Читать книгу Эсмеральда на Пангалее - Юлия Большакова - Страница 2

Глава 2. Очень открытый космос

Оглавление

Время приближалось к девяти утра, и по улицам, в бледнеющем свете фонарей, сновали неуклюжие тени, окруженные облаками пара – горожане направлялись кто на работу, кто на учебу. Эсмеральда озиралась по сторонам, пытаясь найти в предрассветном сумраке космический корабль, который доставит их в космопорт Кассиопея-пассажирская. Вадик рысью направился к автостоянке. Обогнув ряд машины, занесенных снегом, он подошел к старому «УАЗику», отпер двери и распорядился:

– Садитесь назад, а то мне нужно будет еще одного пассажира захватить.

– Простите, – заколебался Цветков-папа. – Мы на этой машине поедем до вашего… М-э-э-э… Космического аппарата?

– А этот аппарат вам чем не нравится? – грубо спросил Вадик. – Садитесь, и так задержались из-за ваших сборов. Нам больше четырех часов до Кассиопеи добираться.

Папа послушно полез в машину. Мама уже взобралась на подножку, но ее остановил голос Эсмеральды:

– Какой же это космический корабль? Обыкновенная консервная банка с колесами. Как он сможет нас довезти в ней до Кассиопеи?

Мама передумала лезть в машину и спрыгнула в снег.

– Простите, Вадик, – осторожно обратилась она к водителю,– А вы, собственно кто?

– Жак-Ив Кусто в кожаном пальто, – еще грубее отозвался Вадик. – Вы что, дамочка, пешком на Кассиопею топать собрались? Могу устроить.

– Немедленно залезайте внутрь! – шипел из кабины папа. – Кем он может быть, если знает нашу фамилию и куда нам нужно ехать?

– Может, он маньяк, – охотно предположила Эсмеральда. – Увезет нас в лес, убьет, разрежет на кусочки, часть съест, а остальное в снег закопает – про запас. А весной какая-нибудь девочка пойдет собирать подснежники и наткнется на мой череп с остатками волос и грязными, полусгнившими бантиками…

– Эсмеральда! – мама гневно дернула дочь за рукав, но все же обратилась к водителю. – Вы бы не могли нам показать свое удостоверение личности?

– Значит так, уважаемый, – обратился Вадик к папе, одиноко скорчившемуся на заднем сидении. – Если женщины и дети сию минуту не погрузятся, клянусь последним протуберанцем: они останутся тут, потому что я ждать не могу.

– Эсмеральда, немедленно в машину! И ты Елена, тоже! – приказал папа Цветков неожиданно решительным голосом. – Если вы немедленно не прекратите этот балаган, я тоже клянусь последним протуберанцем, что улечу один! Я – пролетарий умственного труда, мне терять нечего. Мне надоело быть философом и писать статьи в журналы, которые никто не читает, кроме таких же неудачников. Я хочу начать новую жизнь! Хочу повидать мир! И никто, даже вы, не сможет меня остановить!

Эсмеральда оторопела и покорно полезла в УАЗик. Она была в шоке. Оказывается, ее папа вовсе не в таком восторге от своей профессии, как он ей всегда говорил. И тоже мечтает начать жизнь заново! Мама Цветкова лезла вслед за ней, бормоча:

– И, правда, лучше умереть от рук маньяка, чем возвращаться в школу…

Так Эсмеральда узнала, что родители бессовестно лицемерили, рассказывая ей о том, как они гордятся своей жизнью.

– Пристегнитесь, – распорядился Вадик. – На Кассиопею лететь – это вам не на дачу по кочкам скакать.

Эсмеральда ожидала, что сейчас их машина, как в фильме «Назад в будущее» сорвется с места, разовьет безумную скорость и исчезнет в туче снежной пыли. Но вместо этого они продолжали ехать по улице имени космонавтки Терешковой на скорости, если верить спидометру, около 40 км/ч. Потом УАЗик резко повернул. Мимо окон начали мелькать уже не дома, а сугробы и заснеженные елки. «Въехали в лесопарк», – догадалась Эсмеральда.

