Читать книгу Девятый круг. Ада - Юлия Верёвкина - Страница 5

В редакции было холодно. Сергей пил остывший кофе и набирал статью об абсолютной неготовности городских властей к чрезвычайным ситуациям: снег шёл уже неделю, но дороги так и оставались заваленными, а квартиры жителей, беззащитных перед чиновниками, – нетоплеными. Сергей знал, что пишет для людей, которые хотят прочитать, что за них заступаются только на газетной бумаге, а во власть приходят исключительно воры и бездельники, и слогом пользовался соответствующим.

В это время он был один в их корреспондентской комнатушке, гордо именуемой редакцией: девчонки разбежались по заданиям, а может, по магазинам – на то они и девчонки. За окном валил снег. Тут в дверь тихонечко поскреблись. Сергей весь сморщился от этого скребка: так скрестись могли только читатели, причём читатели, которым что-то надо. Напечатать про их сложную жизнь (или, того хуже, жизнь их детей-бабушек-дедушек…), разобраться с соседкой, пятый месяц не возвращающей сто рублей, или вернуть деньги за прошлый номер, который драгоценному читателю не понравился (а не то он перестанет покупать любимую газету). Так или иначе, они все чего-то хотели.

– Войдите! – крикнул Сергей, сворачивая вордовский документ и приготовившись к худшему.

Вошла девочка. Сергей удивился. Буйными читателями, готовыми ходить, звонить и писать в редакцию, оказывались, как правило, пенсионеры или те, кто скоро ими станет.

– Здравствуйте, – тихо сказала она, встав прямо перед ним.

Тут Сергей разглядел, что не такая уж она маленькая. Ей, похоже, было лет семнадцать. Его сначала сбили с толку две русые косы, свешивавшиеся из-под белой шапки с помпоном, и тонкое лицо, бледное без косметики. Посмотрев на неё внимательнее, Сергей ошеломлённо отставил кофе. Правильные черты, большие глаза, изящные кисти рук с ногтями, лишёнными лака… Девушка была неухоженна, слишком просто, по-детски, одета – но при этом довольно красива.

– Что вы хотели? – выдавил Сергей.

– Напишите! – вдруг крикнула она. – Напишите, что мы все умрём под снегом!

Сергей опешил. Девушка, которой впору было играть ангела в голливудском фильме, оказалась истеричкой. Он вздохнул – и смирился: в эту комнату приходили и не такие помешанные. Отводя глаза, чтобы не отвлекаться на странную прелесть этого бледного, почти прозрачного лица, Сергей сдержанно начал:

– Видите ли, предсказания мы не публикуем, мы пишем больше на социальные темы…

Девушка неожиданно нагнулась прямо над ним, опершись покрасневшими от мороза руками на стол.

– Социальные – это о людях, верно?

– Верно, – согласился Сергей, отъезжая на стуле к самой стене.

– Так и это для людей! Пусть знают! Скажите им, что Бог есть! Скажите, что им надо только успеть исправить всё, что они наделали. Времени больше не будет, пусть поймут! Нам немного осталось. Людей больше не будет.

– Ну зачем же их так пугать? – спросил Сергей. Странное дело, в этой холодной красоте не было ничего заманчивого, такого, что заставляло бы не отрывать от неё глаз; ему уже хотелось выставить девушку за дверь, скорее дописать текст и уйти домой. – Даже если наступит конец света…

– Свет останется! – перебила посетительница и объяснила: – Людей не будет.

– Хорошо, – поспешно согласился Сергей и подумал: ну почему он пять минут назад не ушёл покурить? Ведь хотел же. Тогда, может быть, она бы развернулась и ушла. – Только зачем им знать сейчас? Пусть поживут в своё удовольствие, уж сколько осталось.

– Да вы что! – крикнула она так гневно, что Сергей мрачно решил: нет, не ушла бы. – Вы хотите, чтобы они в свои последние дни продолжали грешить? Вы не понимаете! Если вы напечатаете предупреждение, у них время будет. Покаяться. Помолиться. Бога вспомнить. Прощения у людей попросить. Подготовиться. И может быть, Он спасёт кого-нибудь. Ноя же спас.

Ну почему на факультете журналистики не учат, как избавляться от подобных читателей? Как-то в редакцию пришёл старичок в шинели, который совал девочке-корреспондентке под нос осколок бутылочного стекла и доказывал, что это – откопанный на его огороде кусок метеорита. В другой раз приковыляла бабка, уверявшая, что по ночам её беспокоят марсиане, а собес почему-то ничего с этим не делает (главным образом она жаловалась на собес, позволяющий себе такую халатность, а не на марсиан). А теперь вот эта.

– Вам лучше в религиозную газету обратиться, – ещё сохраняя выдержку, посоветовал Сергей. – Мы на такие темы не пишем.

