Читать книгу Омертвение. Сошедшие с небес - Ярослав Толстов - Страница 4

Поезд неторопливо вползал в огромный город, и пассажиры суетились, переговаривались, смеялись, ругались, волокли сумки и чемоданы, поглядывая в окна. Весь плацкартный вагон был охвачен кутерьмой прибывания, и только две девушки, сидевшие на нижней полке, тес-но придвинувшись друг к другу, не двигались, не суетились – торопиться им было ни к чему, и не было у них ни сумок, ни чемоданов, у одной из девушек не было даже пальто, и она ежилась, предвкушая встречу с холодной екатеринбургской весной, и, поглядывая в окно, изредка едва заметно кивала, узнавая знакомые места и словно здороваясь с ними, тогда как ее соседка с гладко зачесанными медно-рыжими волосами, прижимавшая к груди большой пакет, смотрела на город с восторгом первооткрывателя.

– Я и не думала, Вит, что он такой огромный, – наконец сказала она. – Как бы мне хоте-лось его посмотреть… У нас будет время?

Вита пожала плечами.

– Не знаю, возможно. А посмотреть есть на что – здесь очень много красивых мест. Мне тогда в Историческом сквере нравилось… и на Городском пруду или на Верх-Исетском, осо-бенно ночью… Исеть не такая, как Волга, – она засунула ладони в рукава свитера и сгорби-лась. – Она совсем другая… Ну, и, конечно, много красивых зданий – и двухвековой давно-сти, и современных. Конечно, наверное, многое изменилось – я с девяносто девятого так здесь и не была. Если повезет, задержимся здесь надолго, здесь нас не найдут, не должны найти. Никто не знает, куда на самом деле отец отправил твою Светку Матейко, и уж тем бо-лее никто не может знать про Карину.

– Мы сразу же к ней пойдем, не к Светке?

– Я не уверена, стоит ли нам вообще ходить к Светке. Разве что посмотреть, на что она те-перь похожа, и узнать, не получала ли она писем. Надеюсь, наши предупреждения дошли до ее мотылькового сознания.

– У Светки наверняка есть деньги, и она-то уж мне точно не откажет, – задумчиво произ-несла Наташа, и Вита покосилась на нее насмешливо.

– Ах, ну да, как же истинный жрец откажет своему богу.

– Прекрати! – Наташа сердито-смущенно покраснела. – Все равно ведь она запасной вари-ант. А ты уверена, что эта Карина ссудит тебе денег?

– Нет, не уверена. Но надеюсь. Мы часто переписывались, и она не раз звала меня прие-хать. Кроме того, она может себе это позволить.

– Ты на нее работала?

– Не на нее. Против нее, – мрачно сказала Вита, глядя в окно. – Она была моим заданием, как и многие.

– Я не понимаю, – Наташа удивленно посмотрела на нее. – Если ты работала против нее, как же ты теперь можешь…

– Мужу Карины принадлежал центр развлечений «Яшма», здоровенный комплекс – дис-котеки, бары, ресторан, казино… ну, понимаешь, да? Дела шли очень хорошо, все было в по-рядке – в местном порядке, опять же, понимаешь? А потом появился левый серьезный дядя, возжелавший «Яшму» перекупить. Ему отказали. Ну и стандартный вариант – хозяину пуля в голову. Он был за рулем, а в машине – Карина с годовалым сыном, уже не помню, куда и зачем они ехали. В общем, их машина столкнулась вначале с машиной охраны, а потом ее вынесло на встречную, а там – рейсовый автобус. Карине-то ничего, а вот ее сын… нет, жизнь ему спасли – глухому, парализованному, – Вита начала водить пальцем по запотевше-му стеклу, выписывая какие-то загадочные иероглифы. – В общем, «Яшма» перешла к Кари-не, и теперь она начала получать предложения. Но только к ней и к «Яшме» было уже не так-то просто подобраться. И тогда приехали мы. Не буду рассказывать, что мы делали и как – это долго, неинтересно и не очень-то красиво. В общем, когда я оказалась совсем близко, то поняла, что не смогу… Она собиралась продать бóльшую часть «Яшмы», за нее давали хо-рошие деньги, ей эти деньги были очень нужны, на ребенка шли огромные суммы, постоян-ные операции… а наш заказчик теперь уже хотел просто отнять «Яшму»… Женька быстро просекал такие вещи, он вскоре популярно объяснил мне что и как… и вот эти «что и как» оказались очень хреновыми, – Вита покачала головой, – крайне. Он даже вычислил три вари-анта, от кого мог исходить заказ, он был… чертовски умен. После этого я поехала к Карине и все ей рассказала. Ни о коллегах, ни о «Пандоре», конечно, ни слова, но расклад дала. От-кровенно говоря, я не ожидала, что она меня отпустит. Но она отпустила. Карина из тех ред-ких людей, которых деньги не портят… ну, почти не портят. Женька, конечно, когда узнал, орал так, что Исеть чуть из берегов не вышла, но он понял… В общем, я поговорила с Кари-ной еще раз, мы здесь все замазали, тихо свернулись и уехали, дома представили убедитель-ный отчет, а тут уж потом был окончательно вычислен заказчик и наказан так, что это никак не связалось с «Пандорой». Карина все сделала как надо, а Женька нас мастерски прикрыл и отмазал. До сих пор не могу понять, почему он не выгнал меня после этого случая. Потом я решилась отправить Карине письмо – просто так… с тех пор мы очень мило переписывались. И не нужно, Наташ, на меня так смотреть. То, что я сделала, может и было чертовски благо-родно, но это было и чертовски глупо – я подставила себя и подставила людей. Больше я так никогда не делала. Когда выбираешь определенный образ жизни, то следует выполнять и оп-ределенные правила. Если ты взялся за работу – будь любезен ее выполнить качественно. Кстати, как меня зовут? – вдруг резко спросила Вита, и Наташа быстро ответила:

– Лена.

– Очень хорошо.

Поезд дернулся, наконец остановившись, и пассажиры с усталой радостью повалили на перрон. Наташа и Вита вышли последними, и их мгновенно подхватила, закружила полно-водная шумная река людских тел и объемистых сумок. Наташа поспешно вцепилась в руку Виты и страдальчески охнула, когда ей в бок въехал чей-то локоть, в свою очередь Вита ря-дом зло огрызнулась на кого-то, дернула Наташу и молча показала глазами на здание вокзала – говорить в таком шуме было бессмысленно. Потом она решительно и быстро зашагала вперед, ловко и умело лавируя среди людей, и Наташа послушно двинулась следом, крепко прижимая к себе пакет. Вымокшие под холодным дождем и изрядно потрепанные, они все же кое-как добрались до здания вокзала.