Николай Цветков, снова ставший тихим и робким после неожиданной вспышки гнева, поинтересовался у водителя:

– А когда мы, простите, э-э-э… Полетим?

– Вы когда в машину садились, крылья у ней видели? – ответил вопросом на вопрос Вадик.

– Нет, – признался папа.

– Так как же мы полетим без крыльев?!

– Вы же сами сказали, что мы… э-э-э-э… четыре часа должны лететь до Кассиопеи?

– Я не сказал «лететь», – поправил его Вадик. – Я сказал «добираться».

– Когда же мы начнем, – снова начал сердиться папа Цветков, – «добираться» до Кассиопеи?

– А уже начали, – безмятежно отвечал Вадик. – Помните, на кочке тряхнуло? Это я субтахионный двигатель включил.

Цветковы как один уставились в окна. За окнами мелькал все тот же заснеженный лес.

– Позвольте, – сказала мама. – А где же космос? Я лично вижу лесопарк!

– Мало ли, что вы видите. Только не пытайтесь выйти из машины – сразу окажетесь без скафандра в чистом вакууме. Это все так – иллюзия, движущиеся картинки. Обмен времени на пространство. Не заметили, что ли, что все светает и никак не рассветет?.. Во-о-о-о!.. Чтобы разогнаться до скорости света, мне нужно было бы 20 лет баранку крутить. А так мы за несколько часов управимся…

– Как же так? – пробормотал папа. – Как же происходит перемещение?

– Вот этого я не могу вам объяснить, – хмыкнул Вадик. – Я нормальный мужик, а не какой-нибудь там философ. Мне все эти «пространственно-временные континуумы» до лампочки. Мое дело пассажиров везти. Вот сегодня, кроме вас, еще одного пассажира подбираю. Тоже наш, землянин, ждет на Бирже, это искусственная планета около Сириуса.

– Скажите, Вадим, – робко поинтересовалась мама. – А как вы вообще дошли до жизни такой? Ну – возите людей на другие планеты?

– А что делать? Жить как-то надо, деньги зарабатывать. Дома жена, детки – мал мала меньше, трое их у меня. Вот папка и калымит. При нашей жизни работу выбирать не приходится, делаем, что подвернется…

– И много вас таких? – спросил папа.

– Шоферов, что ли? – переспросил Вадик. – Трое нас на всю Землю: я, Бобби из Нью-Йорка и Вишнаватан – потомственный рикша. Клиентов мало, но мы с мужиками договорились: Европу я обслуживаю, Америку – Бобби, Азию – Виша, а если вам из Африки или из Австралии понадобится на Кассиопею или, скажем, на Альдебаран, – это вам придется в Рим или в Москву сначала добраться, а уж оттуда я вас заберу…

– Да нет, вообще… – Папа Цветков повертел перед собой руками. – Много ли людей, которые работают не на Земле? Ну, хотя бы, из России много таких?

– Ну, это я вам не скажу, я вам не статистическое бюро. Должно быть, много, раз безработица исчезла. Нашел себя народ, пристроился, по всему освоенному космосу наши кадры работают… Только назад на родину никто не возвращается, поэтому и информации на Земле мало.

Старшие Цветковы молчали, стараясь вообразить кошмарные расстояния, на которые раскидало их соотечественников. Картина получалась величественная. Там и тут в бесконечности вселенной, у далеких и еще не открытых земными астрономами, звезд, трудились земляне, никому не нужные на родной планете, но благополучно нашедшие свое место в освоенном Космосе. Установившееся торжественное молчание прервала Эсмеральда, скромно, но категорично сообщившая:

– Мне надо в туалет.

Эта тихая сенсация возбудила гораздо больше страстей, чем все, что открылось Цветковым за последние пару часов.

– А почему ты дома не сходила? – сердитым шепотом заговорила мама.

– Я забыла, – набычилась Эсмеральда. – Мы очень торопились.

Вадик обернулся на Эсмеральду с издевкой.

