Читать книгу Нас война соединила - Юлия Ганецкая - Страница 6

Удивительно, как быстро перемены отразились на столице. Меньше года назад Алексей наслаждался уличными оркестрами, запахом цветущей сирени, любовался молодыми девушками, одетыми в белые воздушные платья. Народ ликовал, радуясь успехам русской армии, заваливал восхищенными письмами генерала Брусилова, люди улыбались друг другу, обнимались на улицах и верили в скорую победу.

Революция. Кем написан сценарий, кто режиссер этого террора и насилия? Кто вершит правосудие над простыми жителями и разрушает привычное мирное течение жизни?

Подполковник Горин присягнул Временному правительству. Присягнул, как все, но испытал при этом мерзкий привкус во рту. Слова клятвы шли из горла с трудом, пару раз он закашливался под смешок присутствующих. Чувствуя себя полностью раздавленным, он вернулся на фронт. Солдаты перестали подчиняться приказам, следовало поражение за поражением. Накопившаяся усталость и нежелание принимать условия солдатских комитетов дали волю кулакам. Алексей отметелил обнаглевшего рядового, который наотрез отказался идти в бой и при этом плюнул под ноги командиру. За это его вызвали в Петроград оправдываться перед Керенским.

Вместо оправданий он высказал свое мнение о новых законах и порядках, за что был унизительно выведен из генштаба с приказом немедля отправляться на фронт.

Заслуженный «уговариватель», как Алексей называл Керенского, презрительно повторил, что прежние порядки в армии недопустимы и если кого-то это не устраивает, то он с радостью примет рапорт об отставке.

Император доверил Горину полк. Алексей гордился новым назначением и старался оправдать оказанную ему честь носить погоны подполковника. Он заслужил этот чин не поклонами в парадных, а в боях, кровью, защищая Родину. И вот теперь его, Алексея, прогнали прочь, как нашкодившего мальчишку. Никогда раньше он не испытывал более сильного унижения.

Как это все произошло? Откуда появились на улицах такие горы мусора? Феликс смеялся, говорил, что революцию делали семечки. Алексею было не до смеха. Он не мог поверить, что тот, кому он был предан, кого боготворил и обожал, одним взмахом пера предал всю Россию. Императора Алексей не понимал, осуждал и где-то даже по-детски обижался на него. У него возникло желание поехать в Царское село, пробиться через охрану и спросить: «За что? За что ты оставил тех, кто предан тебе?» Огромным усилием воли Горин оставил эту затею, хоть и хотелось ему ужасно увидеть цесаревича. Поговорить с ним, подбодрить и заверить в своей верности.

Алексей остановился около пожилой дамы, продающей вечерний мужской смокинг и ночник в форме огромного яблока.

– Возьмите, господин подполковник, – она протянула вешалку со смокингом, – вам подойдет. Это мужа моего покойного, всего раз и надевал.

Дама судорожно протягивала вещи Алексею.

Голод, брат любой революции, уже вовсю гулял по опустевшей столице. Кому сейчас нужны смокинг и вычурные абажуры? В цене мука, коричневые куски сахара и дефицитные спички.

Горину стало жаль даму, он сунул в ее холодные руки деньги и быстрым шагом пошел прочь.

– Но как же, господин офицер? – крикнула вслед женщина. – Смокинг-то забыли!

Алексей прибавил шаг и, свернув в переулок, прижался спиной к зданию и перевел дыхание.

К его ногам подбежал черно-белый пес и завертел хвостом. Горин присел на корточки и потрепал собаку за ухом.

– Это мой пес!

Алексей поднял глаза и увидел перед собой возмущенного мальчишку. Ребенок ревностно наблюдал, как пес развалился перед мужчиной, ожидая ласки.

– Твой, – согласился Алексей. – У тебя очень хороший и ласковый пес.

Глаза мальчика подобрели. Он свистком окликнул собаку и убежал.