– Постой здесь, мне надо позвонить, – сказала Вита и умчалась, прежде чем Наташа успела что-то сказать. В панике она огляделась, прижимая к себе пакет обеими руками, потом схва-тилась за сумку, проверила ее содержимое, потом снова начала беспомощно озираться. Но вскоре беспомощность исчезла с ее лица, и в глазах загорелся злой голодный огонь. Вокруг было столько людей, столько Вселенных, столько сладких темных тайн, а у нее даже не было ни кистей, ни красок, ни карандаша, ни бумаги – ничего, и так хотелось… хотелось… Рядом с ней остановилась какая-то женщина с ласковыми глазами, начала что-то говорить, и Ната-ша, не слушая слов, уставилась в ласковую светло-зеленую глубь, потом досадливо дернула головой и сказала:

– Воровка. И паршивая, к тому же. Ты мне не интересна.

Женщина отшатнулась, ее всосало в толпу, и Наташа тут же о ней забыла. Через несколь-ко минут ее тронули за локоть.

– Пошли, – сказала Вита, – нас ждут.

Они снова вышли под дождь, и торопливо шагая рядом с Витой, втянувшей мокрую голо-ву в плечи, Наташа спросила:

– Мы не на метро?

– Нет, на трамвай. Двадцать седьмой, кажется… или тридцать второй…

– Может все-таки возьмешь мое пальто?

– Не надо – вон же остановка, рядом.

Только оказавшись в трамвае, Вита слегка взбодрилась, чуть отогревшись, и, вцепившись в поручень и покачиваясь рядом с Наташей, весело показывала на знакомые места, дробя-щиеся в мокром стекле.

– Там Оперный театр… а вон Уральский университет – видишь, здоровенное здание с ко-лоннами?.. вон там, если к реке спуститься, такой парк с фонтаном… вон цирк – видишь… жалко, до Дворца Спорта не доедем…

Наташа кивала, сердито поглядывая на двух мужчин по соседству, слишком громко обсу-ждавших предстоящий футбольный матч пермского «Динамо» и екатеринбургского «Урал-маша» – из-за них Виту было плохо слышно. А та, не договорив, вдруг уже двинулась к две-рям.

– Все, нам выходить.

Хотя они ехали достаточно долго, Наташе, не обращавшей внимания на трамвайную тол-чею и жадно впитывавшей заоконный сумеречный пейзаж огромного города с длиннющими многоэтажками, старинными классическими домами, ступенчатыми водоемами и сосновыми рощами, показалось, что прошло всего лишь несколько минут, и она последовала за Витой очень неохотно.

Они прошли, точнее пробежали две улицы, – дождь и ветер усиливались, пока наконец не занырнули под козырек какого-то приземистого здания с тремя толстыми колоннами, на ко-тором зазывно переливалась светящаяся надпись «Две ящерки» и тут же искрились зеленым и сами ящерки, хвостатые и глазастые.

– А где же «Яшма»? – разочарованно спросила Наташа, предвкушавшая увидеть некое ги-гантское сооружение из стекла и бетона, смесь дворца из «Тысячи и одной ночи» и совре-менного небоскреба.

– «Яшма» давно продана, нам сюда, идем.

Еще в вестибюле они окунулись в жесткий грохот музыки. Вита что-то сказала одному из охранников, тот кивнул и отвел их в большой зал, где сдал с рук на руки высокой светлово-лосой девице в коротком зеленом платье. Пока она разговаривала с Витой, Наташа оглядела зал, в оформлении которого преобладали темно-зеленые цвета, а пол и небольшая сцена для выступлений отливали малахитом. Зал был полон на две трети, кто-то танцевал, кто-то сидел за столиками, а на сценических столбах, в нескольких метрах от пола, вниз головой и завив ноги вокруг гладких стержней, под музыку сползали две полуобнаженные танцовщицы, ухитряясь при этом еще и извиваться, и Наташа изумленно уставилась на них, пытаясь по-нять, как у них это получается, и смотрела до тех пор, пока Вита не потянула ее к лестнице, обегавшей зал по периметру и поднимавшейся на несколько ярусов вверх. Темно-зеленые ступеньки и площадки были прозрачными, и, поднимаясь, Наташа смотрела не столько впе-ред, сколько себе под ноги.

Прорвавшись сквозь серьезную систему охраны, преграждавшей путь в кабинет владели-цы «Двух ящерок», Вита и Наташа, конвоируемые все той же скучающей девицей, открыли тяжелую дверь кабинета. Карина Конвисар, стоявшая возле шкафа с какими-то папками, обернулась – невысокая, чуть полноватая женщина возрастом слегка за тридцать, черноволо-сая и черноглазая, в элегантном жемчужном брючном костюме. Ее лицо отличалось своеоб-разной красотой, в которой было что-то воинственное, но взгляд был усталым и слегка рас-сеянным. Увидев вошедших, она всплеснула руками и вместо приветствия воскликнула:

– На кого похожа! Ты так и шла без пальто?! Ко Дню Победы снег обещают… ненормаль-ная! Лариса! Лариса!

– Я здесь, – сообщила стоявшая за их спинами девица, хотя Карина и так прекрасно ее ви-дела.

– Посмотри внимательно на этих красавиц, спустись в кухню и скажи, что следует принес-ти, бегом! И пусть пришлют два полотенца! Нет, четыре! Ветром, Лариса!

Лариса тут же исчезла. Карина стремительно подошла к Вите, резко наклонилась, при-стально взглянув ей в глаза, потом чуть повернулась и проделала то же самое с Наташей, ко-торая невольно дернула головой, словно женщина собиралась ее боднуть.

– Приехала наконец! – сказала Карина Наташе, тут же повернулась и обняла Виту – быст-ро и вскользь, тут же начав отряхивать свой костюм. – Совершенно мокрая, невозможно! И девочка тоже мокрая! Как зовут девочку?

– Аня, – ответила Наташа, слегка ошеломленная, и Карина усмехнулась уголком рта.

– Аня, так Аня. Лен, почему не предупредила, прислали бы машину! С погодой какой-то кошмар творится… Девочка, сними пальто, с него течет! Пол испортишь… Снимайте обе обувь, сейчас же!.. господи, что это за обувь?!.. Лариса! Лариса!