– Мадмуазель, должно быть, воображает, что находится в скоростном поезде повышенной комфортности «Петушки – Жмеринка», – ехидно проговорил он. – Как вы думаете, сколько общественных туалетов парит в космическом пространстве между Альтаиром и Сириусом?.. Правильный ответ: НОЛЬ!

– Но мы же будем делать остановку на этом, как его… Сириусе, Когда будем брать на борт еще одного пассажира. – сказала мама. – Надеюсь, там найдется туалет?

Смех Вадика был не более мелодичен, чем кашель осла, подавившегося урюком:

– Да вы представляете, как выглядит туалет для инопланетян на планете в восьми световых годах от Земли?! Я уж молчу о том, что может в нем находиться! А на каком языке вы будете дорогу спрашивать? Думаете, что в космопорту, как на городском вокзале, висят таблички-указатели с мальчиком и девочкой?..

– Другого выхода у нас нет, – мужественно ответил Цветков. – Придется объясняться знаками!..

– Вот только знаками не надо! Какой-нибудь углоголоб может понять ваши знаки совершенно неправильно и откусить вам голову. Вот, – Вадик залез в «бардачок» и вытащил оттуда несколько странных разноцветных фигур на ручках, – держите.

Папа Цветков с недоумением взял в руку одну из фигурок.

– Это значок «Система переработки отходов жизнедеятельности». Ищите такой же. Я вас проводить не могу, мне надо пассажира дождаться. Мы пробудем в космопорту около получаса. И на вашем месте я бы просидел все полчаса, не выходя из машины, с закрытыми глазами…

Когда, спустя некоторое время, УАЗик затормозил и в окна пробился странный неземной свет, мама, оглядевшись, спросила с сомнением:

– А вы точно уверены, что здесь есть туалет?

– В космопорту есть все! – уверенно ответил Вадик.

Оказалось, Вадик сильно преувеличивал. Цветковы это обнаружили сразу же, как только открыли дверцы машины. К примеру, в космопорту не оказалось пола. Огромное пространство, залитое искусственным розоватым светом, было пронизано сверху вниз, поперек и по диагонали какими-то золотыми нитями, прозрачными трубами и бегущими дорожками, по которым скользили, ползли и неслись неизвестные земной науке существа, направляющиеся по своим делам во все концы Освоенного Космоса. Голоса, похожие то на волшебную музыку, то на отдаленный раскат грома, перебивали друг друга, разносились на все стороны, и откуда-то сверху, где виднелась россыпь звезд, стартовали с могучим ревом пассажирские корабли.

Вообще, здесь все было совсем-совсем непонятно. Непонятно было, не только куда идти, но и как при этом не убиться до смерти. Папа-Цветков беспомощно вцепился в дверцу УАЗика и завис над сияющей пустотой. Эсмеральда лихорадочно цеплялась за его куртку и изо всех сил жалела, что покинула Землю.

– Да вы полетушку возьмите! – крикнул из кабины Вадик. – Вон они припаркованы, вон там, где синеет внизу!

– А как мы туда доберемся? – дрожащим голосом спросил папа.

– По лианам! – отвечал Вадик. – Хватайтесь за лиану и вниз!

– Ни за что! – заявила мама. – Ни за что на свете я не полезу по этим веревкам! Вы, если хотите, можете попробовать рискнуть жизнью, а я лично остаюсь здесь.

Папа Цветков понял, что теперь все зависит от него, и решил подать пример. Он рассудил, что раз все прочие посетители космопорта могут здесь перемещаться и при этом ничего не боятся, то и они, Цветковы, тоже должны взять себя в руки и перестать трусить.

– За мной! – воскликнул он и ухватился за висящую рядом золотистую лиану. Эсмеральда ясно услышала в голосе отца истерические нотки.

– Знаешь, папа, – сказала она нерешительно. – Что-то мне уже расхотелось…

– Зато мне захотелось! Вперед!

И, взяв выданный Вадиком указатель в зубы, Николай Цветков оттолкнулся и заскользил по лиане вниз. Эсмеральда, с грустью припомнив все уроки физкультуры, которые она пропустила по справкам от врача, ухватилась за канат и понеслась навстречу приключениям.

