Читать книгу Капкан. Роман о том, кто мы есть и как появились - Юрий Дмитриевич Теплов - Страница 6

Часть первая.
Воскресший утопленник
…А следы остаются

Оглавление

1


Калитку Алексею открыла Алена. Распахнула руки навстречу и будто споткнулась.

– Папа, – произнесла, – ты какой-то другой!

Он сам подхватил ее на руки и донес до крыльца, на котором стояли Анюта и Ирина Семеновна. Обе тоже во все глаза смотрели на него, не произнося ни слова. Алексей понимал их: трудно примириться с тем, что человек в его возрасте вдруг резко помолодел, да еще и заметно подрос. Да и ему показалось, что Анюта, хоть и не изменилась, но стала ниже ростом и сравнялась с ним по годам, так что разница в возрасте испарилась, осталась на берегу, где хозяйничал чернокудрый Адидас с биноклем.

– Это я, Анюта, – сказал Алексей.

– Здравствуй, – с некоторой заминкой протянула она руку.

– Мам! – укоризненно произнесла Алена. – Ты, как чужая! – и, видимо, чтобы сгладить возникшую неловкость, добавила: – А у нас, папа, новость. Вот, – показала на пристройку к дому, вход в которую, судя по всему, был изнутри. – Теперь это моя комната, я покажу тебе потом.

– Проходите в дом, – пришла в себя Ирина Семеновна.

За столом все вроде бы нормализовалось. Анюта налила в три рюмочных патрончика водки и в бокал – соку Аленке.

– С приездом! – подняла рюмку Ирина Семеновна.

Алексей пригубил и отставил.

– Что так, Алексей Николаевич?

– Не могу. Выпил свою норму.

– Болеете?

– Наоборот, никаких болячек.

Анюта с сомнением поглядела на Алексея и промолчала.

После завтрака настала очередь подарков. Алена не без удовольствия примерила перед зеркалом все обновки. Довольно равнодушно оглядела золотую цепочку с астрологическим кулончиком и, не примеряя, уложила обратно в бархатную коробочку.

Зато сотовый телефон привел ее в восторг. Она по-детски ойкнула и воскликнула:

– С фотокамерой, мам! Я буду с ним в школу ходить.

– Зачем вы так потратились, Алексей Николаевич? – укоризненно произнесла Ирина Семеновна. – Мы вполне прилично живем. У Анюты зарплата двести долларов. Я двух девочек первоклашек взяла на дополнительные занятия. Тоже заработок.

Когда Алексей выложил на стол керимовскую пачку в банковской упаковке и сказал: «Это Алене на учебу в институте», в комнате воцарилась настороженная тишина. Анюта опустилась на кровать, бабушка прислонилась к дверному косяку. Лишь Аленка отреагировала по-своему:

– Ни фига себе!

– Она поступит в вуз без денег, – тихо проговорила Анюта.

– Да, – подтвердила бабушка, – ее включили в группу особо одаренных детей. Их примут в университет без экзаменов. Даже стипендию сейчас платят.

– Какую стипендию? – удивился Алексей.

– Тысячу тенге из фонда президента.

Он машинально перевел тенге в рубли, получилось двести рублей. Не шибко расщедрился президент, но все же.

Вспомнил, что в прошлый приезд Анюта с беспокойством призналась ему:

– Очень уж легко все Елене дается, – она предпочитала называть дочку Леной, а не Алёной. – Как бы срыв не произошел. Одни пятерки в школе получает. В кого она такая?

Да, способностями Бог дочку не обделил. Из первого класса ее перевели сразу в третий, из третьего – в пятый. В четырнадцать лет кончит среднюю школу…

– Деньги все равно пригодятся! – поставил точку Алексей.

– Откуда столько? – чуть ли не шепотом спросила Анюта.

Он уловил мелькнувшую в ее голове мысль: «Господи! Неужели украл?»

– Не украл и банк не ограбил, – ответил Алексей. – Заработал.

– Где?

– На выборах в Госдуму, – нашелся он. – Писал одному кандидату в депутаты статьи и выступления.

Сказанул и подумал: как он раньше не догадался зарабатывать таким образом? Деньги там крутятся огромные и шальные, пиарщики хапают их сотнями тысяч. Нашлась бы и для него маленькая ниша… Ирина Семеновна будто подслушала:

– Оно так. Тупое жульё во власть лезет. Потому я и не хожу на выборы.

