Читать книгу Верховный ван - Ярослав Титарев - Страница 3
Глава 3.
ОглавлениеКзорг из Нордхейма
Вокруг веяло дыханием ледников. Клубящиеся, словно дым, облака, снег на склонах и низкое серое небо сливались в сплошную бесцветную пелену, и лишь окружавшие природную купель камни чернели на белом теле горы.
Ван Ингвар передал флягу с горькой настойкой Лютому и блаженно вытянулся в горячей воде.
– Только в этом источнике мне удаётся позабыть о боли, – с облегчением вздохнул он.
Пар от его дыхания разбежался в стороны и закружил снежинки, летящие с хмурого неба.
Наблюдая их полёт, Лютый откинулся на бортик купели. Взгляд его скользнул по клейму на собственной груди.
Когда-то Лютый был рабом. Но несколько лет назад набульская Владычица помогла ему бежать из Харон-Сидиса. Если бы Ингвар не взял его под своё покровительство, то не было бы у него теперь ни свободы, ни жизни.
Царь Вигг не оставлял попыток достать беглеца и беспрестанно подсылал убийц, лучших из своих кзоргов. Ещё ни одному из них не удавалось подобраться так близко, но этот, последний, чуть не погубил Ингрид – и чувство вины томило душу Лютого.
Он поднёс к губам флягу и отпил. Наслаждаясь тем, как бережное тепло источников нежит тело снаружи, а хмель приятно томит изнутри, Лютый улыбнулся.
– Представляешь, Ингвар, она подошла ко мне проситься в воины! – усмехнулся он, возвращая флягу вану. – Торвальд позволил ей быть в отряде, но я никогда не пущу женщину в поход. Это, конечно, весело до поры до времени, но быстро придёт время рожать. Кого она тогда родит? И кто будет виноват? Надеюсь, муж вдолбит твоей дочке, как подобает женщине вести себя, причём сделает это не через голову. Я разозлил тебя?
– Порой твоя прямота поражает меня, Лютый, – кивнул Ингвар и сделал глоток из фляги.
– Проклятье, Ингвар! – Лютый провёл мокрой рукой по заплетённым в косу волосам. – Я устал от того, что они приходят, как вороватые крысы, в твои земли! Как бы я хотел биться с ними в открытую!
– Твоя горячность однажды погубит тебя, – мрачно поглядел ван на соратника. – Я чувствую, что царь Вигг что-то готовит: участились набеги. Но нужно подождать, – прищурился Ингвар, и руны на его лице угрожающе заиграли. – Меня называют Ингваром Непобедимым не потому, что я железнобокий. Победами я обязан тому, что всегда знал, когда стоит ввязываться в войну, а когда нет. Сейчас тому не время. – Ван умыл лицо и вздохнул всей грудью, поглядев в небо. – Жена ждёт ребёнка – и я молюсь о сыне. Я близок к покаянию. В таком состоянии духа не развязывают войны.
Лютый внимательно выслушал вождя и стиснул зубы от негодования. Желание поквитаться с теми, кто поработил его народ, разрушил его прежний дом и убил семью, полыхало в галинорце жгучим пламенем.
Снежинки тихо падали на водную гладь и тут же растворялись в её тепле. Журчание сбегающей по камням воды успокаивало нервы. Лютый отпил из фляги и заметил, что Ингвар глядит на его рабскую отметину.
– Кзорги тоже носят такое клеймо? – ван ткнул Лютого в грудь.
– Все, кто попадает в Харон-Сидис, носят такое клеймо, – кивнул Лютый. – Почему ты вдруг спросил?
– Мне как-то до сих пор погано, что я приказал расстрелять этого кзорга в лесу, хотя он опустил меч, – Ингвар забрал пойло из рук Лютого. – Он помог Ингрид. Стоило сразиться сталью, чтобы он мог умереть мужчиной, воином, а не рабом.
– Он её использовал.
– Но от гибели спас. А я приказал расстрелять его как зверя. Пяток стрел попали ему в грудь, он упал. Может, он даже был ещё жив, когда мы его схоронили.