– Но у вас тираж больше? – требовательно уточнила она. Густые каштановые брови описали идеальную дугу.

– Больше, – нехотя признал Сергей.

– Так вас больше людей прочтут! И спасётся больше! Как же вы не понимаете? – И она посмотрела на него как на ненормального. Это совсем вывело Сергея из себя.

– Мы-об-э-том-не-пи-шем, – сквозь зубы процедил он.

Казалось, девушка расплачется. Она смотрела на него светло-серыми глазами так обиженно, словно он выбросил в окно её котёнка. Неожиданно она топнула ногой.

– Я сюда пешком пришла! К вам! Из Бердеевки! – завопила она. – Я же для вас! А вы не напишете?

Она и в самом деле расплакалась. Сергей почувствовал себя мерзавцем, издевающимся над ребёнком. И вдруг понял: несмотря на возраст, она же правда совсем девочка – по крайней мере, по сознанию.

– Ну, я поговорю с редактором, может, мы попробуем что-то такое написать. Как вас зовут? – с фальшивой участливостью спросил он.

– Маша.

«Маша! Ну конечно, Маша! – устало подумал Сергей. – А как ещё могут звать пророчицу Апокалипсиса. Да, она ведь и пешком откуда-то там пришла». Он нервно нарисовал в блокноте треугольник, тут же его замалевал и обратился к Маше, сцепив руки:

– Маша, а фамилия твоя как? – непроизвольно перешёл он на ты.

– Семёнова.

«Хоть не Иванова», – мельком подумал Сергей и записал девушку в блокнот.

– В школе учишься?

Она снова посмотрела на него с ужасом.

– Какая школа? Сейчас молиться надо, душу спасать! Я что, похожа на человека, который может заниматься пустяками в такое время?

– Нет-нет, совсем не похожа, – торопливо сказал Сергей, и это была первая искренняя фраза в разговоре. – Маша, видишь ли, я сейчас должен срочно дописать статью и бежать на интервью с… м-м… с губернатором! – Он представил себе, как бы засмеяли его девчонки, если бы слышали эти слова. – А ваше, бесспорно, очень важное сообщение, если редактор согласится, мы опубликуем.

– Вы мирской человек, – укоризненно сказала Маша. – Одумайтесь! Не о статьях и зарплате надо сейчас думать, а о спасении… Я могу не попасть сюда больше («Уже хорошо!» – облегчённо вздохнул Сергей), поэтому, если вы промолчите, вина за все беды падёт на вас. А губернатору тоже обязательно скажите, пусть срочно…

– Поверьте, он знает, что делать в такой ситуации! – заверил Сергей и вскочил. – Я забыл, мне надо срочно в… бухгалтерию. Машенька, всего доброго. Счастливой тебе дороги.

И Сергей ловко вывел Машу из офиса, а сам скрылся в бухгалтерии. Две девушки подняли глаза от бланков и удивлённо покосились на него.

– Спасаюсь! – Он развёл руками и пояснил: – Читательница. Особо буйно помешанная. Грозит концом света.

Девушки сочувственно улыбнулись. Прождав минут пятнадцать, развлекая бухгалтерш рассказом о пророчице Маше (те хохотали до упаду и напоили его кофе), Сергей осторожно вернулся в офис. Маши там уже не было.

– Уф! Бывает же… – Он подошёл к огромной карте области, висевшей на стене. – Бердеевка…

Он поискал село вокруг города: вряд ли Маша пришла пешком из какой-нибудь Тмутаракани – если, конечно, не наврала. Но среди пригородов никакой Бердеевки не оказалось. Сверившись с содержанием, Сергей нашёл её и присвистнул – до города от неё было километров пятьдесят.

– Врёт, – решил Сергей, но всё же пожалел, что хотя бы не предложил Маше чаю.

Кое-как достучав статью, он собрался домой.

Снег был повсюду. Он валил с неба, словно там, наверху, кто-то сбрасывал целые сугробы на землю. К остановке он пробирался чуть не по колено в снегу. Прождав двадцать минут, он так и не увидел своего автобуса, да и никакого другого: транспорт ходил из рук вон плохо. Сергей выкурил третью сигарету и пошёл пешком.

Попав наконец в квартиру, он был в снегу с капюшона до ботинок. Лерка, похоже, унеслась на свидание. Сергей рассеянно подумал, что их у неё слишком много, привычно поставил воду на пельмени, с удовольствием отметил появление нового тюбика зубной пасты в ванной и потому совершенно не удивился отсутствию хлеба.

После миски пельменей он полез в кладовку – в квартире было холодно, а хозяйка говорила, что у неё есть поролон; отвёртка тоже нашлась, между бутылкой уксуса и вязаными носками. Поражаясь своей домовитости, он под бормотание телевизора начал затыкать окна в комнате.