Как оказалось, канат этот не просто висел, он еще раскачивался и скользил, торопясь доставить своих «пассажиров» по назначению. И ездить на нем было так же страшно и увлекательно, как на «американских горках». С истошными криками отец и дочь Цветковы устремились вперед и вниз, мимо них мелькали, сливаясь в один пестрых блестящий ковер, какие-то странные создания, поразительные машины, летательные аппараты и то, что совершенно невозможно было узнать – с извивающимися щупальцами и взрывающимися огоньками. Держаться за канат становилось все труднее, пока, наконец, на одном необычайно крутом вираже папа Цветков не почувствовал, что его пальцы разжимаются и он летит вниз, в пустоту, навстречу гибели. «Какая нелепая смерть!» – только и успел подумать он, а потом перед его глазами все смешалось в одну звенящую карусель.

Эсмеральда, не раздумывая, разжала пальцы и бросилась следом. «Одна бы я все равно не нашла туалет, – объясняла она потом свой поступок. – А папу нужно было спасать». К счастью, пролетели они совсем недалеко. Маневровый корабль службы порядка космопорта, управляемый двумя остроглазыми сириусянами, подхватил их возле припланетных касс.

К сожалению, эсмеральдин папа закричал и выпустил изо рта табличку, поэтому он не мог объяснить, куда он направляется, как его зовут, и с какой он планеты. Более того, он даже не смог понять, что к нему обращаются с вопросами, и нужно отвечать, а не сидеть, как пень, изумленно пялясь на шарообразные глазки сириусян, бегающие по всему телу. Эсмеральда тоже особой находчивости не проявила. Поэтому служба порядка, не распознав в молчащих Цветковых разумных существ, направила отца и дочь в камеру хранения потерянного багажа, решив, что кто-то из пассажиров ненароком выронил их, торопясь на свой рейс.

В камере, похожей на ячеистый шар, зависший в пространстве, Цветковых быстро взвесили, обмерили, налепили на лбы по этикетке, где на средне-галактическом языке крупными буквами было написано: «Ручная кладь. Утеряно в секции прибытия», упаковали в два слоя защитной пленки (чтобы не поцарапать) и разместили в мезонно-уровневые ячейки. Открыв глаза, Николай Цветков обнаружил, что он находится в горизонтальном положении в каком-то полупрозрачном ящике с довольно мягким дном, спеленатый, как новорожденный младенец. Перед его лицом, по ту сторону прозрачного потолка, проносились цветные тени, все вокруг гудело и сотрясалось от непонятных звуков, и крошечные огоньки то и дело забирались к нему в ящик и щекотали нос.

– Эсмеральда! – осторожно позвал он. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – угрюмо отозвалась дочь откуда-то справа.

– Ты, главное, не впадай в панику, – посоветовал папа Цветков.

В ответ Эсмеральда невежливо хмыкнула.

В голове у Цветкова мелькнула мысль, что у его дочери совершенно не развито уважение к старшим. Лучший способ воспитать уважение – это проявить встречное уважение и показать, что ты всерьез интересуешься мнением ребенка.

– Как ты думаешь, – начал он. – Где мы? И зачем они нас завернули в пленку?

– Наверное, они так хранят продукты, – с горечью ответила Эсмеральда. – Сейчас тот многоглазый нажмет кнопочку, и мы начнем замораживаться… На зиму…

– Хм, такая версия мне в голову не приходила, – пробормотал Цветков, чувствуя, как по лбу стекает холодный пот. – Другие идеи будут?

– Возможно, они таким образом запаковывают мусор, – бодро продолжила поставлять идеи Эсмеральда. – Сейчас этот многоглазый нажмет на кнопочку, и нас выбросят в открытый космос…

– Еще варианты? – потребовал папа-Цветков, чувствовавший себя все хуже и хуже.

– Не исключено, что мы сейчас находимся в местной тюрьме строгого режима, куда нас отправили за нарушение порядка. Сейчас многоглазый нажмет на кнопочку…

– Достаточно! – прервал фантазии дочери Цветков-старший. – Полагаю, что вывод можно сделать один: нам надо срочно отсюда убираться! Ты можешь пошевелиться?