– Здесь я! – сердито сказала Лариса, неожиданно появляясь из бесшумно раскрывшейся двери с охапкой полотенец в руках. – Все принесут через десять минут, а с горячим просили подождать, много заказов.

– Пусть поторопятся! Лена, где ваши вещи?!

– На нас, – ответила Вита, принимая полотенца у Ларисы, тут же скрывшейся за дверью. Карина поджала губы.

– Так-так. Ладно, об этом потом. Раздевайтесь, живо, у меня тепло. Одним полотенцем вытереться, в другое замотаться и на диван, обе! – Карина отошла к окну и начала подстраи-вать кондиционер. Наташа неуверенно поглядела на Виту, но та кивнула – мол, делай, что сказано, – уже стягивая с себя джинсы. – Еще не хватало воспаления легких… Лариса! Лари-са!

Дверь отворилась, впустив Ларису, уже с дымящейся сигаретой.

– Неужели каждый раз, как только я…

– Возьми эти тряпки, пусть их высушат, и найди им пока одежду, прикинь по росту.

– А где я ее сейчас возьму?! Посетителей раздевать?!

– Это уж твоя забота!

– Так может для начала, Карина Петровна, вы сами…

– Я тебя, мерзавка, уволю! – Карина схватила со стола увесистую тетрадь и запустила ее в Ларису. Та с привычной ловкостью отдернула голову, тетрадь ударилась о чуть прикрыв-шуюся дверь и шлепнулась на пол.

– В который раз уволите – в шестнадцатый?! – она с невозмутимым видом вошла, подняла тетрадь, бросила ее на кресло, сгребла мокрую одежду в охапку и исчезла за дверью. Наташа покосилась на Виту, но та смотрела как ни в чем не бывало, явно не удивленная и не шоки-рованная происшедшим.

– Наглая беспринципная девка! – сказала Карина уже спокойным голосом. – Но я бы без нее не справлялась, спокойно могу оставлять на нее все дела – я ведь часто в разъездах, ты ж знаешь. Через пару недель у Вальки опять операция, говорят, есть шанс вернуть слух.

– Дай бог, – Вита наклонила голову, вытирая мокрые волосы. Дверь снова отворилась. На этот раз вошли две девушки с тяжелыми подносами. Карина сделала им знак поставить под-носы на столик возле дивана, но Вита поспешно сказала:

– Погоди, Карин, мне бы поговорить с тобой надо. Где бы Аня могла… Ань, ты не против?

– Конечно нет, – поспешно сказала Наташа. Карина свела ладони, и ее сверкающие поли-рованные ногти задумчиво постучали друг о друга.

– Куда… а хочешь, Анна, можешь на дискотеку пока спуститься. Там неплохо, – она ус-мехнулась, – так люди говорят.

– С удовольствием, только, – Наташа похлопала по полотенцу, в которое была закутана, и тут же пожалела об этом.

– Лариса! Лариса!

– Вы думаете, у меня мотор привешен, что ли?! – сердито сказала Лариса, тут же появля-ясь из дверей, словно послушный джинн. Правым ухом она прижимала к плечу трубку сото-вого телефона, а в руках держала аккуратно сложенную одежду и две пары туфель. – Вот, это – на тебя, а это – на тебя, – она проворно раздала вещи Вите и Наташе, словно опытный кру-пье – карты, и тут же исчезла. Наташа быстро оделась, поглядывая на терпеливо стоящих официанток. Брюки и легкая кофточка были красивыми, явно очень дорогими и чуть теплы-ми, словно их действительно только что с кого-то сняли.

– Только… за ней бы надо приглядеть, – негромко произнесла Вита. Карина кивнула.

– Это можно. Лариса! Лариса!

– Ась? – сказала Лариса, просовывая голову в приоткрывшуюся дверь.

– Позови Сережу.

– Которого?

– Любого.

Лариса исчезла, и через несколько секунд в кабинет вошел серьезный молодой человек в черных брюках и зеленой рубашке.

– Сергей, отведи эту мадемуазель в зал, усади за хороший столик и пригляди, чтоб никто к ней не лез, если она сама того не захочет.

– Сделаем, – молодой человек кивнул, открыл дверь пошире и чопорно сказал: – Прошу вас.

Наташа оглянулась на Виту, та ободряюще подмигнула, и она вышла, следом за ней дви-нулся Сергей, а за ним – одна из официанток с подносом. Вторая девушка быстро и аккурат-но сервировала зеленый прозрачный столик и тоже исчезла. Вита непринужденно потянулась и пододвинула к себе тарелку, дышавшую ароматным сытным паром. Лицо Карины, едва за-крылась дверь, изменилось, стало отрешенным, с прохолодцей.

– Эта девочка… Аня, больна чем-то? Глаза у нее странные.

– Просто она давно ничего не ела, – Вита зачерпнула ложкой горячую красноватую жид-кость, в которой плавали кусочки грибов, оливки и ломтик лимона, и с аппетитом проглоти-ла. – М-м, похоже Олег Леонидыч переехал сюда из «Яшмы» вместе со своими кулинарными изысками. Грибная солянка все та же.

– А ты, как я посмотрю, все та же нахалка, – заметила Карина, втыкая в уголок пухлогубо-го рта длинную коричневую сигарету. – Потом можешь спуститься поздороваться с ним.

– Это исключено, – сказала Вита с сожалением, быстро поглощая солянку. – И вообще, нежелательно, чтобы кто-нибудь узнал о моем визите.

– Вот мы и подошли к сути дела, – Карина села за стол, глядя на циферблат часов на тон-кой малахитовой колонке, вокруг которой в бесконечном движении плыли золотистые сюр-реалистические фигурки, вращаясь вокруг своей оси и едва слышно нежно позвякивая, по-том чуть передвинула стоящую возле часов фотографию. – Насколько я понимаю, ты прие-хала не ради моих прекрасных глаз. А ведь могла приехать просто так, раньше, я не раз тебя звала.

– Я не могла, – сказала Вита, отставляя тарелку из-под солянки и подтягивая к себе бара-ньи котлетки с гарниром. – Слишком опасно, и ты, Карина, прекрасно это понимаешь.

– Выпей коньяку, простудишься, – Карина нажала на столе какую-то кнопку, и лампа под потолком, стилизованная под старинный фонарь, погасла, теперь свет горел только под по-лусферическим абажуром на длинной гнутой ножке, стоявшим на столе. – Теперь, значит, стало не опасно?

– Я приехала за помощью, Карина, – Вита звякнула бутылкой о рюмку, наливая коньяк, – но я пойму, если ты мне откажешь. Просто сунуться мне больше было некуда.