– В ближайшие две недели по вине циклона с Атлантического океана в центральном регионе потепление так и не наступит, и средняя температура воздуха в начале августа ожидается десять градусов ниже нуля, – сообщила дикторша из прогноза погоды, глянцево улыбаясь.

Сколько?! Сергей обернулся к телевизору (девушка уже рекламировала капли от насморка), оступился, табуретка грозно качнулась, и он, ловя руками воздух, полетел на пол. Морщась и костеря синоптиков, снег и табуретку, он обнаружил, что не только набил синяк на ноге, но и ухитрился задеть отвёрткой обои, и теперь приличный кусок белой бумаги в блёстках болтался, наполовину оторванный, у балконной двери. Сергей вновь высказал всё, что он думает об отвёртке, обоях и ещё раз о снеге, и побрёл за клеем, надеясь, что за шторами следов падения никто не заметит. Он уже намазал было край бумаги, как вдруг заметил что-то между бетонной стеной и обоями. Сперва подумал, что ему показалось, но всё же осторожно просунул руку и вытащил конверт. Обыкновенный, без марок и надписей. Запечатанный. «Оригинальное место для заначки», – усмехнулся Сергей и без колебаний оторвал край фотографии.

Всё его профессиональное и человеческое любопытство вспыхнуло так, что у него дрогнули руки, когда он доставал их из конверта. Увы, там не оказалось губернатора в бане, хлещущего водку и лапающего пару-тройку девчонок. По большому счёту, было вообще непонятно, зачем снимки понадобилось столь добросовестно прятать.

Глядя на фотографии, Сергей сначала не мог понять, что в них не так, но вскоре заметил: девушка на всех была с завязанными глазами. Или девочка: он не мог точно сказать из-за её крайней, почти фантастической худобы и крохотного роста – судя по тому, каким огромным по сравнению с ней казалось кресло. Она сидела на его ручке в одном красном полотенце – и с ярко-алой повязкой на глазах. Её сняли крупным планом, так, что виднелись капельки на коже. У девушки были пышные светлые волосы до плеч и личико с такими изящными скулами, что впору ей рекламировать пудру и тональный крем. На тоненьком, детском пальце – массивное серебряное кольцо с чёрным камнем. На другой фотографии она улыбалась из ванны – над толстым слоем пены. На третьей уже красовалась в чёрном вечернем платье с голой спиной, с бокалом шампанского и каким-то парнем в пиджаке, стоящим вполоборота к объективу так, что лица не было видно. Тот же красный шарфик на глазах. На четвёртой – улыбалась из-под шёлкового одеяла. А на пятой был мужчина с обнажённым торсом и светлыми волосами, собранными в хвост; он стоял в вечернем свете в профиль к окну. Его глаза скрывал всё тот же алый шарф.

И больше ничего. Довольно невинно. Сергей недоумённо пожал плечами. Он ещё раз повертел снимки в руках и заметил надпись очень мелким почерком – на том, где девушка была в ванне: «Хочешь знать, кто меня фотографировал?» Сергей помедлил секунду и убрал снимки себе в сумку.

Заканчивая возню с окнами, он замер, нахмурившись, и кинулся к сумке. Достал фотографии, нашёл мужчину с завязанными глазами и, присмотревшись, кивнул сам себе. Так и есть: шторы на снимке были точно такими же, как те, что висели в комнате.

Вечером пришёл Макс, как всегда небритый и лохматый, но запах его одеколона проник в квартиру ещё от лифта. Сергей познакомился с ним пару лет назад, когда приехал в город после армии и, поступив на журфак, устроился в местную газету – в одну из тех, куда юношей брали, почти не глядя на опыт работы, хотя бы ради того, чтобы разбавить женский коллектив. Попав на первую в своей жизни пресс-конференцию, он чуть не сшиб камеру оператора с местного телевидения, а потому сначала узнал цену камеры, а уж затем – имя будущего друга. Столкнувшись ещё пару раз, они решили выпить вместе. Словом, уже два года Макс был лучшим – да что там, и единственным – другом Сергея. Лерка на него одно время поглядывала с интересом, и даже, кажется, у них была коротенькая интрижка за спиной Кати, но Сергей об этом старался не задумываться – мало ли с кем крутила его сестра, главное, что держались они в присутствии друг друга непринуждённо и в меру иронично.

Макс жаловался: на тупость девчонок, с которыми работает («она двух слов связать не может, а я стою, как дурак, с включённой камерой»), на начальницу («именно я, и никто другой, вкалываю уже третье воскресенье подряд»), на снег («с ума все из-за него посходили») и на подругу («она думает, что мне самому по приколу работать в выходной»). Он вёл не к тому, что у него тяжёлая жизнь, а к тому, что нужно срочно расслабиться в баре.