– Может быть, он жив и до сих пор… – хрипло проговорил Лютый.
– Прошла уж пара месяцев, – насмешливо хмыкнул ван.
– Я слышал, что кзорги могут годами лежать как мёртвые, а потом встают как ни в чём не бывало.
Ингвар, нахмурившись, потянулся к одежде и нехотя поднялся из купели.
– Чего сидишь, Лютый? Идём проверим, правдивы ли твои слухи.
***
Стояла середина весны, но снег в высокогорье лежал ещё толстым покровом. Взяв с собой полозья и снарядившись, словно на охоту, Ингвар с Лютым и Арнульфом отправились к пещере в скалах, где оставили убийцу тролля.
Лютый и Арнульф принялись разгребать ледяные глыбы, чтобы проникнуть внутрь, а ван Ингвар опустился на полозья, оперевшись локтём о рукоять кинжала на поясе.
Молчаливые серые склоны глядели на него сквозь прозрачный лес, и невесомые облака бежали по золотистому небосводу. Дом ветров сегодня был приветлив как никогда. Ингвар втянул полный жизни весенний воздух и улыбнулся. «Если кзорг действительно жив, то я смогу дознаться у него о вражьих замыслах».
Ингвар поднялся с полозьев и подошёл к скале, прижавшись лбом к холодному камню. «Боги, я уж думал, вы навсегда покинули меня, но теперь вы вновь глядите в мою сторону. Я благодарен вам!» – помолился он.
Расширив проход, Лютый проник в щель. Арнульф влез за ним следом, и через некоторое время они вынесли наружу заиндевевшее тело кзорга.
– Ингвар, помоги нам! – с натугой проворчал Лютый. – Тяжёлый, зараза!
Ингвар перехватил тело за плечи и заглянул в лицо мертвецу. Оно было неживого серого цвета с чёрными ввалившимися глазницами. Гнилостный запах ударил в ноздри, и Ингвар с трудом сдержал подступившую тошноту.
– Ты уверен, что он живой?
– Да! Сердце бьётся. Он в летаргии! Их учат этому в Харон-Сидисе. Принесём его в тепло, он очнётся.
Воины уложили кзорга на полозья, и по лицу Лютого разлилась довольная улыбка.
– Позволь мне самому пытать его, Ингвар?! Я буду медленно выпускать из него кишки и накручивать их на свой кинжал. Он пожалеет, что родился на свет!
– Для начала подними мне его! – ответил Ингвар.
В Нордхейм они прибыли поздней ночью. Кзорга внесли в большой зал и уложили на стол.
– Отойдите и не прикасайтесь к нему, – сказал Лютый, отогнав всех от стола.
Он снял меховые рукавицы и натянул перчатки из кожи, смазав их жиром для верности.
Вооружившись острым ножом, Лютый принялся вскрывать чешуйчатую броню на мёртвом теле. Звук прорезаемого доспеха был схож со звуком рассекаемой плоти. Зал наполнил тошнотворный, въедливый запах мертвечины от загноившихся ран. Ингвар поморщился от отвращения, но подступил ближе.
– Если кровь кзорга смешается с человеческой, то конец, – предостерёг Лютый, поглядев на вана. – Всё его барахло нужно сжечь.
– Собака, ты отчаянный! – выругался Ингвар, глядя на то, как его соратник раздевает труп.
– Мне нужны иголка, нитки, вода и повязки. Я вырежу омертвевшие ткани и зашью глубокие раны, – ощупав раны кзорга, сказал Лютый.
Ингвар жестом приказал Арнульфу принести, что требовал Лютый, и тот с большим облегчением удалился.
– Раны не смертельные, – произнёс Лютый. – Броня его спасла. Только бедро насквозь прошито и плечо пробито так, что кости сломаны. Не знаю, будет ли у него рука работать. Кзорг-калека – посмеёмся! – усмехнулся Лютый, подняв чёрные глаза на вана.