Алексею вспомнились другая собака и другой мальчик.

Шел первый год войны. Алексей, тогда еще поручик, был направлен сопровождать генерала Сазонова на совещание в Могилев.

Они немного опаздывали, и, когда автомобиль, шурша шинами, остановился у крыльца штаба, все приглашенные уже находились внутри.

– Погуляйте пока, поручик, – немного взволнованно сказал генерал и, тяжело ступая по ступеням, скрылся внутри здания.

Алексей прикурил у водителя и, облокотившись об автомобиль, сладко затянулся папиросой.

И только тут он заметил, что в беседке неподалеку сидел цесаревич. У его ног примостился лохматый пес, преданно заглядывая в лицо мальчика. На коленях наследника лежала кошка серой окраски и лениво мурлыкала, изредка приоткрывая один глаз и брезгливо поглядывая на собаку.

Алексей затушил о подошву сапога окурок и, одернув мундир, решительно подошел:

– Доброе утро, Ваше Высочество! – козырнул поручик.

– Доброе утро, – цесаревич оторвался от книги, раскрытой перед ним, и, немного прищурившись, посмотрел на Алексея, – присаживайтесь, поручик. Хотите чаю?

На столе стояли огромный самовар и небольшие конфетницы, наполненные пряниками и бубликами. Мучное с поразительной скоростью исчезало в раскрытой пасти пса.

– Благодарю, – Алексей взял кружку с ароматным напитком и улыбнулся, глядя, как цесаревич в очередной раз сунул собаке бублик. – Какие у вас питомцы!

– Знакомьтесь, это Фигаро, – мальчик потрепал пса по голове, – а это Серафима. Вы знаете, это неправда, что собаки не уживаются с кошками. Фигаро и Сима вполне мирно общаются, порой даже вместе спят.

При этих словах кошка резко выпрямилась и, изящно потянувшись на коленях наследника, с недоумением посмотрела на него. Потом, еще раз брезгливо взглянув на пса, перепрыгнула на стол и развалилась, как бы приглашая окружающих полюбоваться ее блестящей шерстью.

– Мне знакомо ваше лицо, поручик. Мы с вами уже встречались, не так ли? Дайте вспомнить, ах да, на смотре войск после всеобщей мобилизации.

– У вас прекрасная память на лица, Ваше Высочество, – учтиво заметил Алексей, отпивая из кружки.

– Не могу похвастаться такой же памятью на имена.

– О, простите. С моей стороны было невежливо не представиться, – Алексей встал и отдал честь будущему императору. – Поручик Горин Алексей Константинович к вашим услугам!

– Алексей Константинович Горин. Ну что же, может, вы не откажете в любезности прогуляться со мной? – предложил цесаревич, поднимаясь и с облегчением закрывая книгу.

– С удовольствием.

Они шли по широкой аллее, вдоль которой, раскинув свои кроны, росли ели. Пахло летом и недавно скошенной травой. Мирно жужжали пчелы, и было слышно, как в лесу кричит кукушка. Здесь было спокойно, даже слишком спокойно. Казалось невероятным, что где-то неподалеку идет война, гибнут люди, плачут вдовы, получая похоронки.

Цесаревич оказался прекрасным собеседником, он мог поддержать любой разговор шла ли речь о войне или о светских сплетнях.

– Война – это ужасно. Нет более стихийного бедствия, чем истребление человечества. Какие-то идеалы, принципы королей, за которые уничтожают миллионы людей. Это, наверное, очень страшно – убивать, – задумчиво, поддевая сапогом камень, заметил цесаревич.

– Вы правы, Ваше Высочество. Убивать страшно. И не надо думать, что выжившие счастливее павших. Победители ни на секунду не забывают лица убитых. Но наша сила и мощь в том, что мы не серийные убийцы, а защитники своей Родины.

– Вы всегда хотели стать военным? – спросил мальчик.

