Читать книгу Нас война соединила - Юлия Ганецкая - Страница 10

Дни плавно перетекали в недели, недели – в месяцы. Наступила весна 1918 года. Лидеры большевистского движения покинули полуразрушенный Петроград и перебрались в Кремль.

На юге собирал войска Деникин, на Кубани свирепствовал атаман Семенов, в Россию из эмиграции вернулся Колчак.

Смешивая населенные пункты с дорожной грязью, истребляя интеллигенцию и капиталистов, город за городом брали красноармейцы. Устанавливалась советская власть.

В России наступила новая эпоха – Гражданская война.

В Зуеве пока не чувствовалось перемен. Немного смущенные поначалу оттого, что все вместе собрались под одной крышей и не на каникулы или отпуск, а на долгое время, домочадцы быстро привыкли видеть каждое утро друг друга, вместе завтракать, отправляться в конюшни, работать в огороде.

Зоя, изнывая от жара печи и утирая пот, готовила сытные обеды, возмущаясь тем, как быстро исчезает пища в довольных ртах братьев. Анна вставала с рассветом, чтобы успеть сбегать в деревню за яйцами и парным молоком и порадовать мужчин пышными оладьями.

Старший брат стал немного беспокоить Анну. Его отлучки в город стали случаться чаще. Возвращался он за полночь и без сил валился на кровать. Взгляд стал задумчивей, движения – рассеянными. Порой Анна видела, как Феликс залпом выпивал спиртное, падал на стул и, обхватив голову руками, раскачивался из сторону в сторону. Петр, подшучивая и подмигивая Анне, был уверен, что Феликс влюблен. Девушка же не верила в любовное увлечение старшего брата, она понимала, что в душе Феликса творится что-то мучительно новое и непонятное.

Однажды, уже в начале лета, Анна, насобирав в подол молодых огурцов, шла из огорода в дом. У крыльца с поникшей головой стоял Феликс, в руках он держал молоток и деревянный брус, очевидно, собираясь починить сломанные перила.

Анна тихонько обошла брата и заглянула ему в лицо. Остекленевшие глаза, бледное лицо и посиневшие губы.

– Феликс, ты чего? Тебе плохо? – испуганно спросила она.

– Анна? – удивился он и, очнувшись, начал прилаживать брус.

Анна присела на крыльцо и, обтерев огурец о подол, протянула брату.

– Ух, молоденькие. Пупырчатые, – с удовольствием откусил он и, поглаживая починенные перила, присел рядом с сестрой.

– Феликс, что происходит? Мне страшно смотреть, как ты мучаешься.

– Что ты! – рассмеялся брат. – Мучился Иисус, а я так, раздумываю.

– О чем же?

– Это сложно, Анна, – хрипло прошептал брат, проведя ладонью по лицу.

– Объясни, молю тебя. Я давно не ребенок, я все смогу понять. Только не молчи.

Мужчина достал папиросы и глубоко затянулся:

– — Я никогда не рассказывал вам… В 1905 году, ты тогда совсем ребенком была, а мы с Лешкой еще в училище обучались. Забастовки были по городу, юнкера получили приказ подавить беспорядки на Невском, – Феликс взглянул на сестру и, встретив ее внимательный взгляд, отвернулся и продолжил: – Шашками мы тогда практически всех порубили. Зимой дело было, холод стоял страшный, кровь моментально в лед превращалась, скользили по ней, падали на трупы… Парень там был один, из рабочих, моих лет примерно… Помню, схватил он меня за воротник шинели и шипит: «За что? Свободы я просто хотел, учиться, как ты, работать и семью достойно содержать». А изо рта кровь пеной. Лешка тогда в обморок упал, а я возвратился в казармы с твердым решением застрелиться. Барабан проверил, дуло почистил, вам письмо написал, а тут дежурный с телеграммой: мама тогда умерла.

Феликс помолчал немного и судорожно вздохнул:

– Так получилось, что своей смертью она спасла мне жизнь. Правда, не знаю зачем. Может, для того, чтобы я когда-нибудь спас чью-то жизнь, более достойную и светлую?

Анна хотела было возразить, но Феликс протестующе замахал головой:

– Мне 32, Анна. Нет семьи и нет желания ее создавать, нет даже Родины. Развалилась она на две половины. Где правда? Где правильно? Голова кругом. Православный народ уничтожает друг друга, они, глупцы, даже не понимают, за что сражаются. Свобода, власть рабочим и крестьянам. И убивают тех же рабочих и крестьян, если они сопротивлялись советской власти. Но сами идеи! Это же прекрасно и удивительно – быть всем равными. Ведь это мечта любого патриота своей страны. Самодержавие уже более ста лет как изжило себя. Равноправие и демократия – вот символы нашей Родины. Ведь тысячи таких, как тот парень с Невского, рады будут получить образование и жить с уверенностью в завтрашнем дне. Вся беда в невежестве. Будь в рядах Красной армии побольше думающих голов, они бы уже давно одержали победу. Что может крестьянин с киркой наперевес против обученного офицера? Дотянуть их до своего уровня, обучить военной тактике, наладить пропаганду. Брать не силой, как это вошло в моду сейчас, а агитировать, чтобы зажиточный кулак сам захотел отдать лишнее беднякам.

– Ты хочешь пойти в Красную армию? – тихо спросила Анна, – этим ты мучаешься? Нет никакой роковой женщины, как предполагал Петр. Ты боишься, что папа и брат не поймут тебя, офицера царской армии, который собирается воевать против своих же однокурсников, вчерашних друзей.

– Я не знаю! – раздраженно воскликнул Феликс и встал с крыльца. – Но я не могу сидеть просто так на своем месте и делать вид, что мне это безразлично. А ты, Анна, ты бы поняла меня?

– Ах, Феликс, – Анна провела рукой по своей щеке и посмотрела снизу вверх на брата, – мне тяжело судить. Это, право, ужасно, что люди одной веры, говорящие на одном языке, не могут договориться о мире. Неужели, чтобы доказать свою правоту, надо проливать кровь? Ведь кто бы ни победил в этой войне, останется память о побежденных, о братьях. Как можно будет после этого жить в новом светлом государстве, если оно построено на крови миллионов? Мне непонятно, отчего убивают дворян, абсолютно не имеющих отношения ни к войне, ни к политике. Отчего вместо благодарности за многолетнюю благотворительность они получают пулю, а их усадьбы разворовываются и сжигаются? И мне непонятно, отчего бравые офицеры, еще вчера защищавшие русский народ, сегодня вновь взялись за оружие, чтобы уничтожить этот народ.

Анна встала и взяла руки брата в свои:

– Какое бы решение ты ни принял, ты мой брат и я люблю тебя. Ты вправе мыслить и принимать собственные решения. Я не хочу, чтобы ты шел на войну, но, если тебе надо уйти, иди. До конца лета погоди только, всего пару месяцев поживи как простой человек, дай запомнить тебя, – Анна наклонилась и провела рукой по приделанному к перилам коричневому бруску. – И покрась этот инородок. Плотник, конечно, из тебя никудышный.