Читать книгу Нас война соединила - Юлия Ганецкая - Страница 2

– Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Со страхом, верою и любовию, пред честною иконой Твоею припадающе, молю Тя: не отврати лица Твоего от припадающих к Тебе, умоли, милосердная Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит мирну страну нашу, Церковь же свою святую непоколебиму да соблюдет и от неверия, ересей и раскола да избавит.

Ты еси всесильная християн Помощница и Заступница. Избави же и всех с верою Тебе молящихся от нападений греховных, от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, болезней, бед и от внезапной смерти. Даруй нам дух сокрушений, смирения сердца, чистоту помышлений…

– Казанской Богородице? – шепотом спросил поручик Петр Зуев солдата, занявшего позицию рядом.

– Да, Ваше благородие. Очень она помогает, защитница наша. Я ведь с начала войны на фронте, добровольцем еще записался. Много боев прошел, а все она, святая заступница, бережет.

Петр Зуев искоса посмотрел на читающего молитву Михаила Васюткова и вновь припал к биноклю.

– Боишься, значит? – спросил он рядового после минутного молчания.

– А как не бояться, Ваше благородие? Жизнь-то, она одна, вторую Бог нам не дарует. Хоть и за Родину воюю, а все жить хочется, детей родить, на внуков посмотреть… А вам что ж, Петр Васильевич, совсем не страшно?

– Был страх, – улыбнулся Петр, не отрывая взгляда от вражеской стороны, – мешал, как чирь на одном месте, да только я его выдавил из себя, Васютков, до крови прям выдавил. Страх, он ведь мешкать нас заставляет, обдумывать, остерегаться. Да только, если думать долго, то и врага не убьешь, и сам под пулю попадешь.

– Завидую я вашей храбрости, Ваше благородие, – вздохнул Васютков. – Вот бы мне хоть капельку вашей смелости.

Петр отвернулся, дабы рядовой не заметил его смущения. Храбрец, как же?

Он никогда не хотел быть военным, поступил в Николаевское военное училище потому, что там учился старший брат и друг семьи Алексей. А Петр с детских лет старался во всем быть похожим на старшего брата. К тому же отец был отставным генералом. Казалось, судьба военного была предопределена мальчику с младенчества.

Как же скучны были часы, проведенные в учебных классах! Как утомительны тренировки по фехтованию и еще более ужасны учения на полигонах. Романтическому Петру, обожавшему Шекспира и Пушкина, военная служба представлялась чем-то обязательным и неизбежным, если ты хотел занять достойное положение в обществе. Ну и еще прекрасным поводом отправиться на Кавказ, как Лермонтов.

Сидя на подоконнике в коридоре училища, безусый, коротко стриженный юнкер мечтал о том, как станет настоящим офицером, таким, как Феликс и Алексей. Как на нем ладно и кстати будет сидеть новая форма, а сбоку – покачиваться сабля!

И вот выпускной экзамен. И почти сразу война.

– Война – это шанс быстро получить награды и, как следствие, быстро взлететь по карьерной лестнице, – поучал молодого офицера старший брат Феликс, собирая дорожный рюкзак и прижимая к себе плачущую сестру. – Война закончится быстро. К Рождеству уже будем дома, но эти месяцы сражений не пройдут даром для твоей будущей карьеры. И в академию поступить будет намного проще.

Петр тогда и представить себе не мог, что такое настоящая война. Он не знал, что придется мокнуть в грязных окопах, есть полусырую пищу из железной миски, расчесывать до крови давно не мытую шею и, что самое ужасное, убивать людей, пусть даже и врагов. И каждый божий день видеть смерть своих товарищей.

Годы войны не только начисто лишили поручика романтики, но сделали черствым и безразличным. К своему удивлению, Петр узнал, что он не храбрее других. Раньше Зуев очень боялся, что может оказаться трусом. Насвистывал модную мелодию, чистил оружие, с гиканьем мчался в бой и… где-то на периферии сознания опасался, что спасует в самый ответственный момент. И как же стыдно было ему от этого страха!

В окопах он с упоением вспоминал дом, конюшни с новорожденными жеребятами, ласковую Анну и хохотушку Зою. Там было его место, только в Зуево он чувствовал себя счастливым и уверенным.

Однако теперь он младший офицер, клятвенно обещавший защищать Родину. Внешне он ничем не выдавал своего внутреннего смятения и боязни. Да и имел ли он право бояться? Он, сын славного русского генерала, брат отважного полковника. Да разве имел он право мечтать о беззаботной жизни в тиши имения в то время, как страна находилась на грани поражения? Нет, только вперед, только в бой!

Честь отца и брата Петр ставил превыше своих страхов и желаний и оттого героически рвался в бой, желая встать плечом к плечу с простыми солдатами.

Наступал рассвет того холодного апрельского утра. Слышно было, как вдалеке, скорее всего в Залесье, заголосил петух.

– Ишь как радуется! – восхитился Васютков. – А вот я бы так не радовался, ночью спокойней все же.

– Счастливая птица, хоть война, хоть мир – все ему едино, – заметил другой солдат, косматый и бородатый Давидов.

– Работа у него такая, к заутрене зовет. Вот бы его, гада голосатого, сюда, а меня – к барышням песни распевать, – засмеялся Васютков.

– Тише вы там, разболтались, как на базаре! – нахмурил брови Петр.

Вдруг с противоположной стороны появились клубы серо-желтого облака, поднявшись над землей в рост человека.

– Ваше благородие, туман это, что ли, такой? – спросил вполголоса Давыдов у Петра.

Петр молчал, он с ужасом начал понимать, что это фосген – одно из сильнейших отравляющих веществ, которое немцы применяли на войне.