Эсмеральда задергалась в своей оболочке.

– Я могу немножко ползать по-червячьи, – доложила она. – Даже могу докатиться до стеночки…

– Хм, я и этого не могу… – разочарованно сообщил папа.

– А не нужно было оказывать сопротивление, – заметила дочь. – Ты брыкался, вот они и затянули тебя потуже.

Папа-Цветков судорожно заёрзал, пытаясь высвободить из кокона руку, или хотя бы один палец руки, но тщетно. Прозрачная пленка держала крепко.

– Эсмеральда! – воззвал он. – Сделай что-нибудь, я не могу распутаться!

Единственный инструмент, который девочка успела прихватить с Земли, был невзрачный нож с самодельной деревянной рукояткой и выдвигающимся лезвием. Это был ее любимый рабочий нож. Его подарил Эсмеральде замечательный модельщик Степан Иванович. Эсмеральда познакомилась с ним на выставке, где была выставлена его модель бригантины в бутылке и копия скелета динозавра, выполненная из куриных костей. Деревянную ручку этого ножа Степан Иванович выточил сам, а лезвие было сделано из какого-то невиданного сплава, выдуманного на военном заводе. Этот сплав был твердым, как алмаз, и лезвие не из него не тупилось и не требовало заточки, несмотря на то, что Эсмеральда резала им проволоку и жесть.

Дотянуться до кармана, вытащить нож, выдвинуть лезвие – на все это понадобилось целых десять минут. Эсмеральда сжала нож в кулаке и изо всей силы всадила его в окутывающую ее пленку. В разрез проникла струя свежего воздуха.

Свобода была совсем рядом, как вдруг что-то произошло. Шум усилился, мимо ячеек забегали цветные тени, потом Эсмеральда увидела, что в стенке ее капсулы возникло отверстие, а потом многоглазые сириусяне из обслуживающего персонала вытащили обоих Цветковых наружу и поставили вертикально. Эсмеральда и ее папа затравленно озирались по сторонам, с ужасом ожидая, какое испытание выпадет на их долю на этот раз, и вдруг увидели, что по тонкой дорожке, тянувшейся от них в поднебесье, к ним направляется гуманоид! Да что там, гуманоид, – настоящий человек, в элегантном белом костюме, в шляпе, при галстуке и с чемоданом!

– Спасите! – завопили хором Цветковы. – Эй! Вытащите нас отсюда, пожалуйста!

В ответ человек сделал успокоительный жест и начал объясняться с многоглазыми сириусянами на странном гортанном наречии. После недолгих переговоров сириусяне отодрали со лбов Цветковых квитанции и удалились, предоставив человеку в шляпе самому разбираться с полученным хозяйством.

– Спасибо вам, спасибо! – восклицал папа-Цветков, пока их спаситель распутывал защитную пленку.

– Не стоит, – с легким иностранным акцентом отвечал тот, оскалив в улыбке белоснежные зубы. – Я пообещал вашей прелестной супруге, что я вас найду, и я вас нашел.

– Разрешите представиться. Николай Цветков, – протянул ему руку папа, как только получил возможность выпутаться из кокона. – Представитель Земли в Галактическом Комитете по делам Содружества и Координации.

– Очччень приятно, – отвечал спаситель. – Гаэтано Грациан, космополит.

– Что значит «космополит»? – спросила Эсмеральда у папы. К самому спасителю она обращаться не посмела, потому что он показался ей очень красивым.