По засыпанному снегом городу автобус полз до центра полчаса вместо обычных семи минут. За бутылкой пива Сергей, которому надоели жалобы приятеля, рассказал о визите пророчицы Маши. Макс пустился в философию.

– До чего заштамповано сознание наших людей! Вот смотри: ну, выпал снег в июле. Аномалия? Аномалия. Но чего сразу орать про конец света? Между прочим, в истории человечества случались сотни таких аномалий, и ничего.

– Ага, и среди них – Всемирный потоп, – напомнил Сергей.

– Таких катаклизмов – единицы. И все они случились до нашей эры. А таких вот несезонных явлений было пруд пруди. Но всегда, во все времена, находились такие вот психи, как эта твоя девчонка, каркающие про Апокалипсис и покаяние. Хотя обычно пророки – дряхлые старики, которым больше нечего делать. Кстати, вчера Катька вычитала, что в Смутное время у нас два года подряд снег выпадал в августе. Ну, тогда, конечно, было не очень клёво, голод и все дела, но никакого конца света не произошло. Нужно же, в конце концов, разнообразие…

– Классное разнообразие, – фыркнул Сергей. – Весь август промёрзнем и проторчим в пробках, а к ноябрю всё растает, и будем месить грязь и жариться, когда дадут отопление при плюсе на улице – спорим на текилу? Да, и все тут же опять завопят, что скоро конец света: зима-то бесснежная будет…

– Вот я и говорю: сознание заштамповано, – авторитетно заявил Макс и пошёл заказать ещё пива.

В баре набралось много народу, все столики и большинство мест у стойки были заняты – давал знать о себе вечер пятницы. Дружеские компании, парочки, женщины средних лет, решившие расслабиться после трудовой недели. Уставшая официантка сновала меж столиков, пухленькая девушка в окружении подруг громко сомневалась, стоит ли заказывать пирожное, мужчина в выцветшем свитере пил пустой чай в одиночестве, но с блаженным выражением на лице… В очередной раз открылась дверь, по ногам пахнуло холодом с улицы, и Сергей машинально бросил взгляд в ту сторону. Сладостно-лёгкое опьянение как ураганом унесло. Вернулся Макс с пивом.

– А барменша тут ничего…

– Спрячь меня! – попросил Сергей, тоскливо глядя на вход.

Макс озадаченно посмотрел на друга и обернулся.

– Ты что?

– Там эта… Маша. Пророчица, – простонал Сергей. Ну что ей не топалось в свою Бердеевку? Долго ведь идти, лучше б заранее. А может, ей просто надо было денег дать на автобус?

– Ух ты! Наверное, будет весело, – обрадовался Макс. – Ничего себе! Она гналась за тобой аж досюда? Если девочка по своей привычке притопала пешком, она порядком промёрзла. Ну что тебе сказать, цени такую преданность!

– Хватит скалиться! – Сергей настороженно следил за знакомой фигурой. Маша встала посреди бара, осматриваясь. Появилась лицемерная мыслишка, что она могла просто зайти перекусить.

– Послушайте! – крикнула она. Из-за громкой музыки на неё сперва почти не обратили внимания: мало ли кто и что кричит знакомым. Сергей же подумал: началось. Макс тоже это понял и смотрел на Машу вполоборота с видом зрителя, полгода ждавшего премьеры. Казалось, он вот-вот зааплодирует.

Но посетители бара ещё не поняли, что спектакль начался: они ели, пили, шутили, и Маша, совсем побледневшая, вновь призвала:

– Да послушайте вы!

– Убавьте музыку! – попросила она барменшу. Та что-то ответила, видно, огрызнулась, и Маша решила спасти её грешную душу. Вот тогда всё больше голов начали поворачиваться в её сторону.

– Вы одержимы! Это бес вам велит не делать тише сейчас, когда это надо людям!

Смуглая барменша с бровями вразлёт опешила.

– Слушайте же! Мы – последние люди на земле. Мы увидим конец света! За наши грехи мы все погибнем! Снег – это знак. Знаки были и раньше, но теперь решено. Как только я увидела снег, я вышла из дома и пошла сюда, чтобы вы поняли: сейчас нельзя объедаться и пить вино…

– А водку можно? – крикнул парень из-за стойки. Остальные в баре ещё не поняли, что, собственно, происходит, и неуверенно улыбнулись.

– Шутки не спасут! – Маша, подобно карикатуре на пророков, возвела руки к навесному потолку. – Конец света наступает – бегите отсюда! Бегите в храмы, бегите от суеты!

– А ты прав, – хмыкнул Макс. – Она занятная. Стоит посмотреть.

– Ага, куда уж занятнее. – Сергей чувствовал себя неловко. Ему почему-то казалось, что на нём какая-то отметина, клеймо, указывающее на его знакомство с Машей, а все это видят и думают, что он тоже психопат.