– И напрасно, – вмешалась Аленка. – Если избирателям объединиться, ни один жулик не пролезет. Все! Конец дискуссии! Я забираю папу на экскурсию по нашим владениям.

Дверь в пристройку вела из коридора.

Переступив вслед за дочерью порог, Алексей оказался в небольшой комнате. Воскресное утро было солнечным, не в пример хмурой осенней Москве. Лучи, как шпаги, щедро проникали сквозь раскидистое вишневое дерево в большие окна с раздвинутыми шторами. Комната выглядела торжественно и празднично. Одну стену занимали полки с книгами, у другой стоял диван, застланный пледом тигровой окраски. На широком письменном столе покоились монитор и принтер, сбоку на полке – процессор, на котором лежала «Новейшая энциклопедия персонального компьютера».

– Между прочим, у нас Интернет есть, – сказала Алёна. – В сети можно найти реферат по любой теме. Но я не пользуюсь ими: компиляция на тройку с минусом. Сама пишу. И еще у меня есть секретный файл. Даже мама о нем не знает. Хочешь, покажу?

– Хочу.

Она включила компьютер и погнала мышкой курсор с такой скоростью, что Алексей никак не мог уследить за последовательностью операций. Наконец щелкнула на файле с названием «Следы», и на экране возник текст.

– Садись, – уступила ему место дочь, – прочитай начало.


«Лена вдруг почувствовала, что может летать. Она легко оторвалась от земли и воспарила. Внизу остался зеленый холм, и появилось спокойное озеро, источавшее тихую музыку. Посередине замер зыбкий плавучий островок, на котором ей пришлось провести долгую тревожную ночь. Спасибо тебе, островок, и прощай!

Ее путь лежал к снежным горам. Там, на склоне Чон-Кемина, прятался хитрый карлик, заманивший маленького инопланетянина в свою пещеру. Теперь она знала, как справиться с карликом и освободить пришельца…»


Алексей оторвался от текста. Что-то знакомое почудилось ему в описании. Нет, он никогда его не читал и не слышал. Ощущение было такое, что он видел когда-то и музыкальное озеро, и островок на нем. Хотя такого просто не могло быть.

– Что это? – спросил он Аленку.

– Сказка.

– Кто автор?

– Я. Ну, как тебе?

Он внимательно поглядел на дочь. Поднялся со стула, прижал к себе темную головку, вздохнул и, не покривив душой, вымолвил:

– Классно написано. Ты выведи мне весь текст. Хочу прочитать не торопясь.

– Ладно.

– А почему файл называется «Следы»?

– Понимаешь, пап, следы – это то, что остается на земле после каждого живущего. Человека уже нет, а его следы остаются. Вдруг мои сказки станут моими следами? – Она театрально подбоченилась. – Ну, что? Не умрет твоя дочь от скромности?

– Не умрет, – с непонятной грустью ответил он.

День пробежал в необременительных хлопотах.

Пока бабушка занималась с девочкой-первоклассницей, они втроем перекопали грядки маленького огородика и вырезали старые стебли малины. Все это время Алексей ощущал отстраненность Анюты. Внешне оно никак не проявлялось, но он чувствовал нутром, и отстраненность слегка тревожила его.

Незаметно подкравшийся вечер нахлобучил на город темную тучу, грозившую пролиться неслабым дождем. Появившаяся на крыльце Ирина Семеновна кликнула дружную команду ужинать.

Вчетвером они чуть разместились в маленькой кухоньке. Ирина Семеновна напекла пышных пирожков с ливером и уставила стол овощными салатами.

– Выпивать будешь? – неуверенно спросила Алексея Анюта.

– Ты же знаешь, мам, – ответила за него Аленка, – папа теперь совсем не пьет.

Больше вопрос о выпивке не поднимался. После ужина Аленка, перемыв посуду и дождавшись, когда бабушка устроилась в своей комнате перед телевизором, заявила:

– Я – в свою келью, родители. Занимайтесь, чем нравится, мешать вам не буду…

Спальня Анюты ничуть не изменилась. В ней по-прежнему стояли вдоль стен две кровати, ее и Аленкина, хотя у дочери был в пристройке новый персональный диван. Что-то тормозило их, заставляло не спешить забираться под одеяло. Сидели рядком на разобранной постели, хотя Анюта и погасила свет. Наконец, она спросила:

– Скажи, Алеша, что произошло с тобой? Почему ты внешне так изменился?

– Не знаю, Нюрочка, – он называл ее так в минуты близости, и ей это нравилось. – Случилось то, чему нет объяснения.