– Ты хорошо справляешься с врачеванием, – заметил Ингвар.
– Ты знаешь, кто меня этому учил, – грустно улыбнулся галинорец.
Из покоев, завешенных шкурами, на звук голосов выглянула Сигги.
– Ингвар, что случилось? – вскрикнула она, с ужасом уставившись на Лютого с перепачканными в крови руками.
– Ничего, иди спать! – Ингвар надвинулся на жену, чтобы заслонить собой страшный вид мёртвого тела, лежащего у него в зале.
Задвинув за женой шкуры, он в задумчивости обхватил подбородок и прошагал к очагу. Наполнил котелок мёдом и придвинул к огню.
Скользнув в зал, как тень, Арнульф бесшумно положил швейные принадлежности перед ваном. Ингвар сунул соратнику котелок с мёдом и вернулся к Лютому с иглой и нитками в руках.
На столе лежал обнажённый человек, худой, точно скелет. Кожа была бледная, покрытая бессчётным числом шрамов, а под ней просвечивали чёрные нити вен. Волосы были соломенно-жёлтыми, как у всех риссов.
– Этот кзорг – рисс? – удивился Ингвар.
– Похоже, полукровка, – ответил Лютый. – Много кровей в войну перемешалось… Слыхал я об одном кзорге-риссе. Его называют Зверем из Эскелле. Без шлема, правда, я его не видел. Но теперь, кажется, увидел и без штанов, ха! – рассмеялся он, беря в руки иглу. – Без штанов вот и привяжу к столбу, и тогда мы с ним поговорим!
– Интересно, он узнает тебя? – спросил Арнульф, приподняв золотистые брови.
– После Причастия они и мать-то свою не узнают! А им это Причастие часто дают: без него они долго не живут… Да какая разница! – выругался галинорец, безуспешно выправляя связки в плече кзорга. – Оставлю так – рука ему всё равно уже не потребуется. Зашью как есть, и покончим!
– Как же он должен был отыскать тебя, если он тебя не знает? Мало ли галинорцев на свете?
– Не у многих на груди рабская метка, Арнульф.
Ингвар всё глядел на тело кзорга, где меж шрамов угадывались рисские руны. Письмена многое могли сказать о своём хозяине: какие подвиги он совершал, из какого он был клана и даже о том, как зовут его отца.
– Проклятье… боги! – вдруг заскулил Ингвар. – Проклятье!
– Ван, ты что?! – Лютый с недоумением поглядел на вождя.
– Не знакомы ли тебе эти руны, что у него на запястьях?
Арнульф бросил кубки с мёдом и с волнением приблизился к Ингвару.
– Руны как руны. У всех риссов такие, – пожал плечами Лютый и перевёл взгляд на Арнульфа. – Я мало смыслю в ваших письменах!
– Это Эйнар, твой сын! – воскликнул Арнульф.
Ингвар мрачно кивнул.
– Я вывел ему эти руны во младенчестве, – сказал он и плюнул на пол со злости.
– Проклятье! Это твой сын?! – удивился Лютый. – Ты говорил, он утонул в реке?
– Мой первенец, мой наследник… – Ингвар без малейшего страха положил ладонь кзоргу на голову. – Я держал его на руках, когда он родился. Его первый крик навсегда врезался в мою память. Когда он подрос, я дал ему деревянный меч и посадил на коня! Я любил его и гордился им! Потом он пропал. А в реке, ниже по течению, нашли его меч. Мы думали, он полез в воду и сгинул – любил убегать без моего ведома, смелый был и непослушный. Горе моё не знало утешения!
– Тела, как я понял, не нашли?
– Нет. О похищении я тоже думал – не гляди на меня так! – прорычал Ингвар. – Однако никто не попросил выкуп! И я посчитал сына погибшим…
– Продолжай считать так же, – мрачно проговорил Лютый, – потому что теперь твой сын – кзорг! Он во власти Причастия. Ты никогда не вернёшь его.