– «Космополит» в переводе с греческого означает «гражданин вселенной», – объяснил ей папа. – Так называют людей, которые… М-э-э-э… Живут в разных странах, постоянно переезжая, не привязываясь к своей родине…

– Это устарелое определение, – поправил Гаэтано. – Современный космополит не привязан не только к своей стране, но и к своей планете. Для него нет границ, вся Вселенная лежит у его ног. Он может позавтракать на Омеге Центавра, любуясь звездными скоплениями, потом отправиться на Альтаир на открытие фестиваля озвученного атомного распада, писать стихи под мерный рокот волн, набегающих на берега Саламиды, и засыпать на пляжах Леды, когда двойное светило уйдет за горизонт…

Перед Эсмеральдой внезапно открылся смысл жизни. Раскрыв рот от восхищения она смотрела на этого чудесного человека, живущего такой чудесной жизнью. Теперь она знала, к чему стремиться! Она тоже хочет стать такой же шикарной, загадочной и свободной, она тоже хочет быть космополиткой и гражданинкой вселенной! Или «гражданкой»? Но это не так важно, главное – быть свободной и загадочной!

– Но как? Как вы нас нашли? – спрашивал тем временем папа.

– О, это было не сложно, – Гаэтано улыбнулся с легким высокомерием. – Когда я узнал, что вы новички в открытом космосе, все вопросы для меня отпали. Вы могли оказаться всего лишь в трех местах: в Приемнике-распределителе для Терпящих Бедствие в Космосе, в камере хранения потерянных вещей и на фильтре вентиляционной системы.

– И где были мы? – поинтересовался Цветков.

– В камере хранения. Это самое удобное место, из тех, куда вас могло занести. В Приемнике-распределителе сейчас ужасная толкучка, а если бы вас унесло сквозняком в вентиляцию, то там, сами понимаете, сильно дует и валяется много всякого мусора…

– Что это? – вдруг спросил Гаэтано, наклоняясь и рассматривая порез, сделанный Эсмеральдой в своем коконе.

– Это я пыталась выбраться, – краснея, объяснила девочка.

– Так-так так… – в глазах Гаэтано зажглись хищные огоньки. – Эту пленку надо сохранить. Я подам в суд на камеру хранения Биржи: их защитная пленка недостаточно прочна, содержимое может повредиться. Я получу с них не меньше десяти тысяч золотых биллей в качестве штрафа за возможный ущерб!

– Но это же я сама прорезала пленку, – попыталась возразить Эсмеральда. – Я от этого не могла повредиться…

– Это не имеет никакого значения, – Гаэтано Грациан снова оскалил в усмешке свои жемчужные зубы. – Главное: иметь повод пожаловаться.

– И часто вы так… М-э-э-э… Зарабатывайте? – поинтересовался Цветков.

– Судебные иски составляют больше половины моих доходов, – сообщил Гаэтано Грациан. – К примеру, при выходе из космического корабля я запнулся о ступеньку и упал – недосмотр конструкторов корабля и агенства по пассажирским перевозкам. В ресторане на Альдебаране мне не смогли приготовить фрикасе а-ля крем, заявили, что плохо знакомы с земной кухней, – штраф поварам за моральный ущерб! Однажды я поел мороженого, и у меня заболело горло – так я засудил изготовителей мороженого за то, что их мороженое слишком холодное…

– По всей видимости, – смущенно сказал Цветков, вы захотите получить какое-то вознаграждение за наше… М-э-э-э… Спасение?

В ослепительной улыбке Грациан было нечто акулье:

– О чем вы беспокоитесь, господин полномочный представитель? Как говорят у нас на Земле: «Свои люди – сочтемся».

Николай Цветков помрачнел. Эсмеральде тоже было неприятно, что ее спаситель зарабатывает деньги таким способом. Но, возможно, это нормально для свободных, как солнечный ветер, космополитов, у чьих ног лежит вся Вселенная?… На занятиях поэтического кружка она неоднократно слышала выражение «Цветы порока», и до сих пор ей было не очень понятно, что это означает. Теперь Эсмеральде пришло в голову, что это относится как раз к Гаэтано Грациану. Эсмеральда начала сочинять стихотворение, начинающееся со строк «Пред ней предстал Цветок порока, она влюбилася жестоко…», совершенно ушла в себя и оставалась там все время, пока они добирались до УАЗика, где ждали встревоженная мама и рассерженный Вадик, торопящийся продолжать путь.

Эсмеральда на Пангалее

Подняться наверх