– А ты не объясняй, просто расскажи.

– Я беспробудно спал в палатке почти три месяца. Это случилось на острове, куда отправился на рыбалку. Приехал летом, а проснулся осенью. Меня даже успели похоронить.

– Как это?

– Выловили какой-то разбухший труп и решили, что я: опознать-то невозможно.

– Ты стал моложе и выше, – произнесла Анюта.

– Что стряслось со мной – нет ни версий, ни догадок.

Он не стал сообщать ей, что может теперь слышать мысли других людей. Таким признанием можно напугать. Не стал рассказывать ни про топтунов, ни про неудавшееся покушение в метро – к ней это вообще не имело никакого отношения. Сказал:

– Принимай таким, каким стал. Если ты, конечно, не против.

– Не против.

По крыше и по оконному стеклу забарабанил дождь. Они не слышали монотонного шума дождя. Она, задыхаясь, бормотала какие-то слова. Каждая клеточка ее тела откликалась на его движения, а шепот заставлял не торопиться, чтобы отодвинуть опустошительное мгновение…

Дождь продолжал дробно стучать в окошко. У него была своя музыка, не такая, как музыка озера из Аленкиной сказки, но тоже навевающая душевное успокоение. Сон Алексея был безмятежным, как у младенца. Проснулся он, когда Анюта уже завтракала на кухне. Аленке надо было в школу во вторую смену.

– Разбудишь ее через полчаса, – наказала перед уходом Анюта.

До школы они с дочкой успели съездить на дребезжащем автобусе в салон сотовой связи. Дочка со знанием темы выспросила у щеголеватого продавца всё о фирмах, обеспечивающих связь, и дополнительных услугах, предоставляемых клиентам. Алексей только дивился, слушая их вполне профессиональный разговор. Выбрала оператора, тариф, попросила включить роуминг и еще какие-то непонятные для Алексея услуги. На телефонный счет он положил двести долларов, и продавец сделался противно угодливым.

Пообедав, Аленка сбежала в школу, и Алексей почувствовал себя отъявленным бездельником, пока не вспомнил о компьютере в пристройке. Единственное, чему он научился за много лет, это включать и выключать умную электронную машину, входить в WORD и набирать текст.

Компьютерная энциклопедия была написана довольно понятным языком. Не сказать, что скоро, но он все-таки разобрался в многочисленных значках. Особенно много их скрывалось за надписью «Сервис». Компьютер предоставлял возможность не только набирать и править текст. Электроника сама исправляла в тексте ошибки, расставляла знаки препинания и подчеркивала корявые фразы.

При чтении энциклопедии встречались и малопонятные страницы. Алексей их бессовестно пропускал и задерживался лишь на тех, что можно было потрогать с помощью мышки и клавиатуры. В Интернет попал случайно, когда курсор остановился на еще не опробованном иероглифе, и он щелкнул мышкой. После быстрой смены картинок экран заполнила новостная информация.

Алексей без особого интереса и мельком пробежал ее. Задержался лишь на одной, в разделе «Криминал». Среди информации о пожарах и ограблениях, он углядел короткое сообщение. На железнодорожном перегоне Джалагаш – Кара-Кеткен путевой обходчик обнаружил труп в трусах и в майке. По одной из версий, мужчина кавказской национальности, будучи в изрядном подпитии, выпал из проходившего поезда. Документов при нем не обнаружено. Неподалеку от трупа был найден розовый женский чувяк 39-го размера. Однако тело его хозяйки отсутствовало, что наводит на определенные размышления. Возможных свидетелей инцидента, ехавших в поезде, полиция просит откликнуться и позвонить по телефону…

Быстренько же нашли Керима, подумал Алексей. Кроме тапочка, должен обнаружиться и дорогой чемодан. Видимо, обходчик постеснялся сообщить еще об одной находке, решил оставить ее себе. Происшествие – явный висяк, потому что свидетели никогда не откликнутся, даже если что-то и знают. А уж кредитно-финансовая любительница дорожных приключений – тем более…


2.


У Юсупа словно жало засело в печенках. Вскидывал глаза на Заурбекова и тут же опускал их. Высоко забрался земляк. По виду и не скажешь, что родился в горном кишлаке. Не худой, не толстый, всегда в костюме, в белой рубашке с галстуком и при ментовской охране, он походил на дипломата, каких показывают по ящику. Губы только подкачали, не губы, а трещина вместо рта – ну, прямо невозмутимая с виду кобра, готовая в неуловимом прыжке вонзить свой ядовитый зуб в тело жертвы.