Между тем в баре понемногу пришли в себя. Женщины полезли за кошельком, думая, что девочка просто просит милостыню, а конец света – что-то вроде рекламного хода.

– Сбор средств на спасение от конца света, – прокомментировал Макс, заметив несколько рук, приготовивших по десять-двадцать рублей.

Барменша наконец сориентировалась.

– Девушка, покиньте заведение, – железным тоном сказала она.

Маша пришла в ужас от такой закоснелости в грехе.

– Вы не понимаете! Конец света!

Но охранник, посмеиваясь, уже выводил её за локоть:

– Да-да, конечно, конец. Иди уже отсюда.

Маша кричала и стращала прелестями загробной жизни до тех пор, пока дверь за ней плотно не закрыли.

Некоторое время в баре озадаченно молчали, потом поползли разговорчики и смешки. Барменша, размахивая обнажёнными до плеч длинными руками, выплёскивала своё возмущение. Охранник, следя бездумными глазами за игрой света и тени на её загорелой коже, механически кивал в знак согласия.

Макс некоторое время тоже любовался азиатской красотой барменши, а потом глубокомысленно произнёс:

– Старцы, которые потрясают костылями, – это ещё понятно. Но ей-то зачем вся эта шумиха? Популярности, что ли, ищет? Что ей не бегать по подружкам и не целоваться в клубе с парнями? Вон, и фигурка ничего. Пешком она пришла… У неё что, других дел нет? Могла бы книжки читать, на худой конец. Она же где-то учится?

– Ты что! Учиться, когда на носу конец света? – засмеялся Сергей. – Она девушка серьёзная, такими пустяками не занимается.

– Ага, только ходит по городу и мешает честным людям пьянствовать, пока время ещё есть, – словом, портит нам последние дни. – И Макс пошёл знакомиться с барменшей, чтобы не омрачать себе апокалипсис.

Домой Сергей шёл один, махнув рукой на так и не приехавший автобус. Ему удалось проводить Макса домой, хотя тот под хмельком рассуждал, что поговорить с красивой девушкой – ещё не измена. В прихожей друзей встретила Катя. Она устало улыбнулась Сергею, поблагодарила и догадалась не приглашать на чай, и он в очередной раз почувствовал уважение к ней, даже за такую мелочь. Каждый раз, когда его звали в чужую, пропахшую посторонней жизнью квартиру, Сергею становилось не по себе: сидеть в чьей-то кухне и говорить ради того, чтобы что-то сказать, пить чай, которого совершенно не хочется, и есть печенье, на которое даже не посмотришь в магазине, – нет, не по нему такие вечера. Катя куталась в широкий свитер и снисходительно смотрела на Макса, который, оказавшись дома, помрачнел. В такой доброй семейной обстановке Сергей их и оставил.

Снег трещал под ногами не хуже телевизора во время профилактики на канале, прохожие прятали носы в перчатки, пуховик отказывался греть на таком холоде, до дома оставалось идти семь остановок, и Сергей в очередной раз подумал: а чем было плохо обычное, традиционное тёплое лето без этой арктической экзотики?

Он сначала сам не понял, почему остановился. Свет фонаря мягко лился на ночную улицу, искрились сугробы, в городе было тихо… Сергей стоял у подземного перехода и тупо смотрел перед собой. «Наверное, перебрал». – Но он прекрасно помнил, что выпил немного. И всё-таки стоял, недоумевая, что делает асфальт – много асфальта! – и снег там, где должна быть лестница вниз.

– Да, обвалился переход, – констатировал женский голос у него за спиной. – И я вообще удивляюсь, как он столько просуществовал, – его, как и всё в этом городе, не ремонтировали с самой постройки.

Сергей испуганно обернулся. Рядом стояла крошечная девушка, у которой из-под пушистого капюшона видны были только глаза и малюсенький нос. Он обернулся. Ему вдруг стало жарко. Он рывком достал из сумки фотоаппарат, но тот лишь тренькнул и написал, что батарея разряжена, – старая редакционная техника отказывалась работать на морозе. Сергей выругался. Надо звонить редактору, сделать снимки, поговорить с МЧС…

– А небо звёздное. Как в нормальном августе, – радостно заключила девушка, задрав голову. Она, задумчиво закусив палец, изучала чёрное небо над белым городом.

Сергею снова сделалось холодно, да так, что он едва сдержал зубы, которые рвались исполнить чечётку. Озноб прокрадывался в каждый закоулок его кожи, и Сергей почувствовал странную беспомощность. В городе обвалился подземный переход! Неслыханное событие! Где, чёрт возьми, МЧС? Почему не видно их синей формы? Где скорая? В переходе вполне мог кто-то находиться! И почему, почему здесь не толпятся журналисты?