– Что, проблемы с новым заданием? – с тонкой усмешкой спросила Карина. Вита покачала головой.

– И да, и нет. А задания мне больше дать не могут, потому что некому.

Карина внимательно посмотрела на ее лицо, потом у нее вырвалось слово, совершенно не подходившее воспитанной женщине.

– Это ты точно подметила, – сказала Вита, наливая себе вторую рюмку. – Ох, одурею сей-час, только не могу – до костей промерзла – что в автобусе, что в поезде.

– Ничего, за тобой присмотрят, – Карина пересела из-за стола на кожаный диван рядом с Витой и налила коньяку и себе. – Ленуля, что же случилось?

– Я тебе одно могу сказать – за нами гоняется толпа очень злых и страшных дяденек, ко-торые уже многим кровь пустили, вот почему я и не могу у тебя задерживаться. Не думаю, что они найдут нас в этом городе, но всякое может случиться.

– Короче говоря, тебе нужны деньги? Сколько?

Нахмурившись, Вита назвала сумму, потом добавила:

– И еще мне нужна машина. Не для понтов, плевать, какая, хоть «запорожец», если возь-мет хорошую скорость и не сломается через двадцать метров. Я понимаю, что у тебя у самой проблемы, поэтому если…

– Это немалые деньги, – перебила ее Карина, – и, насколько я могу судить о твоем положе-нии, никакого гаранта ты мне дать не можешь.

– Верно. Не могу.

– В этот раз ты на редкость откровенна с самого начала, – заметила Карина, встала и ото-шла к стене, где висела большая картина – фантазия на тему «Уральских сказов» Бажова, подсвеченная изнутри. – Видать, тебя действительно крепко прижали. Тебе эти деньги нуж-ны, чтобы отдать какой-то долг?

– Нет. Чтобы выжить.

– Тебе и этой девочке?

– Она удивительный человек, – сказала Вита с легкой улыбкой, – и очень несчастный.

– Удивительные люди всегда несчастны, – Карина обернулась и жестко посмотрела на нее. – Ты ставишь меня в дурацкое положение, Лена. Я не могу тебе верить… и не верить тоже не могу.

– Я верну… как только получится, но вряд ли это будет скоро.

– Кошмар, на кого ты похожа, – вдруг резко сменила тему Карина, и Вита поняла, что она тщательно обдумывает ее слова. – Худая, бледная, прическа… ногти… господи, что за ног-ти! Кури, или ты бросила, – она кивнула на пачку сигарет на столе.

– Не люблю ментоловые.

– Лариса! Лариса!

Дверь приоткрылась, и Лариса, не заглядывая, сказала в щель:

– Я здесь.

– Принеси свои сигареты.

– Я за них заплатила между прочим! – голова Ларисы просунулась в кабинет, посмотрев на Виту раздраженно и с легким оттенком ревности.

– Возьмешь в баре другую пачку!

Лариса исчезла на несколько секунд, вернулась, сердито бросила на диван начатую пачку и снова исчезла. Вита закурила, с наслаждением вздохнула и по-хозяйски забралась на диван с ногами, свернувшись клубочком, чем вызвала у Карины добродушную усмешку.

– Хорошо, ты получишь деньги, но не сегодня, – сказала она. – Утром у меня много плате-жей, мне нужна наличка. Зайдешь за деньгами завтра вечером. А машина… дай мне свой паспорт. Вы уже где-то остановились?

Вита отдала ей паспорт и неопределенно покрутила в воздухе пальцами с зажатой в них сигаретой, затейливо закрутив струйку дыма, потом сказала, упредив предложение Карины.

– Мы найдем, где переночевать, ты лучше этого не касайся, так для всех безопасней.

– А сюда надолго?

– Если повезет, то да.

– Послушай… – Карина снова села на диван, – один мой знакомый, у него ресторанчик на Павлодарской, он собирается выгнать одного из своих администраторов, так я тебя пореко-мендую… и твою удивительную Аню устроим. Все может наладиться, конечно, при условии, если ты будешь вести себя разумно.

– Поглядим, – рассеянно ответила Вита, – мой внутренний голос мне подсказывает, что все это так просто не закончится. Эх… безотраден путь мой! Каждый божий день – глушь лесов да холод-голод деревень!1 Так хочется отдохнуть, так надоело бегать…

– Да ты просто рассыпаешься, – заметила Карина, – никогда тебя такой не видела. Ничего, выкрутишься. Задумывалась ли ты когда-нибудь, что если б ты не отказалась тогда от денег, которые я тебе предлагала, здесь бы тебя и похоронили? И не денег мне было бы жалко – просто за последние шесть лет у меня сформировались своеобразные понятия о благородст-ве.

Вита усмехнулась и ничего не ответила. Карина встала и, сказав «Посиди», вышла из ка-бинета, закрыв за собой дверь, из-за которой почти сразу раздалось «Лариса! Лариса!», по-том послышалось сердитое ворчание светловолосого «джинна». Вита допила свой коньяк, прикусила ломтик лимона, после чего, ожидающе поглядывая на закрытую дверь, принялась бродить по кабинету. Тронула мохнатый перистый лист большой вашингтонии, знакомой ей еще по «Яшме», внимательно рассмотрела четыре круглые матовые темно-зеленые вазы, вы-строенные по размеру на стеклянной полке, потом потянулась было к серебристому телеви-зору, чтобы включить его, но тут вошла Карина, и она обернулась.

– Ну, что, пожалуй, мы все выяснили, так что я пойду.

– Еще пятнадцать минут посидишь – вам привезут пальто. Молчи, – сказала Карина, уви-дев, что Вита уже собирается возражать, и ткнула в ее сторону указательным пальцем, на ко-тором взблеснул изумрудный перстенек, – я могу себе это позволить, кроме того, мне в том магазине все равно крепко должны. Так что же это за удивительная девочка с тобой?