Заурбеков хмуро и недовольно слушал своего бочкотелого подручного, а когда тот отвлекся, поторопил:

– Давай по существу, Юсуп! Твоей шестерке можно доверять?

Юсуп усердным киванием подтвердил надежность шестерки. И добавил:

– Серый сказал, что с Утопленником были пять спецназовцев и одна баба.

– Что за баба? Молодая, старая, как выглядит?

– Выглядит кошелкой. Представилась бухгалтершей. Зовут – Майя Эдуардовна. Ехала в одном купе с Утопленником. Потом легла под Керима.

– Ну?

– Керим договорился с проводником. Тот перевел Серого в купе, где ехал Утопленник. Потом появились его люди. Они вывели его в тамбур и выкинули. Ему повезло, скатился в болото.

– А Керим?

– Серый его больше не видал. По казахскому телевизору показали его труп у рельсов.

– Достань эту бабу, когда вернется. И вытряхни из нее все потроха.

– Сделаем.

– Сколько ты отправил казаху?

– Сто девяносто штук на кредитке. Десятку он просил прислать налом. Бабки накрылись вместе с Керимом. Исмагилов звонил, требует оплатить обе фуры.

– Это меня не касается, плати, раз прокололся.

Юсуп торопливо кивнул, что означало готовность заплатить.

– Что твой недоумок еще говорил об Утопленнике и о его бойцах?

– Про Утопленника – ничего. А один из бойцов, когда сунул Серому в ноздрю фитиль, показал на заклепку в потолке около плафона и сказал, что это глазок видеокамеры.

– Когда же успели вмонтировать в купе видеокамеру? Ты говорил, что билеты взяли перед отходом поезда!

– Перед отходом. Подставили, суки! На мыло кассиршу пущу!

– Значит, тебя и твоих людей уже пасли. А ты куда смотрел?

Юсуп вытаращил лупастые глаза и сглотнул образовавшийся в горле комок. Однако возразить не решился, да и не было смысла возражать. Долг казаху он, конечно, покроет. А как оправдаться перед Зурабом? По раскладу получается, что его самого и его быков пасли уже здесь. Видать, за Утопленником большие люди стоят, и непонятная контора. Зурабу ничего не стоит закатать в асфальт даже министра, не только его, Юсупа.

– Давай, Юсуп, по деталям – все, что связано с Утопленником. Как он на тебя вышел?

– Через Клима. Он бригадир по дури. Охмурял пацанов в одном подъезде. А там, оказывается, Утопленник живет. Вышел и велел валить из подъезда. А когда Клим на него попёр, сказал, передай, мол, привет Юсупу.

– Фамилию его узнал?

– Усольцев. Алексей Николаевич.

– Из какой конторы?

– Никто не знает. Я решил его, это, замочить. Но его быки…

– Быки у тебя, у него – пехота, – брезгливо бросил Зураб.

– Ага, пехота. Сперва они оставили без штанов бригадира уродов с напарником.

– Опустили что ли?

– Нет. Без штанов гулять отправили. Потом Утопленник появился в госпитале у писаки, который расколол нашу стриптизершу. Я подослал к нему своего спеца по несчастным случаям. Спеца толканули под электричку в метро. Стриптизершу мы сделали чисто. И тут узнали, что Утопленник взял билет в Алма-Ату. Там у нас свой интерес, и я послал Керима с Серым этим же поездом к Исмагилову, чтобы тот взял Утопленника на себя. Кто же знал, что он не один едет!

– Установил, где он находился после того, как его похоронили?

– Прокачали одного книжника, он под нами ходит. Книжник сказал, что Утопленник – как бы писатель, проходил курс омоложения в Тибете.

– Где? – Зураб не смог скрыть удивления.

– В Тибете. И здорово омолодился.

– Ты в эти сказки поверил?

– За что купил. Книжник давно под нашей крышей. Он Утопленнику бабки отстегнул за то, что тот назвал ему человека, засланного конкурентами. И даже нашего человека указал. Все знает про его книжную фирму, куда левый груз отправлял, сколько.

– Издатель не догадался записать разговор на диктофон?

– Нет. Но сказал, что Утопленник любит деньги.

– Передай издателю, чтобы не жмотился. Пообещай снизить ясак за крышу. Купить такого информатора – многого стоит.

Юсуп перевел дух: сегодня в асфальт не закатают. А завтра – на все воля Аллаха.

