Читать книгу Безвременник - Юрий Дмитриевич Проценко - Страница 8

Снова заскрежетала отпираемая дверь. Марк, вздрогнув, сел на кровати. В камеру с облезлым стулом в руках вошёл Филипп. Поставил стул (спинкой вперёд) у противоположной кровати стены, оседлал и, положив на спинку руки, уставился на заключённого.

– Видок, однако, у тебя не ахти, – констатировал он. – Но ничего. – Филипп повернулся к стоящему в дверях охраннику. – Давай его в караулку, пусть приведёт себя в стоящий вид. Только быстро. Ты не против, сын Урии? Одежду я тебе привёз. Вперёд!

Марк воздержался от вопросов и не стал мешкать, тотчас же вскочил с кровати.

Филипп остался в камере один. Его клонило в сон. Две двойные порции кофе слегка взбодрили, но ненадолго. Голова трещала. Он зевнул. Когда через полчаса экипированный по последней моде Марк снова очутился в камере, Филипп спал, уронив голову на руки. Караульный осторожно тронул его за плечо.

– А? – Филипп сразу проснулся. – Всё? Хорошо, ребята, оставьте нас, я позову.

Он протёр глаза. Марк оперся плечом о стену.

– Тебя решено отпустить, – сказал Филипп. – Не настораживайся. Не просто так, конечно. Контракт заключим. Да? Взгляд что такой тупой? Слышишь меня?

– Слышу, – пробормотал Марк.

– Ну слушай дальше. До истечения названного тобой срока осталось два дня. Через сорок минут – самолёт на Александрию. Я тебя провожаю – ты летишь. Устраивает? А вот на-ка, подпиши теперь это, – Филипп протянул Марку сложенную вчетверо бумагу. Тот подошёл, с нарочито равнодушным видом взял её, небрежно развернул.

– Никаких оговорок, – продолжая зевать, предупредил Филипп. – Ты помогаешь нам – мы помогаем тебе. Согласен, что ли?

Марка так и подмывало крикнуть: «Да!». Он уже и представить себе не мог, что останется в этом сыром каменном мешке хотя бы ещё на день. Нет, он не верил этому потускневшему, при всей видимой развязности чем-то явно подавленному общиннику. Не верил, всеми силами пытался выискать подвох, но рука сама, помимо воли, потянулась за предложенной Розенбергом авторучкой.

* * *

Минуло два месяца. Люди Анания, занимающиеся делом Рубина, не продвинулись вперёд ни на шаг. Ничего не было слышно о письме Фотия. Как в воду канул Марк.

Однажды возвращавшийся с очередного совещания куратор КОС Ананий обнаружил у себя в приёмной Никандра. Одетый в дорогой модный костюм, тот своим видом удивил его: выглядел свежим и собранным. Да и увидеть его в роли смиренно ждущего посетителя было столь непривычно, что Ананию стало немного не по себе. Никандр понял это.

– Найдёшь для меня несколько минут? – поднявшись, спросил он холодно.

– Конечно, – Ананий пропустил его вперёд.

Едва куратор захлопнул за собой дверь, Никандр резко повернулся к нему.

– Ответь, всё это было задумано, чтобы убрать меня?

Ананий застыл на месте, всё ещё держась за ручку двери. Никандр тоже остановился и отрезал ему путь вглубь кабинета. Так что весь их краткий диалог состоялся у двери.

– Что ты? Ты думаешь, что я… – куратор запнулся, не в силах подобрать нужные слова. Губы у него дрожали.

– А что мне думать, по-твоему?

– Я никогда бы… – Ананий рубанул рукой воздух.

Никандр ничего не сказал, отстранил его от двери и вышел.

Ананий прошёл к столу и, швырнув на стол папку с бумагами, упал в кресло. Ему стало душно. Дрожащими пальцами освободился от галстука, расстегнул тесный ворот рубашки. «Надо успокоиться, – думал он. – Чёрт возьми, надо успокоиться!» Он прикрыл глаза ладонью и вдруг вспомнил про Никандра: он ушёл! Надо вернуть, немедленно! Но того уже поблизости не было.

В тот же вечер Никандр, бывший Пастырь общины Фотия, присутствовал на концерте известного пианиста. После концерта вернулся домой и, сидя перед телевизором, выстрелил себе в рот.

* * *

В начале ноября, когда в горах выпал первый снег и море с небом, разом помрачневшие, вымещали злость на побережье, Филипп получил бандероль со штампом Афин. Внутри он обнаружил два конверта: один обычный, почтовый, другой – большой из плотной бумаги. Сверху лежал исписанный кусок обёрточного картона, оказавшийся посланием Марка.