«Удивительная девочка» тем временем сидела внизу, за столиком, и под слегка насмеш-ливым взглядом охранника жадно поглощала принесенную еду, с трудом удерживая себя от того, чтобы вылизывать тарелки. Она не знала и не пыталась разобраться, что же это были за блюда, только чувствовала, что ест что-то горячее и необыкновенно вкусное. Вокруг ели, смеялись, говорили, танцевали, освещение менялось – зал то погружался в полумрак, проби-тый точками сигаретных огоньков, то дробился в прыгающих разноцветных лучах, превра-щавших танцующих в странные дергающиеся призрачные фигуры, то ярко вспыхивал, обна-жая лица и движения. Менялась музыка, менялись танцоры на сцене. Пустые тарелки и ва-зочки улетели, подхваченные невидимой рукой, и Наташа, откинувшись на полукруглую спинку стула, курила и пила какое-то густое сладкое вино, сытая, умиротворенная, отогрев-шаяся, немного сонная и довольная, улыбалась плещущемуся вокруг людскому морю. Ду-мать о том, что будет, когда они с Витой выйдут из «Двух ящерок» не хотелось, сейчас ей было просто хорошо. Она попробовала втянуть в разговор охранника, но тот отделывался короткими лаконичными ответами, и она замолчала, глядя на сцену. В зал снова втек полу-мрак, и на сцене выстраивалось какое-то подобие хора, облаченного в монашеские черные балахоны с капюшонами, только одна фигура, вероятно солист, стояла в белом балахоне. Го-ловы всех были склонены, лица спрятались в тенях, за свисающими складками, и Наташа не могла понять, мужчины это были или женщины. Но когда откуда-то полилась неторопливая музыка, и стоявшие запели, то оказалось, что это женщины. В зале была великолепная аку-стика, и высокие чистые голоса наполнили его целиком, притихший, застывший. К изумле-нию Наташи пели на латыни, и она даже моргнула – настолько нереальной казалась здесь подобная песня. А когда музыка вдруг всплеснулась коротким барабанным громом, зал на мгновение погрузился в полный мрак, но тотчас же по обеим сторонам сцены вспыхнул жи-вой огонь – большие факелы в руках двух молчаливых фигур в черном, и одновременно с этим поющие сдернули с себя балахоны резким слаженным движением, и те, взметнувшись, мягко улеглись на пол. Женщины оказались все как на подбор – высокие, стройные, темно-волосые, только у солистки были светлые волосы, и одета она была во что-то черное, полу-прозрачное и длинное, тогда как хор теперь оказался в белом. Из глубины сцены подул ве-тер, и одежды развевались, и распущенные волосы плыли над плечами, и по лицам прыгали тени от мечущегося пламени факелов, и голоса текли в зал, но уже не нежно-неземные, а сильные, глубокие, в песню просочились угроза и страсть. Эффект был поразительным, и Наташа, не выдержав, глубоко вздохнула и всплеснула руками, и охранник глянул на нее снисходительно и добродушно. А она смотрела, до боли стиснув пальцы и чуть приоткрыв рот, она не понимала ни слова, но это и не нужно было – песня летела сквозь нее, наполняя восхищением и странной смутной тревогой. Она подумала, как бы прекрасно было нарисо-вать этот хор – и лица, и хищные тени на них, и отблеск пламени в горящих глазах, и разве-вающиеся одежды, и силу чистых голосов… нарисовать снаружи…

…нарисовать пустыми и заполнить…

В голове у нее на мгновение вдруг все словно озарилось, и кто-то засмеялся где-то очень глубоко, но свет тут же погас, и она вздрогнула – сейчас ей казалось, что все девушки на сцене смотрят только на нее, поют только ей, и ей было страшно и неуютно на перехлесте горящих загадочных взглядов… особенно солистки с ее особенным выделяющимся вибри-рующим грудным голосом… чем-то она напоминала Надю… она была очень похожа на На-дю… может, это и есть Надя – та, из сна… и сейчас протечет кровь, прорастут из кожи ост-рые стеклянные осколки, охрипнет, съежится сильный голос…

И огонь – ах, этот огонь! Так хочется сгореть в нем, правда?

Наташа резко потянула к себе полукруглый бокал на длинной витой ножке, чуть не опро-кинув его, а когда на ее плечо опустилась чья-то рука, она едва удержалась, чтобы не закри-чать.

– Ты что? – удивленно спросила Вита и протянула ей длинное коричневое пальто. – Уже поела, да?

Не дожидаясь ответа, она повернулась к охраннику.

– Большое спасибо, Сергей. Карина Петровна просила вас зайти.

Охранник кивнул и ушел, а Вита опустилась на его место. Ее лицо было усталым, но взгляд остался бодрым, только чуть замаслился от выпитого коньяка.

– Тебе нравится? – осторожно спросила Наташа, кивнув на сцену.

– Да, оригинально. Только немного странно, правда? – Вита нахмурилась, вспомнив «представления» в «Черном бриллианте». – Латынь – здесь… Язык, на котором разговари-вают с богом.

– Они разговаривают не с богом, – глухо сказала Наташа. – Они… а впрочем, – она вдруг хищно и недобро улыбнулась, – впрочем…

Ее взгляд метнулся в сторону, она вздрогнула и застыла, потом провела рукой по лицу, словно сметая паутину, и резко встала.

– Ты куда? – окликнула ее Вита.

Не ответив, Наташа направилась к одному из дальних столиков, у стены, за которым си-дела веселая хохочущая компания, молодая и уже изрядно пьяная. Чуть помедлив, она подо-шла к одной из девушек, сидящей к ней спиной, хорошо и дорого одетой, и положила ладонь ей на плечо – так, как это только что сделала Вита. Коротко стриженая светловолосая голова повернулась, на Наташу глянули огромные кукольные глаза, и в них появился ужас. Бокал с коктейлем выскользнул из пальцев девушки и упал набок, залив стол, и все сидевшие за ним мгновенно замолчали.

– Здравствуй, Света, – негромко сказала Наташа, не убирая руки, и Светочка Матейко мед-ленно поднялась под ее рукой, не сводя с Наташи широко раскрытых глаз. Теперь в них бы-ло некое соборное благоговение, но ужас остался – ужас первобытного человека, увидевшего молнию. Потом на ее губах блеснула улыбка, в огромных синих глазах растеклись обожание и щенячий восторг, Света крепко вцепилась в руку Наташи и затараторила:

– Господи-господи, Наташа, неужели это ты, как я рада, ты здесь, откуда ты здесь, я так рада тебя видеть, какая ты стала, а помнишь «Сердолик», а «Гнездо»? – весело было тогда, правда? так хорошо, что ты приехала, я ведь никому, никому… садись к нам, Наташ, у нас классно, я тебя познакомлю, так откуда ты, ты по делам, ты ко мне, садись сюда…

– Нет, – сказала Наташа, вклинившись наконец-то в бесконечный поток слов, – сесть я не могу, я не одна. Пойдем, мне нужно поговорить с тобой.

Света послушно кивнула, отмахнулась от недовольно загудевшего стола и направилась вслед за Наташей через зал. Вита, увидев Матейко, посмотрела на Наташу свирепо, но тут же мгновенно надела на лицо маску вежливого удивления.