– Будет исполнено, – ответил.

– С кем Утопленник живет?

– С женой и сыном. Жена – баруха нашего адвоката.

Зураб поморщился, но промолчал. Юсуп терпеливо ждал, что скажет босс.

– Пусть адвокат поспрашивает ее про Тибет. Возможно, это кодовое название спецслужбы.

– Ничего она не знает. Он скрыл от нее ту свою командировку. Потому и похоронила его, как утопленника. Она и сейчас не в курсах, где муж. Сказал ей, что уезжает в командировку, а куда – не доложился.

– Слушай сюда, Юсуп. Будем считать, что твой Утопленник из спецслужбы. Какой конкретно – постараюсь узнать. Ты возьми под наблюдение его квартиру.

– С нее глаз не спускают.

– Проворонишь Утопленника – сам знаешь, что будет. Его жену и сына пока не трогай. Это запасной вариант.

– Баба на запасной не годится. Она теперь, как мышь в когтях кошки. Утопленник только рад будет, если мы ее того.

– Не перебивай, Юсуп! Брось на него все силы. И доставь живым в психушный санаторий. Живым, понял? Хочу с ним поближе познакомиться. Всё, ступай…

«Бека из себя строит, – думал Юсуп, возвращаясь от хозяина. – Познакомиться, видишь ли, с Утопленником хочет! Керим уже познакомился»…


Алексей и не подозревал, что стал причиной хоть и узкого, но важного совещания столичных авторитетов. Он полностью погрузился в приятное времяпровождение. Дни то ли летели, то ли ползли – не понять было. Но все они были насыщены покоем.

Анюта ходила по часам на работу. Аленка занималась сразу кучей дел: олимпиадами, школьными капустниками, сочинительством и еще с рвением постигала казахский язык, ставший обязательным в учебных заведениях республики. Алексей же с интересом, о котором даже не подозревал, штудировал компьютерную энциклопедию.

Иногда они с Аленкой отправлялись в парк Горького и успевали до школы покататься на лодке. Заканчивали прогулку в уютном кафе, где он пододвигал ей меню и предлагал сделать заказ. В общем, беззаботно тратили доллары ласкового Бычка, обмененные на казахские тенгушки.

Анюта смотрела на их расточительство сквозь пальцы, а по воскресеньям, махнув рукой на домашние дела и не обращая внимания на укоризненные взгляды Ирины Семеновны, составляла им компанию и даже сама пыталась поучаствовать в тратах.

В один из дней Алексей вдруг обнаружил, что его способность улавливать мысли собеседников отчего-то улетучилась. Во всяком случае, при общении с Анютой или с Ириной Семеновной его мозговой приемник бездействовал. Может быть, в нем просто не было надобности? Или настройка его позволяла читать только скрытые мысли? А когда скрывать нечего, приемник самовыключался?

С Аленой они понимали друг друга без слов. Иногда он собирался что-нибудь спросить у нее и уже знал, что она ответит. И она временами отвечала, даже не успев услышать вопроса. Но происходило это как бы само собой и не вызывало удивления ни у нее, ни у него.

Оставили его в покое и странные ночные видения. Только однажды ему привиделся под утро длинный и странный сон. Анюте в тот день надо было срочно закончить какие-то бухгалтерские расчеты, и она поднялась, не потревожив Алексея, еще до рассвета. В том сне не было ни смутно помнившейся ему зеленоволосой женщины в голубоватой с переливами одежде, ни льющейся со всех сторон успокаивающей музыки.


Человек в белом хитоне, со спутанными волосами, спадавшими на плечи, стоял в большом сумрачном зале с высоким лепным потолком, скульптурным ансамблем и амфорами, источавшими благовоние. Сумрак разгоняли лишь горевшие по углам светильники. Перед ним в глубоком кресле сидел одетый в черную мантию с красным подбоем грузный мужчина. По его левой щеке время от времени пробегал тик. Он встряхивал головой, словно прогонял боль или раздражение, и тяжелым взглядом сверлил стоявшего перед ним худого человека. Тот смотрел на него с грустной покорностью и сочувствием. Наконец, тихо произнес:

– Ты болен, прокуратор. Закрой глаза и представь гладь озера.

Прокуратор послушно смежил веки. Через минутное время открыл их. Прислушался к себе. Еле заметная улыбка тронула его полные губы.

– Ты искусный лекарь, Иешу.

Человек в хитоне согласно кивнул.