– Да, – твердо ответил Алексей, – для меня военное училище всегда было делом решенным. Открою вам секрет: мы с моим другом, Феликсом Зуевым, в детстве клялись на крови служить Родине и быть братьями. Слышали бы вы визг моей матушки, когда она увидела нас всех в крови.

Цесаревич рассмеялся. Ему очень шла улыбка. Черты его лица заметно смягчались, глаза начинали сиять, а щеки покрывались детским румянцем. Мальчики его возраста с криком гоняли голубей, бегали босиком на рыбалку и просто болтались без дела. Алексей Николаевич, наследник русского престола, редко мог позволить себе такое ребячество. Сейчас он, облаченный в форму ефрейтора, как никогда нужен отцу. Поэтому он старался казаться серьезным. Сжимал губы в тонкую линию, чеканил шаг в начищенных сапогах и изучал военные ведомости.

– Смотрите! Белка! – вдруг радостно воскликнул цесаревич и подбежал к ели.

Перепрыгивая с ветки на ветку, рыжая красавица запрыгнула на плечо мальчику и, пощекотав его пушистым хвостом, затихла.

– Ах, красавица! Смотри, что у меня есть, – наследник достал из кармана орехи и предложил белке. Озорница ловко схватила угощение и, взмахнув хвостом, скрылась на дереве.

– Животные вас любят, – заметил Алексей.

– Они просто чувствуют, как я люблю их, – цесаревич обтер руки о штаны и посмотрел на Горина снизу вверх.

– Я тоже хочу открыть вам свой секрет, – мальчик замялся, судорожно вздохнул и посмотрел прямо в глаза поручику, – я не хочу быть царем.

Горин попытался сохранить лицо, однако ресницы его предательски дрогнули.

– А чего же вы хотите, Ваше Высочество? – тихо спросил он.

– Жить, – пожал плечами мальчик.

В этот момент сквозь кроны деревьев прокрались лучи летнего солнца и осветили лицо цесаревича. Волосы его отливали золотом, стало заметно, насколько худ для своего возраста был этот ребенок. На висках просвечивали голубоватые вены, а темные круги под глазами говорили об усталости или болезни. И все же Алексей Романов был красив! Прямой нос, крепкие губы, темные брови и серьезные глаза. Пожалуй, он был намного выше ростом, чем его сверстники. Прямая спина и тонкие аристократические пальцы дополняли портрет наследника.

– Жить, поручик, просто жить. Гулять по лесу, дышать, щуриться на солнце и ходить босым по песку. Кормить свою собаку бубликами и незнакомую белку – орехами. Любить маму, сестер, отца и быть любимым ими. Не слышать шепота за портьерами и не видеть льстивых лиц. Не терпеть подле себя людей неприятных, но так нужных государству. Да и нужных ли? Право, порой становится смешно и в то же время грустно, когда я вижу, как разворовывают все, что только можно. Не думать о том, что скажет о тебе общественность и как оценит наряды твоих близких свет. Пить парное молоко и есть черный хлеб. Просто откусывая, а не ломая на кусочки. Не переживать, ту ли вилку я взял за обедом или же этот прибор для десерта. Дружить с тем, кто тебе близок по духу, а не с тем, кто почитаем в светских кругах. Вот, к примеру, взять хотя бы Григория. Почему люди так предвзято относятся к нашей дружбе с ним? А я вам скажу: потому как он простой мужик. Дружить с мужиком? Это не комильфо! А ведь мужики тоже люди, Алексей Константинович, причем, как мне кажется, лучшие из людей.

Горин не смел перебивать.

– Вы удивлены? Хотя страх перед троном не так пугает меня, как ответственность за того, кого ты любишь. Вот вы любите кого-нибудь?

– Маму, своих товарищей, – пожал плечами Горин, не понимая, к чему клонит наследник.