***
Рвотный позыв пробудил сознание Рейвана. Он захрипел, выпуская изо рта скопившуюся за время летаргии слизь. Кто-то вытер его губы тканью. Руки заботящегося о нём человека были грубы и небрежны, но в их прикосновениях чувствовалась неподдельная тревога.
Густой сумрак комнаты не позволил Рейвану различить черт человека. Это не мог быть ни отец Сетт, ни наставник Циндер, – в Харон-Сидисе никто никогда не сидел возле него, оправлявшегося после тяжких ран, кроме матери. Но и её образ казался ему призраком, игрой воображения, давним воспоминанием.
Постепенно к пальцам возвращалось осязание, и вместо грубого сукна, которым застилались ложа кзоргов в Харон-Сидисе, Рейван ощутил мягкий мех шкур. Мерцающее свечение лампы оживило зрение, и он увидел перед собой грозное, заросшее бородой лицо, с горящими желтизной, как у волка, глазами.
Рейван понял, что оказался среди северян. Ощутив беззащитность, он рывком попытался встать, но ослабевшие за время долгого сна мускулы не послушались.
– Лежи, – приказал голос, и сильная рука опустилась Рейвану на плечо.
Человек говорил на рисском, и догадки Рейвана подтвердились. Он понял, что попал в самое скверное положение: риссы пленили его! Они будут его пытать излюбленной своей казнью – вывернут наружу рёбра.
– Ты понимаешь меня? – спросил человек. – Должен понимать… Ты помнишь что-нибудь? Помнишь своё имя?
– Рейван.
– Я Верховный ван Ингвар, и ты в моём доме.
Рейван судорожно вздохнул, сознавая, что всё ещё хуже, чем он думал. Смерть в пытках казалась ему теперь не такой страшной, как мысль о том, что о его пленении и воинском унижении непременно узнает гегемон Циндер – злейший Ингваров враг.
От негодования Рейван закашлялся, и ван дал ему питьё. Сладко-вяжущий вкус унял першение в горле, по истощённому телу мгновенно растеклось тепло, голова пугающе закружилась, сердце опасно ускорило ритм.
– Что это за дрянь?
– Тебя поили лучшей? Это мёд, пей ещё!
– Рискуешь убить своего пленника, – прохрипел Рейван, – прежде, чем что-то выведаешь.
– Чем же тебя поить?
– Лучше бы сразу ядом, но ведь я живой тебе нужен?
– Я не собираюсь тебя пытать, – усмехнулся ван. – Ты спас мою дочь. Ты будешь гостем в моём доме. Как оправишься от ран, можешь уходить.
– Гостем? После того, как вы расстреляли меня из луков?! – озлобленно прошипел Рейван.
– Не забывайся, кзорг, ты в немощи лежишь! Соблюдай закон гостеприимства – и уйдёшь отсюда целым. Понял меня?
Рейван смешался. Ван Ингвар властным голосом и широтой могучих плеч вызывал у него страх, будто у щенка.
Ван встал и направился к выходу.
– Кровь… – произнёс Рейван.
Ингвар развернулся с недоумевающим взглядом.
– Чтобы скорее подняться, мне нужна кровь, – проговорил Рейван.
– Надеюсь, не кровь дев от первой ночи? – Ван Ингвар обвёл кзорга шутливым взглядом.
– Любая скотина подойдёт, – смутившись, ответил Рейван.
– Хорошо, я заколю для тебя скотину, волчонок.
– Ингвар, а что же дочь твоя, цела?
– Цела, и скоро идёт замуж.
***
Рейван проснулся от слабого шума, доносившегося из большого зала. До него долетел запах свежих лепёшек и сырого мяса. На языке почудился вкус мёда. Он понял, что жена Ингвара с помощницами занялась приготовлением пищи. Желудок заурчал в сладостном предвкушении, но Рейван тут же выругал себя. Мало радости было в том, чтобы гостевать в доме рисского вана и уйти от него живым. Вернуться в Харон-Сидис с неисполненным приказом окажется для него большим позором – он будет лишён Причастия и погибнет мучительной смертью.