– Даже моя жена называет тебя праведником.

– Я, как и ты, подвержен искушениям.

– Первосвященники и старейшины обвиняют тебя, Иешу, в осквернении святынь, поругании синедриона и подстрекательстве к бунту.

Прокуратор смолк, пытливо оглядел лекаря, спросил:

– Знаешь ли ты, кто тебя предал?

– Да, Иуда из Кариота.

– 30 сребреников – цена твоей головы.

– Он поступил так не по своему разумению и не по своей воле.

– По чьей воле?

– Ему ниспослано свыше.

– Ты веришь в это?

– Верю в то, что знаю.

– Что ты знаешь?

– Истину. Взгляни, прокуратор, те, что глаголют истину, судимы теми, кто имеет власть.

Прокуратор встал с кресла. Прошелся по залу. Остановился подле пленника.

– Известно ли тебе, что на пасху я имею право помиловать одного из преступников?

– Ты помилуешь разбойника Варраву.

– Почему так считаешь?

– Ты не властен над своим духом и своим словом, правитель.

– Ошибаешься. В моей власти распять тебя или отпустить.

– Нет. Сие предписано свыше.

Прокуратор смолк, опустил взор. Снова сел в кресло. Вздохнул.

– Ты прав. Правитель тоже подвластен, и его слово может статься бессильным. Разве ты не боишься смерти, Иешу?

– Я не умру.

– Над смертью никто не властен. Сейчас все улицы заполнены ордой обезумевших людей и шпионами синедриона. Они жаждут твоей смерти.

– Их прозрение наступит позже.

– Для тебя нет иного спасения, как побег до рассвета. Ты знаешь дорогу к границам этой проклятой страны. У меня есть верный отряд конных стражников. Они уведут тебя от опасности. Что скажешь на это?

– Не жалей меня, прокуратор. Отдай преторианцам…

Светильники разом погасли без чьего-либо вмешательства. Потолок зала исчез, обнажив бесконечность звездных миров.

Открылся поросший терновником холм. У его подножия, на усыпанном белой галькой ровном плацу, выстроились подковой преторианцы с короткими мечами в ножнах. Несмотря на ранний час, ближние и дальние подступы к плацу были заполнены народом, местным и пришлым к пасхальному торжеству, шумливым и безголосым, жаждущим крови и трепетным от бессилия. Сквозь равномерный гул иногда прорывались выкрики: «Иешу!». На склонах холма расположилась знать. Первосвященники и старейшины укрывались от нескромных глаз за бамбуковой шторой трибуны.

Все взгляды были направлены на человека, стоявшего перед строем преторианцев. Но он, словно не видел никого, и, казалось, совсем не испытывал страха. Тронул руками куст колючего терновника и обратил взор к небу. Взошедшее из-за холма солнце осветило его худое лицо, и стало видно, как беззвучно шевелятся губы.

Шлемы солдат сверкали в лучах светила. На смуглых лицах вспыхивали, гасли и снова вспыхивали усмешки. Солдаты жаждали зрелища. Они словно бы ждали подсказки или сигнала от полного человека в темном капюшоне, в котором без труда угадывался священнослужитель. Но тот, опираясь на трость, сохранял отстраненный вид. Наконец, он сделал еле заметный знак правофланговому.

Шестеро в блестящих шлемах приблизились к человеку в белом хитоне и сорвали с него одежду. Гул толпы на мгновенье смолк, но сразу же снова прокатился из конца в конец. Иешу так же смотрел на небо и шевелил губами, будто испрашивал благословения.

Один из солдат обошел его и стал ломать терновые ветки, сплетая из них венок. Закончив плетение, он небрежно нахлобучил венок на голову обнаженного человека и, скалясь, бухнулся перед ним на колени. Его примеру последовали остальные и разноголосо загнусавили:

– Радуйся, Царь Иудейский!

Толпа загудела сильнее. Невозможно было разобрать, что означает тот гуд: негодование ли, одобрение ли. Когда он пошел на убыль, воздух разрезал горестный женский вопль. Он ровно бы подтолкнул преторианцев. Они вскочили с колен, стали плевать на обнаженного Иешу.

Только тут пленник взглянул на своих мучителей. И улыбнулся. Первосвященник в балахоне выкрикнул что-то неразборчивое. Строй, а затем толпа подхватили выкрик, и тогда явственно прозвучало:

– На Голгофу!..