– Познакомься, Лен, это Света, – Наташа с невозмутимым видом села на свое место. Вита сдержанно улыбнулась и кивнула.

– Для друзей – Сметанчик, – весело сказала Света, – конечно, смешное прозвище, но, по-моему, очень милое. Раз ты с Наташей, то можешь называть меня так – я совсем не против. Послушай, а мы никогда раньше не встречались, – между ее изящно прорисованных бровей залегла складка, – давно?

– Да нет, я тебя впервые вижу, – равнодушно ответила Вита. Матейко кивнула с облегче-нием человека, освобожденного от трудной работы, так и не узнав в Вите веселую болтушку, остановившую ее в феврале на волгоградской улице и назвавшуюся Раей Володарской – ни-чего этого она уже не помнила, впрочем, ее память теперь с трудом удерживала в себе и со-бытия двухнедельной давности. Только одно она держала с прежней четкостью – воспоми-нание о временах «жречества» и воспоминание о собственной полубезумной агрессии, от ко-торой избавила ее Наташа, и обожание в глазах Сметанчика начало окутываться легким оре-олом фанатизма, и смотрела она только на Наташу, и Наташа видела это и понимала, и Вита с тревогой чувствовала, что той это нравится. Не выдержав, она двинула Наташу под столом ногой и когда та негодующе посмотрела на нее, быстро постучала ногтем по своим часам. Наташа недовольно скривила губы, потом взглянула на Свету, лицо ее стало озадаченным, и ладонь проехалась по лбу.

– Что с нашим вопросом? – осведомилась она.

– Завтра вечером, – Вита покосилась на Свету-Сметанчика, и та тут же предложила с гос-теприимной осторожностью:

– Может, пойдем к нам?

Наташа покосилась на отрешенное лицо подруги и покачала головой.

– Нет, Света, мы очень устали. Нам нужно где-то переночевать – поможешь?! – последнее слово невольно прозвучало как приказ, и голова Светы чуть склонилась покорно, и Наташа нахмурилась, вспомнив вдруг, как далеко и давно отсюда Светочка, так же покорно склонив красиво причесанную голову, под застывшими чужими взглядами медленно выливала на нее бокал шампанского, подчиняясь ее, Наташиному приказу. Вспоминать об этом было непри-ятно, но в то же время в этом было что-то особенное, привкус сладости, особого удовольст-вия, которое дает только власть. Наташа уловила насмешливо-тревожный блеск в глазах Ви-ты, потом что-то еще, что понять не успела, – Вита прищурилась и отвернулась к сцене, где две пары искусно и зажигательно выплясывали латиноамериканский танец.

– Конечно, это просто, живи у меня, – Света виновато покосилась на Виту, – то есть, живи-те. Я недавно переехала, хорошая квартира… Игорь в Питер укатил на две недели, да и на-плевать, в принципе… Ты хочешь поехать сейчас?

– Да, – резко ответила Наташа, но тут же добавила смягчившимся голосом: – Если можно.

– Вот и чудненько. Я пойду позвоню извозчикам, – Матейко недовольно скривила пухлые кукольные губы, – а то машины так и нет до сих пор – папа говорит, нельзя пока, что-то про регистрацию – опасно… – она пожала плечами, и в ее глазах мелькнул неясный призрак за-старелого, уже почти забытого страха, тут же растворившийся в прежней глуповатой невы-разительности. Она широко и восхищенно улыбнулась Наташе, отцепила от пояса сотовый телефон, сверкнув кольцами и расписными ногтями, и ушла, изящно покачивая аккуратными бедрами.

– Не смотри так, – Наташа закурила, нервно озираясь, и сигарета слегка подрагивала в ее пальцах, насколько я понимаю, ты свою Карину о ночлеге не просила, денег у нас пока нет, а я не собираюсь ночевать на вокзале или в подворотне!

– А я не по этому поводу, – Вита разгладила воротник лежащего у нее на коленях пальто. – Поосторожней. Маленькая дурочка по-прежнему тебя боготворит, и даже один жрец – это уже слишком много.

– Не говори ерунды! Она просто мне благодарна. Каждый ведь по-своему выказывает свою благодарность – один боготворит, другой говорит гадости…

– Послушай, – Вита сверкнула на нее глазами, – я ценю то, что ты для меня сделала, и я знаю, чего тебе это стоило, но я не собираюсь воздвигать тебе алтарь и отбивать земные по-клоны! Не получится из меня жреца!

– Да, зато из тебя получается отличный поводок! – Наташа вдруг бессильно осела на сту-ле, и ее ладони проехались по гладко зачесанным волосам от висков к затылку. – Господи, Вита, что я говорю?.. Ты… может, я много выпила… я устала, этот свет, люди, шум… слиш-ком много…

– Сейчас поедем домой, – мягко сказала Вита, кладя руку ей на плечо.

– Домой? У нас нет дома, давно нет…

Но тут вернулась Света, уже в пальто внакидку, и Наташа замолчала, возвращая лицу прежнее выражение. Света весело кивнула, помахала ладонями в знак того, что можно идти, и они встали из-за столика. Вита надела свое пальто, и Сметанчик посмотрела на нее с лег-ким оттенком неудовольствия.

– У тебя такое же, как у меня, – отметила она, дотронувшись до воротника пальто Виты, – и кофточка у меня такая есть. В «Каравелле» одеваешься, да?

Вита неопределенно тряхнула головой, и они направились к выходу. У самых дверей их нагнал серьезный Сергей, распахнул перед ними створку и вышел вместе с ними на улицу, под дождь, идя вплотную, словно был частью компании.

– А ты чего? – рассеянно спросила Вита, и он слегка улыбнулся.

– Карина Петровна приказала проследить, чтобы все было в порядке.

Такси еще не было, и они остановились у обочины. Дождь, сеявшийся с низкого неба, усилился, и Матейко раскрыла зонтик, взяла Наташу под руку, спрятав ее от дождя и что-то быстро ей рассказывая. Вите под зонтиком места не осталось, и она встала рядом, съежив-шись и засунув руки в карманы, но тут раздался щелчок, и над ней раскрылся зонтик охран-ника – она не заметила, что он нес его, и слегка улыбнулась.

– Слушай, друг Сергей, а черный ход у вас тут есть?

– А как же, – ответил Сергей с оттенком снисходительности, – два целых.

– А где?

Он быстро объяснил, время от времени поглядывая то на часы, то в сторону дверей «Двух ящерок». Вита, внимательно слушавшая, кивнула.