– Конечно, мама. Любить – это прекрасно! Чувствовать этого человека рядом, говорить с ним, о чем угодно. Да, любить – это здорово, но и безумно страшно. Любить – значит, быть ответственным за этого человека, переживать за него, быть зависимым от него, вы согласны? Я, наверное, смешон? Мне сложно объяснить это словами, но я просто хочу сказать, что быть царем означает любить свой народ, правильно? И я люблю его уже сейчас. Мне сложно понять, как можно отправлять на гибель тех, кого любишь. О нет, только не подумайте, что я осуждаю папу за войну. У него не было выбора. А вот если я встану перед выбором, честь или жизнь своего народа, я не уверен, что смогу выбрать правильно. Взять, к примеру, моего великого предка Петра I. Он любил Россию и все сделал для того, чтобы страна стала империей, чтобы завоевать уважение в мире. А Петроград? Это ли не пример прекрасной архитектуры? Но, славя Россию, Петр губил свой народ, – цесаревич замолчал и, сорвав травинку, долго вертел ее в руке. – Но я буду царем! Буду потому, что от меня этого ждут мои родители, ждет моя страна и мой народ. Это мой долг. И я выполню его сполна. Знаете, что я сделаю, взойдя на престол?

– Что же? – голос поручика немного дрогнул, и он откашлялся в кулак.

– Упраздню титульство! – гордо вскинул голову мальчик. – Ведь что такое титул? Всего лишь приставка к имени, полученная при рождении. И не обязательно, что унаследовавший титул графа или же князя является человеком благородным. Титул будет даваться при жизни. Если человек, допустим, сделал что-то поистине достойное, а не потому, что у него длинная родословная. А еще я создам парламентскую думу, настоящую, а не бутафорскую, как раньше. Мальчик говорил воодушевленно, медленно идя по аллее. Алексей шел рядом. Ему нравилось, как говорил цесаревич и то, что он говорил.

– В думе будут заседать не только члены высшего сословия и представители рабочего класса, но и крестьяне и женщины. И они будут трудиться во благо своих сословий, а не получать в день по 10 рублей только за свое присутствие. И я как их царь буду всегда присутствовать на этих заседаниях и не только слушать, но и слышать своих подданных.

– Женщин? – удивленно переспросил Алексей.

– О да! Потому что считаю, женщины имеют не меньшее, а даже большее право принимать участие в политике, нежели мужчины. Ведь лишь женщины, матери наших солдат и героев, могут знать, что надо их детям. Что нужно, чтобы растить наших заступников.

– Вы собираетесь передать управление страной народу? Но это, простите, уже республика. А вы не император, а президент этой республики. А как же самодержавие, Ваше Высочество?

– Нет, вы не поняли, – горячо запротестовал цесаревич, – я не собираюсь прятаться за спины людей, не собираюсь переваливать всю ответственность на их плечи. В лице народа я собираюсь приобрести помощников, которые будут мне помогать принимать правильные решения. Я протяну народу свою руку в надежде, что народ пожмет ее. Я изучал труды Жан-Жака Руссо…

Горин удивленно приподнял бровь.

– Так вот, – продолжал цесаревич, – философ полагает, что государство возникает в результате общественного договора. Согласно этому договору верховная власть, даже при наличии монарха, принадлежит народу. Суверенитет народа неотчуждаем, неделим, непогрешим и абсолютен. Закон как выражение общей воли выступает гарантией индивидов от произвола со стороны правительства, которое не может действовать, нарушая требования закона. Благодаря закону как выражению общей воли только и можно добиться относительного имущественного равенства. И хотя Руссо как личность мне неприятен, философия его восхитительна! Он опирается не столько на абстрактное мышление, сколько имеет склонность к чувству, я бы сказал даже, к сочувствию.

– Хотите равноправия в России? – вежливо спросил Алексей.

Собеседник все более и более нравился ему. Это были речи не одиннадцатилетнего мальчика, а взрослого, твердомыслящего и, главное, доброго человека.