У Алексея было ощущение, что его разбудил именно этот выкрик. Некоторое время он лежал без движения, осмысливая то, что ему привиделось. Сон, как сон. Он помнил его до мельчайших подробностей. Странность состояла в том, что привиделся ему библейский сюжет, о котором он знал лишь понаслышке: пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат, христопродавец Иуда, Голгофа, распятие Христа. Вот и всё! Во сне же возникла объемная картина, с деталями местности и одежды, прописанными, как на полотне живописца.

Может быть, он все же читал когда-то об этом? Или же отложилась в памяти картинка из Библии, которую он, не особо вдумываясь, перелистывал когда-то в досужие часы и лишь иногда задерживался взглядом на текстах?

Он отбросил гадание на кофейной гуще, нехотя встал и прибрал постель. Однако что-то свербило в груди, и это что-то было завязано на увиденный сон, на Москву, на Остров. Будто что-то нашептывало ему: «Отпуск закончился, пора! Тебя ждут, возвращайся!». Куда возвращаться? К кому? Зачем? Кто ждет? Он прекрасно чувствовал себя рядом с Аленкой и Анютой, ему совсем не хотелось покидать их. Но все равно расставание надвигалось, как неотвратимость.

И он объявил о завтрашнем отъезде сначала Аленке, затем Анюте.

– Я понимаю, папа, – сказала дочка. – У тебя в Москве тоже семья. Да и дела твои все там. Когда уедешь, думай обо мне, а я буду думать о тебе. Станем общаться, как телепаты.

Анюта отреагировала по-другому:

– Тебе с нами плохо, Алеша?

– Хорошо.

– Зачем же так быстро уезжаешь? – Лицо ее стало жалобным, как у не оправдавшего доверия взрослых ребенка. – Ты всего две недели с нами побыл!

При этих словах Алексей уловил ее мимолетную мысль: «Наверное, в последний раз приезжал. Недаром привез такую сумму».

– Дела накопились, Анюта, – попытался он оправдать свой поспешный отъезд.

Но даже себе не мог объяснить, что за дела его ждут. Хотя нисколько не сомневался, что так оно и есть.

– Может, самолетом полетишь? – робко предложила Анюта. – А трое суток с нами побудешь?

– Конечно, самолетом, – с облегчением согласился он.


3


Три дня миновали для Алексея, словно их и не было. Он не позволил Алене и Анюте проводить себя в аэропорт, провожание – вещь томительная и беспокойная. Стоя у калитки, они лишь помахали вслед увозившему его такси.

Рейс на Москву задерживался в связи, как извещало световое табло, «неприбытием самолета». Алексей купил в буфете бутылочку апельсинового сока и занял пустовавший столик у ширмы, отгораживающей питейное заведение от снующих пассажиров. Ему хорошо были видны две стойки регистрации, и оба выхода: из зеленого и красного коридоров.

По соседству, в одиночестве и без аппетита жевал бутерброды курносый парень. На полу стояла видавшая виды спортивная сумка. Похоже, парня что-то беспокоило. Он автоматически взглядывал на часы, будто ждал чужую жену, обещавшую его проводить.

У самого выхода пристроился за столиком полный казах с кулаками размером с дыню-колхозницу и одутловатым лицом, на котором выделялись неестественно красные губы. Свой кумыс он уже выпил и теперь стриг глазами очередь на регистрацию. Этот явно был в аэропорту с каким-то заданием. И не один. Еще четверых топтунов в цивильной одежде и без багажа Алексей заметил чуть раньше.

Они следили за посадкой на Самарский рейс и топтались у регистрационной стойки «Алматы – Екатеринбург». Время от времени бросали взгляды на красногубого казаха. Тот хмуро и недовольно качал головой. Алексея эти игры не касались, но все равно он взял их на заметку, потому что ощутил еще чье-то заинтересованное внимание к происходящему. Но как ни пытался, не мог определить, от кого исходила эта заинтересованность.

Диктор объявил, что заканчивается регистрация пассажиров, вылетающих в Екатеринбург. Оставив недоеденные бутерброды, курносый парень подхватил сумку и ринулся на регистрацию. Георгий увидел, как он протянул паспорт с билетом. Регистраторша долго изучала билет, затем посмотрела его на свет. Четверо топтунов мгновенно двинулись к парню. Красногубый оттолкнул от себя столик, торопливо, но, не теряя значимости, зашагал к ним. Парень что-то объяснял регистраторше. Красногубый, подойдя, прервал это объяснение ударом по почкам без замаха. Парень согнулся, но удержался на ногах. Потом резко и неожиданно распрямился, врезал стоявшему сзади топтуну пяткой между ног и мгновенно послал кулак в физиономию Красногубого. Тот опрокинулся навзничь. Народ вокруг зашумел, набежали и забалабонили зеваки. Красногубый выплюнул два зуба, нечленораздельно промычал, приподнялся, повёл мутными глазами вокруг. Потрогал распухшие губы, из которых сочилась кровь.