– Хорошее у вас заведение.

– Да, – деловито ответил охранник, – хорошо платят.

В этот момент к обочине подкатило такси. Света, повинуясь небрежному и усталому жес-ту Наташи, уселась на переднее сиденье, сама Наташа с Витой расположились на заднем. Сергей захлопнул за ними дверцу и слегка помахал ладонью на прощанье с таким серьезным видом, словно принимал парад на трибуне Мавзолея.

Всю дорогу Наташа сидела молча, съежившись, поглядывая на Виту болезненным взгля-дом раненого животного. Матейко тарахтела не переставая, ее разговор не требовал ответов, это был своеобразный бессвязный монолог, и подруги не вслушивались в него, занятые своими мыслями и отмечая лишь наличие звука. Вита то смотрела в окно, стараясь сориен-тироваться, то оглядывалась назад, разглядывая ехавшие следом машины – это уже вошло у нее в привычку, став почти бессознательным рефлексом.

Квартира, в которой жила Матейко, оказалась трехкомнатной, просторной, и в ней царил такой же беспорядок, как и в Светочкиной голове. Обстановка в ней была дорогая, но бес-толковая, расположенная кое-как, без удобства, словно мебель только что привезли и броси-ли стоять, как получилось. Книги отсутствовали вовсе, зато было много новомодной техни-ки, большая видеотека, а в гостиной, над диваном, висел огромный плакат с изображением голой девицы с налитыми дынеобразными грудями, раскинувшейся в романтической позе.

Света, проворно двигаясь и ни на минуту не замолкая, застелила диван и пухлое расклад-ное кресло, потом принесла две шикарные ночные рубашки. Вита, рассматривавшая назва-ния фильмов на видеокассетах, спросила:

– А что, Света, не получала ли ты с марта месяца каких-нибудь писем?

– Писем? – недоуменно переспросила Матейко, остановившись посреди комнаты. – Да нет вроде… С чего вдруг, у меня же телефон.

Наташа и Вита переглянулись с легким ужасом, сообразив, что Света уже совершенно за-была о предупреждении, и одновременно подумав о том, кто из остальных Наташиных кли-ентов еще о нем помнит, и о том, что уже давно не делали проверку.

– Я сейчас отзвонюсь, – быстро сказала Наташа, доставая записную книжку, – Светка, где у тебя телефон?.. нет, лучше сотовый дай, потом сочтемся.

– Какие вопросы, счеты, что ты?! – воскликнула Света возмущенно и протянула ей теле-фон. Наташа взяла его и быстро вышла из комнаты. Матейко с рассеянным удивлением по-смотрела ей вслед.

– А чего случилось?

– Пока ничего. А ты, дорогой мой Сметанчик, запомни хорошенько – никаких писем не читай, от кого бы они ни были, ясно? – мрачно сказала Вита, прикладывая к себе ночную ру-башку. Света пожала плечами, небрежно кивнула в знак согласия и включила телевизор.

– Хочешь, киношку поставь…

Вита резко развернулась в ее сторону, схватила Матейко за отвороты тонкого халатика и встряхнула так, что жалобно затрещали нитки.

– Ты меня не поняла, Света! – зло сказала она сквозь зубы. – Я хочу, чтобы ты врезала это в свой мозг накрепко, а не забыла через пять минут! Это не шуточки, не милая просьба типа «Дайте закурить», это очень серьезно! Не! Читай! Никаких! Писем! – размеренно выделила Вита каждое слово, словно разговаривала с глухим или умственно отсталым. – Потому что если ты, кукла, прочтешь не то письмо, тебя больше не будет! Только вначале тебе будет очень, очень больно! Ты даже не представляешь себе, насколько! Тебе ясно?! Ясно?!

Света испуганно пискнула, и ее голова подтверждающе прыгнула вверх-вниз. Она вцепи-лась в руки Виты, силясь оттолкнуть ее от себя, но у нее ничего не получилось.

– Повтори! – Вита снова ее встряхнула.

– Писем… не читать… писем… пусти!.. – длинные ногти царапнули запястья Виты, и она разжала пальцы, потом разгладила на Матейко смятый халатик.

– Вот и славно. Ну, не расстраивайся, Сметанчик, – сказала Вита и погладила дрожащую Матейко по волосам, подумав, что та выглядит, как перепуганный пятилетний ребенок. В сущности, Света и была ребенком – без целей, без принципов, без ответственности и серьез-ных мыслей, без тревог и трудностей – веселый мотылек, беззаботно перепархивающий со дня на день. Ее кормили, одевали и развлекали – большего ей и не было нужно. С той поры, как Вита видела ее в Волгограде, с ней явно стало хуже, но «перемены», судя по всему, за-кончились, процесс, запущенный Наташей, завершился, и «рана» затянулась. Волчонок стал бабочкой. – Ну, не сердись, Светик. Просто мы с Наташей не хотим, чтобы кто-то сделал те-бе плохо. Ты ведь помнишь, почему тебя из Волгограда увезли?

– Помню, – сказала Света, хотя это было ложью.

– О чем я тебя попросила?

– Не читать письма. У меня с памятью все в порядке! – ее голос стал сердитым, но на Виту она по-прежнему смотрела с опаской. – А ты с Наташей… она и тебя тоже, да? Тоже измени-ла? Что у тебя было?

– О таких вещах лучше не говорить, – сказала Вита с кривой усмешкой.

– Ты не представляешь, что она для меня значит! – синие глаза благоговейно заблестели. – Ты даже не представляешь, что она для меня сделала, что она мне дала! Я жила в каком-то кошмаре, а теперь – ты видишь, как я живу теперь?!

– Вижу, – глухо сказала Вита, отошла к креслу и достала из своей сумки сигарету. – А что, Светик, нет ли у тебя кофейку?

– Сейчас сделаю, – голос Матейко уже снова был дружелюбно-восторженным. – Кури где хочешь – у нас апартаменты для курящих. Только больше не делай так, ладно? Ты меня на-пугала. Могла бы просто сказать… – не договорив, Света вышла из комнаты. Вита прислу-шалась к приглушенному голосу Наташи, доносившемуся из соседней комнаты, потом за-жгла сигарету и вышла на лоджию. Открыла окно и, облокотившись на перила, начала рас-сматривать темнеющую рядом с домом мокрую сосновую рощу, за которой тянулась трасса, а дальше, не видимая отсюда, катила свои воды закованная в бетон Исеть. Дым от ее сигаре-ты, клубясь, вытягивался в ночь, намокал под холодным дождем, таял, и все казалось незна-чительным в сравнении с собственной усталостью.