Вокруг не было никого. Крошечная девушка продолжала исследовать звёзды. В нескольких окнах многоэтажек ещё горел свет, за тёмными квадратами, которых насчитывалось большинство, горожане мирно сопели в подушку. Завтра они выспятся после рабочей недели, пропустят новости и решат не выходить из квартиры в такую холодину. Потом-то, конечно, всколыхнутся… Но сейчас то, что принято называть «местом происшествия», пустовало. Пустовало как-то естественно и страшно. Как будто это нормально.

«Может, это случилось только что? Ну, совсем недавно?» – мелькнуло у Сергея. Но перила у первой ступеньки были так основательно согнуты и даже припорошены снегом и так было не по-городскому тихо, что его охватило сначала бессилие, а потом апатия. Сергей даже не расстроился, увидев, что сотовый тоже разряжен и, следовательно, он не может позвонить ни редактору, ни в МЧС.

– М-да… – бессмысленно протянул он.

Шоссе на три километра было перегорожено забором, до следующего, надземного, перехода оставалось минут десять ходьбы. Сергей закурил, неуверенно сделал два шага по дороге и не выдержал:

– Ерунда какая-то. Крупнейшее ЧП – а здесь ни души.

– Значит, и нам здесь делать нечего, – улыбнулась девушка.

– Вам далеко?

Оказалось, она живёт пятью домами дальше Сергея. А ему вдруг стало легко от осознания, что он не может ничего сделать. Дурачась, он очень серьёзно предложил девушке руку:

– Разрешите вас пригласить в удивительное путешествие по Ленинскому шоссе. Кроме нас, в городе, похоже, никого нет. Будет интересно. Всё равно что идти по вымершей Атлантиде. Кто знает, может, её катастрофа началась с того, что кто-то не заметил обрушившийся мост.

Он сам не понимал, что несёт, и ему это было всё равно. Если все сколько-нибудь ответственные службы города не заметили такого события, он вообще отказывается что-либо понимать.

Девушка шла как-то вдумчиво – как будто перед тем, как поставить ногу на снег, прикидывала в уме, как и зачем это сделает. Осмыслив сравнение с Атлантидой, она сказала как бы между прочим:

– Давно что-то не исчезали цивилизации. Как-то скучно. Представляешь, – она сразу перешла на ты, – замёрзнем мы тут, а лет через пятьсот люди будут находить наши зубные щётки и коробки из-под дисков и воссоздавать по ним наш быт.

Сергей усмехнулся.

– Кстати, в России то и дело вымирают целые деревни, в которых нет молодёжи, а старики копят гроши, которые им бросило государство, на собственные похороны. И мы не знаем, да и вряд ли когда-нибудь узнаем, какие деревни у нас были и когда их не стало. Знаешь, сотни таких маленьких атлантид, заброшенных где-нибудь под Тамбовом. И если Атлантида ушла под море, вулкан там взбесился или ещё что, то эти деревушки умерли, что называется, своей смертью.

Она обдумала его слова; у неё было очень выразительное лицо: она чуть нахмурилась, потом сосредоточенно кивнула какой-то своей мысли, улыбнулась так, словно про себя вздохнула, поняв что-то. Сергея такое внимание к его словам вдохновило.

– Впрочем, герои частенько спасали мир – по крайней мере, если верить Голливуду. Ну и в литературе они как минимум пытались это сделать.

На круглом лице девушки снова отобразилась целая гамма эмоций: брови, носик, глаза со смешинкой, ресницы – да что там, каждый миллиметр её кожи как-то отреагировал на сказанное. Она нагнулась и взяла горстку снега тоненькими детскими пальчиками; он быстро таял на её ладошке.

– Знаешь, а ведь подвиги всех героев были, в сущности, напрасны. Или не слишком нужны.

Сергей с интересом посмотрел на неё, ожидая продолжения.

– Сам посуди: если бы мы на какое-то количество минут раньше оказались здесь и как раз были бы в переходе, когда он обвалился, что это изменило бы? Сейчас мы умрём или через пятьдесят лет – всё равно: нам и тогда будет казаться, что это произошло слишком рано. По-настоящему это важно для наших близких, но не для нас самих. Мы бы не успели подумать ни о смерти, ни о том, что мы ещё хотели сделать в этой жизни. Герои спасали людей от физической гибели, верно? Но помнишь, как пишут в сказках: двум смертям не бывать, а одной… ну, ты знаешь. И она наступит всё равно не вовремя, мы точно не будем ей рады… А если, не дай Боже, будем – то зачем нужна была такая жизнь? Герои дают нам не спасение – отсрочку. Мы все умрём – рано или поздно. И ни ты, ни я ничего с этим не сделаем. Да, если кто-то спасёт нас, мы будем ему благодарны – но лишь потому, что остались живы. В противном случае нам будет уже наплевать. По сути, все герои – коллекционеры благодарностей, точнее, благодарных им людей.

– Тем не менее они же хотят, как лучше, – заметил заинтересованный Сергей.