– Единения я хочу, господин поручик. Единение царя, народа и Бога. Только объединившись, мы станем всесильной и мощнейшей державой. Верну реформы господина Столыпина, не буду бояться. Не смею бояться. Издам закон, по которому все сословия будут платить налог в казну согласно установленному проценту.

– И знать?

– Знать в первую очередь.

– Буржуазия может восстать…

– Пусть. Людовик XVI побоялся взимать налог с дворян и был казнен голодными парижанами. Я не побоюсь, ведь все должны быть равны. Смотрите…

Цесаревич поднял с земли ветку и, присев на корточки, ловко нарисовал контур России.

– Наша страна неимоверно красива и богата. Леса, реки, горы… И все это принадлежит людям, всем, без исключения. Господь даровал нам свои блага, чтобы мы жили и процветали. Он не делил нас при этом на сословия. Вот здесь я построю металлургические заводы, – мальчик указал веткой на Урал, – здесь будет развиваться текстильная промышленность, здесь – сельскохозяйственная…

Алексей присел рядом и еле поспевал переводить взгляд на места, на которые указывал цесаревич.

– Здесь могут изготавливаться керамика и кафель, – заразившись от будущего царя идеями, указал на юг Горин.

– Точно, тут полно песка! Глупо, что мы до сих пор покупаем кафель в Австрии. И обязательно нужны хорошие дороги, ведь только из-за непроходимости дорог мобилизация войск заняла больше месяца. Господи, а школы? Почему высшие учебные заведения есть только в крупных городах? Почему в сельских школах преподают только начальное обучение? Ведь и среди крестьян множество умных, сообразительных, талантливых и, самое главное, трудящихся людей! Где в Писании сказано, что крестьянскому ребенку положено жить только в деревне, сажать огород и встречать старость на стоге сена? Почему золотой столичной молодежи открыты двери институтов, а девочке-крестьянке никогда не стать курсисткой? Сколько случаев в истории, когда из крестьянских детей вырастали гении? Ломоносов, Есенин? Вы слышали Есенина? Да мало ли в глубинках больших умов!

Они склонились над рисунками и жарко обсуждали, какой всесильной и прекрасной будет Россия. Порой цесаревич вскидывал глаза на поручика и они обменивались улыбками. Горину было легко и свободно говорить с будущим императором. Раскрасневшись от идей и яркого солнца, они счастливо рисовали на песке школы, больницы, заводы и фабрики. Два Алексея, два единомышленника, которые одинаково мечтали, говорили и одинаково обожали свою Родину.

– Работа будет у всех, и у всех будет возможность обучаться и выбрать дело себе по сердцу. Искореню воровство, казнокрадство и взяточничество. Я смогу! – радостно взмахивал руками цесаревич.

– И все же, Ваше Высочество, надо ведь думать и о казне. Если обучение будет бесплатным, государство мигом разорится.

– Да, я думал об этом. Вот смотрите, – мальчик вытянул ногу и достал из кармана галифе ржавые гвозди и болтики, – что это?

– Мусор, – недоуменно ответил Горин, глядя на юношескую руку с подобранными железяками. На внутренней стороне его ладони было написано и несколько раз жирно обведено слово «мама».

– Вот, все говорят: «Мусор». И Мария тоже. А если, к примеру, построить перерабатывающий завод. Ведь сколько ненужного хлама порой валяется на улице? Можно создать отряды по сбору ненужного металла и бумаги. Все это можно переработать. Из железа получить сплав, а из бумаги – картон под упаковочные коробки.

– Солдаты едят консервы, банки тоже выбрасываются, – задумчиво заметил Горин.