«Привет тебе, назвавшийся Филиппом. У тебя теперь, наверно, неприятности по службе. Но крепись. Выбравшись из Финикии, я, конечно, не собирался больше иметь с тобой и твоими коллегами никаких дел. А уж письма писать и подавно. Однако вышло вот как… Короче – по порядку. Первое время по возвращении я всё пытался засечь ваш хвост, не верилось, что всё так просто. Сам понимаешь. Когда убедился, что его нет (или был?), стал думать, что делать дальше. И тут из газет узнаю, что в Иудее вчистую прогорела одна фирма, где заводилой был один старикашка по имени Цви Шифрин. Понял, да? Тот самый, что в интересующее нас с тобой время был во главе Ордена Соломона. Нашёл я к нему подход. И предложил продать нужную мне информацию, если он ею, ясное дело, владеет. А он, и правда, – владел. И согласился, запросив сумму, которую не называю, чтобы не тревожить твоё воображение. Изыскал-таки я её. И в результате заимел то, что ты можешь обнаружить в большом конверте.

Выходит так, что дело с отцом состряпал Орден. Считали его опаснее Никандра. А Фотия вообще никто не выдавал – сами взяли. Там всё изложено подробно. Теперь далее. Шифрин этот сказал мне, что действительно письмо Фотия к Никандру было, но его, письмо, тогда же у адвоката и отобрали. Шифрин искал его в архиве, но не нашёл. Ещё бы… Оно же в это время уже находилось у меня. Выходит что? Выходит – мне его подсунули. Старик-то лет десять как в отставке, не в курсе нынешних дел. Думал – там письмецо, куда положено… А нет!

И ведь смотри, какая штука. Я же был прав, добиваясь оправдания отца. Прав! А стал пешкой в игре Ордена против вас. Муть какая-то! Да, вот ещё что. Деньги для уплаты Шифрину я довольно подлым образом позаимствовал у своих партнёров без их на то согласия. Теперь надо возвращать. Так что я пока скрываюсь. Знаю своих – они шутят только при хорошем настроении.

Во втором конверте – письмо Фотия. То самое. Не ожидал? Я – тоже. Но пусть будет так.

До едва ли возможной встречи. Сын Урии Рубина Марк»

* * *

Через три дня в выпуске теленовостей передали сообщение о неудавшейся попытке ограбления банка в Эфесе: «Все четверо участников нападения убиты в перестрелке с полицией. Личности выясняются…».

На следующее утро Филипп Розенберг отправился в Главное полицейское управление. За два квартала до помпезного его здания пришлось остановиться и несколько минут ждать, пропуская колонну марширующих по мокрому асфальту юношей в синих куртках. Одним из первых детищ нового Пастыря стала молодёжная фаланга.

В управлении франтоватый ретивый сотрудник показал ему недавно присланные из Эфеса фото. На нескольких снимках Филипп увидел запечатленного в различных ракурсах изрешечённого пулями Марка. Тот лежал на боку в неестественной позе, зажав в руке автомат. Отсоединённый магазин валялся рядом.

– Не успел перезарядить, – кивнул на снимок полицейский, – да и вообще – порядочное дерьмо эти иудейские автоматы. Вы не находите?

– Это точно, – согласился Филипп, – легко засоряются.

* * *

Ананию Филипп передал лишь содержимое большого конверта. Вскоре после этого оба они были вызваны к Пастырю общины.

– Я ознакомился со всем этим, – сказал Елиц, перекладывая бумаги на столе. – Но что же само письмо, где оно?

– Этого мы не знаем, – развёл руками куратор.

– Жаль! А как вы добыли эти документы?

– Удалось подкупить кое-кого из Ордена.

– Молодцы, – на лице Пастыря промелькнула едва различимая усмешка. – Ну, а как твой, – обратился он к Филиппу, – Марк? Сгинул?

– Он умер.

– Вот как! Это точно?

– Абсолютно, Пастырь, – заверил Филипп.

– Тогда что же мы предпримем? А? – Елиц выпрямил спину, сложил руки на груди.

– Я полагаю, – начал Филипп, не обращая внимания на предостерегающий жест начальника, – что теперь есть смысл обнародовать то, что не вызывает сомнения…

– А вот и нет, – возразил Елиц. – Этого-то делать ни в коем случае нельзя. Единственно разве что в случае, когда толпа узнает о письме Фотия. Его вы давайте ищите. Слышишь, Ананий? Ищите!

Он тяжело опустил на стол ладони с растопыренными пальцами, давая понять, что считает разговор исчерпанным.

В коридоре Филипп ожидал нотаций, но Ананий лишь выразительно посмотрел на него и, покрутив пальцем вокруг виска, повернулся и направился к лифту.

* * *

В декабре Филипп Розенберг был в командировке в Афинах. Уже перед отъездом, когда всё необходимое было выполнено, он позвонил с телефона-автомата знакомому ещё по университету журналисту из популярного политического издания.

– У меня тут есть для тебя ужасно занимательная бумажонка, – сказал Филипп после обычных приветствий. – Встречаемся через час. Где и в прошлый мой приезд. Валяй, жду.

Рязань, 1986