Сзади раздались тихие шаги, потом щелкнула зажигалка.

– Кто? – спросила Вита, продолжая смотреть на сосны. Она не обернулась. Когда прожи-ваешь с человеком многие беды, не обязательно видеть его лицо и слышать его голос, чтобы понять, что что-то случилось.

– Тафтай. Георгий Филиппович. Менеджер, в фирме работал по…

– Город.

– Суздаль.

Вита вздохнула и выругалась с усталым отчаянием. Наташина рука с сигаретой дерну-лась, рассыпав пепел и искры.

– Сказали только, что несчастный случай. А что и как было – не знаю. Может, это дейст-вительно несчастный случай? Настоящий?!

– Хотелось бы верить, – Вита покачала головой, – но на общем фоне не получается. Мне уж теперь кажется, что настоящих несчастных случаев и самоубийств вовсе не существует. Господи, Наташка, что же мы натворили! Две самоуверенные дуры! Где-то там, внизу, нам уже приготовлена пара хороших раскаленных сковородок.

– Да, – глухо сказала Наташа, – да. Всем нам. Ты знаешь, Вита, я уже не успеваю за всем этим. Так странно. Мой мир – мои картины, а теперь меня словно впихнули в какой-то пло-хой боевик. Я не успеваю за ним. Люди… для меня даже один человек – это очень много, а их десятки, они гоняются за нами, все время кто-то умирает, и я… меня это трогает все мень-ше… Нас теперь волнуют разные жизни… мы с тобой по-разному ценим людей, по разным критериям. Словно мы персонажи двух романов, действие которые развивается параллельно и лишь изредка пересекается, а тогда получается третий роман. Меня все время куда-то го-нят, а я хочу остановиться. Я должна находиться на месте. И ты знаешь… я постоянно вспо-минаю Крым… как я могла превратить то, чем владею, в какое-то ремесленничество – в нем не осталось тайны, не осталось ничего… это ведь практически просто охота, восхождение на вершину, но это не творчество, и это больше не стремление кому-то помочь, это стремление утолить свой голод, накормить свой огонь, а чья-то жизнь… она начинает терять свою цену, и это страшно. Во что я скоро превращусь – даже не представляю.

Вита, повернув голову, слушала ее, смотрела на нее и пыталась представить себе, каково это будет для Наташи принадлежать человеку, для которого она будет просто орудием для достижения какой-то цели, и для него никакого значения не имеет то, что она видит, и что чувствует, и тайна, и образы, и Вселенные внутри, людей, и война с самой собой – ничего. И в этот момент она в очередной раз ощутила свою второстепенность. Она не имела значения. Значение имела Наташа. А Вита была обязана хранить ее, потому что кроме нее это сделать некому. Герой и спутник героя. Пусть у героя вместо меча кисть и у спутника героя вместо щита высококачественная лживая улыбка. А ведь ветряные мельницы-то действительно оказались чудовищами.

– Вот, Лена, возьми, – сказала Света, появляясь на балконном пороге с дымящейся чашкой кофе. – Наташ, тебе сделать?

– Да, конечно, – холодно ответила Наташа. Света радостно кивнула и бегом умчалась на кухню.

– Она начинает меня раздражать, – пробормотала Наташа, глядя ей вслед.

– Она тебя обожает. Будь с ней помягче и постарайся продумать, как себя с ней вести. В конце концов, никто, кроме тебя, не виноват в том, что с ней случилось. Только ты можешь вылечить ее от этого… жречества.

Глаза Наташи затуманились, заволоклись мечтательной дымкой.

– Я бы могла ее снова нарисовать… могла бы найти то, что…

– Ты опять? – холодно произнесла Вита. – Аб инкунабулис?1

Наташа, не поняв, пожала плечами, выбросила недокуренную сигарету в дождь и отвер-нулась.

– Пойду спать, иначе мы сейчас опять… – не договорив, она махнула рукой и ушла в ком-нату. Света, услужливо улыбаясь, принесла ей кофе, и Наташа, обжигаясь, торопливо выпила его, потом быстро переоделась. Рубашка Светы оказалась ей узка и коротка, она сильно стесняла движения, резала в груди и в плечах, но Наташа не стала ее снимать – прикоснове-ние дорогого хорошего материала к коже было восхитительным. Она выключила верхний свет и нырнула под одеяло.

Вита и Света долго не ложились, курили на балконе, говорили о чем-то, смеялись при-глушенно за закрытой дверью, и повернув голову, она видела их темные силуэты за задерну-той шторой. Вспугнутый кофе сон не возвращался, и Наташа просто лежала с закрытыми глазами. Вначале она вспоминала лицо погибшего в Суздале человека – картину она помни-ла хорошо, а вот лицо позабылось – лица не имели значения. Потом подумала о Славе, и сра-зу стало больно, за болью пришла ненависть, и слезы, порожденные болью, превратились в слезы бессильной ярости, и кто-то внутри глотнул этой ярости, и проснулся, и зашептал на-стойчиво. Слушать его было очень приятно, слушать его было необходимо, но Наташа сжала зубы и снова представила себя гигантским водяным валом. Волна обрушилась на шепот, смяла его, растворила и растеклась отчаянием и безнадежностью. Неужели теперь такова бу-дет ее жизнь до самого конца? Снова и снова воевать с собой, снова и снова убивать себя, снова и снова лишать себя воздуха. Только и будет, что дороги, и города мимо, и чужие ли-ца, и боль, и бессилие, и вечный голод, и вечная вина. Сколько она выдержит – десять лет или один день? Схоронить себя, не умерев. Что взято против воли, останется навсегда, а что отнято – никогда не вернуть. Ей казалось, что быть творцом – благо, но это оказалось про-клятием. Как громко смеются боги, и сколько крови в их смехе!

Неожиданно все исчезло, и Наташа погрузилась в странный покой, густой, как мед, уте-шающий, умиротворяющий. Она снова услышала шелест дождя за окном, снова услышала голоса на балконе, смешок Виты, Наташиной и чужой волей безжалостно выдранной из соб-ственной жизни. Умирали не те, кому следовало умереть. Умирали не те…

Думаю, когда ты начнешь рисовать, ты и не вспомнишь о своей мести, не вспомнишь о Славе, обо мне, обо всех, кто уже умер…

А разве это важно?

Наташа улыбнулась в полумраке, и кто-то внутри улыбнулся вместе с ней, и улыбки их были темными, и тьмы становилось все больше.