– Да, наконец-то есть человек, который меня понимает и принимает мои слова всерьез, – рассмеялся цесаревич, пряча в карман железяки. Алексей впервые за весь разговор растерялся. Он на минуту представил, как этот ребенок, измученный болезнью и постоянными поездками с императором, собирает на земле гвоздики, скрупулезно хранит их в большой коробке под кроватью и бережно складывает в шкатулку свои личные деньги, думая при этом о благе России. Это было так по-детски наивно и трогательно, как слово «мама» на его руке…

Алексей посмотрел на худенькое лицо мальчика. В эту минуту поручик не задумываясь, отдал бы свою жизнь за этого маленького человека с такой большой и восхитительной душой. Какое счастье видеть его сейчас, какое счастье слышать его речи, пусть немного нелепые для слуха взрослого человека, но такие чистые и открытые!

Цесаревич поднялся и в упор посмотрел на Горина:

– Я даю вам слово, поручик, что в России более никогда не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы.

– Очень сложно осчастливить всех, Ваше Высочество, – Алексей тоже поднялся, – у каждого человека свое представление о счастье. Кому-то достаточно и горячего самовара, а кому-то золотые прииски подавай.

– И все же я попытаюсь.

Алексей не знал, что на это ответить. Он щелкнул каблуками сапог и отдал будущему царю честь.

К штабу они возвращались молча, каждый думая о своем. Тишина не была им в тягость, наоборот, она сближала.

– Я вот что подумал, – прервал тишину наследник, – как только закончится война, я представлю Его Величеству доклад, в котором изложу все свои мысли и желательные реформы. Я уверен, папа меня поддержит.

– Разумеется, – мягко улыбнулся Алексей.

– Вы знаете, – неожиданно рассмеялся цесаревич, – мне вспомнился сейчас губернатор Лазовской губернии, граф Личорин Юрий Васильевич. Он как-то был у нас на ужине. И вот он рассказывал, что к ним в губернию заявился лавочник, некто Питюнин, и предложил свой малый бизнес в виде продажи навесных замков. Граф тогда только посмеялся и сказал Питюнину, чтобы тот искал счастья в другом месте, так как в Лазовске он тотчас разорится. Все за столом рассмеялись. Я ничего не понял. Но потом папа рассказал мне, что Лазовск, пожалуй, единственное место в России, где люди не закрывают на замок свои дома, квартиры и амбары. Если их спросить, отчего так, они делают круглые глаза и отвечают: «А что, если заявится свояченица или же кум издалека, а дверь заперта?» Вы понимаете, Алексей Константинович? Там нет воровства! Абсолютно! И это в России, где даже поп ворует сам у себя. Вот было бы прекрасно, если бы по всей стране были такие доверие и честность.

Совещание уже закончилось. На крыльце стояли генерал Сазонов, генерал Краснов и Великий князь Николай Николаевич – дядя императора, которого редко кто видел трезвым. Вышел и император с неизменной папиросой во рту. Не обращая внимания на вытянувшихся в струнку офицеров, он устремился навстречу сыну. Горин приставил руку в виску. Он испытывал понятное волнение, только не мог понять, то ли это от присутствия царской особы, то ли по какой-то другой причине.

– По вашему довольному лицу, Ваше Высочество, могу догадаться, что вы променяли чтение записок Карамзина на более приятное занятие, – император старался говорить строгим голосом, однако у его глаз предательски разбежались веселые морщинки, а взгляд потеплел.

– О, Ваше Величество! Я замечательно провел время в обществе поручика Горина. А Карамзин подождет, никуда он не денется.

Император бегло взглянул на Алексея и едва заметно кивнул ему.

– И все же, Алексей Николаевич, не надо сердить господина Коринского, принимайтесь за чтение.

– Есть, – весело ответил цесаревич и поднялся по ступеням. Затем развернулся и, спустившись, схватил руку Горина.

– Я никогда не забуду нашего разговора, – горячо заверил он поручика, пожимая тому руку. – И никогда не забуду вас, поручик Алексей Горин.

– И я никогда не забуду, – дрогнувшим голосом ответил Алексей, отвечая на рукопожатие.

