Читать книгу Безвременник - Юрий Дмитриевич Проценко - Страница 7

Письмо Фотия
5

Оглавление

Ввалившись в прихожую, Филипп непроизвольно сделал шаг назад, прислонился спиной к двери и некоторое время не двигался, как бы собирая силы для последнего рывка. Потом медленно начал раздеваться: расшнуровал и скинул низкие кожаные сапоги, сбросил пропитанный потом и грязью комбинезон. Из бесформенной, пахнущей дымом кучи поверженного на пол обмундирования по привычке извлёк отягощённый кобурой ремень, с ним в руках босиком прошёл в ванную.

Водопроводный кран не издал даже хрипа. Филипп выругался. Отправился в кладовую. Отыскал грязную простынь, обернулся ею, вытер ноги валяющейся у порога рубашкой и вошёл в гостиную.

Пять дней назад он был срочно отправлен в горы. Там начались перекинувшиеся затем и в город вооружённые столкновения между общиной Фотия и возникшим год назад Фронтом очищения Финикии. Всё это время Филипп действовал как хорошо отлаженный автомат, чётко выполняющий заданную программу. Лишь теперь он мог попытаться осмыслить происшедшее. Однако занятие это оказалось ему не под силу: опустившись на софу, он мгновенно провалился в мягко обволакивающее, туманное забытьё.

Прошло около трёх часов, когда у него появилось ощущение чего-то мешающего спать. Постепенно, с неохотой пробуждаясь, он наконец понял, что это телефон, надсадно призывающий к себе в другой конец комнаты. Филипп вынужден был подняться и, недовольно бормоча что-то бессвязное, подойти к нему и снять трубку.

Звонил Ананий. Удивительно противным голосом извинился за беспокойство, сообщил, что ждёт к себе.

– Прямо сейчас? – удивлённо спросил Филипп.

– Прямо.

– Я тут весь в грязи, брат Ананий, как не знаю кто. Воды нет.

– У нас уже включили. Проверь.

По тону куратора Филипп понял, что отвертеться не удастся.

Душ на сей раз разразился мощным, как из брандспойта, ржавым потоком.

* * *

Не прошло и часа, как Ананий уже встречал Филиппа, стоя посреди своего кабинета, пожал ему руку.

– Отца похоронили вчера вечером, как только перестали стрелять. Сам понимаешь, без особых церемоний. Прими соболезнования.

Филипп кивнул.

– Теперь о деле. Ты ещё не знаешь?

– О чём?

– Ну да, спал…

– Спал.

– Никандр выступил по телевидению, – Ананий принялся покусывать дужку очков, которые держал в руках. – Отрёкся от звания Пастыря.

– Что?! – Филипп встряхнул головой. – Отрёкся? Не понял…

– Здоровье. У него почки давно ни к чёрту. Теперь ещё и сердце…

– Всё равно странно.

– Ладно, – недовольно отмахнулся Ананийу, – об этом позже. Сейчас другое.

Ты, Розенберг, будешь выпускать на свободу Марка Рубина. Понятно?

– Не совсем.

– Это решено с Елицем.

– С Елицем? Ах, да с Елицем… – усмехнулся Филипп и осёкся: лицо Анания сделалось каменным. – А зачем выпускать?

– Сейчас объясню, – с оттенком угрозы произнёс куратор. Он явно был задет и ещё не определил, как наилучшим образом прореагировать на бестактность подчинённого. – Главное, не спи, Филипп! – Голос его стал резким и настойчивым. – Не спи! Соберись и внимай.

* * *

Когда получивший необходимые инструкции Филипп Розенберг удалился, Ананий не сдвинулся с места, уставился на только что закрывшуюся дверь. Намёк, сделанный сыном покойного Саймона, порядком вывел его из себя. Он вдруг ясно понял то, что прежде лишь смутно проступало из подсознания. Показалось, будто посторонним неожиданно стала известна хранимая им тайна, и сделался он беспомощным и уязвимым.

Знали бы чиновники из администрации Яффского университета, кем через неполные три десятка лет станет исключаемый ими за участие в студенческих волнениях третьекурсник факультета юриспруденции Ананий, который и в бунтовщики-то затесался совершенно случайно. Но даром предвидения отцы-преподаватели не обладали, и судьба будущего куратора КОС была решена.

Позже, работая в небольшой типографии, более от обиды, нежели в силу убеждений, примкнул он к Движению Фотия. И неожиданно для себя стал со временем играть в нём заметную роль. Отвергнутый обществом сытых, здесь, в обществе бедных, обрёл он признание и авторитет.

Когда в Финикии решали, кто займёт в создаваемом Конгрессе место Рубина, за Анания проголосовали единодушно. А вскоре быстро растущая община стала нуждаться в особой группе людей, которая была названа Когортой общинного спокойствия. И Анания назначили её куратором.

Он сумел поставить дело – отбирал людей, посылал учиться. Ни одному из планов уничтожения общины, коих немало разрабатывалось в Иудее, не суждено было осуществиться. Система, Ананием выпестованная, сбоев не давала. Теперь, через двадцать лет, ему не было стыдно за результаты своей работы. В том, что община не только устояла, но окрепла и усилила своё влияние, заслуга его была немалой.

В Конгрессе Анания уважали, а некоторые и побаивались. С ним всегда советовался Никандр, который через каждые пять лет регулярно переизбирался Пастырем, старался сблизиться и Елиц.

С ним, с Елицем, история вышла необычайная. Через год после основания общины, он, известный лидер молодых иудейских штурмовиков, неожиданно объявился в Финикии и предстал перед Конгрессом. Просьба его повергла всех в глубокое изумление. Елиц, ярый враг Движения, умолял простить его, уверял, что осознал правоту Фотия и готов все силы свои отдать на его дело.

Настороженно встречено было покаяние Елица, иные не скрывали враждебности, кто-то предложил перебежчика попросту удавить. И неизвестно, чем бы всё кончилось, не вмешайся вовремя Ананий. Смекнул проницательный куратор, что немало пользы сможет принести этот молодой, энергичный и перспективный иудей. Сумел настоять на своём. И не ошибся.

Уже вскоре Елиц заставил говорить о себе с уважением. Удивляли его работоспособность, редкий талант организатора, железная воля. А через одиннадцать лет Елиц, к тому времени создавший за границей несколько дочерних общин, был избран в Конгресс. Ананий внимательно присматривался к набирающему силу управленца Елицу. Не сомневался – в отличие от многих членов Конгресса предан тот делу Фотия до фанатизма. Да что там предан – явно видит здесь особое своё предназначение и рвётся к власти.

Вот при этой-то мысли неизменно начинал куратор КОС Ананий испытывать изрядное беспокойство. Понимал: хороши такие люди, как Елиц, лишь до определённого предела. Понимал. Но ничего не предпринял. И вот теперь сомнений нет – станет Елиц, а не он Пастырем.

«Но почему так неожиданно, не предупредив, ушёл Никандр? – подумал Ананий. – Станет Елиц Пастырем. А ведь я его боюсь», – заключил вдруг.

Безвременник

Подняться наверх