

– Отец, – произнесла Ингрид, – Тирно пришёл просить тебя о защите для рудника. Набулы приходят и грабят его. Шахты лежат близко к границам: нужно организовать дозоры и поставить частокол.

Ван Ингвар внимательно посмотрел на дочь. Взгляд его светился восхищением. Ингрид очень давно ждала такого взгляда.

– Ты была бы прекрасным правителем, – произнёс он. – Если бы родилась мужчиной.

– Ещё бы, отец! Но чем я хуже мужчины? Чего мне не хватает?

Ингвар прищурился и стиснул челюсти. Ингрид поняла, что его снова прихватила боль в спине, но он мужественно старался не показывать этого.

– Я могу сказать только о том, – низким голосом произнёс отец, – чего у тебя в избытке. Жалости к врагам!

Ингрид пришла в недоумение, не понимая, о чём говорит отец. Она и без того старалась вести себя грубее и жёстче, чем ей самой хотелось бы.

– Я про того кзорга, Ингрид! – буркнул отец, сделав глоток из кубка. – Ты грустишь по нему, хотя он того не достоин, даже если спас тебя. Кзорги – наши враги!

Ингрид недовольно замотала головой, и тогда взгляд отца похолодел.

– Ингрид, ты уже не щенок, ты – волчица. Пришло время найти тебе волка. Весной пойдёшь замуж.

– Что?! – Ингрид вскочила из-за стола, опрокинув кубки. – Не быть этому! Я не хочу! Если бы мама не понесла, ты бы не отдавал меня!

– Не гневи богов, Ри, сядь, – строго произнесла мать. – Ты несколько дней провела с мужчиной и теперь страдаешь по нему. Значит, тебе уже пора отправляться замуж.

– Ничего я не страдаю! – рявкнула Ингрид, захлёбываясь от возмущения.

– Замолкни, – отрезал отец. – Пойдёшь замуж – или ты мне не дочь.

Ингрид раскраснелась и, сжав зубы от злости, села на место. Поймав на себе жгучий взгляд галинорца, она оскалилась ему в лицо. А он от её дерзости потупился и покачал головой.

– Но сначала ты отправишься в святилище в Скаво, – произнёс отец. – Тебе нужно очищение после Великой охоты. Кто знает, что сотворил с тобой кзорг.

– Если бы он её тронул, она была бы мертва, – низким голосом произнёс Лютый. – Я видел, что случается с женщинами от их ядовитого семени.

У Ингрид по телу прокатилась судорога. Слова воеводы будто обнажили её, выставив напоказ. Дрогнувшие руки в неосторожном движении смахнули на пол ложку и блюдо, и Ингрид виновато опустила взгляд.

– Выпьем за Волчицу! – широко улыбнулся Лютый, поднимая кубок. – Чтобы однажды она родила волчат, достойных своего великого отца!

Волчье знамя вновь реяло над воротами. Но теперь Ингрид удалялась от него прочь, закутанная в шкуры и сопровождаемая воинами Лютого. Сердце её туго билось в груди от отчаяния, и слёзы текли по щекам.

«Вернусь ли я домой? Стану ли первой? – оборачивалась она к стенам родной крепости. – Боги! Обещаю, я вернусь!»