Вернувшись на фронт, Алексей написал тогда своей матери в Ниццу: «На днях имел честь прогуляться с цесаревичем Алексеем. Через десять минут нашей беседы я уже видел перед собой не приговоренного больного ребенка, а истинного монарха, которого не знала до того Россия, но узнает в будущем. Молю Господа и о нисхождении милости к Алексею Николаевичу, и о его скорейшем выздоровлении».

Где теперь этот мальчик? И где его собака, любительница бубликов? О чем думает и мечтает теперь тот, кто уже никогда не станет царем?

Алексей достал портсигар и задумчиво проводил взглядом двух солдат, вразвалочку прошедших мимо офицера. Подполковник закурил и направился в сторону госпиталя Свешникова. Ему очень хотелось повидаться с Анной.

Анна подняла ворот пальто, пытаясь укрыться от пронизывающего ветра, и подхватила саквояж.

На улице было подозрительно безлюдно. Как будто все жители столицы, испугавшись резких перемен в России, решили укрыться от нарастающей силы революции. Безликие витрины отражали девушку, слишком бледную и растерянную. Лишь редкие мальчишки, разносчики газет, бегали по тротуарам и громким голосом оглашали новости с фронта. Анна остановила одного и, протянув ему пару монет, с жадностью принялась читать. Ничего нового. Печальные статьи о разложении русской армии и о масштабных поражениях на фронте.

– Анна! – услышала она и, подняв голову, увидела, как к ней через дорогу спешит Алексей. Проезжающий автомобиль недовольно засигналил, подполковник, извиняясь, махнул водителю рукой и подошел.

– Алексей Константинович? Вы в Петрограде?

– Анна, как хорошо, что я встретил вас, – Горин наклонился и галантно поцеловал руку в перчатке.

– Почему? – глупо спросила девушка, резко покраснев.

– Если бы не встреча с вами, моя поездка в столицу оказалась бы совсем уж мерзкой.

– Отчего? Хотя это глупый вопрос. Наверное, сейчас всем офицерам приходится несладко.

– Увы, мы стоим перед распадом и уничтожением наших вооруженных сил. Старые правила рухнули, а новые создать не получается, – Алексей убрал руки за спину и грустно ухмыльнулся. – Господа из Временного правительства этого не осознают или же не желают этого признать… Вы уезжаете?

– Папе нездоровится, срочно возвращаюсь в Зуево.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Очередной удар, – Анна растерянно посмотрела по сторонам, – все это и отречение царя. Более двухсот лет Зуевы служили дому Романовых. И вот теперь он в недоумении, кому служат его сыновья, за что сражаются, кому присягают.

– Республике, – ответил Горин, – а сражаются за Россию, как и ранее.

– Папа – убежденный монархист, солдат старой гвардии. Ему непонятны слова «республика» и «гражданин». Он твердо уверен, что только царь, данный Богом, а не избранный народом, может вести за собой Россию.

– Вы на вокзал? – спросил Алексей. – Я провожу вас.

Некоторое время они шли молча, Алексей украдкой поглядывал на Анну. На ней были темно-сиреневое пальто и шляпка в тон. Из-за полей головного убора ему не видно было лица девушки, взору открывались лишь бледная щека и маленькая мочка уха, украшенная крошечной жемчужиной.

– Мы не виделись с вами более полугода, вы похудели, – заметил подполковник.

– И подурнела? – Анна подняла голову и посмотрела на Алексея. Глаза ее, всегда озорные и ясные, немного покраснели и припухли, уголки губ опустились. Сказывались бессонные ночи у кроватей больных и дурные вести из дома.

– Нет, стали взрослее, – серьезно ответил Горин.

– Алексей Константинович, как вы думаете, что будет дальше? Сможет ли Россия без царя? И что будет с ними, с императором и его семьей?