– Да ну? – Дюймовочка насмешливо сморщила носик. – Не знаю… В Средние века писали романы о благородных рыцарях, сейчас снимают фильмы с Брюсом Уиллисом… Только в умных книжках пишут, что в реальности рыцари на каждом шагу жгли, насиловали, пытали и убивали, делали бедных и несчастных ещё беднее и несчастнее, а принцесс уж точно не спасали… ну, максимум брали в плен ради выкупа. Наверное, так и было… По крайней мере, я что-то Брюсов Уиллисов на улице не встречала.

Маленькая девушка говорила, и её ладошки без перчаток мелькали в непрерывной жестикуляции, словно она доказывала это не только ему, но и невидимому собеседнику, который не мог её слышать.

Сергей хотел было вставить что-то в защиту современников, но внезапно она остановилась и расхохоталась. Сергей огляделся, но не понял, что могло вызвать её смех, – они все так же шли по улице, мимо не работавшего из-за снега фонтана и поставленного год назад небольшого памятника Сергию Радонежскому. Он протягивал руку, благословляя нарядное жёлтое здание – областную думу.

– Это ещё кто? – продолжая посмеиваться, спросила она.

– Сергий Радонежский, – пожал плечами Сергей.

– Что он здесь делает? Улица вроде бы Ленинского Комсомола?

Сергей недоумённо глянул на неё.

– Это уже три года Сергиева улица.

– Забавно!

Её улыбка – нежная, напоминавшая, что принадлежит женщине, пусть и детского телосложения, – наполовину скрывалась в пушистом воротнике.

– Когда-то, ещё до Ленина, веке так в восемнадцатом-девятнадцатом, это была Разгульная улица. Знаешь почему? В этом вот здании был бордель. После революции его решили облагородить, проституток выгнали на улицу и велели проштудировать Маркса, и в здании поселились местные партийные шишки. После перестройки здесь была почта, а лет пять назад обсуждалось, сделать здесь театр или торговый центр. А решили – думу? Прикольно! Самое место! Но с Сергием Радонежским явно перестарались.

Сергей рассмеялся.

– Надо же! Не знал! А где ж ты была, что только что всё это заметила?

Она неопределённо развела руками:

– В другом городе. Я четыре года здесь не была.

– Почему?

– Училась… Да и вообще я не совсем отсюда – из одного маленького городка, глухой, вернее, уже давно совсем оглохшей провинции. Здесь у меня жили двоюродный брат и тётя. Я у них жила, когда училась в художественном училище. Правда, я его не окончила – перевелась в другое, далеко… Так уж сложилось.

– А теперь снова к брату приехала?

Девушка задумчиво улыбнулась и посмотрела на него с каким-то неуловимым подтекстом. В темноте играли и мерцали её тёмные глаза. Она медленно покачала головой.

– Он теперь тоже здесь не живёт.

– А тётя?

– Не знаю. Вряд ли она обрадуется, если я зайду к ней это проверить. Она убеждена, что я – худший вариант племянницы.

Сергей подумал, что она наговаривает на себя, – такой милой казалась ему эта маленькая девушка, капюшон которой маячил на уровне его локтя.

– Ты давно приехала?

– Не очень. Сегодня утром.

Сергей не смог скрыть удивления и остановился на секунду.

– Ты серьёзно?

– Ну да. Ой, снег опять пошёл!

С неба действительно снова посыпались снежинки и мягко оседали в складках её куртки. В городе по-прежнему было тихо.

– У моего мужа здесь родители жили…

Мужа? Сергей недоверчиво смотрел сверху вниз на её капюшон. Он думал, ей лет шестнадцать… ну ладно, восемнадцать. Ах да, она же сказала, что отучилась… Ознобом прокатилось по позвоночнику разочарование.

– …Они нам и помогли квартирку здесь купить, а сами к дочери на север уехали. Там, где мы познакомились, у нас вообще никого не было, он тоже учился.

– Значит, ты не пригласишь меня на кофе, – с улыбкой заметил Сергей.

Она тоже усмехнулась.

– Ну отчего же? Приглашу… С мужем познакомишься. Хочешь?

Они переглянулись и рассмеялись.

– А я-то, дурак, уже подумал: может, у нас с тобой такая любовь будет… Смотри, как романтично: они познакомились у обвалившегося перехода…

– Ага! – Сейчас из-под её капюшона Сергей видел только улыбку, мягкую, умную, и кончик носа. – А тебе не кажется, что это плохая примета? Впрочем, я не уверена…

Сергей тоже улыбался. После того как он увидел обвалившийся переход, который город просто не заметил, ему неожиданно стало так безмятежно и хорошо, словно в детстве на летних каникулах в их с Леркой деревне.

– Ты любишь кого-нибудь?

