Читать книгу Нас война соединила - Юлия Ганецкая - Страница 9

Как и обещал, Петр вернулся в Зуево в начале лета. Оказавшись в медвежьих объятьях отца, он наконец избавился от того сильного и неловкого напряжения, которое преследовало его с момента подачи рапорта об отставке. Он боялся осуждения или порицания отца-генерала. Страдал оттого, что дал слабину, не устоял перед соблазном очутиться вновь в родных стенах и забыть горечь безвыходного положения, сложившегося на фронте.

Василий Васильевич прижимал к себе сына и обливался радостными слезами. Петр заглядывал отцу в глаза, пытаясь увидеть горечь от разочарования, но там было лишь облегчение от того, что его ребенок наконец в безопасности, он дома. Можно не дрожать от страха, завидев почтальона, можно миролюбиво покрикивать на непослушных рабочих и знать, что его сын Петр жив и здоров.

Петр был невероятно похож на покойную мать: тот же взгляд – немного свысока, та же белоснежная широкая улыбка, те же темно-каштановые вьющиеся волосы и родинка около прямого красивого носа.

Генерал Зуев обожал всех своих детей, но Петр был его слабостью. Ему прощали мелкие шалости и нежно обдували поцарапанные коленки в детстве. Отец несколько раз за ночь поправлял одеяло на сонном мальчишке.

Сейчас Петру уже исполнилось двадцать шесть. Он стал высоким красивым мужчиной, прошел три года войны, видел слишком много смертей и поражений. Однако в первую ночь после возвращения сына генерал не удержался и вошел ночью в спальню Петра. Заботливо прикрыв одеялом его широкую грудь, он долго смотрел на умиротворенное и спокойное лицо спящего. Затем перекрестил сына и смахнул выступившие слезы.

Все старались угодить Пете: Анна наглаживала рубашки, Зоя проявляла мастерство в выпечке и по нескольку раз процеживала молоко через марлю, даже управляющий Игнат, завидев вернувшегося молодого хозяина, твердо поклялся более никогда не притрагиваться к бутылке и верно нести службу.

Графиня Шувалова зачастила в Зуево. Анне было смешно и любопытно смотреть, как двое близких ей людей поначалу скованно и холодно обмениваются взглядами, а потом глаза их встречаются и загораются чувством. Любовь возвращается в измученные сердца с удвоенной силой.

В начале декабря вернулся домой и Феликс.

– К черту все, отвоевался! – стряхивая с себя налипший снег и обнимая подпрыгивающую от радости сестру заявил он. – Что старая власть о нас ноги вытирала, что новая – надоело! Осяду дома, женюсь, отращу огромный живот и, сидя в кресле, буду почитывать газеты. Пусть другие воюют, делают революции и свергают царей, я пас. Понаблюдаю за свистопляской правительства со стороны.

– На ком женишься-то? – раскрасневшись от счастья и похлопывая Феликса по плечу, спросил генерал.

– Пока не думал, вот в Воронеж наведаюсь, там и осмотрюсь. Мож, на Зое женюсь.

– Ой, как вы самоуверенны, Феликс Васильевич, – рассмеялась Зоя, – и не пойду я за вас, хлопот не оберешься.

Весело пересмеиваясь, Василий Васильевич и Петр вели Феликса в гостиную поближе к камину. Тот присел у огня, с удовольствием протягивая обледеневшие руки к спасительному теплу.

– Вот и демократия. Даже перчаток у подполковника нет, – заметил генерал. – Аннушка, давай собери на стол чего-нибудь, голодный, поди?

Феликс кивнул, соглашаясь.

– С фронта прям сюда, ни крошки за всю дорогу. Нет бы сообщили, мол, война закончилась, всем – по домам. Так нет же, от немцев узнали! Мы по ним палим, пуль не жалеем, а они нам орут: мол, договор подписали, перемирие!

– Да, при царях такого не было, – горестно вздохнул Василий Васильевич.

– Ой, да ладно, отец, и монархи простой народ ни в грош не ставили, – Феликс подсел к столу и накинулся на пищу.

– Мы поужинали уже, – извиняясь, сказала Анна, пододвигая к брату блюдо с пирожками. – Зоя курицу чистит, наскоро что-нибудь состряпает.

Как по волшебству, на столе появилась бутылка водки, мужчины наполнили стаканы и залпом опрокинули обжигающий напиток.

Анна сбегала на кухню и принесла соленые грибы и хрустящие маринованные огурчики. Разлили по второй. Пошли споры о политике, войне и Петрограде.