– Я не знаю, Анна. Вы задаете такие вопросы, на которые никто не знает ответов. Скажу одно: Россия всегда была, есть и будет самой сильной и самой могущественной страной. Это зависит не от царя, а от русского духа и патриотизма. Родина остается Родиной, и мне как офицеру остается только защищать ее от врага внешнего и внутреннего. Поэтому я присягнул Временному правительству. Что же до царской семьи, то тут я развожу руками. Император Николай подчинился натиску генералов и лишил не только себя, но и своего сына права что-либо менять в устоях страны… Кто знает, может, для всех членов августейшей семьи решение царя было облегчением и избавлением? Ну а что же вы, Анна, как вы ко всему этому относитесь?

– Я? Мне, признаться, все равно. Мне важно, чтобы мои братья вернулись домой живыми и невредимыми. Чтобы папа не болел. Чтобы у профессора Свешникова выздоравливали больные и уходили домой на своих ногах, а не на протезах. Чтобы Аля пела под гитару, а наша Зоя пекла пироги с малиной. Глупое женское желание, ничего патриотического и возвышенного, так?

Еще поворот, и вокзал. Анна замедлила шаг. Несмотря на тревогу за отца, она не хотела так скоро расставаться с Алексеем. Было волнительно и в то же время спокойно просто идти с ним по улице, искоса поглядывая на него и незаметно дотрагиваясь до рукава его шинели. Просто дышать с ним одним воздухом.

Вдруг послышались звуки военного оркестра. Из-за поворота показались музыканты, играющие на ходу «Прощание Славянки». За ними, чеканя шаг, шли юнкера. Слишком широкие шинели серого гвардейского сукна с красными клапанами на воротничках, тонкие шеи, юношеские щеки с румянцем размером с яблоко, отвага и решимость в глазах.

Керенский понял, что былой армии не возвратить. И, чтобы спасти фронт, на войну отправлялись женщины и дети.

Присягнувшие бело-сине-красному флагу и насквозь пропитавшиеся запахом церковного ладана, вчерашние юнцы, изучавшие лишь теорию военного дела, сегодня шли спасать Россию, гордо неся свои молодые головы на узких мальчишечьих плечах.

Анна и Алексей остановились и молча смотрели на марширующий батальон. Алексей держал в одной руке саквояж Анны, а другой приставил ладонь к виску.

Юнкера поравнялись с ними и, улыбаясь, отдали честь подполковнику.

Анна смотрела на задумчивое лицо Алексея. Глаза его потемнели, губы сжались в тонкую линию. Твердая рука у виска и прямая солдатская спина.

Вот промаршировали последние мальчишки, глухо стуча сапогами по пустынной мостовой. Слышались отдаленные звуки оркестра. Алексей стоял, не шелохнувшись, и отдавал честь уже пустой улице.

Словно очнувшись от своих мыслей, он наконец опустил руку и встретился взглядом с Анной.

– Аля написала стихи к этому маршу, – пробормотала она.

– Какие же?

Девушка тихонько запела, так, чтобы ее мог слышать только Алексей:

Вот и вокзал. Огромная толпа людей и рев поездов. Кто-то уезжал, кто-то возвращался. Царство встреч и разлук. Слышались рыдания женщин, громко кричали носильщики, свистели в свисток жандармы, огромные тюки с вещами заполняли весь проход.

У перрона стоял поезд «Петроград – Воронеж».

Анна поспешила. Паровоз выпустил пар, обдав белым облаком Алексея и Анну.

– Прощайте, Алексей Константинович, храни вас Господь!

– И вас, Анна, – Алексей протянул девушке саквояж, и она поднялась на ступеньки вагона.

– Анна! – окликнул ее Алексей, – я написал вам восемь писем.

– Но я ничего не получала, – растерянно выкрикнула она, стараясь перекричать шум паровоза.

– Да. Я не отправлял их.

Дрогнули колеса, и поезд тронулся.

– Барышня, пройдите в вагон, – сурово заметил проводник.

– Пожалуйста. Еще мгновение, – попросила Анна, глядя на стоящего на перроне Алексея.