Именно так, а не банальное: «У тебя кто-нибудь есть?» Она спросила это таким же тоном, каким обычно уточняют, чем заправлять салат.

– Нет.

Она кивнула так понимающе, что он поспешил пояснить:

– Я никогда не страдал от одиночества – не в том смысле, что не знаю, что это такое, а в том, что не страдал от него. Мне хорошо одному. И при встрече с любым, даже интересным мне человеком, девушкой, я не могу определиться, с кем мне лучше: с собой или с ней… В том, что я пошёл в журналистику, есть некая издёвка. Или, если хочешь, вызов – не знаю, как назвать. Я не нуждаюсь в людях – разумеется, кроме самых близких. То есть, я понимаю, что, наверное, завыл бы, если бы год прожил, никого не видя, – но общаться с кем-то меня не тянет. Неинтересно. Я попадаю в компании из ощущения, что так надо, – ну вроде как вынести мусор или помыть посуду: и неохота, и никуда не денешься. Какого чёрта я пять дней в неделю разговариваю с самыми разными людьми и делаю вид, что мне интересны их проблемы и их жизни, – сам, хоть убей, понять не могу.

– Тебе быстро надоедают люди? – Чёрные глаза внимательно смотрели на него сквозь мех; снежинки плотно окружили её лицо, и в свете фонарей было видно, что на висках и щеках у неё остались мерцающие дорожки от катившихся капелек.

– Да, наверное. Я устаю от них. Могу обидеть человека, хотя совершенно этого не хочу. Потом накручиваю себя, какой я гад, прихожу домой, падаю на кровать и пытаюсь просто забыть, что за стенами квартиры есть ещё что-то и кто-то…

Они подошли к обрюзгшей от балконных пристроек серой пятиэтажке – её дому. Во дворе валялись перевёрнутые качели, уже давно вклинившиеся в землю в таком искалеченном виде. Сергей присел на холодный бортик.

– Это, наверное, изощрённая форма самовлюблённости – считать, что от самого себя мне намного больше проку, чем от всей планеты. А любовь… она приходит – и уходит, когда я понимаю, что знаю наперёд всё, что она скажет, сделает, подумает… Нормальные люди в этом случае испытывают нежность, а я псих какой-то. Сначала становится всё равно, со мной она или нет, потом просто скучно, начинаешь думать, чем бы я мог заняться или, наоборот, не заняться, если был бы сейчас один. А потом начинаешь раздражаться. Злишься на себя, на неё, на то, что все человеческие отношения, как бы они ни начинались, всё равно вгоняются в одни и те же рамки. А дальше – уже просто тоска зелёная. Вот я тебя совсем не знаю – мне с тобой интересно, охота перья распустить и всё такое. Если бы у тебя не было никакого мужа, мы бы сейчас стали целоваться и разошлись бы, или не разошлись, счастливыми людьми. А прошло бы с полгода – и всё, нет сказки, есть скучное «моя подруга». Я не хочу тебя обидеть, что ты, может, какая скучная, – нет, ты можешь быть самой замечательной, умной, интересной девушкой – да ты такая и есть, я не сомневаюсь. Просто я такой.

Она отошла чуть назад и неожиданно заслонила ему глаза замёрзшей ладошкой.

– И когда тебе станет скучно, ты закроешь глаза. И сможешь забыть, что я – это я. И тогда в твоих руках окажется любая женщина. Понимаешь? Ты можешь метаться от женщины к женщине – а можешь просто закрывать глаза.

У Сергея пробежали знакомые мурашки от затылка к лопаткам. Её холодные пальчики слегка давили на его веки. Их город вдруг стал Атлантидой, заброшенной и погибшей, где они неожиданно встретились на пустых улицах и оказались единственными спасшимися людьми.

– Снега-то сколько! – Она убрала ладонь, и Атлантида исчезла – остался двор, пивные бутылки под лавками и ночные новости, которые доносились из чужой форточки.

– А ты не думал, какое классное выражение: «Они гуляли под чистым августовским снегом»?

Она улыбнулась и помахала ему рукой:

– Счастливо. – Достала из кармана ключи и скрылась за железной дверью подъезда.

Сергей остался один на сломанных качелях. Вокруг неслышно падал снег. Гас свет в окнах. За каким-то из них она сейчас сняла куртку и поцеловала мужа. Как все. Как положено.

Он встал, несколько огорошенный, и побрёл к своему дому. На снежной дороге валялись почерневшие листья клёнов. Козырёк над подъездом обзавёлся небольшим сугробом. Во дворе стоял снеговик, холодно блестели в свете окон покрывшиеся тонкой корочкой льда обломки качелей. Глянув на них, Сергей ощутил, как пробежали мурашки от затылка к позвоночнику. На глаза как будто снова легла крошечная ладошка той девушки.

В лифте Сергей вспомнил, что не спросил её имени.