– А я тебе говорю, Петр, не быть более Петербургу столицей, как пить дать, переберется новое правительство в Москву. Они уже понежились на простынях бывшей императрицы, потоптались в кабинете Николая, более Петербург для них интереса не представляет. Да и что осталось от города? Брошенные квартиры, пустынные улицы и голод.

– Что же теперь будет? – испуганно спросила Анна, подсев поближе к старшему брату.

Феликс ласково приобнял ее и поцеловал в висок:

– Все хорошо будет! Как раньше жить будем, лошадей разводить, жениха тебе искать…

Анна покосилась на него с укором и, что-то вспомнив, вскочила и побежала на кухню.

– Ну а Алексей-то что? – услышала она голос Петра и остановилась на полпути.

– Лешка-то? Плюнул на все. Срезал погоны и, распихав их по карманам, отправился простым солдатом во французский легион. Ох и напились мы с ним напоследок! – Феликс аж прихлопнул себя по колену.

– Зачем? – стараясь говорить спокойно, спросила Анна.

– Зачем напились? – не понял захмелевший брат.

– Нет, зачем опять воевать пошел? Ведь Россия вышла из войны.

Все сидящие за столом с удивлением посмотрели на нее.

– Видишь ли, Аннушка, – прокашлялся отец, – существует такой тип людей, для которых война и есть смысл жизни. Для них дико и неудобно жить простой мирской жизнью, они редко создают семьи и умирают от старости. Есть военные, а есть воины. Так вот, Алексей, я думаю, из последних. Он посвятил свою жизнь защите Родины, для него враг – тот, кто хоть раз недовольно взглянул в сторону России. Германия – противник нашей страны. Да, сейчас подписан этот унизительный договор. Россия вышла из войны, но из нее не вышел Алексей, и я уверен, он будет продолжать воевать против того, кто направил оружие в сторону его Отчизны. Он доведет свое дело и исполнит долг до конца.

Феликс и Петр переглянулись, они понимали, что их отец где-то в глубине души все же хотел, чтобы они, как и Горин, продолжали воевать против Германии. Генерал никогда не скажет им об этом, никогда не намекнет на свои мысли, но все же слышалась горечь в его словах. Он жалел, что его сыновья так быстро сложили оружие.

Анна нервно схватила салфетку со стола и начала ее теребить, Петр разлил еще водки и потянулся за гитарой. Наступившее было напряжение в гостиной спало, мужчины закурили и продолжили спор о политике.

– Пойду посмотрю, что с горячим, – тихо сказала Анна и встала из-за стола.

На ярко освещенной кухне Зоя разрывалась между подгорающей курицей и бурлящей в кастрюле аппетитной картошкой.

Анна понуро подошла к незавешенному окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу.

– Ты чего, Анна Васильевна? – отдуваясь, спросила Зоя.

– Я погибаю, Зоенька, – прошептала Анна, – погибаю мучительно и медленно. Как он может жить и не чувствовать, что я люблю его? Как он может дышать и не понимать, что я задыхаюсь от одного только воспоминания о нем?

Зоя тихо подошла и встала позади хозяйки. Ей было жалко смотреть на эти сгорбившуюся спину, поникшие плечи и вздрагивающие пальцы, которыми Анна чертила рисунки на запотевшем от дыхания стекле.

– Мне уже мало просто знать, что он есть, что жив. Моя любовь становится требовательной, эгоистичной и упрямой. Мне надо чувствовать его рядом, держать за руку, прислушиваться к биению его сердца. Я не знаю, как долго мне еще предстоит сходить с ума от разлуки, но я готова терпеть, лишь только зная, что он мой – полностью, неразделимо. Ужасно просто надеяться, мечтать и угадывать намеки в сказанных фразах. Мне надо знать, что я не безразлична ему. Что пульс его учащается при упоминании моего имени, при воспоминании обо мне. Зоя, он ушел во французский легион!

Анна повернулась к девушке и, встретившись с ней взглядом, расплакалась.

– Ну что вы, голубушка Анна Васильевна, милая! – Зоя прижала хозяйку к груди и взволнованно погладила ее по спине. – Вы же такая красавица, конечно, господин подполковник испытывает к вам самые нежные чувства.

– Нежные чувства можно испытывать и к своему коню, – заметила Анна, немного успокаиваясь.

– Напишет, обязательно напишет или приедет, вот увидите. Время сейчас такое. Радоваться надо, Анна Васильевна, братья ваши живы-здоровы, домой вернулись. Василий Васильевич помолодел аж, о болезни позабыл.

Анна утерла ладонью слезы и печально улыбнулась.

– Я радуюсь, Зоенька, правда, радуюсь. Все переживу, все смогу. Соперница у меня одна – война. А в остальном все прекрасно.