– Тревога! – зычным голосом крикнул Петр, выплевывая окурок.

Мгновенно началась суета.

Солдаты, еще не отошедшие от сна, хватали оружие, на ходу застегивая гимнастерки, и растирали затекшие от неудобного положения шеи. Но уже через минуту все заняли свои позиции, ожидая дальнейшей команды.

Вдоль траншеи, не обращая внимания на лужи и разбросанные солдатами вещи, к Петру направлялся командир батальона капитан Алексей Горин.

– Фосген, Алексей Константинович, определенно он! – отдав честь, доложил Петр. – Я этих газов за войну столько перевидал, точно фосген!

– Приготовиться к газовой атаке! – громко объявил капитан и, передавая Петру бинокль, добавил: – Разжечь костры! Ты прав, Петр, это фосген. Да поможет нам Бог.

По периметру траншей вспыхивали костры, дым которых разгонял ядовитый газ. Солдаты, надевшие противогазы и защитные марлевые повязки, построились по приказу командира.

– Офицеры, солдаты! Враг исчерпал всю свою храбрость и потому решил атаковать нас отравляющим газом. Противогазов на всех не хватит. Поэтому приказываю во время боя снимать с погибших защитные средства, будь то солдат русской армии или поверженный враг, и надевать на себя! Знаю, что это противоречит заповедям, но у нас нет другого выхода. Надо выстоять, братцы, надо победить. За нами Россия! Ура!

– Ура! – раздались приглушенные из-за противогазов голоса. – Ура!

– Петр, не геройствуй, надень хоть марлевую маску, – заметил Алексей, обращаясь к поручику Зуеву.

– Не берет меня этот газ. Сколько ни травили, а вот ведь жив, – ухмыльнулся Петр, хватая винтовку и одергивая гимнастерку.

– Надеть защитное средство, поручик Зуев, это приказ! – гаркнул в ответ Алексей и ринулся в атаку.

– Есть! – крикнул ему вслед Петр и достал из кармана маску. Вытряхнув из нее крошки и табак, ловкими движениями завязал тесемки на затылке.

– Ну, Васютков, похож я на утку? Чего трясешься, а? В бой, солдат!

– Смеетесь все, Ваше благородие, – Васютков выбрался из траншеи вслед за Петром и, прижимая винтовку к плечу, заметил: – Вот умрем сегодня…

Раздались выстрелы, немцы пошли в наступление.

– Не сегодня, Васютков, не в этом бою, – подмигнул ему Петр и, прицелившись, выстрелил во врага.

Облака дыма от газа и от выпущенных пуль. Лица солдат потели в неудобных противогазах, пот слепил глаза. Все смешалось. Уже не понятно было, где враг, а где свой. Двое солдат, перепутав, закололи штыками своих вчерашних друзей. Пулеметная очередь заглушала крики и стоны умирающих. Брошенные гранаты калечили и убивали десятками. Тот, кто еще пару часов назад крепко спал в окопах, лежал сейчас на развороченной земле и смотрел остановившимся взглядом в небо. На проволочных ограждениях висели тела, словно тряпичные куклы…

Шла Первая мировая война.

– Петр, проверь, что с пулеметчиком! – крикнул капитан поручику.

Только сейчас Зуев заметил, что артиллерия молчит, и кинулся к окопам.

Как он и предполагал, Петр увидел пулеметчика с аккуратной дыркой во лбу.

– Прости, дорогой, – пробормотал он уже покойнику и сдвинул труп в сторону. Зарядив пулеметную ленту, Петр стал выпускать один залп за другим. Марлевая маска мешала целиться, в отчаянии Петр содрал ее с лица и неожиданно глубоко вдохнул.

Закружилась голова, резко заболело в груди. Пересилив себя, Петр продолжал обстреливать немцев.

Вдруг резкая боль пронзила руку, из плеча хлынула кровь, забрызгав лицо. Поручик обтер глаза и вновь схватился за пулемет, но в ту же минуту неведомая сила отбросила его назад.

Оглушенный ударом гранаты, Петр лежал в окопе. Ему казалось, что все стихло, звуки отдалились, голоса притихли.

Он с удивленнием увидел перед собой озабоченное лицо капитана.

– Петр, живой? – услышал он далекий голос.

Алексей накрыл лицо Петра влажным полотенцем и начал что-то говорить. Голос его становился все тише и тише, а затем совсем стих.

– Осторожней грузите, не коробки с консервами вам это, люди раненые!

– Как же, господин капитан, мы ведь и так аккуратненько. Тяжелы только вот солдатики ваши. Этих куда оформлять?

Петр открыл глаза и застонал:

– Рука…

– Рука не сердце, Петр, выживешь! – над Петром появилось довольное лицо Алексея. Капитан присел у носилок, на которых лежал поручик, и улыбнулся. – Эк тебя угораздило. Думал, все, потеряли братца Зуева.

– Как прошло-то все?

– Отстояли! – махнул устало рукой капитан. – Потерь много, оружие на исходе, но ничего, выстояли.

– Солдат там был, – слабо проговорил Петр, – Васютков фамилия. С ним что?

– Живой твой Васютков, – Алексей закурил и протянул слабому Петру затянуться. – И ты поправляйся.

– Мне бы в Петроград, – поручик закашлял, – там Анна в госпитале.

– С ума сойти можно! – Алексей поперхнулся дымом. – Что ребенок делает в столице?

– Сестрой милосердия там состоит, и она уже давно не ребенок. Анне двадцать.

– Ну в Петроград, так в Петроград, – махнул рукой Горин и обратился к фельдшеру, который занимался погрузкой раненых в грузовые машины: – Оформляйте.