Рейван повернулся на бок, чтобы встать с постели, и заскулил от боли в руке. Все его раны зажили, кроме той, что была на правом плече. Внешне она выглядела сносно, но Рейвану казалось, что сухожилия внутри разворочены. Рисская стрела вошла прямиком в сустав, пробив плечевую кость. Больше всего Рейван боялся, что теперь не сможет полностью владеть рукой, и злость на собственную оплошность наполняла всё его существо.
Рейван дотянулся до меча, лежавшего рядом на постели. С оружием он чувствовал себя сильнее. Меч подарил ему Ингвар.
– Выбирай любое оружие и снаряжение, волчонок, – сказал ван, приведя его в оружейную. – Пусть это будет платой за то, что мы изувечили тебя и лишили твоего добра.
Разглядывая лучшие рисские топоры, мечи и кинжалы, Рейван растерялся. Он не знал, к какому клинку прикоснуться: все они были так гладки и так чисты, не имели ни царапины, ни зазубрины, и пахло от них грозной прохладой стали.
Рейван взял в руку сначала один меч, затем другой, третий… Сердце его трепетало, как если бы он стоял перед множеством красивых обнажённых женщин. Истинное воинское наслаждение разрасталось в нём, хотя он и не придавал особого значения предметам, делавшим для него свою работу. Рейван умело провернул в руке очередной клинок и, сунув его в ножны, успокоился.
– Пусть будет этот, – сказал он, вспомнив, что искусство сражаться заключается не в изысканности оружия, а в руке, держащей его.
Прижав к телу тот самый меч, Рейван потянулся за штанами и рубашкой. Чувство уязвимости от увечья не позволяло ему залёживаться в постели. Оно толкало его на каждодневные тренировки, несмотря на то, что от слабости он ещё ходил, придерживаясь за стены.
Рейван оделся и через проход, завешанный шкурами, вышел в зал. Женщины замолкли и притаились у очага – они так и не привыкли к кзоргу в доме.
Рейван подошёл к бадье и зачерпнул воды, чтобы напиться. В створ приоткрытого окна он увидел, как соратники вана разминаются во дворе перед тренировкой. Рейван приметил галинорца с рисской косой. Тот ли это был галинорец, что удрал с женой Владыки из Харон-Сидиса, – Рейван наверняка не знал и убедиться мог, лишь взглянув на его метку.
«Соблюдай закон гостеприимства», – прозвучали в голове слова Ингвара.
Рейван поглядел на меч в руке и беззащитных женщин за своей спиной и подумал: то ли ван слишком глуп, то ли слишком мудр. Он впустил его в свой дом, дал оружие и тем самым крепко обязал доверием, которое Рейван теперь должен был постараться заслужить.
Со двора раздался боевой клич, и он вновь поглядел в окно. Лютый сошёлся в стремительном боевом танце с двумя крепкими воинами. Воевода Нордхейма показывал неимоверную силу – и Рейвану с его тяжким увечьем было не по зубам одолеть его в честном бою. Но награда Причастием так манила Рейвана, что он подумывал, не прийти ли ночным гостем к спящему.
Крепко сжимая рукоять меча, он вышел на крыльцо и, хромая, спустился по ступеням.
– И это он тролля убил – поглядите на него! – воскликнул Лютый.
Увидев кзорга, воины выстроились полукругом, примкнув щиты. Их шлемы сверкали на утреннем солнце, а лица скалились в хищных ухмылках.
– Ты снова явился последним, – сказал ван Ингвар, стоявший тут же, среди воинов.
По команде вана его соратники стеной двинулись на кзорга. Рейван извлёк меч, оставив ножны на ступенях, и взял из-под навеса щит. Приближающийся строй риссов вызывал у него дрожь во всём теле, но сердце плясало от предвкушения.
Мощный удар щитов сразу же снёс Рейвана с ног. Он упал, и риссы принялись колотить по его щиту. Рейван яростно зарычал, стараясь столкнуть с себя воинов, но они только сильнее наваливались на него.