– Вяжите его! – выкрикнул неожиданным фальцетом.

На парне повисли трое, завернули руки, и тут же щелкнули браслеты. Но он еще одного достал ногой, так, что тот опрокинул регистраторшу и кулём свалился на нее. Она истошно завопила и продолжала вопить, пока не выбралась из-под незадачливого топтуна.

Парня повалили, спеленали, прислонили к металлическому барьеру.

Толпа расступилась, пропуская полицейского чина в генеральских погонах, важного и без признаков шеи. Он выглядел колобком, напялившим чужое обмундирование. За генералом вышагивал высокий сутулый казах под руку с юной черноволосой красавицей, ухоженной, как дорогая кукла. Генерал спросил Сутулого:

– Он?

Тот согласно кивнул, подошел к парню, укоризненно оглядел его и глухо сказал:

– Отдай баксы, Рысь. И катись в любую сторону.

– Нет у меня твоих баксов.

– А где они?

– Генеральный прокурор знает.

– Какой прокурор! С ума сошел, Рысь!

– Твоих денег я не брал, – слово «твоих» парень произнес с нажимом.

– Ладно. Дожуём до понедельника.

– Жуй, пока не подавишься.

Сутулый повернулся к генералу:

– Выбей, – сказал и, помолчав, добавил: – Потом пришли его мне.

Алексею определенно понравился курносый мордобоец. Неторопливо покинув столик, он прихватил свой баул и приблизился к сдвинутой стойке регистрации. Женщина-куколка, спутница сутулого казаха, придвинулась вплотную к парню, какое-то время пристально вглядывалась в его лицо. В ее взгляде даже читалось сочувствие. Топтуны подтолкнули парня и увели. Генерал спросил Сутулого:

– Двадцать процентов, как договаривались?

– Да.

– Ты сейчас к себе?

– Нет. Доктор прилетает московским рейсом.

Алексей уловил, что при слове «доктор» в голове генерала промелькнули долларовые купюры в банковской упаковке. А узкоглазая дива мысленно увидела мужчину с породистым лицом, шишковатой плешью и в очках в золотой оправе. В ее видении мужчина поднял руку и влепил пощечину, заставившую диву шлепнуться на диван. Мелькнуло в ее голове и исчезло, не заинтересовав Алексея. Но курносого парня ему было жалко.

На казахском, русском и английском сообщили, наконец, о прибытии московского рейса. Однако регистрацию на него объявлять не спешили. И Алексей снова уселся за столик. На выходе из зеленого коридора первым из пассажиров показался Доктор. Алексей признал его по видению, возникшему в голове спутницы сутулого казаха. Рядом с Доктором шагал спортивно-интеллигентный типчик с умным, обрамленным аккуратной бородкой лицом и с дипломатом, пристегнутым к руке цепочкой. За ним шел, даже не шел, а плыл с объемным пакетом юнец с физиономией, скопированной с мыльной этикетки.

Сутулый сделал пару шажков навстречу Доктору, протянул ему руку, прошептал что-то на ухо, кивнув на спутницу, скромно державшуюся за его спиной. Та вышла вперед, приветливо заулыбалась, склонилась в полупоклоне. Прибывший даже не взглянул на нее. Только укоризненно покачал головой в адрес Сутулого. В этот момент его окликнул показавшийся из служебных дверей безшеий генерал-колобок. Остановив жестом свою кожаную свиту, генерал подкатился к Доктору, цепанул взглядом типчика с дипломатом. Отвел Доктора в сторонку, произнес пару слов. И все проследовали на выход. За ними на почтительном удалении двинулись сопровождающие. Что-то подтолкнуло Алексея, и, чуть помедлив, он направился следом…

В те минуты он не знал, да и не мог знать, что его личностью заинтересовались серьезные люди из одной сверхсекретной организации под кодовым названием БД-7. Аббревиатура означала «Белая дача, седьмой участок». Но к огородничеству и садоводству она никакого отношения не имела.

Капкан. Роман о том, кто мы есть и как появились

Подняться наверх