– Одолели кзорга, ха! – усмехнулся Лютый, воинственно расхаживающий по двору в блестящем на солнце доспехе.
Ещё ни разу галинорец не вступал с Рейваном в бой, выказывая нежелание возиться с ослабленным воином.
– Довольно с него! – воскликнул Ингвар. – Оставьте моего волчонка!
Воины разошлись, и Рейван остался лежать на земле, наблюдая за тем, как они продолжали сходиться меж собой в побоище. Отдав бою все усилия, кзорг не мог уже подняться. Сердце рвалось из груди, но душа пела от счастья.
Одно лишь омрачало Рейвана. Он злился, что Ингвар так унизительно зовёт его волчонком и никогда не называет по имени. Ведь до встречи с рисскими стрелами он был сильным воином, лучшим среди кзоргов. В набульских землях его называли Зверем за нечеловескую одержимость в бою. Но среди Ингваровых соратников Рейван удостаивался лишь подшучиваний. Несмотря на их почти невинность, шутки задевали его, и он сдерживался, чтобы не нарваться на драку, к которой был не готов.
Вскоре рядом, глядя в небо, растянулись и другие воины. Рейван поймал себя на мысли, что не чувствовал себя чужим среди них: после драки все были равно измученными.
Тренировка длилась до середины дня, а потом воины разбрелись умываться и отдыхать. Когда наступил вечер, соратники вана собрались в большом зале. Воины пировали, пели гимны, играли и обнимались как братья.
Рейван, вдоволь насытившись, отправился спать. Пьяный и измождённый, он опустился на ложе и нашёл под шкурой соломенную куклу. Сразу пришла мысль, что комнатка раньше принадлежала Ингрид. Ван Ингвар, возможно, желал выказать гостю особое покровительство, разместив его в своём доме, но наверняка смеялся в душе, поселив воина в девичьи покои.
Кукла обратила Рейвана мыслями к Ри. Ему было странно вообразить эту бойкую девочку с игрушкой в руках, и в груди что-то кольнуло. Рейван нахмурился и признался себе, что скучает по ней. Её образ из воспоминания зашелестел звонким смехом, блеснул озорным взглядом. Душа Рейвана наполнилась неведомым прежде чувством.
«Надеюсь, тебе повезёт с мужем», – тихо проговорил он, сжимая куклу в руках.
На другой день во время тренировки на площадь привели связанного вана Эльфдана из Тьёле. Его уличили в сговоре с набулами: он собирался перейти на их сторону в грядущей войне. Ван Ингвар велел растянуть предателя на столбах и на глазах у толпы вскрыл ему рёбра топором. Ван Эльфдан сыпал проклятиями и славил богов до самого конца, пока не затих. Но не молил о пощаде.
Все уже начали расходиться, но Рейван всё глядел на вывернутые, словно крылья, рёбра вана-предателя и думал, что быть врагом Ингвару дорого стоит.
– Что это, разве кзорги морщатся от вида крови? – усмехнулся Лютый, поглядев на Рейвана.
– Ты многое знаешь о кзоргах, я вижу, – пристально взглянул на него Рейван.
– Я знаю, что один из них – калека! – хохотнул Лютый. – Такой слизняк, что я и подраться с ним нормально не могу.
Кулаки Рейвана сжались, пальцы побелели от злости. Всё вернее ему казалось, что перед ним расхаживал тот самый галинорец. Рейвану захотелось выхватить кинжал и вонзить его в горло Лютого. Но шум окружающей толпы дал понять, что в этом случае живым ему не уйти, – и Рейван в ответ лишь бессильно выдохнул.
– Арнульф, поезжай в Тьёле! – огласил на весь двор ван Ингвар. – Назначаю тебя ваном вместо Эльфдана. Ты заслужил стать вождём, верный мой волк!
Ингвар с окровавленным топором в руках обернулся к собравшимся и посмотрел на Рейвана. Выражение покрытого рунами лица вана словно говорило: «Если поступишься гостеприимством, получишь подобную расправу».